то ли сказку,
то ли быль.
Закон Верховной ведьмы гласит: «Тот, кто от чрева земли оторваться пытается, стоять на ней вовсе не достоин».
И этот город был построен для тех, кто готов шествовать по тропам его в полном спокойствии.
Пальцем большим надавливая и гной вытекающий растирая по коже бледной, Высшая жрица питала свой собственных страх. То, что взращивало силу и давало знания для шествования по дорогам города и страны, сейчас вытягивало последние капли жизни. Ядро магии в этом теле уже пришло в негодность, износилось за век, превратилось в дряхлую старушку с седыми волосами. Магии не это на троне мира реального требовало. — Метка твоя уже в негодность пришла, — истинный лик Ведьмы верховной сейчас восседал в сознании чужом грохотом, голосом несуществующим. Плесневелая старость поднялась с кресла собственного, оставляя позади себя черный шлейф шелка и кровавого кружева. И ходила старушка очень сложно, колечки свои сжимала в сухих пальцах, создавая хоть какие-то шажки. Верховная Ведьма в душе её от нетерпения пищала, но ждала — конец этого тела был очень близок. Душа великая перед глазами Жрицы в картину превратилась — карту мира, заученную историей. На ней и знак такой же — клеймо Верховной силы, сжирающей реальность для поддержания иномирья. Ведь только так магия существовать может. А ведьма эта была осколком прошлого собственного — древний ритуал девичьей души, что своим телом дверные косяки закрыла. Еë история по телам чужим, как наследие человечества перед магией. И уста расскажут об этой жизни позже, когда корону наденет следующий. — Пора преемника искать мне, — Карта зажглась огнями, приглашениями на собственные похороны, — Найди достойного среди них. Того, кто законы мои чтить будет до последнего собственного мига. Старушка слабо кивнула. Она была выбрана так же — испытаниями природы, жертвенности и почитаемости иномирья. Так же была привезена в город этот центральный — как точка перевернутой звезды, что находилась в начале магии мертвой. Название его не важно — не существует оно, как какое-то село с домами старыми и советскими, только без имения собственного в этом мире. Люди ходили по тропам иномирья здесь, подпитывая его. А он в ответ отдавал защиту стране. Сюда приезжали все сильнейшие на зов. Ведьма старушку повела дальше — к столу рабочему. На нем карты разложены своей рубашкой вверх — рисунок дьявольского черепа с рогами козла. И надписью, кровью чужой написанной. Черные ладони в адском дыму заставили тело чужое на колоду карт руки опустить, обязали метку Ковена алым цветом вскипеть и ритуал поиска сильнейших начать. Жрица вытянула карту первую из колоды оставшейся. На игральном столе появилась первая карта — Шут. Ребяческий блеск в глазках, хватающий воздух ртом в попытке поймать счастье, путешествие среди точек производных этого мира. Человеческое тельце, хранящее в себе суть свободы выбора и несуществующего предела собственных возможностей. Пальцами сквозь детскую челку проводя, Лина взъерошила порядок прически своей дочери, пока та восхищалась абсолютно всему в новом городе. Веточка сирени коснулась кончика детского носика. Маленькая девочка нахмурилась, зачем-то открыла рот и сделала очень-очень глубокий вдох. Еë красные очки в виде Микки Мауса скатились с переносицы. — Мама, она не пахнет ничем! — отражение взрослой души чревом материнским смяло в ручке маленькой цветки белые, вырывая из рук Лины веточку кустарника. Женщина на это действие стукнула малышку пальцем по носу, бренча своими украшениями на кисти. — Она пахнет этим городом, красотка моя, — Лина сидела на корточках перед дочкой. Между ними рисунки на асфальте и реклама быстрого заработка от денег до тюрьмы и нити привязанности с любовью, — Просто тут очень грязный воздух для того, чтобы цветки действительно вкусно пахли. — Бедные цветочки, столько запахов в мире, а они пахнут отчаянием. Шут на победу не нацелен. Шут нацелен раскрыть свою душу настолько, чтобы чужой уверенностью подняться выше. Шут настроен лгать во имя доброты и вкушать блюда из белой зависти и жалости во имя взаимности. Лина сжала двумя пальчиками носик дочери, ущипнув. — Потом я дам тебе попробовать и другие грехи этого человечества, но сейчас мы идём за сладкой ватой! Лиловый пиджак спал с плеч женщины, когда она подняла ребёнка на свои руки. Девочка маму обхватила ногами, продолжая поглощать флюиды бесцветной сирени. Луна кинула веточку в сторону перед пешеходным переходом, после спустив дочь на землю и взяла маленькую ручку в свою. Свет Солнца путался в волосах женщины вместе с линиями вплетенного серебра. Такого же дождя, что в косички малышки вплетены. Две странности этого нового города, держащиеся за руки и стоящие по ту сторону дороги перед светофором через две сплошные. Шут приехал сюда не ради молящей помощи. Магия почувствовала стук в гости среди ночи — душа проснулась в призыве. Голос скрипучий тянул вербовкой глубже в мир, цепью металлической из кишок доставал. Шут не слышал ее голоса. Просто в панике проснулся — сила отцовская трактовала при взгляде в зеркало фразой: «тебя Верховная зовёт». Сила, что мощнее любого иномирья и сила, что держит равновесие в узде своих когтей. Шуту сказали побыть связующим между картами игральными, шут не расслышал. Пока что. — Какое красивое здание! — детский голосок Лину вытолкнул дальше, в мир простой. Девушка перевела взгляд на дочку, на её указывающий пальчик. Рукой поправила еë волосы за ушком, посмотрела на красный свет и потом на здание. Резное дерево, большие колонны и ставни красные — со стариной ассоциировалось. Лина улыбнулась. — Мы можем подойти к нему, если хочешь. Пойдём? — Да! — и потянула Луна маму через дорогу. Прямо в толпу, что дождалась зелёного. Девушка схватила малышку крепче, прижала к себе, сказала, что нужно не потеряться в толпе нового города. Луна засмеялась, бежала рядом с мамой, что-то лепетала — Лина от счастья еë светилась. И двигалась шагами по асфальту далее. Пока мир одним движением не схлопнулся и не выдернул руку малышки из руки матери. Люди снующие превратились в пыль, Солнце в зелёную темноту, а запах сирени и отчаяния сменился на воздух гнили. — Луна! — Лина обернулась назад. Пыль человеческих душ врезалась в еë тело, заставляя бежать вперёд. Но тропы были окровавленные, тянущие не вперёд, а в Ад, в разломы между мирами. И Лина здесь была одна. —Mod'iak ! Покажи мне еë! И гнильской запах вспыхнул пламенем. Пламенем боли, стихии природной и крови человеческой. Запах, которой был слишком близок материнскому чреву. — Mod'iak! Крик матери разрезал странствие, возвращая Лину назад. Туда, где она всё ещё держала руку малышки. — Мама, ты слышишь меня? Лина упала прямо на проезжей части на колени и вжала дочку в собственное плечо. Руки исследовали еë на предмет ушибов или чего-то, что могло появиться после путешествия в иномирье. Луна была в порядке. Уткнулась носом в шею матери, успокаивая еë душу. Девушка сделала глубокий вдох. Послышался гудок автомобиля отрезвляющий. Лина взяла дочку на руки и прошла дальше, к тротуару. Положила ладонь на сердце и склонила голову в сторону водителя — извинилась за происшествие. — Мама, что случилось? — Луна чувствовала своей детской душой метания в мыслях матери. — Кто-то сказал маме, что нам не стоило приезжать. Не устала гулять? Хочешь домой? Малышка слабо кивнула — испугалась. Прижалась лицом к груди мамы и обняла еë за шею. Лина коснулась губами еë лба и снова опустила на землю. Осторожно, даже обернувшись назад. То, что только что постучалось к магии, точно хотело вернуться ещё раз. И именно это позвало в город Шута.Прерванный мир пошатнулся в скрипучем воздухе.
И открыло новую карту на игральном столе, кистью открыло с выгоревшей жизнью в венах и пальцами в трех кольцах с рубином — как капля живородящего на мертвом полотне. Рядом с Шутом появился Император, короной царапая темноту воздуха и стола деревянного. Старость души и личности, без лица истинного и слов существующих, внутренняя сила, напущенная собственным эго, и желание управлять игровым полем. Человек с пеплом после голубого пламени в души — Император, следящий за своими демонами с хлыстом в руке. Листва лесная зашелестела в чужих ушах. Послышался гортанный зов. Марьяна сжала губы в тонкую линию и сделала глубокий вдох через нос без хватка кислорода, магию в себя притиягивая. Открыла рот через два стука кулака о землю с протяжным воем изнутри души. Девушка в красном платье среди деревьев, в дегте на стволе, сидела на выжженной Солнцем траве. Она была намного дальше этой опушки, дальше, глубже существующего мира перед человеческим взглядом. Марьяна сделала новый вдох через рот открытый — кислород врезался полынью в легкие, заставляя тело согнуться пополам и лбом коснуться кусочка земли. Руки сжали сухую траву в кулаке, ногти борозды оставили в грязи, а губы касались шепотом полотна под собой. Девушка стучалась в стены, двери открывала и слушала шепот потерянных душ из тел среди окружающего кладбища истории. — Ты-ты-ты, — Марьяна подняла голову с земли, колени через алую ткань в землю вжала, начала покачиваться в тумане черном. Рот открывался в мольбе, что-то на инородном языке, — Открой, открой мне дверь, открой. Вокруг Марьяны атомы кислорода чернели, вились воздушными плетями и прижимались ближе. Платье раздувалось от прикосновений, а сама девушка растворялась в собственных ощущениях и стучащих голосах в голове, шепоте, призывающем идти, но не по тропам этого мира. Энергия земли и природы медленно таяла в рассудке чужом, но девушка оставалась на тонкой нити осознания себя — впустила пальцы в землю, как корни, чтобы втянуть себя в этот мир. Чтобы он принял, чтобы дал необходимое, чтобы преимущество перед другими получить. — Гр-р-ра-ах, — словно собака рявкнула на пустоту, держа глаза закрытыми. Тело чужое начало трясти, но лишь от нехватки существующей информации, — Красен, красный, кровавый, красный, красный, красный. Романова прижала ладони к собственным вискам, землей лицо пачкая. — Ты давишь, сюда давишь, сильно давишь. Стянула лицо свое костяшками ладони вниз, растирая полосы земли по щекам. — Не хочешь открывать, ты же позвать хотела, скажи мне, скажи, ска-агрх-жи. Воздух чернеющий стал биться о человеческое тело, сбивая силы и кричащий голос. Сила не отвечала девушке, и ей это не нравилось. Руки затряслись от напряжения в мышцах, а тело требовало остановиться прямо сейчас. Но Марьяна не хотела. Она хотела тянуться дальше, выше, разорвать тянулась своими ядовитыми руками, которые оторваться от тела боялись не меньше. И тогда зажглась спичка, разгоняя туман поглощающий и закрытые двери перед Марьяной. Из колоды выпала карта — видимо, от движения ветра, посланным судьбой. И на экране трансляции реальности появился лес. Невысокие деревья, сотворенные природой вокруг поляны с поваленным деревом и высохшей травой, осколок органичности вдалеке от цивилизации — лес от города отделялся дорогой межгородней, как разделял огонь горящей черной свечи темноту верховной силы и человеческое тело. Мужской силуэт с рюкзаком за спиной ступил рядом с Марьяной — Константин с энергией духов, стоящих по разные стороны на чаше весов. Девушка опустила руки на собственную грудь, сжав пальцами шею, лишь слегка — чтобы в сознание себя вернуть. Черная свеча опустилась между колен девушки. Элегантным движением Константин убрал край алого платья, чтобы воском грязным не испачкать более, как если бы пытался все еще отстоять чужую душу перед мировым правосудием, точно зная, что та все равно проиграет. Ведь карта пала рубашкой на стол своим значением двадцатым. Карта Суда. — Не вижу смысла сейчас идти против неозвученных правил, — Гецати девушку не касался, но и другому не позволял её касаться. Не нужно сейчас было терять духовность, перед первым ходом, стоя даже не на старте. Марьяна открыла глаза с тихим упреком во взгляде и долгим протяжным выдохом, отпускающим путы. — Не вижу смысла подходить к ведьме в трансе, — глаза Романовой опустились на свечу, прервавшей её ритуал и стоящей барьером между двумя душами и мерзости вокруг. Черная сетка начинала опоясывать лес, пронизываясь между деревьев, но не для вреда, а для возвращения домой. Потому что это была защита Верховной, которая выслала приглашение на бал сильнейших и ответы скрывала на дорогах игрового поля. Марьяна затушила пальцами свечу. Гецати на секунду испугался. Достаточно для того, кто мог сразу оценить ситуацию происходящего, поспешил ведь с выводом. — В этом городе скоро будет достаточно ведьм и колдовства, чтобы каждый раз обходить это. И мы оба являемся участниками этого. — Ты прервал мой ритуал, — голос Романовой хрипел. — Ты делала его слишком неэкологично, — Константин Марьяне руку протянул, — Его мог почувствовать и прервать кто угодно. Рука не была принята, сотрясая в первый раз решение чужого мнения. Девушка самостоятельно поднялась с земли, даже траву из кружева не убирая, не стирая полосы грязи на лице. Её поза уверенно стояла на земле, будто бы до этого не сотрясалась в истоме, как крылья Икара, подлетающего к солнцу. Гецати с грустью улыбнулся, не как упрек, не как попытка задеть что-то в душе чужой, а как дружеский совет. — Никто, кроме тебя, не пришел и вряд ли обратил внимание на такую силу. Непрошенный совет. Мужчина напрягся в плечах, ощущая некоторую агрессию по отношению к себе. — Не стоит недооценивать соперников, с которыми ты не знакома, — свеча осталась в земле, когда Константин тоже выпрямился. Еще никто не сделал шаг из леса, никто не двинулся в сторону города, изучая друг друга. Оба знали оценку себя и соперника, знали о равенстве магии, о противоположности сил, но не говорил о чужом в ритме незнакомцев. Ведь оба могли почувствовать друг друга только вдохом. Марьяна развернулась вокруг собственной оси и пошла к выходу из леса через поваленное бревно — к сумке своей с атрибутами силы. Константин последовал за ней, перешагивая свечу. Девушка подняла с земли сумку и сжала ручки тканевые в кулаке, Константин джентльменом хотел показаться — протянул Марьяне руку, чтобы переступить через поваленное дерево, но Романова руку проигнорировала, продолжила свой путь к дороге из леса. — Попрошу не следовать за мной, — без поворота головы Марьяна произнесла прощание временное. Они оба знали об еще одной встрече, но в месте ином. Константин на просьбу кивнул, — Мне не нужны союзники, которые будут делить моё место между собой. — Выше головы прыгать не стоит заранее, — слова девушки резали привычный мир мужчины. Он взгляд отвел — в сторону, из которой пришел. И его слова вновь остались без ответа, совершая скачок по весам мнений о новом человеке в своей жизни. Суд вновь ударился о проблемы собственного прошлого, — Но я бы предпочел представиться перед дамой. Марьяна в ответ только хмыкнула и исчезла среди деревьев, но не в попытке разорвать контакт; они точно могли встретиться вновь. Это была только вынужденная мера тишины перед началом. Константин приложил ладонь к собственной груди. Тяжело стало от воздуха пробирающего. Мужчина огляделся, на место Романовой посмотрел — свеча сломалась от потока ветра и в траву сухую упала. Если бы там был огонь, то лес бы вспыхнул алым цветом и градусом большим. Но не это давило на груди — цепь из сердца тянула куда-то, будто бы призывая. Мужчина двинулся за зовом, в противоположную сторону от Марьяны, в ту часть леса, где деревья становятся ближе друг другу, и в ту сторону, где открывается вид на город. Ветки берёзы царапали рюкзак Гецати, листва била по рукам, что отодвигали нападки от собственного лица, земля под ногами всё больше превращалась в жидкую кашу из грязи и перегноя. Константин вышел на маленькую площадку с видом на центр города. Как странно пробираться на зов, думал Константин про себя, пробираться через лес к неизвестному свету.Первый осколок реальности плоть иномирья разорвал.
— Теперь ты мне должен косарь, — Олег весело улыбнулся, когда впервые услышал шорох в гуще деревьев. Саша на это потряс ладонями в воздухе, как бы говоря, что согласен со всем сказанным раннее, поднимает белый флаг, кается в ногах Божих — признает неправоту, только лишь бы от него отстали. Оба брата стояли рядом с ограждением площадки смотровой. Императрица и Иерофант были повернуты своей силой к наблюдающему. Младший брат стоял лицом к городу, сложив одну руку на перилла, а вторую у губ останавливая — затяжка сигареты. Старший брат от дыма отмахивался, опираясь спиной на ограждение и с улыбкой наблюдая за появлением Константина. В своём дуэте обе карты создавали дыхание ровное, наслаждение высшее, сильнейшую похвалу заслужившему солдату. Каждый из атомов этой формулы дополнял друг друга, создавая линии судеб на поле ладони правой у большого пальца. — А мне казалось, что в этом лесу точно не должно быть живых, — старший Шепс почтительно перед своим соперников голову наклонил, здороваясь. Здесь чужаки города отличались — от каждого приезжего сквозило иной энергией, иными силами, иными сосудами, — Глупо спрашивать, что вас привело в этот город? Вдруг, удача на моей стороне и предо мной мертвец. Карта уверенности в собственных словах сейчас касалась лжи своей, шутя слабо и желая порядок вокруг себя навести. Саша локтем слега ударил Олега. Императрица в своих словах была намного больше уверена — в ответ колкости Олег только улыбнулся. — Я бы предпочел сейчас оставаться живым перед первым испытанием, — Гецати подошел к старшему брату и протянул ему руку, — Константин. — Александр, очень приятно, — рукопожатие было легким, почти не осязаемым, но не из-за нежности, а из-за полярности магии. Будто бы полярность почувствовала себя саму и не попыталась оттолкнуть другую. Олег выбросил сигарету на площадку и придавил её ногой, разворачиваясь к гостю из леса, и тоже руку протянул. Полярность его магии заподозрила неладное. — Олег, мы Шепсы. — О, — Мужчина будто бы только что сорвал с грудины цепь противную и вдохнул. Понятно, что его сюда тянули для союза, магия чувствовала силу собственную, — Кажется, мне стоило взять с собой ручку и листок для автографа. Но стоило догадаться сразу, что московских медиумов Верховная тоже позовет на огонек. Олег приложил палец к губам, подмигнув стороннику. — Не стоит будить раньше времени её Высшее Созидание, — его шепот ввел в ступор Константина. Ведь Верховная не была под запретом обсуждения, наоборот, разговоры о ней восхваляли Ведьму в её каждом обличии, как если бы идущие за православием каждый раз упоминали Бога в своем разговоре. И лицо Александра мужчину вывело из транса рассуждений. Потому что тот тихо засмеялся. — Еще начни называть её Темным Лордом и найди бузиновую палочку. Или же попробуй, — воздуха в легких хватало для того, чтобы закончить последнюю строку собственной шутки, но Саша остановился. Взглядом он до этого скользил только по окрестностям леса, Константину и брусчатке под ногами, но когда взвелся наконец к городу, потерял дар, приобретенный в детстве. Олег на тишину брата поторопился свой взгляд перевести тоже, и союзника тоже заставили поднять взгляд. Над городом, в самом его центре, разрубив реальность на четыре части и явив черноту свою людям, крест перевернутый появился. И через несколько секунд громом обрушился на слух стоящих на площадке. Олег нахмурился вместе с братом, Константин же подошел ближе. То, что произошло в центре города, не нравилось его властительнице. Не нравилось хозяйке иномирья.Когти сжались на пульсе дышащем.
Удар пришелся по левой скуле. Он не отрезвил разум парня, но точно заставил его оторвать взгляд зеркала. Следующий удар попал точно в сознание — кровь из носа заставила захлебнуться в черноте собственной и очнуться. Влад ошметок зуба выплюнул на асфальт, сгибаясь от инерции магии пополам. Похлопал глазами перед собой, впиваясь ими и ладонями в край зеркала. Дьявольский лик в нем от вмешательства сменился на его собственный. И на женский ботинок на краю зеркала. Череватый взгляд поднял на руку, что посмела лица его коснуться. И не успел он даже слова сказать, только подбородок поднял к небу и чужому лицу, как его за желваки схватили и выше взгляд направили. — Какого хера ты натворил? — Райдос своими черными глазами выжигала во лбу Влада точку, будто пуля пробила его лоб с револьвером впритык. Череватый ничего не видел, кроме собственного успеха. Ведь он смог достучаться в закрытые двери и позвать владельца путей ближе. Узнал немного больше положенного. И усмехнулся. — В этой игре победителями становятся жулики, — резким движением он ладонь Виктории с собственного лица снял и с земли поднялся. Люди, ранее превратившиеся в пыль большого взрыва, сейчас медленно пятились от сцены перед ними случившейся. Как будто семейная пара только что подумала решить проблемы собственные, для большинства, для магии же это было большим плевком в её собственное чрево. Ведь Влад призвал сущностей предыдущих Жриц, забрал их энергию в свой сосуд, пытаясь Ведьму обмануть. Райдос слишком поздно обратила на это внимание. И слишком долго бежала по ловушкам, поставленным вокруг ритуала. Люди начали свой фирменный шепот. Шепот осуждения. Женщина развернулась на каблуках, руку дернула в воздухе свою. Из кисти выпала руна вместе с призывов из уст тонких — завеса опустилась перед горожанами. Сознание их помутнилось лишь на мгновенье, будто бы в трансе все, что запечатлили глазами собственными силу потустороннюю, потеряли существование. И этому тоже Верховная рада не была. Ведь энергия этих людей важна была очень. Но по сравнению с бомбой Влада, это был маленький хлопок в ладоши. — Поднимайся! — Вика за руку Влада потянула, в здание деревянное. С силой потянула, но парень с места собственного двигаться не собирался. — Женщина, я не собираюсь с вами никуда идти, — смеялся. Не над ней, над происходящим, включая собственную оплошность. Но Райдос была настроена решительно. Она пощечину влепила по смеющемуся в истерике лицу. Дьявольская сущность ненадолго оторвалась от сосуда наполненного. — Ты сейчас идешь со мной, пока не начинаешь гнить от гнева Верховной. Я за равную магию, хоть и хочу, чтобы ты поплатился за свой грех. Тебе еще все это обернется. Но город тут ни при чем. И это была Колесница. Точка в собственных принципах, веретено, плетущее победу, принятие верного решения в ситуации без выхода. Виктория с силой открыла двери старого здания, впихнув туда погибающую веру в собственную победу. Перевернутое Колесо фортуны, что запустила таймер отсчета перед возвращением очередного бумеранга.Закон Верховной теперь будет рассказан.
— Я бы тебе тоже по лицу дала, — Лина плечами пожала. Она была в зале просторном, в углу самом, под заколоченным окном между двумя спальными мешками и чемоданом собственной одежды. Влад с её платком сидел напротив, на подоконнике деревянном, и смотрел в еле освещаемое несколькими старомодными факелами пространство. Высокий потолок, стены с изображениями странными из дерева, колонны резные и пол такой же пропитанный старостью и историей. Готический зал, призвавший девять сильнейших на испытание перед Верховной жрицей. Лина со своей дочкой прибыла последней — здание нашло её само, стоило только двери иномирья от страха собственного закрыть. Она руку маленькую из своей не выпускала, хотела ведь покинуть город после увиденного, но пересечь его границу не смогла. То, что впустило душу магическую на свою территорию в добровольном жесте, сейчас со злостью разбивало чужое лицо о границы дозволенного. Ведь то, что сделал Влад, все-таки пробудило Темного Лорда. И столкнуло с площадки смотровой трех мужчин, заставляя тех с русским словом подняться в листве и грязи. Олег тогда невидимую грань коснулся и осознал — то, что крест призвало, должно было быть наказано. И остальные причастные тоже. Потому что нельзя допустить подобного. — Ну ты и дебил, — Олег на своем спальном смешке усмехнулся. Он пришел в этот зал за Гецати, который почему-то за алым платьем последовал слишком уверенно. Марьяна тоже была с силой призвана в это здание, подготовленное им для испытаний грядущих. И по лицу её понятно не было — рада ли она тому, что произошло, или же расстроена. Для окружающих она слишком быстро закрылась, оставаясь в дальней стороне зала рядом с двумя пустующими мешками спальными. И не собиралась с кем-то говорить. — Я солидарен с Олегом, — Константин сидел в позе медитации рядом с Сашей и Олегом, очерчивая сформировавшиеся союзы между всеми. Он предпочитал выбрать место рядом со своими путниками, те разделяли его решение положительными кивками. — Вы не пробовали сделать так же, вот и осуждаете, — Влад плечами пожал и улыбнулся Луне. Та не сводила глаз с полос крови на его лице и точно пребывала в восторге от дьявольского лика на лице чернокнижника. Её мама тоже предпочитала находится рядом с ним, потому что энергия других слишком сильно давила на легкие, заставляя задохнуться. Виктория была недалеко от них. Лишь для контроля сил какого-то дурака неудавшегося в развитии. Но сторону его она не приняла. И не собиралась принимать решение, как сделала и Марьяна. — Никто бы из нас не осмелился насрать в душу Хозяйки места, — Виктория все еще была зла. — Да никто ей ничего не делал, я просто слегка решил подглянуть. — И из-за этого теперь никто из нас город покинуть не сможет. Просто блестящее решение. — Ты уже начинаешь называть это блестящим! — Влад снова натянул свою дьявольскую улыбку, отрываясь от поверхности окна. — Я так же готова назвать идею привезти сюда свою семью, — это предложение Виктория уже сказала потухшим энтузиазмом Череватого, смотря на сжавшуюся в объятьях мамы девочку. Лина грустно улыбнулась. Была бы её воля, она бы вытащила Лину из этого огня. Не готова она слышать её крик, даже если он никогда не будет окрашен болью. Душа материнская надеялась на это. — А никто не хочет спросить, — Олег даже повысил голос среди говорящих, принимая внимание каждого. Он указал правой рукой на два спальных места рядом с Марьяной, что располагались прямо напротив него. Сейчас в голове каждого наконец появился необходимый вопрос. Потому что с первого знакомства в готическом зале, с первого обсуждения каждого, с первых криков и порицаний действий Влада и первых нот спокойствия после двадцати минут неутолимых разговоров, присутствующие в центре перевернутой пентаграммы этого города догадались о более важном. — Кто-то еще должен присоединиться? На герояхто ли краска,
то ли пыль.