Ты мой

      Люцифер умышленно лежит без движения. Коктейль из святого масла, смешанного невесть с чем, который в него нагло посмел запустить Кастиэль, отличная причина изобразить отключку. В Клетке, где некуда улететь, это могло сработать как угодно. Люцифер изображает и наблюдает.       Михаил, почему-то в проекции, а не в своем сосуде, почти заботливо возится с Сэмом. Делает это по просьбе Адама. Внутри раскаляется ярость. Люцифер не разбирается, что злит его больше. То, что Михаил безупречно сдержан с Сэмом, по милости которого накрылся их план, или то, насколько он потакает Адаму, который и вовсе ничем не примечательная обезьяна. Люцифер не разбирается. Он злится все сильнее и сильнее. К нему Михаил даже не подошел. Люцифер заставляет себя вслушаться в разговор.              — Кастиэль унес тела, — сухо информирует Михаил. Обращается явно к Сэму. — Твое и Адама. И, полагаю, где-то во время своего обучения мой младший брат пропустил пункт о правилах разделения души с живым телом.              — Подожди, что? — Сэм задает вопрос растерянно. Люцифер закатывает глаза, не поднимая веки. Можно подумать в простом объяснении есть что-то непонятное. Но Сэм находит. — О чем ты говоришь? Я чувствую боль. И себя. Что значит, Кас унес тела?              — В Аду, Раю и Чистилище души обладают материальностью, Сэм, — Михаил вздыхает как-то почти устало. Люцифер приоткрывает глаза совсем чуть-чуть. Видеть можно и сквозь веки, но немного их приподнять все же проще. Михаил мрачен как хмурая туча. Но держит ровный тон. Злость накатывает сильнее. — Все, что ты чувствуешь сейчас, вполне настоящее. Боль и другие ощущения являются последствиями грубого и насильного разрыва души с телом.              — Я не понимаю, — Сэм жмурится, но быстро открывает глаза и внимательно оглядывает Михаила. С недоумением и совершенно невпопад спрашивает: — Почему ты выглядишь как мой отец?              — Это лишь материальная проекция, — Михаил слегка жмет плечами. Выпрямляется с корточек, на которых сидел перед Сэмом. — Душа сосудом выступать не может. А это последнее тело, которое я занимал до вселения в Адама. Теперь вы и наши человеческие вместилища материальны лишь пока мы все находимся в этом измерении.              Люцифер вдруг понимает, что старательно изображаемая отключка успела случиться на самом деле. Память сохранила момент, как Кастиэль забирал тело Сэма, но не Адама. Ярость прибавляется от понимания, что Михаил позволил Кастиэлю творить все, что заблагорассудится, а теперь еще и утешает пострадавших обезьян. Люцифер дергается. Вскочить на ноги и бросить обвинения в лицо Михаилу хочется нестерпимо. Впрочем, препятствий для этого нет.       Создать проекцию — дело мгновения, которое меньше секунды. Люцифер выбирает ставший привычным образ Ника и медленно выпрямляется. Игнорирует испуганный взгляд Сэма и в упор смотрит на Михаила. В глазах красными искрами полыхает сила. Михаил стоит так, чтобы иметь возможность защитить Адама и Сэма, которые жмутся к стене. Это выводит из себя окончательно.       — Ты даже не попытался его остановить, — Люцифер выплевывает обвинение. Михаил уловимо напрягается и вскидывает голову. — Ты просто позволил этому жалкому пернатому делать, что ему вздумается, — каждое слово падает все более недобро и тяжело, скрывая за собой первобытную и сокрушительную ярость.              — Наши возможности здесь ограничены, Люцифер, — Михаил отвечает совершенно спокойно. Словно собирается поговорить как ни в чем ни бывало. Словно они так и делали с момента попадания в Клетку, а не холодно игнорировали друг друга. — Я не знаю, как вышло так, что Кастиэль смог не просто войти, но и выйти, но…              — Ложь тебе не к лицу, Мишель, — Люцифер выбирает самое обидное прозвище из тех, что память подкидывает как подходящие варианты. Михаил никак не реагирует. Люцифер перемещается перелетом и оказывается к нему вплотную. — Ты знаешь ответ, мой дорогой братец. Есть только одна фигура за шахматной доской, которая могла помочь этому жалкому пернатому провернуть эту идиотскую выходку. Но такая правда тебе не нравится.              — Люцифер, я не думаю, что отец…              — Неужели, Мишель? Ах да, мои извинения, — Люцифер старательно выдерживает издевательский тон и добавляет немного презрения. Внутри бушует буря. Ярость клокочет и требует выхода. Безразличие Михаила только разжигает ее сильнее. Оно напускное, но его настоящие чувства скрывает отлично. — Запамятовал, — с притворным сожалением добавляет Люцифер. Протягивает слово. Замечает, как темнеет взгляд Михаила. Это приносит толику удовлетворения. Но этого мало. — Тебе нечем думать, — ядовитая насмешка не скрывает, а подчеркивает обвинение. — Ты даже не попытался.              — Люцифер, — Михаил бросает обращение сквозь зубы. И в нем наконец-то отражается не равнодушие, а неистовая злость. Она глубокая. Слишком глубокая для того, чтобы принадлежать ссоре, происходящей сейчас. Люцифер сужает глаза. Михаил упрямо сдерживает себя и продолжает ровным тоном: — Как я и сказал, наши возможности здесь…              — Ой, да прекрати уже нести эту чушь, Мишель, — Люцифер резко перебивает и сверкает глазами. — Хотя знаешь что? Если ты так настаиваешь, у меня есть чудная идея. Давай проверим.              Люцифер бьет чистой силой. Ярость и спрятанная глубоко под ней обида требуют выхода. Видит в глазах Михаила неверие. Но оно только на миг. Михаил не отвечает ударом на удар. Ограничивается защитным барьером. Оглушительный грохот наполняет Клетку и почти разрывает ткань пространства. Воздух тяжелеет, колется. Трещит от статического электричества, возникшего из-за столкновения силы.       Вокруг сверкают вспышки, похожие на молнии. Люцифер не разбирается, кто из них их источник. Не отзывает силу. Мельком замечает, что Сэм и Адам забрались в угол и пытаются слиться со стеной. Плевать. Обезьяны сейчас беспокоят меньше всего. Даже учитывая, что одна из них Сэм. С ними можно разобраться позже. С Михаилом — нет. Клетку трясет.       Противостояние затягивается и теряет смысл. Михаил так и не бьет в ответ. Люцифер сжимает губы. Проекция значительно отличается от пребывания в сосуде и позволяет чувствовать абсолютно своим каждый жест. Люцифер принимает решение сменить тактику. Превращает бесформенный поток силы во множество острых пик. Придает им мощь, отпуская ярость. Отправляет их в Михаила.       Щит выдерживает. Только гул, наполняющий пространство, усиливается в разы. Этого мало. Мало, мало, мало. Михаил отлетает к стене. Люцифер оказывается рядом мгновенно. Бьет собранным кулаком в челюсть. Жест раздражающе человеческий, хотя в него и вложена сила. Но усмирить злость Люцифер не может. Ее настоящая причина совсем не выходка Кастиэля.       Голова Михаила дергается в сторону. Никогда не чисто белый, почти выражено голубой свет в его глазах разгорается ярче. Михаил вскидывает руку. Так, словно и впрямь собирается ответить ударом. По-человечески. Люцифер перехватывает ее в воздухе и прижимает Михаила к стене. Взгляды скрещиваются. Кто кого утягивает в общие воспоминания, остается непонятым.              Это их остров. Жалкий в сравнении с их истинными размерами кусочек земли, который всегда принадлежал только им. И сейчас он ровно между ними и объят пламенем. Взгляды скрещиваются. В сознании воскресают моменты прошлого. Люцифер не хочет их переживать. Тем более с Михаилом. Он хочет держаться за свою злость. Но она угрожающе тает. Пламя вздымается выше.       Картинки и разговоры мелькают. Их встреча в Содоме. Нападение обезьян на Михаила без благодати. Тела, обращенные в пыль, нелепый разговор и неловкий поцелуй. Ссора в Гераклее, а позже в Египте. Перерождение любви в ненависть, когда Михаил рука об руку с отцом, заточает его в Клетку. Редкие визиты, которые он равноценно ненавидел и ждал. Первая встреча после обретения свободы. Ссоры, ссоры, ссоры.       Люцифер стряхивает наваждение. Но уже слишком поздно. Чувство, меняющее свой окрас от любви до ненависти и обратно не раз, захватывает целиком. Сущность бунтует против того, что происходит. Остров, кажется, остался единственным, что их еще связывает. Остров, на котором они когда-то, задолго до появления людей, были счастливы вместе. Они все так же смотрят в глаза. Люцифер отзывает силу.       Это слабость. Плевать. Он не хочет и не может разрывать последнюю нить. Даже если сделать это нужно было много столетий назад. Пламя вдруг гаснет полностью. Михаил отзывает силу следом. Восстанавливает остров в первозданном виде щелчком пальцев. Люцифер ощущает изумление. И жгучее желание коснуться. Не тела сосуда, сущности. До Михаила несколько ярдов. Но между ними все еще пропасть. И все же спасенный остров кажется мостом через нее.              — Миши.              — Люци.              Совпадающий до секунды ненужный выдох. Синхронный рывок навстречу. Объятия до боли. Скомканный поцелуй. И не определить, кто первый тянется. Им друг без друга — проще сразу сгинуть в Пустоте. Братьями, кем-то большим или врагами, но они должны быть. Они должны быть друг у друга. Люцифер сдается этой истине. Другой у них не будет. И сейчас плевать даже на то, что Михаил до сих пор не способен понять, что был неправ.              

***

      

      Люцифер строит гримасу, когда оглядывает кабинет Михаила. Слишком скучно. Слишком много белого. Слишком безлично. Конечно, это все в чести на Небесах. Но Михаилу не подходит совсем. Люцифер думает, что позже стоит запилить что-нибудь более подходящее. Но сейчас не до этого.              — Миши, да брось. Ты же это несерьезно насчет битвы, а, братец? Или ты реально не догоняешь? Думаешь, старик явится? Он разочаровался, или что хуже, заскучал, и свалил. Пошел за сигаретами и забыл вернуться.              — Ты не можешь знать наверняка, Люцифер.              Иное обращение как удар наотмашь. Ранит. Заставляет вспыхнуть ярость. После всего Михаил все равно собирается устроить предначертанную битву. В финале которой одному из них уготована смерть. Ярость раскаляется. Сила беснуется и заставляет вспыхнуть глаза. Люцифер выплевывает слова:              — Да пошел ты в жопу. Так не терпится меня убить, Мишель? Что же. Тогда я просмотрю, как ты попробуешь.              — Люци, нет. Я не причиню тебе вреда. Больше никогда, — Михаил искренен. Люцифер ищет хоть что-то, чтобы не поверить. Не находит. Испытывает недоумение. Михаил продолжает говорить: — Я не могу поверить, что отец мог так с нами поступить. Он оставил этот план как шанс на искупление. Но я должен допускать, что ты можешь оказаться прав. Если мы сможем достаточно достоверно изобразить, что сражаемся, мы сможем узнать наверняка…              — Явится ли папуля, — Люцифер заканчивает фразу за Михаила. Тонет в растерянности. Это больше, чем неожиданность. — И когда это ты интересно успел настолько поумнеть, а, Миши? Ну, считай, убедил. Давай об этом поболтаем.              Горечь разбавляет ярость. Люцифер не думает. Впивается в губы Михаила безжалостным, откровенно грубым и жестоким поцелуем. Это лучше, чем сохранять дистанцию, которую отчаянно хочется стереть. Это еще один способ выплеснуть ярость. Михаил вырывается резко. Клетка содрогается от выброса силы.              — Люцифер, — ледяной голос Михаила отражает всю его мощь и прокатывается по пространству подобно разряду грома. — Не смей…              — Так останови меня, Мишель, — Люцифер произносит слова свирепо, подается вперед и почти касается губ Михаила своими губами снова. Бросает вызов. — Я ведь дьявол, мой дорогой братец. Ты сделал меня таким. А теперь я буду делать все, что мне бы ни захотелось. Просто потому, что могу. Но ты ведь сильнее, — пальцы скользят по шее Михаила, который застывает как изваяние. Люцифер не стремится подарить ласку. Он хочет причинить боль. На бледной коже стремительно проступает ярко-красный след. — Мы оба это знаем. Так останови меня, — Люцифер повторяет фразу умышленно. Замыкает все сказанное в своеобразный круг.              — Люцифер…       — Ой, да брось, Мишель. Хватит уже. Я знаю, что ты можешь. Но любопытно, действительно ли этого ты хочешь? Ты не желаешь со мной сражаться. Может, — Люцифер не отказывает себе в мелком удовольствии и оставляет на шее Михаила короткий укус, — никогда и не желал?              Михаил резко вскидывает голову. Бьет силой так же, как и он до этого. Люцифер не успевает среагировать вовремя на долю секунды. Пролетает через всю клетку и впечатывается спиной в стену. Ребра хрустят как настоящие. Больно не от этого, а от неслабого удара чистой силой. Люцифер поднимается с пола, на который съехал, и ощущает смертоносную ярость. Почти верит, что Михаила он сейчас способен даже убить.       Сила вырывается из-под контроля, наполняет пространство. Где-то над их головами, под условным потолком, закручивается воронка, похожая на перевернутый смерч. Она состоит из закаленной ярости и способна уничтожить. Люцифер почти хочет позволить ей это сделать. Даже если это будет означать, что в Клетке он вновь останется в одиночестве. Шаг навстречу Михаилу, который быстрым шагом идет к нему, — предупреждение. Воронка набирает силу.              — Прекрати, — бросает единственное слово Михаил, и оно звучит приказом.              — Иначе что?              Михаил сужает глаза, и свет вырывается из них лучами. Они устремляются к нему. Но на этот раз Люцифер готов и держит удар. Ярость в этом сильно помогает. Лучи проходят сквозь него, не причиняют вреда, рассеянные силой. Люцифер глумливо усмехается. Просто чтобы задеть Михаила. Показать ему, что не собирается ни сдаваться, ни так легко отдавать победу. Воздух переполнен статикой.       Когда Михаил вдруг делает большой шаг вперед и толкает его к стене, это неожиданность. Но отчаянный, исступленный поцелуй, — неожиданность вдвойне. Люцифер не хочет сдаваться. Михаил не заслужил такой легкой капитуляции от него. Не после того, как молчаливо винил его все дни, что прошли с момента их падения в Клетку. Не после того, как усердно делал вид, что не было никакого общего плана и их прошлого.       Люцифер не хочет сдаваться. Но сущность рвется к Михаилу и забывает даже ярость. Ощущает его отчаяние, сожаление и тоску. Жаждет их погасить. Согреть, коснуться, слиться. Досада и обида тают вслед за яростью. Люцифер сдается. Вскидывает руки, обнимает Михаила за шею и грубо тянет ближе. Этого недостаточно, но и останавливаться Люцифер не собирается.       Михаил не сопротивляется, когда он толкает его к соседней стене. Едва слышно стонет ему в губы. Не протестует, когда он разрывает его куртку и отбрасывает ее остатки в разные стороны. Сила вокруг них неистовствует, но сейчас иначе. Каждый поцелуй по-новому обжигает. Сущности ластятся. Они знают друг друга. Они тоскуют друг по другу всегда. Наслаждаются единением, которое стало возможно, как впервые. Звенят радостью и желанием стать еще ближе.       Нетерпением подталкивает. Рубашку постигает участь куртки. Люцифер задирает футболку Михаила. Скользит руками по горячей коже. Это ласка, но на грани грубости. Не успокоить, раздразнить. Михаил выгибается. Вжимается своими бедрами в его бедра. Неожиданно хватает его за волосы и сильно дергает, заставляя запрокинуть голову. Люцифер чувствует восторг.       Он ненавидит сдержанность Михаила. Ненавидит то, что за долгие тысячелетия она приросла к нему и давала сбой только в разговорах об отце. Теперь нет. Радость чуть злая. Они ходили по этой грани близости долго. Слишком долго. Люцифер собирается ее наконец перейти. Готов убить любого, кто попробует помешать. Михаил этого делать явно не собирается. Он сдается ему и самому себе. Теперь это общая капитуляция. Задетая гордость затыкается.       Страстных поцелуев давно мало. Тряпки раздражают неимоверно. Люцифер щелкает пальцами. Оставшаяся одежда исчезает с тел. Михаил словно бы и не замечает этого. Люцифер толкает его на пол и тут же обрушивается сверху. Прижимает всем своим весом. Хищно улыбается, сжимает запястья Михаила и заводит ему руки за голову. Тот дергается, но освободиться не пытается. В его глазах полыхает пламя. Люцифер доволен.       Грубые, настойчивые ласки сыплются нескончаемым потоком. Им друг другом не насытиться. Люцифер готов пытаться это сделать ближайшую вечность. Михаил хрипит и стонет. Беснующаяся вокруг них сила собирается в завихрения, похожие на юркие волчки. Сущности переполнены эйфорией. Это заставляет сиять кожу и рождает дрожь под ней.       В каждой их порывистой ласке бьется пульсом энергии желание стать ближе. Поцелуи становятся все более затяжными. Приобретают примесь нежности. Люцифер не хочет больше ждать. Он хочет Михаила. Здесь и сейчас. Скользит руками по подтянутым ягодицам, пробирается пальцами между ними. Михаил удивительно уступчив. Никакого протеста, никакого сопротивления. Только неиссякаемая жажда и испепеляющий жар во взгляде.       Люцифер глубоко стонет, когда Михаил проводит руками по его спине. Сила вонзается прямо под кожу. Она ласкает сущность, но дарит при этом мириады ощущений телу. Они тонут друг в друге. И это вершина блаженства. Крылья бьют по воздуху. Контроль норовит ускользнуть каждый миг. Тела легко подстраиваются под их желания, подготовленные минимальным воздействием силы. Люцифер входит в Михаила одним резким движением.       Слитный, совместный стон — это больше, чем звук. Это слабый выплеск силы, который обретает самостоятельную жизнь в пространстве. Михаил вскидывает голову. Кусает его за шею. Покрывает жадными и чуть болезненными поцелуями его ключицы. Люцифер шипит. Окончательно отпускает контроль. Есть Михаил и мощные толчки, которые соединяют тела и ведут к абсолютному слиянию сущности. На остальное плевать, плевать, плевать.              — Люци.              Хриплая мольба, в которой мешается невообразимая гамма эмоций, пробирает до сладко-болезненной дрожи и звучит почти криком.              — Ты мой, Миши.              За утверждением злость. Но за ней нечто куда более глубокое и настоящее. Нежность, которая переполняет и не может найти достаточного выражения. Страсть, которая порочна, непреодолима и может лишить разума. Боль, которая наносит раны, что могут быть исцелены только чистой любовью. Просьба, которая никогда не прозвучит вслух.       На глаза нежданно наворачиваются слезы. Люцифер кривится. Как по-человечески. Никак иначе. Сущность разрывает от переизбытка ощущений, от накала чувств, от остро желанной близости. Люцифер вновь прижимает запястья Михаила к полу, по обе стороны от его головы. Срывается на рваный, яростный темп движений. Отчаянно хочет впечатать Михаила в пол вместе с собой навечно. Слышит новую тихую мольбу:              — Люци…              — Ты мой. Ни старика. Ни Рафаэля. Ни бесполезных жалких пернатых. Мой. Слышишь меня, Миши?              — Я твой с того момента, как мы впервые увидели друг друга.              Михаил отвечает совсем неразборчиво. Между словами — стоны и прерывистые паузы. Люцифер теряет остатки терпения и желания размышлять. Он веками не позволял себе бездумно чувствовать. Сейчас это хочется наверстать. Осыпать резкими поцелуями лицо и шею Михаила, не прекращая вбиваться в него, легко. Но этого мало, мало, мало. Принадлежать Люцифер хочет не меньше. С Михаилом он хочет всего. И собирается это взять.       Им мгновения до финиша. Люцифер прекращает двигаться. Замирает. Порыв чувств не мешает ощутить мимолетное удовлетворение, когда Михаил смотрит непонимающе и почти обиженно. Живой. Михаил сейчас живой в каждой своей эмоции. Искренний рядом с ним. Настоящий. Сущность преисполняется такой эйфорией, которую обезьянам не познать никогда.       Люцифер выскальзывает из Михаила, перекатывается на спину и тянет его на себя. Наслаждается его усилившейся растерянностью. Она ненадолго. Надолго Михаил себе не позволит. Так и происходит. Растерянность уходит. На ее место приходит вопрос во взгляде. Люцифер достаточно ехидно улыбается в ответ. Он не собирается помогать Михаилу объяснениями, чего хочет. Слишком желает, чтобы тот догадался и сделал сам. Как по-человечески. Никак иначе.       Во взгляде Михаила вспыхивает неукротимое пламя. Он всегда умел быстро ориентироваться. Ему полагается в конце концов уметь все. То, как настойчиво и уверенно Михаил переворачивает его на живот, новая неожиданность. Люцифер усмехается, но решает выждать, прежде чем определиться, сопротивляться или нет.       Сила окутывает их тела слабой, едва видимой дымкой. Люцифер замечает, что на запястьях Михаила дымка вспыхивает ярче. Она быстро охватывает ладони. Превращает их в средоточие чистой энергии. Михаил сжимает его плечи. Затем уверенно скользит ладонями по спине. От ласки в первую очередь сущности, но и тела, мутится сознание. Из горла рвется стон. В нем просьба и требование.       Михаил улыбается. Люцифер сжимает кулак. Почти хочет собрать силу для удара. Ладони Михаила сжимают ягодицы, и Люцифер оставляет идею. Горячие губы, которые покалывают кожу, оставляют дорожку поцелуев вдоль позвоночника. Они не обезьяны. Каждое касание сейчас, губ, рук или просто кожи к коже, это касание силой. Она их суть. Сосуд или проекция для нее только проводник, который она может напитать.       Люцифер дергается, когда Михаил ложится на него. Неспешно покусывает его загривок. Вроде бы глубинно протяжно стонет, но кажется, что утробно порыкивает. Оглаживает его тело, даря все новые и новые ласки. Это невыносимо. Накал ощущений грозит разорвать сущность на отдельные молекулы.              — Миши, — угрожающе бросает Люцифер.              Михаил только тихо усмехается в ответ. Несколько раз прикусывает шею. Прихватывает зубами мочку уха.              — Ты выбрал не меня, Люцифер. Я выбрал не тебя следом. Это то, что мы повторять никогда не будем, ясно? Больше никаких ссор. Никогда.              — Что угодно.              Люцифер не задумывается над ответом и выдает его грудным протяжным стоном, когда Михаил медленно входит в него и параллельно сжимает его член рукой, ловко проникнув ей под бедра и заставив их приподнять. Общий ритм движения быстро становится бешеным. Сила неистовствует. К финишу нет пути. Он просто наступает. Сумасшедшее удовольствие взрывает и сущность, и тело, и вырывает яростный, растянутый во времени крик.       Михаил обхватывает его рукой поперек груди. Сжимает в железном объятии. Продолжает мощно двигаться в нем. Заставляет повернуть голову. Кажется почти безумцем, когда впивается в его губы бесноватым поцелуем и срывается на глубокие, дикие толчки. Люцифер слизывает струйку крови, которая бежит по подбородку из прокушенной губы, и смотрит в глаза. Михаил глубоко стонет и изливается внутри него. Тяжело падает сверху.       Резко наступает тишина. Волчки силы медленно истаивают в воздухе. Люцифер лениво скользит взглядом по пространству. Замечает Сэма и Адама, которые продолжают жаться в углу. Про них оказалось легко забыть. Щеки у обоих алеют так, что можно рассмотреть за милю, не обладая ангельским зрением. Люцифер усмехается. Сейчас эти двое не злят, а забавляют. Михаил слабо шевелится на нем.              — Какого черта это было? Боже…              Люциферу требуется усилие, чтобы методом исключения определить, что дрожащий голос принадлежит обезьяне, которая Адам. Михаил дергается, будто бы даже вздрагивает. Люцифер усмехается шире. Реакция Сэма и Адама обещает море развлечений в дальнейшем и становится приятным дополнением к полученному удовольствию. Люцифер предвкушает еще и реакцию Михаила, когда тот в полной мере оценит, что от свидетелей им не избавиться. Промолчать можно, но не хочется.              — А вот папулю поминать не надо, — Люцифер выбирает ехидный тон и говорит умышленно лениво. Сэм вздрагивает. Адам смотрит затравленно. Михаил скатывается на пол. Награждает укоризненным взглядом. Люцифер закатывает глаза и упрямо продолжает: — И, кстати, там, на галерке. Фокус не повторять. Что фигня для Юпитера, проблема для быка. Докторов сюда сунуть забыли, меня ролевые игры никогда не вставляли, а великим правителям небес порванные задницы исцелять не по чину. Все усекли, обезьянки?              Сэм вздрагивает снова и смотрит обреченно. Нет нужды касаться его мыслей, чтобы понять, что он мечтает сбежать, но понимает невозможность этого. Адам закрывает лицо руками и мотает головой, словно это может помочь изменить реальность вокруг. Во взгляде Михаила прибавляется укоризны. Люцифер переворачивается на спину, раскидывает руки и широко улыбается. Это обещает быть по-настоящему забавно.