Джонни Сильверхенда больше нет. И Ви просто не мог в это поверить. Он не то чтобы рад, не то чтобы расстроен, скорее, понял, насколько непривычно слышать тишину. Просыпаясь каждое утро, Винсент заходил на кухню и заваривал кофе (если эту парашу можно называть так) и ждал, когда перед ним появится Джонни и кинет что-то насчет утреннего стояка, начнет комментировать его сны или просто забивать его голову хренью, но этого не происходило. Не произошло и через месяц. Винсента охватило отчаяние, в котором смешалось и облегчение, и гнев, а еще — страх. Страх, с которым он встретился не лицом к лицу, а поцеловался взасос и дал себя отодрать. Сильверхенда действительно больше нет и Ви не знал, смог ли он этому порадоваться. Он стал для него ближе, чем кто-либо, ведь никто раньше не жил в его квартире, не сопровождал в тяжелые вечера и не шептал на ухо о том, что Ви должен выжить. И выжил…
Нет, Винсент уверен, что Джонни до сих пор в его голове. Просто молчит. Может, обиделся? От мыслей его отвлек звонок Джеки, который напомнил, что они, вообще-то, договорились встретиться этим вечером, а Ви все еще нет на месте. Он вышел из квартиры и побрел вниз, к лифту, спускаясь, заметил друга, который стоял около его машины. Это было очень кстати — ноги у Ви после последнего заказа не то что болели, а словно жили отдельной от туловища жизнью. Джеки хлопнул его по плечу.
— Как дела у самого крутого наемника Найт-Сити? — он улыбнулся, открывая дверь для Ви. Наемник устало улыбнулся.
— Как и были, Джеки, стабильно хуево, — Винсент сел в машину, а Уэллс присел за руль. — Как Мисти?
— Как Афродита, — по выражению его лица было видно, как его радует упоминание Мисти. И Ви был непременно рад за друга, ведь у него все получилось. В отличие от него. — А ты, Ви? Мне казалось, ты нравишься Панам, ну, той самой, о которой ты говорил, — Джеки медленно поехал, а Винсент просто не спрашивал, куда.
— Нет, — он откинулся на спинку кресла, — мне никто не нужен.
— Ты такой кислый с тех пор, как из тебя извлекли биочип, — заметил Джеки. — Тебе все еще плохо или чип извлекли слишком поздно?
Вечерний Найт-Сити, о, он выглядел необычно. Высотки с надписями «Арасака» сменялись другими, где-то громко играло радио, люди возвращались с работы или, наоборот, опаздывали на нее, многие еле волочили ноги по тротуарам и в воздухе стоял дым от сигарет и выхлопов, особенно много его было на последних подъездах к центру — запах казался тошнотворным. Воздух казался густым и тяжелым и вдобавок к этому каким-то липким и холодным, что особенно чувствовалось в разреженном вечернем ветерке. Погода стояла ясная, но все вокруг вызывало чувство безнадежности и тоски — небо над головой, асфальт под ногами, ветер в волосах и тяжелый дух в легких. Яркие неоновые панельки вокруг цепляли взгляд глаз, тут же гаснув.
— Нет, все прошло удачно, просто, — начал Ви, задумываясь, стоит ли говорить об этом с Джеки. Ему не очень хотелось раскрывать ему свою «тайну», особенно если учесть его повышенную эмоциональность и не только.
— Просто что?
— Просто… Я просто, кажется, влюблен в Джонни Сильверхенда… — вдруг Уэллс резко притормозил, посреди дороги, так, что чуть не сбил какого-то корпората, который переходил дорогу перед ним. Ви бросило вперед, отчего он нахмурился, кидая недовольный взгляд на друга.
— Joder, Ви! Что значит «кажется»? — Джеки снова нажал на газ, видимо, немного отойдя от такой неожиданной новости. Его руки непроизвольно сильно сжимали руль. — Не хочу тебя обижать, amigo, но Джонни Сильверхенда давно не существует и он был лишь галлюцинацией в твоей голове, — он сочувственно глянул на него, — а ты влюбился в него и, как по мне, — Уэллс покрутил пальцем у виска, на что Ви хмыкнул, — это нездоровое дерьмо, понимаешь, о чем я?
— Примерно, — Винсент отвернулся, смотря в окно также, как и до этого. В его взгляде читалась тоска. Он видел ее в собственном отражении стекла. Эти глаза — это был водоворот переживаний, темных и непонятных, словно погружение в саму душу: захлестнувший их океан сомнений и нахлынувшего отчаяния по чему-то оставленному. Винсенту не хотелось произносить даже слово «любовь», хотя оно, возможно, было самым верным описанием происходящего, и оттого его слова прозвучали дико.
— Забудь, Ви, ты жив, а этот хрен давно нет, поехали, оттянемся в «Посмертии» с девочками, выпьешь коктейль Сильверхенда, если уж на то пошло, покурим, отдохнем. Ты как? — он улыбнулся, толкая наемника.
— Ты же теперь с Мисти, какие девочки? — Винсент хохотнул.
— У меня никаких, я про тебя! — оба громко засмеялись и Ви решил, что вечер в баре с другом ему точно не помешает. Особенно сегодня. Пусть будучи пьяным он превращался в шизофреника, которому повсюду мерещится рокербой, выдыхая несуществующий дым, от несуществующих сигарет, своими несуществующими легкими…
В «Посмертии», как всегда, царило все то же, что могло царить при Бестии. Фиксерша сидела одна, никого к себе не подпускала и хлестала виски. У нее сегодня нет настроения. Впрочем, как обычно. Сев за барную стойку, Ви встретился глазами с Клэр и мило поздоровался, согнувшись в три погибели. Джеки сразу же заказал себе выпить.
— Ты что будешь? — Спросил Уэллс, заранее зная ответ.
— Дай мне одного Джонни Сильверхенда, Клэр, — расстроенно проговорил Винсент, а она в ответ лишь молча стала делать коктейль, обеспокоенно поглядывая на друга. — Как у тебя дела? — через некоторое время спросил он. Клэр сосредоточенно смешивала лед в стакане.
— Да все ровно, не переживай, потихоньку, полегоньку, как говорится, — Клэр улыбнулась, протягивая стакан с Сильверхендом. Ви уж было хотел потянуться в карман за купюрой, но рука барменши его остановила. — Сегодня за счет заведения. Я же вижу, как погано у тебя на душе.
Не поспоришь. Залпом Ви опустошил стакан и не пришлось даже просить повторить. Ему налили снова. И снова. И снова. Ви едва справлялся с собой. Когда звенели бокалы, стаканы, сердце его провалилось в бездну. Он и сам уже не понимал, что больше всего поражает его — пенная влага в стакане или хмельной запах цитрусовых. Впрочем, Винсент вряд ли смог бы сформулировать это внятно. Все было слишком сложно. Он даже не вполне понимал для себя самого, какое из ощущений было первичным, а какое вторичным. Что было сильнее: алкоголь или печаль? И то и другое было одинаково невыносимо, но почему-то он все еще пил и пил, захлебываясь слезами. Было просто физически невозможно прекратить это в момент. И ведь с хандрой в виде Джонни было покончено. Перед ним светила заря нового дня, новой жизни, новой эры для него, и как оказалось, она воняет дерьмом. Жизнь, которую он только смог назвать жизнью, растворилась в цифровом пространстве. А без нее ему действительно стало нехорошо. Он себя чувствовал, блядь, так, как будто его кинула телка, собрала вещи, оставила ключи на столе, а каждый божий день Ви все еще достает ее волосы из смыва и находит грязные трусики в корзине для белья. Но удивительно; ни одна девушка не вызывала столько чувств, эмоций, даже воспоминания, которые при виде чужих вещей всплывали в голове, с Джонни не имели значения. В квартире не было и никогда не будет его запаха, и как бесил фантомный запах сигарет, господи, Винсент отдал бы все, чтобы каждая, блядь, подушечка завонялась табаком. В квартире не было ни одной единой вещи, никакое полотенце не прикасалось к голому телу Сильверхенда, нигде не ощущался запах пота, рока и блядской безысходности. Безысходности той, которую вселял Джонни, а не той, которая пришла на замену Сильверхендовской.
— Ви, ты пьян, пойдем домой, — он лишь помычал, прикрывая глаза. Джеки уже около получаса пытался уговорить его уехать, но наемник не поддавался. — Пожалуйста, Ви, домой.
— Это пиздец, и че ты так нахуярился? — Этот голос. Этот голос! — Ты типа по мне горюешь или чип настолько въелся в твой мозг, что ты не можешь остановиться бухать, как я в свои годы?
Сердце пропустило несколько ударов. Весь мир кажется небольшим шатром, а этот голос огромен и неумолим. Он превращает крохотный шарик во вселенную. Огромный, бесформенный, неизмеримый и бесконечно прекрасный. Он для меня, я для него. Ведь я — он…
— Джонни! Блядь, где ты был? — выкрикнул Ви на весь бар, вглядываясь в лицо рокербоя, которое мылилось все сильнее, когда он пытался в него вглядеться. — Скотина ты, Джонни… Джонни, милый Джонни…
Язык заплетался, но он старался говорить так, чтобы Сильверхенд точно его понял. Он знал, что больше ничего кроме этого и сказать не сможет — да Джонни и не требовал. На лице Ви сквозь слезы была видна решимость довести начатое до конца. Тут в нос ударил знакомый запах табака и Винсент был готов поклясться, не будь он настолько пьян, определенно кончил бы в штаны от одного блядского аромата этой жжености.
— Да-да, это я, ебаный ты Шерлок, как догадался-то? — он потряс рукой. — Я спрашиваю, с какого ты так наебенился?
У него не получалось ответить. Ви завороженно смотрел на Сильверхенда, как на самую дорогую игрушку за витриной и снова позвал его, а Бестия за дальним столиком оживилась, пытаясь разглядеть, что происходит.
— Ви, тут нет никакого Джонни, пойдем домой, — снова уговаривал Уэллс, но Винсент словно погрузился в какую-то нереальную реальность. Он уже не отвечал, и когда его назвали по имени — покачал головой, не в силах вымолвить ни слова. Голова бухла, а весь мир кружился вокруг одного Джонни, мать его, Сильверхенда. Слезы катились по мужским щекам с такой силой, что даже Клэр впала в ступор, удивленная подобным зрелищем: смелый Ви, который жал на газ тачки со всей дури, с огоньком в глазах, хуячил свободной рукой из пушки в помощь Клэр, а еще как-то умудрялся выглядеть, как главный герой Форсажа. И сейчас этот наемник всего Найт-Сити, легенда, любимый работничек всех фиксеров, сидел в баре, рыдал по своей галлюцинации и просил ее забрать его домой, поцеловать, по головке погладить и больше никогда-никогда не оставлять. Джеки от этого вида передернуло. Но по-человечески ему было безумно жаль друга, все-таки, после такого пиздеца и не так крыша поедет, и когда он ставил себя на его место, уже мысленно ставил ствол к виску. А этот пережил все дерьмо, выбрался, хлебнув, попробовал на вкус, смаковал, а потом сделал вывод, что это то, что ему нужно. Нет, Джеки никогда не осуждал это. Он не понимал… Блядь, серьезно не понимал, как можно было влюбиться в убийцу из своей головы. Давно пора запретить Винсенту присасываться к бутылке. Первое дело в списке Уэллс.
— Мы домой, Клэр, я напишу, когда довезу этого чумбу, не волнуйся, — убедил Джеки, уже хватая приятеля. — Давай, поговоришь со своим Джонни дома. Идет?
— Вот, твой медведь в правильную сторону мыслит. Давай, пока всех не опозорил. Какой же долбаеб, блядь, серьезно думал, что я сдох, — заливистый смех струился ручейком по ушам Винсента, отчего он тоже невольно хохотнул. — Ви, я подох раз, не подохну два. Мертвое не умирает.
Не успев дать ответ, Ви почувствовал, как его подхватили и потащили. Сил сопротивляться уже не было. Зажмурился, так, что красные круги поплыли перед глазами. А голос Джонни растворялся в голове, то снова возникал. Сознание переключилось на рокера, интересно, а он вообще переставал о нем думать? Любовь… Это слово пронеслось в мыслях с мерзким послевкусием, остротой и сладостью, стало пожаром — рассыпаясь мерзостью. Какая холодная казнь зажечь на пике… О боже. Отчаянье. Безумие перемен. Ну точно нахуй, да? Как велит огонь страсти — в грозном дозвук стяжения. В горе найти другого себя, придет весна, которой в мире не осталось. Холодной зимой, заснеженной по колено, пришла самая яркая весна, последняя из них, а то и оказавшаяся первой. Когда появился Джонни Сильверхенд. Невозвратимость. Верность навсегда. И волны — ненависть, замкнутый круг, человек — полный вечной войны между разумом и либидо. Это любовь. Непрестанность любви. Контролирующая жизнь, итог, слипшиеся и стеклянные глаза цвета дерьма, а вовсе не шоколада. Он застонал от боли. Что-то сжалось в груди, в горле пульсировало. Слезы подкатывали новой волной. Поднималось со дна, разливалось по щекам. Его грубые пальцы сжали одежду Джеки, и становилось только страшнее. Через минуту, подергивались губы, все сильнее и сильнее. Ви один, совершенно один, в этом большом городе, в этом большом мире, в этой большой вселенной. Никому не нужный, собственной матери. Ему звонят, когда нужно украсть очередной чип для очередного идиота, и, Винсент каждый раз вставлял чип в разъем, надеясь, что он будет с Джонни. Это было не опрометчиво, блядь, а по-долбаебски.
— Джеки… Бля, я сейчас сблюю, — предупредил Ви, а Джеки на выходе из бара спустил друга и подвел поближе к темному месту, где никто не увидит, как Винсент пустил в обратку все то, что так усердно хлебал эти часа два. — Бля-э-э-дство! — сквозь блевотину и слезы ругался Ви, хватаясь руками за Уэллс. Тот иногда с отвращением морщился и отворачивался, но возвращал взгляд назад, контролируя состояние друга.
— Инжектор?
— Хужектор! Держи меня, пока я не ебнулся в собственную блевотину, Джеки! — и вновь полился фонтан. Диафрагма стала плавно опускаться вниз, и тут же новый прилив накрывал Ви. Изо рта у него вытекло уже больше, чем он выпил и съел сегодня. Когда он зашатался, Джеки его поддержал. В его глазах блестели пьяная скорбь и тоска по тем, кто с ним давно не был. Видимо, в его голове созревала новая галлюцинация.
— Какой же ты долбаеб, Ви, даже пить не умеешь, — Джонни дыхнул дымом прямо ему в лицо, а другой с каждой секундой понимал все больше и больше, что стоять на ногах нет никаких, блядь, сил. Джонни уронил сигарету в дымящуюся текилой, перегаром лужу. — Интересно, ты бы…
Не успел рокер договорить, как Винсент отвернулся от дыма и попал на куртку Джеки, отчего тот начал ругаться пуще прежнего. Ощущение, что его огрели кувалдой делалось все сильнее, еще и голос Джонни в голове не переставая говорил что-то, что разбирал Винсент через раз. Как же ему хотелось прижаться к этому самодовольному напыщенному рокеру, что пиздец. «Знакомьтесь, это Ви, не умеет ни пить, блядь, ни кувыркаться!» — как говорил Джонни…
— Бля, я бы не хотел оказаться на его месте, Ви. Ну же, подержись за меня, давай, своими грязными руками, в блевотине и слезах. Покажи своему рокеру, как ты по нему скучал, детка, — и Ви просто не имел права отказывать. Его рука потянулась к Сильверхенду и прошла сквозь его живот, но он был готов поклясться, что почувствовал его бронежилет. Казалось, что он действительно держится за него. Чувствовал, будто пальцы сжимают не холодную стену перед ним, а чужую металлическую руку, которая совсем близко… Последним усилием воли Ви сжал его пальцы, чувствуя, как ему становится легче. Резкий рывок дернул его из фантазий, и Винсента потащило в реальность. Тут же лицо Сильверхенда исчезло, хотя до этого было так близко, так отчаянно рядом, словно ему на мгновение вернули его, вернули Джонни, хотелось побежать обратно, искать его по всем улицам, но тело обмякло, перестало сопротивляться… И только стук его сердца еще несколько секунд говорил ему, что он живой, когда Деламейн включил расслабляющую музыку по просьбе Джеки.
— Ты чувствуешь это? — и Ви лишь коротко кивнул, подтверждая все, что мог бы спросить у него Джонни прямо сейчас.
***
Собственная кровать в квартире казалась спасением, раем. Перед глазами квартира расплывалась и изображение теряло свою четкость, перед глазами Ви всплывали уведомления о необходимой очистке организма, но различил он в них только «Сбой в работе биочипа» и растянулся в зубастой улыбке. Его радости не было предела. Джонни никуда не уходил, все время был рядом, и даже немного ревновал, наверное.
Он тяжело упал на кровать, переворачиваясь на бок, уставляясь вперед, чтоб не думать о Джонни. Но небо за окном казалось бесконечным, и черная пустота не давала сосредоточиться на поиске опоры для ума. Мысли текли неторопливо и сонно. И все были о Сильверхенде. В какой-то момент одна из них оказалась особенно острой, близкой и грозной. Сердце вновь сжалось в комок, умоляя Ви прекратить. Он начал было перебирать вероятности, лазить по прошлому, стремясь вернуть боль, обиду, стыд и сожаление… В его жизни не было ничего хорошего. Не было ничего лучше, чем Джонни Сильверхенд. И ничего хуже… Он подумал, что нет никого, кто смог бы понять его переживания, не заковав его в бетон. Снова тошнит. От алкоголя или мыслей — нет разницы уже. Ви закрыл глаза.
— Спишь? — донесся знакомый хрипловатый голос у уха сквозь дрему. Он приоткрыл глаза. — Знаю, что нет.
Перед его лицом, так головокружительно близко был Джонни, похожий на злую шутку фантазии, на которую хотелось кинуться с объятиями, поцелуями, похотью и эротическим бесстыдством. Сильверхенд был чертовски хорош… Даже слишком. Чересчур хорош, чтобы поверить в такое. Сняв очки, Джонни с усмешкой уставился на Ви. Когда он улыбался, его глаза горели. Пересохшие губы молили о поцелуе, таком влажном, желанном и недосягаемым. Казалось, он мог сделать это прямо сейчас. Черты лица Сильверхенда искрились неприличной чувственностью.
— Джонни, пожалуйста, — снова плачет. Но второй не ответил — только выдохнул короткое ругательство. — Я с ума сойду, если ты еще когда-нибудь уйдешь, пожалуйста, блядь… Я умоляю тебя, ты слышишь? Ты меня слышишь, Джонни? — его рука потянулась к чужим волосам, и, на удивление, его пальцы смогли убрать спавшую прядь волос за уши. Мужская ладонь скользнула вниз, интимно останавливаясь на груди в бронежилете.
— Ви…
— П-пожалуйста, твою же мать, пожалуйста, Джонни…
Он схватился за чужой затылок, притягивая ближе к себе, подтянул его к себе и прислонился лбом ко лбу, замерев на секунду. Это было блаженством — интимным и горячим, радостным и невообразимо мучительным. Ви чувствовал пот на его лице, ощущал чужое дыхание и изнемогал от желания впиться самым что ни на есть жадным поцелуем в него. Молчание вдруг стало оглушительным, невыносимым, рвущим его на части, но он никак не мог сообразить, что он еще мог ему сказать? Признаться в любви? Попросить остаться еще раз? Сказать, чтоб он поцеловал? Поцеловать самому?
— Ви… — вновь начал Джонни, вглядываясь своими темными глазами. — Стоит тебе лишь чиркнуть спичкой, — Ви жадно вдохнул воздух, чувствуя весь спектр. — И я обращусь в пепел.
— Джонни… — рука, лежащая на груди, нежно огладила и перешла на спину. — Стоит тебе посмотреть на меня, — Сильверхенд облизнул губы. — И я горю, как гребаная башня «Арасаки».
И в немом ответе Джонни была вся его пьянящая красота. Он стал дышать, боже, так, словно был готов задохнуться и умереть вновь. Легкий румянец покрыл нос и щеки рокера, а Ви был уверен, что в тысячу раз краснее него. Оба смотрели друг на друга, как наркоман бы гипнотизировал желанную дозу. А потом Ви попросил, как если бы умолял нажать на спусковой крючок.
— Поцелуй. Поцелуй меня, прямо сейчас… — их разделяли несколько миллиметров, а дыхание смешивалось, становясь одним на двоих. Шепот был горячим.
— Проси еще, скажи, как я тебе нужен, — он оскалился. — Детка, я хочу тебя слышать.
— Прошу, поцелуй меня. Я нуждаюсь в тебе, прямо сейчас, блядь, Джонни, по мне не видно? — Ви выглядел эротично. Распластавшийся на постели, тонущий в собственном желании и решимости, молящий, чтобы к нему прикоснулись. Он немного повернул голову в сторону, смущаясь собственным пошлостям. Из его приоткрытых губ вылетали тихие просьбы, которые он лепетал в алкогольном бреду. Джонни сжал челюсти так, что заходили желваки.
Придвинувшись, Джонни медленно склонился к его губам, не сводя с Винсента острого голодного взгляда. Их губы слились. И новый всплеск силы заставил его с жадным ужасом осознать, сколько же всего живет в этих губах. С каждой секундой это осознание становилось все сильнее, и сердце, казалось, разрывалось на части, все глубже погружаясь в восторг — словно в темную глубину, полную густого горячего трепетного наслаждения. Всепоглощающего и ревнивого, такого накала, какого он еще не чувствовал никогда. Чужой язык касался его рта, играл на поверхности, возбуждал, дразнил, постоянно требуя жадного желания его укусить, проникнуть глубже, глубже! Аромат губ никогда так не пьянил, как в это мгновение, лучше любого алкоголя. Ви мог отдать ему всего себя, сжечь себя в пламени этой страсти. Казалось, их души вновь объединили в одно тело — так сильно и беззаветно они желали друг друга. Поцелуй становился глубже, пошлее, ненасытнее, безрассудней, страстней… И ярче разгорался. Ви не сдерживал стонов удовольствия от одного ощущения этой похоти на губах, ощущения холодного металла на оголенной коже под рубашкой. Бесстыдная и горячая истома по телу, внизу предательски пульсировало, было жарко, он мог бы назвать это грехом, но ему хотелось кончить. Кончить на глазах Джонни. Руки Сильверхенда, сильно сжав талию, вжали его в мятую постель. Чужие пальцы впились в волосы на затылке, зарываясь, копошась, в таких мягких, длинных и густых волосах.
Джонни отстранился, внимательно разглядывая Ви. Тот шмыгнул носом, проводя языком по собственным губам, где чувствовался вкус Сильверхенда. Он был в точности, как коктейль: горьковат, но сладок и с привкусом остроты. Ви явно наслаждался этим вкусом, а Джонни лишь хмыкнул, как будто зная, в чем дело. Фантазия рисовала невероятные картины.
— Ты любишь меня? — спросил рокер, склоняясь к уху Ви, не отводя взгляд, словно силясь что-то прочитать на его пьяном лице. — Скажи мне, да? Ты хочешь меня? Скажи? Хочешь? — он лепетал ему на ухо, как будто вводя в транс.
— Да…
— Громче. Я не слышу, детка.
— Да, хочу!
— Говори громче! Ну же, громче, сладость!
— Я безумно хочу тебя, Джонни, не издевайся, — он был готов заплакать.
— Какой ты милый, а… — Сильверхенд улыбнулся.
— А ты… Ты дурачок, — обзывался Ви, нежно поглаживая длинные волосы. — Почему ты спрашиваешь, люблю ли я тебя? — с полной серьезностью в голосе задал ответный вопрос он.
— Потому что я тебя тоже люблю, Ви, — без зазрения совести признался Сильверхенд, ложась рядом с ним. От этих простых, но таких желанных слов защекотало. Такой искренний факт. Он оказался неожиданно глубоким. — Не был бы ты так пьян…
— Да я как стеклышко, — Винсент приподнялся, смотря на Джонни сверху вниз. И тут же упал вниз, ударяясь носом о чужое предплечье. — В следующий раз, ладно…
Сильверхенд расхохотался, приобнимая Ви. Тепло разливалось по его телу от радости, пусть и снова начинало сильно тошнить. Приходили спокойствие и ясность, с которыми уходило пьяное, несколько болезненное состояние. Сейчас хотелось только расслабиться в чужих объятиях и отбросить вопросы, тешащие незажившую совесть — и душа рвалась вперед, в чужую, прочь от самого себя, который так наскучил в полном одиночестве.
— Джонни, давай поговорим? — прошептал Винсент, наклоняясь к его уху. — Я бы хотел рассказать тебе все, что знаю. Все, что не мог рассказать никому, кроме себя. Знаешь, почему я всегда выбираю именно тебя? — Сильверхенд повернул голову в сторону Ви, с интересом вглядываясь. Винсент в ответ лишь слез с Джонни, ложась на бок. И Сильверхенд, будто читая мысли Ви, подставил руку так, чтобы он мог на нее лечь. — Потому что мы с тобой очень похожи. Оба ищем ответы в чужом опыте, отбросив свой.
— И этот чужой опыт — для меня твой, для тебя мой? Имеешь в виду, что мы покопались в грязном белье друг друга, как будто цветочки с поляны посрывали? — Винсент усмехнулся и кивнул. — Интересно.
Внезапно из кармана Джонни Сильверхенд достал пачку сигарет, выудив из нее одну и прикурив. Затянувшись, он выпустил облако дыма в потолок, и от него немедленно поползли по комнатке ароматные струйки, которые мгновенно рассеивались, оставляя витающую в воздухе жженость. Винсент тут же возмутился:
— Прям в постели? Чтобы мои подушки завонялись твоим табаком? — Он прижался носом к чужой руке, чтобы не чувствовать запах сигарет. Джонни внезапно захохотал и вместе со смехом из его рта и носа вырвался дым.
— Мне помнится, что вечером ты об этом мечтал, Ви.
И он смутился. Джонни уже не улыбался, а смотрел на него во все глаза, затягиваясь раз за разом. И это молчание казалось громким, говорящим: «Я люблю тебя», но вместе с тем очень интимным и осторожным, отчего Винсент чувствовал себя так, словно опять при смерти. Но если бы за прошедший поцелуй ему было нужно умереть, он умер бы дважды. Его тело расслабилось, а мысли приятным теплом растекались по телу, вызывая легкую дрожь, а улыбка подрагивала в уголках губ. Вслушиваясь в себя, Ви понял, что никакая сила в мире не сможет лишить его такого Джонни. Он провел по его губам кончиком пальца, чуть задержав его, и Винсенту захотелось, чтобы это ощущение продлилось подольше. Теперь он понимал, почему люди так хотят любви. Она очаровывает все сильнее, потому что ее обещают еще более красивой, более желанной.
«И сладкой», — решил Ви. Невольно он расслабился, а глаза стали закрываться сами собой, унося его в спокойный и крепкий сон. Спокойный и незыблемый. Покой и доверие. Сон, который был безмятежным и белым… На руках у Джонни Сильверхенда, вдыхая аромат любимых сигарет.
***
И как всегда пробуждение было гадким, отвратительным. За окном сигналили утренние машины, а из-за неплотно закрытых жалюзи светило прямо в лицо, заставляя щуриться. Ви приподнялся на локтях, чтоб лицо оказалось в тени, и с отвращением посмотрел в зеркало. На него смотрел монстр-алкоголик — опухший красный нос, синяки под глазами и мешки. Один глаз совсем заплыл… Зато он жив, видимо, после вчерашнего. Голова судорожно пыталась собрать пазл того, что происходило этим вечером, ночью, но выходило так себе — картина получалась невнятной и расплывчатой, состоящей сплошь из… Джонни Сильверхенда. Джонни! Он обернулся назад, в надежде увидеть позади себя рокера, но разочарование кольнуло его грудь, как иглой. Никакого Сильверхенда рядом не было. И на что Ви в очередной надеялся? Что Джонни действительно будет здесь, рядом? Слезы подкатили к глотке. Джонни
живет всего лишь в его пьяной голове. Всего лишь… В пьяной голове. Со злости, от отчаяния, Винсент злобно ударил рукой по кровати, а она нащупала что-то под одеялом. Его глаза опустились вниз и резко сорвали тонкое одеяло. Тут же взгляд Ви переменился: замешательство, непонимание и искреннее удивление. Он вглядывался, глаза его заблестели. На его постели лежали «Мальборо». Дрожащими руками Винсент взял ее, изумленный. Практически полная пачка, не хватало лишь одной сигареты. И, все бы ничего, если бы эти «Мальборо» не перестали выпускать в двухтысячи двадцать третьем году… В год смерти Джонни Сильверхенда.
