Do I Wanna Know?

      «Есть ли румянец на твоих щеках?»       Вот что я думаю каждый раз, когда зову тебя «принцессой» или «своей любовью» на людях. Если раньше это была попытка над тобой обидно подшутить, то теперь я просто жду того, что ты отреагируешь так же эмоционально, как и тогда. Но все эти клички из моих уст произносились настолько часто, что не только ты перестал обращать на это внимание, но и я, сформировав это в нашу общую привычку, которой уже никто не удивляется. Недавно я ткнул тебе в макушку пальцем, называя тебя «крошкой», но ты в ответ просто покачал головой, пробормотав себе под нос что-то похожее на простую просьбу отъебаться. А я-то помню, что не так давно твои щёки приобретали оттенок розовых тюльпанов чуть ли не со скоростью света, стоило мне так обратиться к тебе. И отчётливо помню твой смущённый голос, зовущий меня по имени, намекающий на то, чтобы я поскорее прекратил. Но я не хочу прекращать.       У тебя бывает страх, что ты не можешь повлиять на ход событий,       Который никуда не девается, как что-то, застрявшее в зубах?       Пусть ты и выглядишь как круглолицый мальчишка на побегушках, всё на самом деле отнюдь не так. Наверное, это одна из всех остальных бесконечности вещей, которые мне в тебе и нравятся — что ты, несмотря на природное обаяние, не такой уж и милый, каким кажешься простым смертным на первый взгляд: ты умеешь пользоваться своей красотой, заполучая всё и всех, кого ты захочешь. Не знаю, хотел ли ты когда-нибудь заполучить меня, но если да, то тебе даже не нужно пытаться, потому что я уже твой. Однако порой забавно звучащие ругательства, умение драться и курить — не единственное, что скрывается под милым лицом. Ты наполнен чувством ответственности и абсолютной серьёзности в своих делах и решениях, чего мне, пожалуй, никогда не испытать. Да ведь ты даже гитару держишь так, будто готовишься к последнему концерту в своей жизни! Ты умеешь порой настоять на своём, хоть это и может иногда раздражать, особенно когда это случается на репетиции и влечёт за собой эти небольшие разногласия, после которых я иду в ближайший магазин за бутылкой крепкого, заливаясь не только алкоголем, но и слезами, как глупая девчонка.       Может, у тебя есть для меня сюрприз?       Потому что ты так смотришь на меня. Если тебе кажется, что я слишком близорук, чтобы заметить твои взгляды, то ты глубоко заблуждаешься. Твои глаза такие большие и завораживающие, что я просто не могу позволить себе упустить этот гипнотизирующий блеск. Я запоминаю все моменты, когда наши взгляды встречаются, особенно когда мы поём очередную песню о любви, обращаясь к несуществующим бабам. Не знаю, как у тебя, но когда я пою, то в основном я представляю тебя. Правда потом мне хочется бросить всё, наплевать на людей вокруг и подбежать к тебе, обняв твое лицо обеими руками и проорав тебе слова того, как я сильно в тебя влюблен. И это тянущее ощущение примагниченности и замедления времени, когда никто не может найти в себе сил отвернуться первым. То есть, ну, зачастую это делаешь ты, даже не подозревая о том, что заставляешь мою грудную клетку сжиматься от боли.       Ты что, даже понятия не имеешь, как глубоко проник в моё сердце?       Мне казалось, что это очевидно. И я даже не пытаюсь скрывать этого, понимаешь? Шоттон — идиот, раз считает своим, блять, долгом постоянно мне напоминать о том, что я на тебе помешался. Забавно, что он прав. Поэтому меня это и раздражает. Ты знаешь, когда я заставляю тебя улыбаться, я чувствую, как что-то внутри у меня переворачивается. Может быть поэтому с тобой я веду себя так, словно я последний придурок — со всеми остальными я никогда не смогу стать таким же открытым и весёлым, каким я бываю с тобой.       На этой неделе я мечтал о тебе почти каждую ночь.       И это правда. Я просыпаю на учёбу каждый день, потому что подолгу не могу уснуть из-за навязчивых мыслей о тебе. Правда потом преподаватели с удовольствием отсыпают мне по самое не хочу, но бля, Пол, если бы меня волновало это. И я не знаю, что мне делать с этим: каждый раз, когда я решаюсь закрыть глаза, я вижу тебя. Нас. Как будто твой образ высечен тонким контуром на обратной стороне моих век. Да даже если у меня всё-таки получается уснуть, то мне снится, как ты улыбаешься мне.       Сколько ещё секретов ты можешь сохранить?       Можешь не верить, но ты — единственный, кому я готов высказать всё самое сокровенное, не чувствуя себя уязвимым. Я даже когда-то плакал при тебе. Сомневаюсь, что всем остальным вообще доводилось видеть меня таким. Я просто знаю, что несмотря ни на что, ты не стал бы меня осуждать. И моё сердце тает от нежности, когда ты точно так же открываешься мне, доверяя свои эмоции и чувства. И это совсем не обязательно должно быть что-то грустное. Когда такое происходит, мне просто хочется обнять тебя крепко-крепко и никогда не отпускать, а в груди поселяется тёплое ощущение, как будто что-то расцветает внутри.       В общем, я нашёл одну мелодию,       Которая почему-то заставляет меня думать о тебе,       Ну, на самом деле их много. Да и не без причины, в общем-то. Помнишь все те пластинки, которые мы своровали из того магазина в доме на углу? Все они без исключения напоминают мне о тебе, несмотря на то, что вообще в них играет: грустное или весёлое, о любви или же про утрату — для меня это не имеет значения. Ты был со мной рядом, а это для меня важнее всего.       Последнее, что мы стащили, были The Everly Brothers. Я всё ещё помню, как мы громко смеялись, убегая в неизвестном направлении, когда эта несчастная продавщица поняла, ради чего мы на самом деле к ней пришли. Потом ты сидел на моей кровати у меня в комнате, пока мы слушали музыку и говорил, как здорово было бы выучить их песню и сыграть где-нибудь вместе. А когда мы попрощались, я схватил гитару и попытался подобрать на слух Bye Bye Love, придумывая собственные аккорды, потому что тебе всегда нравилась эта песня.       И я ставлю её на повтор,       Пока не усну,       Залив алкоголем диван.       Мими снова орёт на меня, что я вернулся домой пьяным, но она не знает, что накануне мы с тобой поссорились из-за какой-то очередной хуйни, о которой я уже благополучно забыл. Я с трудом поднимаюсь к себе, держась за стену, и вытираю слёзы. Ставлю ту самую пластинку и, кажется, под звуки мелодий в эту тихую ночь, начинаю успокаиваться. К слову, только когда я ругаюсь с тобой, я понимаю, что иногда бываю в чём-то неправ. Я хватаю свою кожаную куртку с кровати и выхожу на улицу обратно. Если идти быстром шагом, то мне до твоего дома минут двадцать. Бегом — десять. И я бегу, представляя себе, что меня преследует маньяк, чтобы бежать быстрее. Когда я оказываюсь перед порогом твоего дома, я, не успевая перевести дыхание, хватаю первый попавшийся камешек с дороги и, с изумительной для пьяного человека точностью, заряжаю в твоё окно с первой попытки.       — Что тебе нужно, Леннон? — говоришь ты, выглянув из окна спустя несколько мгновений. А я... Я вытащил очки из кармана, чтобы лучше увидеть тебя, вот и стою, улыбаюсь как дурак. Потому что ты такой красивый ночью. Красивый всегда, но особенно красивый ночью. Что-то есть особенное в том, чтобы смотреть на тебя, когда единственное, что освещает твое ангельское лицо — лунный свет.       — Пришёл извиняться. Давай, выходи.       Я чувствую, что меня пошатывает, а колени больно сводит, поэтому я переминаюсь с ноги на ногу. Не знаю, алкоголь ли это так действует на меня. Ночная ли прохлада, твоё ли присутствие. Наверное, всё-таки, всё вместе.       — До завтра это подождать не может? — произносишь ты немного раздражённо, но не злишься. Твои брови и уголки губ ползут вверх, видя эту жалкую сцену. А у меня, от того, что вижу я, только сердце заходится так, будто мгновение — и я словлю приступ. — Ты же знаешь, что отец меня убьёт, если поймёт, что я сбегаю из дома по ночам, чтобы ни с того встретиться с этим "безобразным мальчиком Ленноном, влияющим на меня отвратительным образом".       Я громко усмехаюсь. Я знаю, что его отец меня ненавидит. Кажется, даже если бы я спас человечество от гибели, пожертвовав собой, старик Джим всё равно бы продолжил считать, что я моральный урод, извращающий его драгоценного сына.       — Значит, не хочешь?       У меня так громко бьётся сердце.       — Хочу. Что за вопрос?       Я снова улыбаюсь. То есть, я и не прекращал.       — Что ты сидишь тут, как грёбаная Рапунцель? Ты, конечно, моя любимая принцесса... — я глупо смеюсь, и резко расставляю руки по обе стороны, понимая, что начинаю падать. — О, Поли, были бы у тебя длинные волосы, я бы и сам забрался к тебе и поцеловал, но...       Хочу ли знать,       Взаимное ли это чувство?       Но для тебя это очередная глупая шутка. Ты смотришь на меня, а я всё ещё смеюсь, но жду. И снова этот твой взгляд, заставляющий меня замолчать. Я щурюсь, чтобы увидеть, как ты задумчиво кусаешь нижнюю губу. Ты отходишь от окна, не сказав больше ни слова.       Я расстроился, увидев, что ты уходишь,       Вроде как надеялся, что ты останешься.       Кровь в венах сменяется жидкостью разочарования. Тебя нет минут пять, а по ощущениям я уже вечность стою на холодной улице в одиночестве. Я жду ещё немного, но тебя всё ещё нет. Я грустно пинаю камешек под ногами, шаркая ботинком. Мне даже немного обидно. Прибежал, видите ли, среди ночи извиняться, гонимый любовными побуждениями. А ты...       Я шмыгнул носом, чувствуя сковывающую боль в горле, и уже было развернулся, чтобы уйти к себе обратно, как ты шёпотом произносишь моё имя, выбегая со стороны заднего двора. Я поворачиваю голову в твою сторону и моё огорчённое лицо снова освещается улыбкой. Вот так и всегда, стоит мне только увидеть тебя.       Ты попытался одеться, но, видимо, ты торопился слишком сильно: твоя рубашка торчит из наспех натянутых джинсов, а свою кожаную куртку ты вообще держишь в руках. Твои тёмные пряди свисают без привычной укладки, которую я видел ещё днем. Ты, немного неловко глядя в мою сторону, как раз и поправляешь чёлку, подходя ко мне, а я нахожу это очаровательным.       — Так хотел поскорее увидеть меня, что пренебрёг внешним видом? — я оглядываю тебя из-под прикрытых от расслабленности век. В моих глазах и интонации нет ничего злого, моя улыбка становится только шире, когда ты смотришь на меня в ответ. От меня всё ещё пахнет спиртным — я не только напился, но и пролил самую малость на свой воротник, из-за чего ты слегка морщишь нос, но ничего не говоришь, потому что сам бываешь таким же.       Крошка, мы оба знаем,       Что ночи созданы в основном для того, чтобы говорить вещи,       Которые нельзя сказать назавтра.       Ты ничего не отвечаешь на эти слова, снова первым отводя взгляд, поэтому я продолжаю, несмотря на некоторое чувство разочарования. Но это не так важно сейчас. Ночная прохлада и недавно выпитый алкоголь добавляют мне храбрости, поэтому я выдыхаю через нос, как будто собираюсь читать стих, прежде чем произнести немного развязно:       — Я шучу так, Макка. Ты всегда выглядишь прекрасно. Что днём, что сейчас, — я поправляю очки и вновь встречаюсь с твоими глазами. Замечаю, что твой взгляд становится заинтересованнее и по-доброму усмехаюсь, чувствуя очередной прилив смелости. — Вот ты каждый раз, наверное, думаешь, что я это так шутки шучу, а я-то серьёзно.       Ты открываешь рот, чтобы что-то сказать, а я хватаю тебя за запястье и веду за собой, обрывая тебя. Не знаю точно, куда мы направляемся. Ты не выдёргиваешь руку, даже когда я на пробу сжимаю её чуть сильнее, словно желая удостовериться, действительно ли я сейчас держу тебя. Мы, кажется, идём в ту сторону, откуда я и пришёл, но мне плевать, если честно. Я просто хочу быть где-нибудь с тобой.       Мы идём уже несколько минут в абсолютной тишине, которая действует на меня двояко. С одной стороны у меня и так побаливает голова, а с другой, ну... Никогда не бывало такого, чтобы мы шли друг с другом, не разговаривая при этом. Я останавливаюсь, потянувшись свободной рукой за пачкой в кармане, ловко доставая сначала её, а после и последнюю, как оказалось, сигарету оттуда. Кладу её в рот, оставляя болтаться между губ. А другой рукой я всё еще держу тебя. Не так, конечно, романтично, как это могло быть, но я не могу сказать, как ты отреагируешь, если я сцеплю с тобой руки в грёбаный замочек. Я ещё не настолько расслабился, чтобы быть уверенным не только в своих словах, но и в действиях.       — Ты правда так считаешь? Не шутишь? — спрашиваешь ты, вспоминая про мои слова, чем снова вызываешь у меня улыбку.       — А я подумал ты уже забыл об этом.       Ты мотаешь головой, а я и правда подумал, что ты забыл, и теперь чувствую себя немного пристыженно. Потому что у тебя всегда хорошо получается игнорировать что-то подобное, если это исходит от меня. Но, как бы обидно мне в глубине души ни было, я и сам понимаю, что твоей вины в этом нет. Это всё я. Всегда я. Не знаю, что мной движет. Всё могло бы быть по-другому. Я мог бы... Мы могли бы...       — Ты же сказал, что «серьёзно».       — Серьёзно! — я подтверждаю его слова, хмыкая, после чего задумчиво усмехаюсь сам себе и всей ситуации, придерживая сигарету зубами, чтобы она с издаваемым мной же фырканьем не вылетела у меня изо рта. — Пол, может у меня и дерьмово получается быть серьёзным, но я тебе клянусь. Я правда не шучу.       Как же с тобой, всё-таки, сложно. Но я не жалуюсь, нет. Я и не жду того, что будет просто — я всё равно ползу обратно к тебе. Метафорически, конечно же. Стоит мне задуматься о чём угодно, как мои мысли сами по себе парадоксальным образом возвращаются к тебе.       Я дотягиваюсь до карманов и обнаруживаю, что потерял зажигалку. А спички с собой таскать я тем более не стал бы.       — Бля, — ругаюсь себе под нос и понимаю, что всё это время ты наблюдал за мной. Я весело подмигиваю тебе. — У такого прекрасного мужчины не найдется огоньку для дамы?       Перехожу на фальцет и кривлю такое же лицо, как у тех дамочек из глупых фильмов. Хлопаю ресницами и невесомо опускаю руку над твоей грудью, ведя по ней пальцем. Это могло бы быть откровенным заигрыванием, конечно. Но я пьян. И, как я уже говорил, все мои мысли всегда возвращаются к тебе. А ты? Выпив, ты хоть раз думал о том, чтобы хотя бы позвонить? Потому что я постоянно об этом думаю.       — Когда ты успел заделаться в бабы? Мы же с тобой всего несколько часов не виделись! — смеёшься ты, и всё ещё не отпускаешь мою руку. Странная формулировка, ведь это, вроде бы, я тебя держу. Но, заметь, держу, а не удерживаю. Ты проверяешь собственные карманы, выуживая из одного из них, к моему облегчению, потрёпанную бензиновую зажигалку, и резко крутишь колёсико вниз.       — Всё равно эти несколько ощущаются как тысячи, — мои брови слегка ползут к переносице, когда ты подносишь огонёк к моему лицу, зажигая мою сигарету. Я благодарно киваю, делая первую затяжку. В груди у меня поселяется странное чувство, обжигающее мои внутренности на пару с табачным дымом.       Возможно, я слишком занят тобой, чтобы влюбиться в кого-то другого?       Я, по правде говоря, пытался. И не раз. Думал, что это просто какое-то проявление глубокой привязанности, пока не понял, что ты — мой дом. Ты для меня — как музыка в моей жизни: чего только нового я не перепробовал, как бы я не пытался как-то отстраниться — всё это не приобретает хотя бы малую долю того же значения, которое я придаю музыке и тебе. Я отвергаю всех, потому что есть ты, а этих всех, поверь, немало. И ты — не все. Да и зачем мне кто-то ещё? Все девушки, которые ко мне лезут, ожидают, что я буду писать им песни о любви и рвать сирень с чужого сада, а я всего лишь хочу быть понятым. И понимаешь меня только ты. Большего, чтобы до беспамятства влюбиться в тебя, мне, в принципе, и не понадобилось. Всё остальное — просто охуительное дополнение.       Так хватит ли тебе смелости?       Мне интересно, открыто ли ещё твоё сердце.       Не знаю как, но вскоре мы оказались на Земляничных полях. А ведь я, сосредоточившись на курении не так давно выброшенной сигареты и собственных мыслях, даже не заметил, как мы прошли мимо Мендипса. Я всё ещё держу тебя, а ты так ничего и не сказал в ответ на моё своеобразное признание в собственной же искренности. И ни малейшей реакции. Как-то немного грустно от осознания того, что мне вообще приходится тебя убеждать в этом. Да от кого ты прячешься?! Ты ведь всё равно думаешь, что это очередная моя выходка, приправленная к тому же пьяным, пусть и слегка, но, чёрт бы побрал мою привычку напиваться, пьяным состоянием, как ни крути. Даже несмотря на всё, что я тебе сказал, ты всё ещё не выглядишь убеждённым. Что ж, если этого мало — кто не рискует, тот не пьёт шампанского...       Я сжимаю твое запястье ещё раз, прежде чем отпустить тебя. Ты, почувствовав движение, поднимаешь на меня взгляд, когда я снова беру тебя за руку, но на этот раз всё-таки решаясь переплести наши пальцы.       Если так, то я хочу знать, когда оно закроется.       Ты остановился и повернулся ко мне, даже не попытавшись вырваться. Мне ничего не стоит посмотреть в твои слегка напуганные глаза, довольно улыбаясь, пока твои и без того круглые брови округляются больше и ползут вверх от удивления. Твоя рука так идеально лежит в моей, заставляя меня только больше убеждаться в том, что где-то в маленьком манямирке в моей голове мы были созданы друг для друга. Я наслаждаюсь чувством, разливающимся сначала по моей грудной клетке, а после и по всему телу. Тёплое, как кипячёное молоко. Вязкое, как самый сладкий мёд.       Чувствую, что остываю и вытягиваю губы в поцелуе. Приближаюсь к тебе, закрыв глаза, но ты только отдаляешься назад, будто бы я отталкиваю тебя своим движением. Что ж, ладно. Это заставляет меня открыть глаза и прочитать на твоём лице напротив ясно выраженное недоумение.       Когда ты отпустил мою руку и тяжело выдохнул через рот, осмотрев меня, я понял, что всё счастье, которое я придумал себе и нам вдвоём, оказалось действительно лишь частью моей фантазии. Все приятные чувства, которыми я наслаждался, тут же обратились во что-то страшное, причиняющее мне почти что физическую боль изнутри.       — Джон, прошу, давай сначала поговорим. Я просто не понимаю...       Твой голос звучит так грустно, будто бы тебе совсем и не хочется говорить со мной. Будто бы тебе так же больно произносить эту просьбу, как и мне сейчас.       — Да, давай, — я хмыкаю, глядя на тебя сверху вниз. — Давай, Маккартни, скажи мне, какой я чокнутый педик. Долго хотел мне это высказать, да?       И мне жаль, если я мешаю.       Просто я постоянно на грани       Попытки поцеловать тебя.       Прошло мгновение, а я уже жалею о том, что сказал это. Жалею о том, что мне вообще хватило дурости на то, чтобы всё-таки переступить эту грань. Теперь я не имею представления о том, чего от тебя ожидать. Мне всегда кажется, будто всё слишком просто, а на деле оказывается не так. Кто же знал, что из-за моей беспечности страдают не только другие, но и я?       — Джон...       Ты шепчешь моё имя и смотришь на меня так жалобно, что моё настроение снова меняется. Теперь на ещё более грустное, чем было до этого. Я чувствую, как тяжело от волнения мне становится, когда я пытаюсь зацепиться своим расфокусированным взглядом за твоё лицо       — Ну вот зачем ты так говоришь? — продолжаешь ты, не изменяя своего страдальческого выражения. — И, знаешь ли, только о себе. Почему? А ты хоть иногда вообще думал, каково мне?       Представлял ли я тебя лежащим в своей постели ночью, жмурящим веки от того, что мысли о человеке, которого ты любишь, не дают тебе спать? Представлял ли я как ты учишь на гитаре чьи-то любимые песни, заслушивая перед этим их до головной боли, воображая себя с этим кем-то вдвоём, танцующим под них? Нет, боюсь, что не приходилось. В моей голове ты отстранён от этого всего. По крайней мере, таким ты пытаешься казаться мне. Ты нервно кусаешь нижнюю губу, пока я пытаюсь придумать ответ. Но всё-таки понимаю, что ты прав. Понимаю, что снова облажался — как обычно оно и бывает. В тысячный раз сам себе же клянусь не возлагать надежд ни на что.       Я не могу подобрать слов, поэтому ты, отчаявшись, решаешься продолжать:       — Я просто пиздец как запутался во всех этих твоих двусмысленных высказываниях, — ты теряешь терпение, и, видимо, умеешь читать мысли, раз говоришь почти о том же, о чём думаю я. — Я, знаешь ли, лежал чёртовыми ночами не смыкая глаз, и как дурак всё думал и думал, что ты пытаешься мне этим сказать...       Я тихо хихикаю и поднимаю бровь, не удержавшись.       — И что, всё ещё не догадался?       И ты улыбаешься мне в ответ, пусть это и первое, что я сказал тебе в ответ на все твои слова.       — Я не знаю, чувствуешь ли ты то же, что и я, но мы могли бы быть вместе, если бы ты захотел.