***
— Моё имя, — чётко говорит Наташа, скрипя мелом по доске, — Натали Браун. Можете не волноваться, я не задержусь надолго. Всего лишь подменю вашего учителя литературы на пару уроков. Она тактично упустила тот факт, что внезапный отъезд прошлой учительницы — кажется, ту звали миссис Джонс, — случился по её инициативе. Что ж, Наташе нужна была работа, а в единственной на весь город старшей школе, на удивление, все места были заняты. Кто же виноват, что бедной миссис Джонс пришлось сорваться в Чикаго, только потому, что её несуществующая тётка оставила ей несуществующее наследство? Точно не она. Класс, полный откровенно скучающих подростков, невнятно замычал что-то вроде согласия, а на последних партах кто-то, не стесняясь, зазевал. Наташа почувствовала, как у неё нервно дёрнулся глаз. Была бы её воля — она бы взялась за работу продавцом в каком-нибудь тихом магазинчике, либо не работала бы вовсе. Но в таком тихом магазинчике она бы вряд ли встретила шерифа города в ближайшие несколько дней. А в старшей школе, где куча бунтующих подростков так и норовит сделать что-то выходящее за рамки закона? Вот тут-то её шансы возрастали. Нет, конечно, она, с Зимним солдатом и Супер Адаптоидом вместе, могла бы попросту ворваться в дом Шостакова и там уже вести с ним разговор. На таком раскладе событий и настаивала Елена уже несколько дней. Так было бы гораздо легче, быстрее, и ей точно не пришлось бы целую неделю вести литературу в этой задрипанной школе. Но... Наташе хотелось посмотреть. Ей хотелось понять. Хотелось узнать, почему Алексей вдруг решил уйти от дел Союза. Почему перебрался в США, как и Наташа когда-то? Почему подстроил свою смерть и решил стать шерифом в этом богом забытом месте? Почему решился на предательство сейчас, а не тогда, когда они с маленькой Леной умоляли его? Она хотела увидеть причину, по которой он сделал всё это. — Миссис Джонс сказала мне, что вы проходите сейчас «Джейн Эйр»... — это неправда. Миссис Джонс ей, конечно, ничего не говорила. Они с Наташей-то и не виделись ни разу. — Кто назовёт мне причину, по которой главная героиня романа была несчастна? Класс ожидаемо молчит. Наташа поджимает губы и неловко складывает руки на груди. Она уже думает спросить кого-нибудь наугад, когда вверх неуверенно поднимается рука коротко стриженной девочки за третьей партой. — Мне кажется... — робко начинает девочка, и Наташа спешит ободряюще ей улыбнуться. — Причина кроется в изоляции. Наташа улыбается чуть шире и кивает. — Верно. Как тебя зовут? — Джейн Хоппер, мэм. Она замирает посреди кабинета с блокнотом в руке. Медленно моргает. Коротко стриженная девочка хмурится на неё внимательным взглядом карих глаз. А вот, видимо, и причина.***
— Как прошёл день? — спрашивает у неё Джеймс на пороге, целуя её в щеку и забирая тяжёлую сумку из рук. Лены нигде не видно. — Нормально, — на автомате отвечает Наташа, выбираясь из неудобных туфель. Она почти тут же морщится. — Нет... На самом деле... Нет. Не нормально. Наташа идёт в ванную, игнорируя обеспокоенный взгляд Джеймса, выворачивает кран с холодной водой и умывается. Тушь с помадой размазываются по её лицу некрасивой гримасой. — Что такое? — спрашивает Барнс, плечом прислонившись к двери. — Узнала что-то? Наташа неопределённо ведёт плечами, поджимает губы и хмыкает. Ей не хочется говорить об этом. Не хочется вспоминать наивный взгляд этой девочки с карими глазами, её робкость и странную манеру строить предложения. Не хочется вспоминать причёску, так похожую на ту, что была у Наташи в Огайо... Она хитро оскаливается и хватает Джеймса за дурацкий галстук, который тот нацепил, чтобы не выделяться из неидеально идеальных представителей мужчин средних лет в этом городке. Тот понимает её сразу: носком ноги закрывает за ними дверь и принимается расстёгивать на Наташе рубашку. Позже ночью Наташа не может уснуть. Она закрывает глаза, жмурится и давит на них до тёмных кругов, но имя Джейн Хоппер будто выжглось у неё под веками и никак не хотело исчезать. Джеймс рядом, как и Елена в соседней комнате, видели уже, наверное, десятый сон. А Наташа думала, прожигая взглядом потолок. Этой девочке — Джейн, поправляет она саму себя, её зовут Джейн — на вид, кажется, около пятнадцати. Наташа зашла на обеденном перерыве в администрацию и, пока никого не было, глянула её личное дело. И оказалось почти права: той было четырнадцать. Она кусает губы, переворачивается набок и снова распахивает глаза. Мысли, кружащие в голове как назойливые мухи, совсем не дают уснуть. Алексей Шостаков, известный также как Красный страж, был объявлен мёртвым десять лет назад. Десять. Значит, в Индиану он попал, когда Джейн уже было четыре года. Так как же, чёрт возьми, они оказались связаны? Может он удочерил её? Или она появилась, когда он был в США на миссии? Это из-за неё он решился на побег? Может он убил её настоящего отца и поэтому чувствовал ответственность? Она зажмурилась и резким движением протёрла руками лицо. К чёрту. — Привет, Клинт, — говорит она минутами позже, стоя на холодном балконе. — Ты не мог бы кое-что сделать для меня? Она слышит, как Клинт сонно хмыкает в трубку. — Надо от кого-то избавиться? — он переходит сразу к делу, не спрашивает у неё «как жизнь» или «как там в Индиане», за что Наташа чертовски ему благодарна. — Нет. Надо найти информацию. — О, чёрт, — стонет Клинт. — Позвонила бы Шэрон. Я в таких делах не спец, ты же знаешь. — Можешь привлечь её, если хочешь. Или Коулсона. Клинт громко зевает. — Ладно. Что нужно найти? Наташа глубоко вздыхает и прикрывает глаза. Стоило ли говорить, что рамки её запроса были максимально размытыми? — Лучше начинай записывать, — предупреждает она. — Мне нужна информация о всех девочках по имени Джейн, удочерённых в период с... семьдесят шестого по восемьдесят третий. Всё, что найдёшь о странных убийствах, если это касается девочек сирот. Лучше посмотри ещё про украденных детей, — Наташа передёрнула плечами. Мало ли. Это же всё-таки Алексей. — Это всё? — устало интересуется Клинт, и Наташа снова благодарна за то, что тот не задаёт вопросов. Она согласно хмыкает, а потом смотрит куда-то вдаль. Секундочку. Она ведь только недавно думала о том, что Хоукинская лаборатория была подразделением Красной комнаты?.. — Чёрт возьми, — цедит она сквозь зубы и сжимает телефон. — Клинт... Если ты найдешь связь между всем, что я перечислила и Хоукинской лабораторией, то я тебя расцелую. Клинт фыркает, и Наташа нутром чувствует, как тот закатывает глаза. — Какая лаборатория? По буквам. — Х-о-у-к-и-н-с-к-а-я, — широко улыбается она. Точно расцелует.***
Мысли в голову закрадываются страшные и совсем не безосновательные. Может быть она знала Алексея недолго, но она знала его хорошо. Тот был не только дерьмовым папашей, но и дерьмовым человеком. А Наташа не была дурой, так что ей хватило мозгов сложить два и два, и понять, что Джейн Алексей может использовать также, как когда-то использовал Наташу и Лену. Из этого всего выходило, что все её прошлые предположения о том, что Алексей изменился и пересмотрел свои взгляды на жизнь, можно было смело вычёркивать. Как был свиньёй, так свиньёй и остался. Как там говорил Дрейков, перед тем, как Наташа его убила? От Красной комнаты не сбежишь? А может Шостаков и не сбегал? — Джейн, — улыбается Наташа, когда звенит звонок. — Ты не могла бы немного задержаться? Джейн слегка хмурится, — Наташа заметила, что та почти всегда хмурится, — оглядывается на замершего в дверях Уилла Байерса, — Байерсы... Ещё одна неразгаданная загадка. Кем они приходились Алексею? — и, выпрямляясь, кивает. — Мне очень нравятся твои ответы, — говорит Наташа, когда Джейн подходит к её столу. — Ты хорошо анализируешь произведения. Можешь видеть суть. Джейн скромно улыбается, хлопает ресницами из-под чёлки. — Мне нравится читать. Вот что ещё смущает в Джейн — её странная формулировка предложений. Наташа уже думала об этом. Эта... Отрывочность и краткость. Разве четырнадцатилетний ребёнок мог так разговаривать? Наверное мог, но в этом случае, что-то подсказывало Наташе, что все было не просто так. — Ты уже думала о поступлении куда-то? Я знаю, думать ещё рано, но, может быть, были какие-то мысли? — Наташа заходит издалека, не перестаёт легко улыбаться. Только бы не спугнуть. — Я хочу помогать людям, — уверенно отвечает Джейн, твёрдо кивая. — Хочу... Спасать. Ох... Эта уверенность и непоколебимость в глазах этой хрупкой девочки напоминают Наташе о Стиве. — Правда? Как твой папа? — в притворном удивлении вскидывает брови она. — Я слышала, что он полицейский, да? Джейн робко кивает, а потом вдруг вскидывает на неё свой внимательный взгляд. Наташа под ним почему-то теряется. — Мне пора, — лепечет та, теребя брелок на сумке. — До завтра, мисс Браун. Наташа несколько раз растерянно моргает, смотрит в спину убегающей Джейн Хоппер и еле успевает пробормотать прощание в ответ. И что это было? Она как-то поняла, что Наташа врёт? Нахмурившись, она идёт к окну и приоткрывает жалюзи, глядя с высоты третьего этажа на парковку. Полицейская машина была уже здесь, как и в предыдущие три дня. Наташа видит, как Джейн бежит к ней и с широкой улыбкой садится внутрь. И всё-таки... Что-то в её размышлениях не сходилось.***
Той же ночью Наташа легко проскальзывает в полицейский участок. В здании не горит свет; только на первом этаже еле видно лампу, мелькающую в конуре охранника. Охранник ожидаемо спит. Она залезает в окно на втором этаже и щёлкает фонариком, начиная выворачивать каждый ящик, что попадается ей на пути. Позже она сидела в кухне, в маленькой квартирке, которую они сняли на неделю нахождения в Хоукинсе. Джеймс рядом и Елена напротив активно уминали заказанную часом назад пиццу, а Наташа смотрела в стену и снова думала. Что-то не сходилось. Пазл в её голове не хотел складываться, а деталей с каждым днём становилось всё больше и больше. Она просмотрела сегодня личные дела Джонатана и Уилла Байерсов, краем глаза глянула досье Джойс Байерс в полицейском участке. Ничего. Абсолютно ничего, — Байерсы, выходило, были совсем обычной семьёй, Джойс, как и её дети жили в Хоукинсе с самого рождения. Как они были связаны с Шостаковым и Красной комнатой? Потом, когда она ещё раз просмотрела личное дело Джейн, всё, совсем немного, но прояснилось. Впервые о некой Джейн Хоппер упоминалось в 1985-ом году, когда Джойс Байерс становится её законным опекуном и увозит с собой в Калифорнию... Хорошо. Это могло иметь смысл? Может быть, только никакого смысла и связи Наташа найти не могла. Пока не начала читать дальше. На самом деле Джейн упоминается раньше, в досье Джима Хоппера, которое Наташа чертовски долго искала во всей той куче макулатуры. Просто «Джейн». Девочка, появившаяся из ниоткуда в 1984-ом становится приёмной дочерью Джима Хоппера. Но откуда, чёрт возьми, эта девочка взялась? Что стоит упомянуть ещё, так это факт того, что шериф Хоукинса Джим Хоппер был объявлен мёртвым в период с июля 1985-го по март 1986-го, в котором Хоппер, то есть Шостаков, внезапно оживает и возвращается в город. И снова: какого чёрта? Где он прятался почти год? Зачем подстроил свою смерть снова, если в итоге вернулся? Ему даже похороны устраивали! Всё та же Джойс Байерс, по всей видимости. Может находился в Союзе всё это время? Отчитывался перед Дрейковым или кем-то ещё? И снова о Байерсах... Ниточка, соединяющая всех этих людей, наконец, нашлась. Уилл Байерс, — младший сын Джойс, — тоже был объявлен мёртвым в 1983-ем году. Пропал без вести, как ещё и два человека в том году. Наташа порылась в газетах, и что вышло? Все эти пропажи людей были связаны с Хоукинской лабораторией. То есть с Красной комнатой. Картина в её голове до сих пор не была целой, но стало понятно одно: Джейн Хоппер не бедная девочка, спасённая добрым полицейским Джимом Хоппером. Джейн — жертва злой игры Алексея Шостакова. Непонятно было только, являлись ли Байерсы сообщниками Шостакова или очередными жертвами? Наташа до побеления костяшек сжимает вилку и мысленно клянётся: пусть только ей подадут знак. Пусть только она увидит полную картину всей ситуации — Алексей Шостаков познает всю ярость, что копилась в ней все эти годы. Позже ночью она получает этот знак. Наташа уже готовится ко сну, когда телефон вдруг разрывается трелью. — Да? — тихо говорит она, косясь на курящего на балконе Джеймса. — Это было тяжело, — без приветствий начинает Клинт. — Будешь должна мне, — на фоне слышится недовольное «нам», в котором узнаётся Шэрон. — Хорошо! Хорошо, ты будешь должна нам. Наташа криво ухмыляется. — Буду. Ближе к делу. — Точно, — Клинт по-деловому прокашливается. — Мы нашли немного, но я думаю, это именно то, что тебе нужно. В 1971-ом прогремел громкий скандал. Некая Терри Айвз подала в суд на Мартина Бреннера за то, что тот якобы выкрал её дочь, — Клинт замолкает на миг, видимо, выдерживая таинственную паузу. Наташа закатывает глаза. — Дело она не выиграла, Бреннер доказал, что у той случился выкидыш. Всё бы ладно, но мне это всё показалось странным, так что мы с Картер продолжили искать дальше. Снова таинственная пауза. Наташа раздражается и повторяет: — Ближе к делу, Клинт. — Да ладно тебе! — он театрально вздыхает. — В общем, Терри не только обвинила его в похищении, но и в том, что Бреннер ставил эксперименты над детьми в... Хоукинской лаборатории. Сердце Наташи падает куда-то вниз. — А про своего ребёнка она говорила, что её зовут Джейн. Джейн Айвз. — Твою мать, — тревожно выдыхает Наташа. Её руки начинают медленно подрагивать. Вот и оно. Вот и недостающая часть пазла, которой ей не хватало. — Всё плохо? — будничным тоном интересуется Клинт. Наташа с трудом берёт себя в руки. — Ты, блять, не представляешь как, — она прикрывает глаза, снова вцепляется в волосы. — Я всё тебе расскажу, когда вернусь. На фоне снова раздаётся голос Шэрон и недовольное «и мне!». — И тебе, — легко соглашается Наташа и, не попрощавшись, кладёт трубку. Когда Джеймс возвращается с балкона, Наташа уже притворяется спящей, хотя сна у неё ни в одном глазу. В верности Шостакова Красной комнате сомневаться было нельзя: совпадений было слишком много. Она, Лена и Джеймс приехали, чтобы поговорить с Алексеем, заручиться его помощью, уничтожить вместе причину их разрушенных жизней. Но теперь надо было менять планы и избавляться от Шостакова, пока не стало поздно. Наташа чувствует, как Джеймс целует её в плечо, и мысленно даёт себе клятву спасти Джейн Айвз во что бы то ни стало.***
— Ахуеть... — выдаёт следующей ночью Елена, когда они втроём сидят в машине недалеко от дома, в котором жил Шостаков вместе со своей новой «семьёй». Сегодня Наташа не пошла на работу, вместо этого незаметной тенью проследовав за полицейской машиной до самой хижины в лесу, где Уилл и Джейн вышли, активно замахав уезжающему Алексею руками. Как же эти бедные дети доверяли этому ужасному человеку. — Не могу поверить, что ты всё это время проводила расследование, а нам говорила, что всё в порядке! — зло шипит Елена, складывая руки на груди. Джеймс молчит, хоть и смотрит неодобрительно. — Я должна была убедиться во всём самостоятельно. — Ты должна научиться работать в команде! — продолжает негодовать Елена. Наташа опускает глаза. Да, наверное, надо было рассказать раньше. Но, чёрт возьми! Вдруг её предположения оказались бы ошибочными? Импульсивная Лена, только заслышав о том, что Алексей не предавал Красную комнату, ворвалась бы к нему в дом и всех поубивала. Сказать это Наташа, конечно, не спешит, опасаясь очередной вспышки гнева. — Я думаю, что нам нужно разделиться, — устало подаёт голос Джеймс. Елена фыркает, бурча что-то вроде «ну конечно!», но, подувшись, кивает. — Кто-то должен вывести из дома Байерсов, — задумчиво тянет Наташа. — Они не причём, я уверена. Шостаков просто использует их. — Хорошо, — кивает Джеймс. — Кто-то также должен охранять периметр, а кто-то пойти на Шостакова, — помолчав, добавляет: — Я считаю, к нему должна пойти Наташа. Лена угрожающе вскидывается, так что тот спешит объясниться: — Она лучше всех осведомлена. Если пойдем ты или я, то напортачим. Сама же понимаешь. — Ну разумеется! — снова фыркает та, бормочет что-то под нос и, бросив напоследок, что охраняет периметр, выходит из машины, оглушительно хлопая дверью. Наташа закатывает глаза. Импульсивная Лена, как она и говорила. И... Боже, как же она благодарна, что Джеймс встал на её сторону. — Поговорим потом, — мягко говорит он, замечая её удивлённо-благодарный взгляд. — Будь осторожна, ладно? — Ты тоже, — также мягко отвечает Наташа. — Без глупостей, — бросает он на прощание и бредёт в сторону дома. Наташа закатывает глаза, скрываясь в темноте деревьев. Она слышит, как Барнс стучится в дверь, приветливо здоровается с женщиной, — наверное, с Джойс, — а потом выдумывает какую-то небылицу, раз та вместе с сыновьями вдруг садятся в машину. Наташа хмурится. Интересно, что он им такого сказал?.. Вокруг темно и тихо, в лесу нет фонарей. Единственный источник света — фонарик, висящий над входом в хижину. Наташа краем уха улавливает шаги Лены где-то рядом, перезаряжает пистолет и уверенно двигается в сторону дома. Нужно обойти его, чтобы забраться незаметно. Сзади удачно оказывается лестница, ведущая на чердак. Это удобно: так она сможет залезть в окно второго этажа и лучше оценить обстановку. Наташа прищуривается, таясь в тени больших кустов. Всё правильно, в доме два человека. И, что удачно, оба на первом этаже. Она бесшумно взбирается по лестнице. В доме тоже, на удивление, тихо; слышно только шум воды и тихий треск телевизора. Ни разговоров, ни криков... Она не знала было ли это хорошим знаком. Проверив оружие, Наташа огляделась: комната, в которой она оказалась была похожа на детскую. Прикинув, Наташа поняла, что тут, вероятно, жили Уилл и Джейн. В комнате было всё парное: две кровати, два стола, два шкафа, два кресла... Никаких чётких разделений, указывающих на то, что комната принадлежала и мальчику, и девочке не было. Всё было выполнено в нейтральных цветах с акцентами на жёлтый и фиолетовый. На стенах висело огромное количество постеров, рисунков и фотографий. Наташа распахнула глаза и усмехнулась — на одной из стен расположился плакат со мстителями. Её там, конечно, не было. Она ведь не просто так скрывала свою личность. Интересно, как бы сложилась их миссия, если бы мир знал, как выглядит лицо чёрной вдовы? Наташа содрогнулась от этой мысли. На тумбочке у одной из кроватей — она определила её как кровать Джейн — была рамка с фотографией. Поколебавшись, Наташа взяла её в руки и чертыхнулась; сердце заныло. Девочка, в которой узнавалась Джейн, сидела на спине у мужчины и вскидывала руки вверх. Она нервно вздрогнула, опустив взгляд чуть ниже. Мужчиной был Алексей. Он выглядел всё таким же, каким помнила его Наташа. Только гораздо более постаревшим. Наташа поставила рамку на место, опустив её фотографией вниз. Тут, в этой комнате, всё казалось настоящим. Совсем не таким, каким было в Огайо. Она снова вздрогнула, вынырнув из своих мыслей, когда на первом этаже кто-то громко засмеялся. Возьми себя руки, Наташа. Дверь еле слышно скрипнула, когда она невидимой тенью выскользнула из комнаты. Пистолет лёг в руку приятной тяжестью. Надо было с этим заканчивать. В гостиной, как она определила комнату, к ней спиной сидел только Алексей — она узнала бы его в этой темной фигуре, даже если бы не знала, что это он. Джейн тоже где-то рядом, потому что она слышала девичий смех... — Руки за голову, Шостаков. Без шуток, — чеканит она по-русски, снимая оружие с предохранителя. Спина Алексея деревенеет буквально на глазах. Он медленно поднимает руки вверх, встаёт с потрёпанного жёлтого дивана и поворачивается к ней лицом. — Я знал, что ты когда-нибудь придёшь, — спокойно говорит он. Что-то внутри Наташи дёргается на полузабытый голос внезапной вспышкой печали и злости. Она открывает рот и хочет, хочет что-то ответить, но вместо этого просто стоит и... смотрит. Её глаза скользят по его лицу, по его фигуре. Он изменился. Сильно изменился и выглядит ещё более постаревшим, чем на фотографии в комнате Джейн. — Папа? — слышится с кухни. — Что происходит? Наташа дёргается, но пистолет с Алексея не сводит, хватает его только крепче. — Всё хорошо, — всё также спокойно отвечает тот. Наташа непонимающе на него хмурится. Зачем он врёт? Почему он так, черт возьми, спокоен? Почему она просто стоит и не может заставить себя двигаться?! Слова Алексея Джейн, кажется, не успокаивают, потому в следующее мгновение та входит в проход между гостиной и кухней и замирает. Наташа с трудом натягивает улыбку. — Здравствуй, Джейн. — Мисс Браун? — растерянно спрашивает она и вдруг меняется в лице. Пистолет увидела — понимает Наташа. Дальше всё происходит так стремительно, что она не успевает следить за происходящим. Джейн внезапно вскидывает руки: пистолет из рук Наташи вылетает и падает куда-то за её спиной, а её саму какой-то неведомой силой прижимает к полу. Наташа широко распахивает глаза и пытается дотянуться рукой до горла, но собственное тело её, блять, не слушается. Перед глазами плывёт от боли и нехватки воздуха... Ну конечно, чёрт возьми! Суперсилы у детей из лабораторий... — Оди... — доносится до Наташи, как из-под толщи воды. Кто такая Оди? — Пусти... Поговорить... Круги перед глазами расширяются, она скорее чувствует, как хрипит, чем слышит, когда всё заканчивается также внезапно, как и началось. Наташа наконец хватается за своё горло и тут же переворачивается на спину. Не надо было им разделяться! — Иди наверх, — слышит она умоляющий голос Шостакова. — Она собиралась причинить тебе боль! — голос у Джейн злой и испуганный. Бедная девочка так цепляется за этого монстра... — Всё будет хорошо, — у Наташи перед глазами до сих пор тёмные круги, а мир вокруг дрожит, но это не мешает ей увидеть, как Джейн бросается ему в объятья. — Мы с ней просто поговорим. Сердце снова колет. Она, откашливаясь, оглядывается в поисках пистолета. Дерьмо. Лёжа не дотянуться... Наташа ползёт в сторону, незаметно, как надеется, тянется кончиками пальцев до оружия. Ещё чуть-чуть... Краем уха слышит, как кто-то — Джейн — громко хлопает дверью, а потом топает по лестнице. Алексей тяжело вздыхает, когда она, наконец-то дотянувшись, вскакивает на ноги, игнорируя всё те же чёрные круги, заплясавшие сильнее. — Ты — больной ублюдок, — хрипит она, со всех сил стараясь держать стойку. — Ты не понимаешь о чём говоришь. — Не смей! — вскидывается Наташа, делая шаг ближе. — Не надо врать мне, Алексей! Эта бедная девочка так любит тебя, а ты... Тот, даже не реагируя на её гневные выпады, сильно трёт лицо. В его глазах — ничего, кроме бесконечной усталости и смирения. Наташа могла бы так легко пристрелить его прямо сейчас... — Ты не понимаешь, — с нажимом повторяет тот, вызывая у Наташи очередную вспышку гнева. — Она — не задание, Наташа. Я... Я больше не служу Союзу. — Брехня, — фыркает она, качая головой. — Ты не из тех людей, кто просто уходит от прошлого. — Ты тоже, но посмотри где мы сейчас. Наташа рычит сквозь зубы, делая ещё один шаг ближе. Алексей даже не дёргается. — Я не позволю тебе разрушить ещё одну детскую жизнь. Боже мой! — восклицает она. — Десять лет работы ради того, чтобы втереться в доверие к девочке? И ради чего? Чтобы Советский Союз имел в своих рядах супер-девочку?! — она размахивает руками и тыкает пальцем в себя. — Я уже была такой чудо-девочкой! Елена была! Аня, Света, Марина... Неужели мало?.. — она срывается на шёпот и обрывает саму себя. Не выдержит. Не сможет высказать всё с непоколебимым лицом. В горле ком, и глаза жгут дурацкие слёзы. — Наташа... — шепчет ей в ответ. — Джейн — не оружие. Джейн — не очередная чёрная вдова, и не новая супер-девочка, — его голос дрожит, и Наташа понять не может, то-ли он говорит искренне, то-ли — хороший актёр. — Она — моя семья. Наташа судорожно выдыхает и сильно жмурится. Нет. Нет, чёрт возьми, нет! Она не станет верить ему, она не станет подводить невинную Джейн, не станет своей слабостью обрекать её на такую же жизнь, на какую когда-то обрекли её. Но... Маленькая девочка внутри неё, которую ей раз и навсегда пришлось оставить в Огайо, недоверчиво открывает глаза и тянется к знакомому до боли голосу Алексея, противясь попыткам Наташи затолкать себя обратно. — Я тебе не верю, — шипит она. Выходит совсем неправдоподобно. — Я не знал, что лаборатория здесь — это люди Красной комнаты. Я переехал в Хоукинс, чтобы начать новую жизнь. От Красной комнаты не сбежишь, — Алексей разводит в сторону руки, а Наташа вздрагивает, вспоминая кашляющего кровью Дрейкова. — Джейн была единственной, кто выжил в лаборатории. Я спас её, Наташа. Забрал себе... Она видит как блестят его глаза, буквально чувствует, как ноет от боли её сердце. — Она — моя дочь. Всё, что у меня есть... Я заслужил расправы и мести, я знаю, — Алексей смотрит ей прямо в глаза, открыто и без страха. — Но только не забирай у меня её. И Наташа просто... Ломается. Потяжелевшая рука с пистолетом резко опускается. Она, больше не в силах выносить всё это, отворачивается куда-то к стене, чувствуя как горячие слёзы градом катятся по лицу. Она чувствует себя так, будто плотину, наконец, прорвало. Перед глазами стоит фотография возле кровати Джейн; Джейн, которая широко улыбается, буквально несясь к полицеской машине; Джейн, называющая Алексея папой; Джейн, без задней мысли бросившаяся защищать его... Конечно она могла списать всё на то, что Джейн просто доверилась не тому человеку. Ей хотелось так сделать. А потом понимает, что Алексей правда, блять, любил эту очаровательную девочку с карими глазами. Она ведь и сама видела, как каждый день он срывался с работы, чтобы забрать ту из школы, слышала, как они в один голос смеялись, когда Наташа стояла на втором этаже; помнила, каким счастливым был Шостаков на той фотографии; как он минутами ранее прижимал к себе испуганную Джейн... Поэтому, в отличии от Огайо, всё в этом доме казалось настоящим, а не хорошо вылизанной картинкой. Потому что настоящим тут всё и было. Алексей не проводил время с Джейн только потому, что надо было, а потому что он хотел этого. Алексей общался с Джейн осторожно и спокойно, каждым движением давал ей понять, что любит. Это с Наташей и Леной он общался коротко и натянуто. Не с Джейн. Слёзы остановились так же быстро, как и начались. Она смотрела пустым взглядом в стену, кусая сухие губы. Легче было бы сейчас всё-таки пристрелить его. Легче было бы остановиться на мысли, что тот врёт, что Наташа в своих доводах не ошиблась. Но всё это не было правдой. Правдой было то, что это Наташа и Лена были жертвами Алексея, а не Джейн. Это они не были нужны ему, а не Джейн. Это они были супер-девочками Союза, а не Джейн. Это жизнь в Огайо была хорошо написанным сценарием, а не в Хоукинсе. Наташа глубоко дышит и прикрывает глаза. Открывает их и кидает пистолет куда-то перед собой. — Почему Оди? — хрипит она. Алексей, не переспрашивая, криво улыбается и отвечает ей: — В лаборатории её звали Одиннадцать. Наташа поджимает губы. — Жестоко. — Джойс и мальчики... — неуверенно тянет он. — Что ты с ними сделала? Дурацкое сердце снова болит. Он волнуется за них... — Им ничего не грозит. Он выдыхает, вроде как с облегчением, но Наташа всё равно может увидеть страх на дне его глаз. Алексей стоит молча, опустив глаза в пол. Наташа снова его рассматривает. А если... А если бы тогда, в Огайо, он бы всё-таки выбрал их? Что бы с ними было тогда? Что бы было с Джейн? Она трясёт головой и снова жмурится. Оставаться здесь больше нет смысла. Зачем-то оставляя пистолет здесь, на пушистом оранжевом ковре, — тут в одной только гостиной лежит как минимум три разноцветных, ярких ковра, а в Огайо у них был один большой, всегда чистый и белоснежный, — она резким движением трёт щёки и направляется к окну, чтобы выйти отсюда также, как и войдя. — Наташа, — тихо зовёт её Шостаков, когда она перебрасывает через окно одну ногу. Он смотрит ей в глаза внимательно и спокойно. А она уже заранее знает, что он ей скажет. — Мне жаль. Наташа криво ухмыляется, опуская глаза в пол. Вот сейчас было бы хорошо вернуться и попросить его о помощи с уничтожением Красной комнаты. Сейчас было бы хорошо посмотреть ему в глаза также внимательно и сказать, что ей эта жалость ни к чему. Она не станет этого делать. У Алексея, вроде как, семья и любовь. Он не станет рисковать этим всем, только потому, что она попросит. — Прощай, Алексей, — в конце концов говорит она и спрыгивает вниз, не дожидаясь ответа. Высоко в небе улицы освещает луна. У неё опять ком в горле и острое желание разрыдаться. Всё, что она сделала, — к лучшему. Возле их машины она видит только одинокую фигуру Джеймса. Лены не видно. — Как всё прошло? — сразу беспокойно вскидывается он, внимательно оглядывая её. Наташа глубоко вздыхает и мысленно повторяет себе, что всё — к лучшему, когда обхватывает Джеймса руками и утыкается лицом ему в грудь. — Поехали домой?