найти тепло в стуже

Они уже давно должны быть дома. На улице тёмная зимняя и неестественно холодная ночь. Снег валит толстыми хлопьями. Небо заволочено тяжёлыми, кучными облаками, и светит лишь одинокий бледный фонарь. А под ним мёрзнут двое пареньков, сцепившись в объятиях и дрожа от леденящего кожу ветра. — Оукава, мне страшно… Я не хочу остаться в темноте. — Не останешься, Канаме-хан. Скоро приедет твой братец, всё будет хорошо. Я тебя не брошу. Вновь воцаряется тишина, сопровождаемая тревожным завыванием ветра, что нещадно треплет волосы на непокрытых головах мальчишек. Кохаку мог бы укорить Канаме за недальновидность, за то, что перед прогулкой не посмотрел прогноз погоды, чтобы они оделись подобающе и не мёрзли так сильно, но он не может винить его сейчас; лишь нежно касается губами замёрзшего, ярко-красного от холода носика и жмётся ближе. Если он его и не согреет, то хотя бы избавит от страхов. Лиловые глаза косятся вбок: не было ни намёка на свет фар вдалеке. Сколько им ещё так стоять? Остаётся лишь стараться поддерживать хоть какую-то температуру, целуясь вновь и вновь. Своего рода идиллия, если бы не мороз. Неизвестно, сколько времени прошло, прежде чем слух смог уловить шум быстро приближающейся машины, а затем и фары белым светом засияли из-за поворота. Довольно скоро парни узнают силуэт и машут ему. Знают, что их не упустят, не потеряют в темноте, не смогут не разглядеть средь потока снежных хлопьев, но машут, и совсем скоро отмирают и на замёрзших ногах бегут-ковыляют навстречу, держась за руки. Дверца захлопывается. Двое располагаются на задних сиденьях и с густым паром выдыхают, трут руки друг о друга. Водитель понимает, что сейчас лучше помолчать, и поворачивает назад, разгоняясь до почти прежней скорости: ХиМЕРУ никогда не водит слишком быстро, но сегодня он готов был сделать исключение. Канаме засыпает лёгким сном, прикорнув на плече Кохаку. Ехать далеко. — ХиМЕРУ-хан, ты ведь не против, если я останусь у вас на ночёвку? Не вижу смысла сейчас гнать до общежития, да и на улице такая холодрыга. Кохаку стоит в прихожей дома Тоджо, и уже вот-вот готов был прощаться с его жителями, но в его голове появилась идея, которую он высказывает несмело, с искрой надежды всматриваясь в светлые глаза старшего из них. Парень знает, что в их обители он всегда желанный гость, но вежливость берёт верх – не спросить нельзя. Из-за спины ХиМЕРУ выглядывает Канаме, завёрнутый в тёплый плед и напоминающий сейчас блин с начинкой, просяще смотрит на братца, понимает, что тот не может ему противостоять. — Оставайся, конечно. Сейчас уже совсем поздно, я сам бы тебя никуда не отпустил, а то мало ли, что случится, — вздыхает он и рукой приглашающе указывает вглубь коридора уютной квартиры, ранее пустой и бледной, словно безжизненной, но с появлением Канаме обставленной и украшенной, тем более в преддверии праздников. — Ты ведь прекрасно знаешь, что это не со мной что-то случится, а с теми, кто захочет, чтобы со мной что-то случилось, — снимая с себя куртку, слишком лёгкую для такой погоды, хмыкает Кохаку и стряхивает оставшийся снег с сапог. Он слышит, как братья переговариваются о чём-то своём, уходя дальше по коридору. Канаме направляется в гостиную, и скоро к домашнему шуму, создаваемому ХиМЕРУ, что возился на кухне, прибавляется звук телевизора. Раздаётся радостный вскрик: похоже, там шла любимая передача Канаме. Лицо непроизвольно расплывается в улыбке. Так вот он какой, домашний уют. Но надо было поскорее отогреться. Поэтому Кохаку торопится к младшему Тоджо и быстро забирается к нему под плед, тщательно укутывая и себя, и его. А тот ластится к новому источнику тепла да чмокает в щёчку. — И как мы будем объяснять Онии-чану, каким образом мы в такой ситуации оказались? — Я не думаю, что это нам нужно. ХиМЕРУ-хан человек добрый, ему главное, что мы дома, живы и здоровы. Кохаку вдруг вспоминает, что неплохо было бы оповестить Джуна, его соседа, что сегодня их комната будет полностью в его распоряжении. Он достаёт телефон из кармана штанов, включает его, и экран тут же получает внимание Канаме, сначала прикованное к его обоям на заглавном экране (на них установлена их совместная фотография, отчего на сердце Тоджо теплеет), но затем его взгляд падает на время. — Уже десять?! Сколько ж мы вообще гуляли? — ужасается старший и переводит взгляд на телепередачу из вежливости, чтобы не подсматривать дальше. — Ну, гуляли-то мы где-то до девяти, может и чуть больше. До дома ехали долго, это да. — А ты уже и не стесняешься нашу с Онии-чаном квартиру домом называть, м? В ответ – молчание и постукивание коротких ногтей по экрану. Из прохода в гостиную слышится тихий смешок. — Может, это потому, что Оукава чувствует себя у нас как дома? Как думаешь, Канаме? — парни одновременно поворачивают голову в одно направление: это ХиМЕРУ принёс им горячий чай. — Приятного чаепития. Пейте осторожно, чтобы не обжечься; это не лучше, чем если вы застудите горло. Мальчишки дружно благодарят его, забирая кружки, а Канаме ставит свою на стол, чтобы потянуться к брату за объятиями. Немного подумав, к ним присоединяется и Кохаку. — Я, наверное, пойду отдыхать. Сегодня у «ХиМЕРУ» был долгий день. Вы тоже не засиживайтесь. — Но завтра же никуда не вставать, мы можем посидеть и подольше! — тянет его за рукав Канаме, протестуя. — Это правда, но ложиться слишком поздно вредно для здоровья. Поэтому заранее желаю вам обоим приятных снов, — ХиМЕРУ ласково гладит младших по голове и, услышав в ответ «спокойной ночи» от обоих, отправляется в свою комнату. После того, как они наверняка остаются вдвоём, Канаме многозначительно глядит на Кохаку, ехидно ухмыляясь. — Ну и чем мы с тобой займёмся теперь? — Отдыхом. Неужели ты не устал за сегодня? — Кохаку не предчувствует ничего хорошего от этого вопроса, поэтому отворачивается от Канаме и продолжает смотреть телевизор, ещё больше кутаясь в пледе и потягивая горячий чай. — Ну, так ведь неинтересно~ У нас ведь вся ночь, считай, впереди! — Ночью я предпочту хорошенько отоспаться. Не так уж часто у нас, айдолов, бывают выходные, — всё так же упрямится Оукава. — Давай начистоту: чего ты от меня хочешь? Если ты меня упрашиваешь так настойчиво, то у тебя должна быть цель. — …Ты какой-то слишком хитрый, я так не играю, — Канаме вдруг краснеет и очаровательно дуется, решая оставить свои истинные намерения секретом. Свободной рукой Кохаку щипает его за щёчку, а затем чмокает. — Так я и думал. Между ними наконец воцаряется молчание, оба переводят своё внимание на передачу. Неудивительно, что Канаме, главный фанат айдолов №2, которого он знает (почётное первое место, безусловно, занимает Рабу-хан), любимой программой нарёк ту, что про его обожаемых сияющих звёзд. И это действительно правда: чем больше он смотрит, тем ярче блестят его глаза, и если поначалу Кохаку не мог оторваться от экрана, то теперь он не в силах отвести взгляд от своего парня, словно зачарованный. От этой мысли Оукава слегка краснеет и сам; всё не получается привыкнуть к такому раскладу вещей. Иногда всё, что нужно в холодную зимнюю ночь, это кружка горячего чая, плед, телевизор, и любимый человек под боком. Ведь вскоре парни уже и не помнят, как мёрзли до костей, стоя под бледным, умирающим фонарём; не помнят, как долго ехали в тревожной тишине до дома. Их окутали домашнее тепло и родной уют, и они засыпают в обнимку, улегшись на узком диване, так и не просидев всю ночь вместе. Зато они вместе её проспали.