Одна нераскрытая душа

Я в изнеможении откладываю в сторону полностью исписанную тетрадь с новым сценарием, который я собираюсь гордо представить своему другу уже завтра. Я знаю, что Руи просил меня не перенапрягаться лишний раз, ссылаясь на то, что «Цукаса-кун, каждый твой день и так максимально загружен, так что прекрати делать вид, будто бы к вечеру у тебя всё ещё остаются какие-то силы, чтобы продолжать работать», но ведь я не могу сидеть сложа руки. И вообще, Руи явно не тот человек, которому стоило бы напоминать о чём-то подобном. В конце концов, он ведь сам не спит ночами, скорчившись над своим заставленным столом, что-то усердно конструируя, так что я имею полное право неопределенно кивать на его упрёки, чтобы потом всё равно уперто следовать своим собственным убеждениям. Рука чуть ли не отваливается, так что я пару раз сгибаю кисть туда и обратно, радостно выдыхаю, удостоверившись в том, что она, если не в полном, то точно в порядке, и хватаюсь за свой телефон, намереваясь позвонить Руи. С недавних пор мы проводим долгие вечера за бесконечными разговорами, так что я каждый раз сижу словно на иголках, ожидая когда звонкая мелодия телефона резко вырвет меня из моих мыслей, оповещая о том, что ближайшие пару часов моим единственным занятием будет восторженное повествование, изредка прерываемое смешками Руи. Я знаю, что он немногословен, но всегда рад выслушать, особенно когда речь касается нашего с ним общего дела. Могу поклясться, что слышу даже сквозь трубку его приглушённые вздохи и тихое падение какой-то запчасти (ведь он не прекращает мастерить своих очаровательных железных друзей даже во время разговора со мной, что меня совершенно не обижает), когда до его ушей доносится моя очередная идея, мгновенно захватившая всё его внимание. Тогда Руи может даже начать что-то быстро тараторить, нервно заикаясь от нехватки воздуха и перевозбуждения, и порой я даже опасаюсь, как бы он там не задохнулся. И все же, в такие моменты всё, что от меня требуется — это блаженно прикрыть глаза, полностью поглощая в себя каждое сказанное слово моего дорогого друга. Мне доставляет неимоверное наслаждение наблюдать за тем, как загораются его и без того ясные глаза. Будто бы я совершенно случайно смог стать столь подходящей для Руи зажигалкой, которая, при всей заключённой в ней власти, не способна обжечь достаточно сильно. Он продолжает тянуться ко мне, как к самому яркому источнику света в его серой однотипной жизни, а я продолжаю чувствовать во рту тошнотворный привкус вины и несбывшихся надежд. От этого пронзительного взгляда, ребяческого выражения, застывшего на его лице, мне хочется сорваться с места и убежать, скрывшись где-нибудь на необитаемом острове так, что бы ни единая душа не знала о моем местонахождении. Руи испытал слишком многое на своём веку, он жаждет любви, жаждет собственного признания, незаметно для себя толкаясь мне в руку, чтобы я тут же потрепал его по головке, сказав, какой же он молодец, что умудрился дожить до такого возраста и не сойти с ума окончательно. Я ведь правда хочу помочь этому несчастному парнишке, хочу обнимать его долго-долго, чтобы леденящие морозы, охватившие его сердце, сжалились хотя бы немного, позволив мне развести там хотя бы небольшой костер. Но мне так страшно. Саки говорит, что я смог ей помочь. Саки говорит, что только благодаря мне одному она была способна вынести все кошмары детства, обступавшие её больничную койку со всех сторон, потому что я всегда был рядом, чтобы злобно пригрозить им кулаком, ясно давая понять, на что я готов пойти ради своей младшей сестрёнки. Саки смотрит на меня своими невинными широкими глазками, обрамлёнными роскошными ресницами, и не понимает ни слова.       — Онии-чан, по твоим рассказам, этому парню и правда нужна поддержка. Неужто ты сможешь отказать? Не смогу, и именно в этом заключается моя самая главная проблема. Вместо того, чтобы наконец крикнуть моему травмированному другу, что пора бы ему уже обратиться к специалистам, а не такому же, ничего не смыслящему в данной проблеме, подростку, я не перестаю с широченной улыбкой показывать ему пальцы вверх, по своей воле превращаясь в его личного терапевта. Мы никогда не обсуждаем его проблемы напрямую, ведь в наших приоритетах воплотить в жизнь очередной сценарий, напялив на себя до блеска отрепетированные роли, столь близко стоящие с нашими реальными характерами. Я не хочу привязываться к Руи, я не хочу просыпаться посреди ночи в слезах от того, что я снова увидел этот ужасный сон, где он грустно машет мне с платформы вокзала, пока мой поезд отправляется в путь, а слёзы присыхают к горящим щекам.       — Цукаса-кун, мы ведь ещё встретимся, так? — Руи складывает руки рупором и кричит какую-то неразборчивую фразу, которая в моей голове звучит именно так. «Я постараюсь», — нет даже смысла говорить это вслух, поскольку столь толстое стекло не пропускает наружу ни единого звука. Эти слова проносятся в моём сознании, пока я морщусь от осознания того, что нагло вру прямо себе. Когда это мы ещё встретимся? Вряд ли великая мировая звезда сможет найти время на одинокого алхимика у подножья горы, который так и сжимает в своих крошечных ручках поломанного робота. С такого расстояния и вовсе не видно ни единой черты его лица, однако ощущается холодный ветер, доносящийся со стороны обладателя по-дурацки разрисованного плаща.       — Ты же обещал, что вернёшься. Я злобно хмурюсь, стараясь стереть столь яркую картину, которая без моего позволения решила образоваться на обратной стороне моих век. Не время для этого. Я же собирался звонить Руи, только вот почему мой палец опять застыл перед зелёной кнопкой набора? Я начинаю и правда сомневаться в том, что желаю слышать его тихий голос на том конце провода в эту минуту. Я больше не смогу выносить этого, я прямо сейчас хочу бросить все свои несомненно важные дела, чтобы ворваться в его забитый гараж и удостовериться в том, что он не натягивает себе петлю на шею в то время, как мило рассказывает мне о своём новом изобретении. В эти дни моя тревожность пожирает меня целиком, так что я сомневаюсь в том, что от меня остался хотя бы один здраво мыслящий кусочек. Мне свойственно переживать за других, но мне не свойственно сгрызать свои ногти до основания при мысли о том, что кто-то сейчас может страдать, вновь прикрывая всё за сладкой улыбочкой. Он сказал, смело глядя мне прямо в глаза, что доверяет мне, и я ему тут же поверил. Ну конечно, а ведь кому Руи ещё может доверять, кроме как высокомерному актёру из параллельного класса. И мне хотелось смеяться, я желал покрутить своим пальцем около виска, горько выкрикнув: «Да ты хоть знаешь, что негоже произносить такие громкие слова? Никогда ведь не будешь уверен, что я говорю правду». Я сильно переживал в тот момент, мои ладони потели слишком быстро, а голос срывался, что ощущалось таким непривычным. Вся моя пресловутая самоуверенность начала сдавать свои обороты слишком внезапно, так что я не успел даже обернуться, пока она насмешливо скрывалась за ближайшим поворотом, и не собираясь прощаться. Я так испугался, и я боюсь до сих пор. Я помогаю ему через шоу? Возможно, но я жаждаю большего. Что происходит с Руи в моменты, когда его мысли заняты чем-то другим? Как протекают минуты его жизни, пока он отвлекается от своей рутины хотя бы ненадолго, как мне стоит рассматривать его отдельно от его механических штук и безумных идей? Хочу узнать, что он за человек, но, по всей видимости, Руи подобным желанием и вовсе не горит. Он чересчур зашуганный, словно крохотный котенок, спрятавшийся за кучей различных коробок где-то посреди полной разрухи, а я, словно милостивый прохожий тут же решил засунуть его за пазуху, бережно поддерживая маленькую голову за подбородок, чтобы она поднялась чуть выше. Дальше этого ничего не продвигается. Дальше малейших попыток побольше расспросить о терзающих чужую душу чувствах простирается кромешная мгла. Я отвешиваю себе слабую пощёчину, чтобы, наконец, очнуться с пониманием того, что я снова потратил целых полчаса на размышления о личных переживаниях. Как эгоистично с моей стороны, надо бы поскорее исправляться, а то люди заподозрят неладное. Но сначала…       — Цукаса, ты куда?! — за моей спиной громко хлопает дверь, и я со всех ног устремляюсь вперёд, оставив ошеломлённую сестру, которая вот-вот собиралась приготовить своему дорогому братцу ужин, позади. Неблагодарный, но другого выбора бешено стучащее сердце не предоставляет. Бежать, бежать и бежать. Пару раз сгибающиеся колени предают меня, так что я падаю оземь, немного разбив руки в кровь. Не столь страшно, я вот всё думаю, почему это Руи не позвонил первым? Точно ли всё хорошо? Но у меня нет времени на то, чтобы достать телефон из кармана, ведь я должен бежать всё быстрее, иначе будет слишком поздно. Я позволяю себе остановиться и перевести дух только рядом с его домом. Пару мгновений тупо смотрю на дверной звонок, будто бы я ещё решусь передумать. В последний раз пытаюсь собраться со своими неспокойными мыслями и, наконец, слышу громкую трель по ту сторону, и тут же вслед за ней чьи-то торопливые шаги. Несколько мучительных секунд проходят слишком долго, пока дверь резко не распахивается, представляя за собой запыхавшегося парня. Выглядит он… Так сказать, неважно. Напялил на себя первую попавшуюся замызганную футболку, какие-то странного вида шорты и два разноцветных, совершенно не сочетающихся друг с другом, носка. На голове у него уже однозначно поселилось не одно семейство ворон, и я сомневался в том, что даже расческа сможет помочь в такой ситуации. Руи прикрывает рот рукой, виновато взглянув на меня, чуть отворачивается в сторону, хорошенько прокашлявшись. Я тут же обречённо мотаю головой из стороны в сторону, сложив руки на груди.       — Камиширо! Это когда ж ты успел? Ещё вчера с тобой всё было в порядке.       — Ну… Хе-хе, немного погулял под дождём… — он глупо улыбается, поджимая пальцы на своих ногах и уставившись вниз, будто ожидая, что я вот-вот начну его отчитывать за плохое поведение.       — Немного погулял?! Да ты насквозь простыл, придурок… — я несильно тыкаю Руи в бок, на что он шутливо отпрыгивает от меня, всё ещё избегая моего взгляда. — Почему мне ничего не сказал?       — Так завтра репетиция… И зачем тебя тревожить лишний раз по таким пустякам?       — Это никакие не пустяки, Руи! — я хмурюсь, напуская на себя грозное выражение, уперев руки в бока. — Ты как собрался тащиться на репетицию в таком состоянии? Вон, ты даже носки одинаковые надеть не можешь! А если тебе станет хуже? Что мне тебя на руках до дома тащить, а?       — Ладно, ну прости, Цукаса-кун, только не ругайся, — Руи примирительно выставляет ладони перед собой, тихо чихнув, словно в подтверждение своих слов. — Я же не специально! Ты не злись, я обязательно вылечусь к завтрашнему дню и не посмею пропустить…       — Руи, ты никуда не пойдешь.       — Что?       — Я сказал, что ты никуда не пойдешь, а будешь сидеть дома под тёплым пледом с чашкой вкусного чая в руках, пока я буду здесь, чтобы позаботиться о тебе. Лицо Руи покрывается густым румянцем, да и я, скорее всего, сейчас выгляжу не лучше. Чёрт бы побрал мой язык, который позволяет словам рождаться, не получив на это моего разрешения.       — Ну да, ты так всё и понял! — я старательно игнорирую собственное смущение, повышая голос. — Как великий Цукаса Тенма может не заботиться о своих друзьях? Это же моя прямая обязанность! А сейчас, Руи… Быстро иди в кровать!       — Но…       — Никаких «но»! Тебе ещё раз повторить?!

***

      — И всё-таки, как это тебя так угораздило? Я сижу на коленях перед кроватью Руи, который всё порывается затащить меня к себе, ведь гостю не следует сидеть на полу перед, даже если больным, хозяином. Как бы мне ни хотелось запрыгнуть прямо в тёплые объятия этого чудаковатого парня, я не могу позволить его болезни распространиться ещё и на меня, так что приходится довольствоваться тем, что есть.       — Говорю же, я просто гулял под дождём… — он неуверенно сжимает своё одеяло и сгибает колени, положив на них подбородок.       — Честное слово, Руи, ты как маленький ребенок! Ни на секунду тебя нельзя оставить — ты тут же вляпаешься в какую-то передрягу, из которой, конечно же, сам не выберешься, и тебе ещё придется помогать! — я нелепо усмехаюсь, не смея и вправду злиться на него.       — Ну вот, я же не хотел доставлять тебе проблем… — как оказалось, мои сравнения приводят Руи только в большее смятение, так что он погрустнел сильнее. — Прости.       — Ты!.. — не в силах сдержать свои эмоции, я вскакиваю с места, схватив Руи за плечи. — Ты! Посмотри на меня! Что я тебе говорил насчёт того, чтобы ты перестал извиняться за всё подряд? Давай, ещё извинись за то, что на другом конце планеты прошёлся ураган, раз тебе так приспичило списывать на себя все проблемы мира… Руи, ты мой лучший друг, значит я всегда буду рядом, чтобы поддержать тебя, чтобы помочь! Чтобы в очередной раз повторить то, что тебе стоит начать хотя бы немного уважать себя и завязать с этими ненужными извинениями! Правда ли, что его глаза всегда были такими красивыми? Эта несмытая красная подводка под веками и хрустальные капельки слёз, желающие скатиться вниз, отчего-то расширенные зрачки и длинные ресницы. Такие дурацкие, словно у какой-то девчонки. Его слабо дрожащая нижняя губа и спавшая на лицо сиреневая прядь. Руи пытается сказать что-то в ответ на мой эмоциональный монолог, но вот, проходит пара минут немого глядения друг другу в глаза, а ни одно слово так и не произносится.       — У тебя жар, — я осторожно прислоняю тыльную сторону ладони к его разгорячённому лбу, другой рукой поддерживая его мягкую щеку. — Ложись спать, я поищу таблетку.       — Нет, — Руи внезапно отрицательно качает головой, умоляюще схватив меня за рубашку.       — Что «нет»?       — Не уходи… — он практически шепчет это, и я правда готов поверить в то, что если я позволю себе покинуть эту комнату, то он умрёт в ту же секунду. Пока эти кошачьи глаза всё ещё находятся так близко, что я могу отлично рассмотреть все мерцающие в них блики, я не думаю, что в принципе смогу подняться.       — Ну ладно… А что мне тогда делать? — он действительно сведёт меня с ума своим взглядом, значения которого я всё ещё, как ни пытаюсь, не могу разгадать, и всё же под его воздействием в моём животе стягивается тугой узел.       — Ты можешь… Ну ты можешь…       — Я могу, — Руи не приходится долго упрашивать, и тут же мои руки обвивают его тощую талию, и мы вместе падаем на кровать. Мне как-то сразу становится наплевать на то, что я смогу заразиться, на то, что мне придется больным приползать в школу и на подработку, потому что я не могу сослаться на плохое самочувствие из-за собственной безалаберности. Я утыкаюсь носом прямо в его лохматые волосы, которые пахнут какой-то сладкой черникой, и мне хочется попробовать их на вкус. Я ожидаю услышать тихие всхлипы с его стороны, однако вместо этого я получаю тихий смешок.       — Чего смеёшься?       — Ты меня… задушишь… — Руи хихикает мне в ухо ещё раз, и я ослабляю свою коварную хватку, переместив руку на его шею.       — А я всего лишь-то хотел принести тебе таблетки, — он жмурится от удовольствия, когда я нежно глажу его по голове.       — Знаешь… Так в тысячу раз лучше.