Так ты говорил, что видишь призраков?

      Кажется, на крыше кто-то был.       Билл перестал жевать и поднял взгляд над книгой, прислушиваясь, повторятся ли звуки, — полночь ведь частенько водит фантазии за нос, особенно такие всполошные фантазии, как у него.       Стук повторился — яснее и громче.       За ключицами потянуло, как когда велик заносит на спуске Честер-роуд перед железнодорожным переездом. Ричи говорил, что у него тоже так бывает — на сеансах в «Аладдине», куда они ходили втроём с Эдди, если удавалось сберечь карманные до субботнего вечера и если показывали фильм из тех, что Ричи звал клёвыми ужастиками.       Раньше Билл его понимал — он и сам был не прочь обмануться ловкой историей, — а теперь слегка жалел потраченных на клёвые ужастики денег. Вместо жизни на экране видел лишь сценарные склейки, роли и актёров, которым прилепили бутафорскую шерсть оборотня на лицо.       Хотя сидеть дома или болтаться по городу в одиночку всё равно хуже. Слишком много дурных мыслей.       Слишком много ночных кошмаров.       Он проглотил шоколадно-арахисовую кашицу, что протянулась по языку сладкой пастой, и встал с кровати, стряхнув тревогу. В прошлом году по отцовской яблоне на крышу забралась кошка миссис Слейд — старая «черепаха», рябая, как осенние клёны, — и ему пришлось снять её и отнести хозяйке. От кошки он тогда получил пару царапин. От миссис Слейд — «Мицитрацин» и горсть конфет, лежалых с Хэллоуина.       И всё же книгу — тяжёлую и с острыми углами — он взял с собой. На всякий случай.       Билл потащил оконную раму вверх.       Из темноты показалось лицо — он отпрыгнул и уже замахнулся было, как вовремя убрал руки.       — Страшно? — произнёс его незваный гость.       Не то серый кот, не то призрак с дурным нравом, что пугает шутки ради. Мяукать и ластиться не станет, а вот в горло холодными губами вопьётся.       Его счастье, что Билл натренировал рефлексы на автоматах в «Дерри-молле», соревнуясь с Ричи и Стэном — тем более соперничали они так, словно от этого зависело честное имя их родителей и их собственные жизни.       — Чего т-тебе, Грей? — спросил Билл, пряча дрогнувший голос за заиканием.       — Да просто. Зашёл поговорить.       Роб опёрся об окно, наклонившись и разглядывая комнату этими своими странными большими глазами.       Говорят, он унаследовал какое-то заболевание от матери, вот и косил из-за болезни. Другие болтали, что нездоровый глаз ему достался в перепалке, словно он местечковый Дэвид Боуи. Сам Билл охотнее верил в версию с дракой — больным Роб ему не чудился, уж во всяком случае не физически, а вот кулаки почесать в школьном коридоре он всегда горазд. Его даже Генри Бауэрс сторонился. Ну а этого любому подростку в Дерри хватало, чтобы понять — лучше не иметь с Греем никаких дел.       Лучше бы к нему пришёл ночной кошмар.       С улицы сочился холод — ночи к маю так и не потеплели, да и дождь накрапывал, — но идти за кофтой Билл не собирался. Ещё чего, вон у Грея тоже нос красный. Морось серебрила ему волосы и дырявый чёрный свитер, что он носил на учёбу. И со своим замусоленным свитером он глядел на всех так, словно ни один человек в школе его компании не достоин.       Хорошая отмазка, если с тобой никто не хочет дружить.       Хотя Билл съюлил бы, отмахнись, мол, не заинтригован совсем уж ни капли. Грей не из разговорчивых — всегда казался ему человеком, который хранит страшную тайну — скажем, что в предках у него водятся ребята из Кей-Кей-Кей или он сам копит оружие в своей комнате, чтобы спустя несколько лет перестрелять всех на выпускном.       Так что Билл ждал.       Роб почесал переносицу, переводя взгляд на него, и спросил:       — Уже придумал, что будешь делать летом?       — Как в-всегда.       — Гуляешь с Эдди и Ричи?       — Ага.       — Не остаёшься в летней школе?       — Вряд ли.       — А если алгебру завалишь?       — Не з-завалю.       За год оценки у него в самом деле испортились, но в Дерри ни одному учителю не хватит смелости оставить его на лето или влепить ему совсем уж плохую отметку. Билл это знал и старался своим дурным преимуществом не пользоваться.       Ну только если разок-другой.       Разговор вроде бы сошёл на нет, а Роб так и стоял, постукивая пальцами по раме и играя в переглядки с его комнатой. Билл кольнул ладонь углом обложки. Может, если самому молчать, Роберт оставит его в покое и уберётся восвояси, вот только тишина в компании Грея тяготила куда больше болтовни с Греем, поэтому Билл спросил:       — А ты? Б-будешь учиться ле-летом?       — Не знаю пока. У меня же ещё сочинение. Ты своё сделал?       Билл нахмурился от догадки.       — Ты х-хочешь, чтобы я тебе н-на…       — Больно надо, — перебил Роб и глянул на него исподлобья, словно худшего оскорбления ему в жизни слышать не доводилось. — Думаешь, ты напишешь лучше меня?       — Да я не… — слегка стушевался Билл. — На тв-воём месте я бы п-поспешил, короче.       Роб прищурился, скривив губы:       — Ну да-а, — протянул он. — Просто не понимаю, зачем они заставляют нас что-то писать, если они всё равно нас не слушают.       — А я тут при чём?       — Ну извини, Денбро. Я не думал, что и ты такой занятой человек, что даже не можешь поговорить со мной.       И отвесил неуклюжий поклон, взмахнув кистью.       Он весь выглядел неуклюже — высокий, с длинными руками и ногами, словно в прошлой жизни был насекомым или пауком, каких полно в стогу сена.       Билл попытался вспомнить, когда они с Греем говорили последний раз. Кажется, в сентябре прошлого года, устроив гонку на своих дребезжащих великах от Уитчем до школы. С Робом тягаться затея отчаянная — вымахал таким, что и взрослого перещеголяет, — но у Билла тоже был взрослый велосипед, и у его велосипеда имелось имя, и он только наклеил на раму свежие стикеры «Топпс» вместо обтрёпанного старья, так что обзавёлся серьёзным преимуществом. Впрочем, у Грея заметил крутые светоотражатели и подновлённую краску небесного цвета, что, безусловно, их шансы уравнивало.       Он сжал руль Сильвера и дал по педалям.       До школы они с Робом шли колесо в колесо, разок проскочив на красный по Юнион-стрит и лишь изредка вырывая-отдавая первенство, как вдруг на последнем повороте Роб его подрезал — Сильвера протащило вкось по тротуару, пока он не застрял в траве передним колесом. Кеды чавкнули по грязи и, стоя там, Билл показал Робу в спину средний палец.       Да, наверное, это был их последний разговор.       Они жили рядом, разделённые худощавым притоком Кендускига, и в детстве ходили друг к другу, зовя гулять, — летом перебирались по нависшему над рекой дереву, зимой, когда речку прятал лёд, прыгали по льдинам. Билл однажды набрал воды в ботинки, и отец Роберта сделал им обоим горячий шоколад и весь вечер сушил ему носки и обувь, чтобы об опасных прогулках не узнали дома.       Тогда, в начальной школе, заикание Биллу мешало куда сильнее, так что Роберт объяснялся с лавочниками и билетёрами в городе за них двоих. Да и сам был пообщительнее — рассказывал ему о своей оранжерее, что в ней вырастил или что собирался вырастить, и терпеливо ждал, пока Билл отрекламирует ему «Мир смерти» — т-там ра-раст-т-тения у-уб-бивают л-людей — к-кру-уто, правда? — п-почитай, те-тебе по-понрав-вится.       Позже, той весной, что ознаменовалась промокшими ботинками и горячим молоком, Джонатан Грей появился у них на крыльце — зашёл поболтать с Заком Денбро. Густел вечер, и они беседовали на террасе, но там не было ни сигарет, ни банок пива, как у них принято, — лишь несколько неразборчивых реплик, что Билл подслушал через окно.       Вернулся отец в дурном настроении. Билл спросил, о чём они говорили и почему он зол, на что Зак лишь бросил — тебе рано знать. И в этом был не прав.       На следующий день, когда Билл направился к Греям через реку, Роб, едва завидев его, хлопнул дверью. А когда выходные кончились, и он отшагал в школу в непривычном одиночестве, Билл нашёл у себя в рюкзаке дохлых жуков-рогачей — всю неделю того же сорта мертвечина населяла его парту и шкафчик.       Спустя пару лет Билл догадался, что скорее всего речь шла о деньгах — ничто так не портит отношения между взрослыми, как деньги.       Роберт не ездил с ними ни на одну экскурсию. Брал из дома свои отвратительные сэндвичи, вместо того чтобы покупать обеды в школе. Смутно помнилось, как его отец «забывал» оплатить кабельное, и Роб отирался у него, чтобы глянуть «Ночную галерею» или свеженькую серию «Автостопщика», если они оставались одни.       Всего этого Билл раньше не замечал. А затем словно пересмотрел любимый с детства фильм и увидел всё в ином свете — где непонятные эпизоды вдруг обретают ясность и подтекст, как тонкое полотно. Эта мысль принесла ему холодок по коже — будто он услышал вой пса в ночной тишине и, как сделал бы любой другой мальчишка, кроме Стэна, постучал по дереву, чтобы лишний раз не испытывать судьбу. Мысль — сколько ещё для него изменится.       Не от всего можно откупиться стуком по дереву.       Билл потёр локоть, гоня мурашки, что подхватил от сквозняка, и перевёл взгляд на Роберта.       — А что ты в-вообще здесь де-делаешь? — Он кивнул в сторону часов. — Тебя отец не наругает?       — Ну пусть, — отмахнулся Роб. — А ты что делаешь?       — Читаю.       — Можно?       Он протянул руку к книге. Билл помедлил — если отказать сейчас, Роб точно уйдёт, он ведь не из тех, кто станет просить дважды — и передал ему энциклопедию. Роберт открыл окно доверху и сел вполоборота, опираясь на раму.       Билл — наблюдая за ним краем глаза — прошёлся по комнате.       Книгу о вымышленных существах ему одолжил Ричи. Сам же Ричи получил её в подарок на день рождения — и подарок-то классный, только мистер и миссис Тозиер не совсем понимали проблему, как прочувствовали бы её друзья. Билл и Эдди со Стэном прекрасно знали, что Ричи не хочет читать о монстрах — он хочет убивать их в игровых автоматах. Да ещё и выменять книгу на что-нибудь клёвое Ричи совесть не позволяла — родители расстроятся.       Взгляд скользнул к тёмной полосе под дверью. Интересно, мама поднялась в спальню или сегодня тоже заснула перед телевизором — с бледными прикосновениями ночных программ у неё на щеках? С отпечатками её пальцев у кромки пустого бокала.       Билл мог бы сходить и проверить.       Мог бы выскочить из окна и отправиться бродить по улицам вслед за Греем. Мог не спать всю ночь, да хоть не возвращаться домой — исчезнуть, приклеившись «потерянным» постером на фонарные столбы и городские стены. Но, наверное, он не мог сделать ничего, чтобы расстроить своих родителей. Надоесть им или разозлить — да, но не расстроить.       Он взял с кровати пачку шоколадных орехов и вернулся к Роберту.       — Будешь?       Роб вытер руки о свитер и подставил ладонь лодочкой — сначала Билл высыпал пару орешков, но жадничать передумал и добавил ему сверху в горсть.       Они немного похрустели сладким арахисом. Роберт — сидя на окне и склонившись над книгой. Билл — опираясь о край стола и разглядывая его. Словно сцена из девчачьего фильма, где парень кидает камушек в окно своей подруги и кричит шёпотом — выйдешь? выйдешь?       Роб напомнил ему Стэна в этот момент — тоже маленького взрослого, который относится ко всякому делу с излишней серьёзностью. Книгу Роб листал мизинцем, зажав орехи в ладони и хватая зубами по одному. Обычно пальцы у него грязные — в чернилах или ещё в чём, не разберёшь, — но сегодня ничего такого в узоре линий Билл не заметил.       Не следил за Греем, конечно. Уж это слово ничуть не подходит — а даже если следил, что с того? У него были причины.       Просто Роб интересный — интерес сродни тому, с каким наблюдаешь за бешеной собакой, держась на безопасном расстоянии. Сейчас для таких вызывают специальную службу, по крайней мере, в городах вроде Дерри. Но отец рассказывал, что раньше, когда улицы звали мостовыми, а билет в кино стоил меньше доллара, их тогдашнему соседу приходилось пару раз доставать ружьё.       А отец матери — дедушка Элмер, что жил в Скохигене, — говаривал, будто в его юности стреляли не только в бешеных псов. И Билл предвкушал, как в один из своих визитов выведает у него детали.       Кровавые подробности.       Книжку о мифических существах он тоже взял, чтобы поискать материал для своих писательских мечтаний. Идей ему и собственных хватало — тратил направо-налево, — а вот подкреплять их знаниями и, точно раскраску, оцвечивать словесными красивостями лишь учился. Так что истории его родни и родных мест, пустившие корни в начало века, Билл хранил бережнее — когда-нибудь он найдёт способ всё это объединить. Ведь чтобы заглянуть в разум монстра, нужно сперва заглянуть в разум человека.       Мысль эту Билл тоже не до конца обдумал, словно до неё он ещё не дорос. Вот и решил оставить на будущее — когда отыщет для неё подходящую почву, чтобы она прижилась там и дала плоды.       Хотя сегодня он искал в книге кое-что иное. Пускай сам себе признаваться в этом не стал бы — его влекла уличная тьма. Звала тем отчётливее, чем дольше он её слушал.       Вот даже подбрасывала ночных гостей.       Роберт схватил ртом последний орешек с ладони — как будто учился целоваться на руке — и, не отрывая глаз от книги, пробормотал:       — Терпеть не могу арахис в шоколаде.       — Т-тогда зачем взял?       — Забыл, что не люблю.       — М-можешь сунуть пальцы се-себе в рот, — посоветовал Билл. — Только сна-сначала слезь с моей крыши.       — Без проблем, — ответил он.       И поднял взгляд, возвращая ему книгу. Спросил:       — А какой твой любимый монстр?       Обложка холодная под рукой, словно её в самом деле держал призрак. Роб спрятал пальцы в растянутых рукавах свитера — одного цвета с полночной тьмой за плечами. Билл качнулся на носках, выглядывая, и пригрезилось — хотя, конечно, это не так — что сейчас они единственные не спят во всём городе.       Единственные люди вернее.       Билл бросил книгу на кровать и дотянулся до клетчатой шерстяной рубашки.       — Мне п-понравились стригои, — сказал он, одеваясь. — Они в-вампиры. Но зна-знаешь, не как вампиры в кино, а те, что н-ночью выходят из могил.       — Покойники? — переспросил Роберт.       Билл кивнул.       — А ты знал, что в не-некоторых странах п-покойников хоронят в основании д-дома или мо-моста перед началом стр-роительства?       — Как жертвоприношение?       — М-г, а потом около этих мест в-видят их призраков.       — Жу-уть, — протянул Роб, и, кажется, на миг его большие глаза стали ещё больше — хотя и не от ужаса. — Я знаю одного парня, который видел призрака.       — В Дерри?       — Почти. Он живёт за городом. Но я сам не видел.       А ещё что-нибудь замечал? Слоняясь по городским улицам после полуночи или, скажем, возвращаясь из школы — мелькнувший за деревом жёлтый дождевик?       Наверное, это причуды воображения — искать нечто большее за дымкой обыденности, как когда представляешь себя в кино, разогревая оставленные мамой макароны на пустой кухне, — но иногда Дерри казался ему другим.       Другим.       Роб мотнул головой в сторону окна.       — Как думаешь, под Мостом поцелуев лежит какой-нибудь мертвяк?       — К-конечно.       — Поэтому там ошивается Генри Бауэрс, — подхватил Роб.       — И продолжает п-приносить жертвы, — хохотнул Билл.       — Наш священник.       Они усмехнулись вместе.       И всё ещё с улыбкой на лице Роб спросил его:       — А ты когда-нибудь видел мертвеца?       Шерсть кольнула голую шею над футболкой — Билл сложил руки на груди, словно до этого не понимал, как сильно на самом деле замёрз.       — Один раз, — ответил он. — В м-метро в Бостоне.       Старая женщина сидела на скамье с закрытыми глазами — это было рано утром, когда на улице занимался солнечный день и они ехали с родителями и Джорджи на прогулку — но откуда-то Билл знал.       Порой думал о ней много месяцев спустя. Представлял себе её квартиру — в крупном городе, ясное дело, она жила в квартире, — видел на стенах её семейные фото, что разойдутся по чуланам родственников, разглядывал накопленные за много лет бытовые вещи — потёртые и любимые — и ещё он видел там клеть для золотистой мыши по кличке Принглс.       И, конечно, он всё это выдумал.       У Джорджи был хомяк.       — А ты? — спросил Билл. — В-видел когда-нибудь?       Роб молча кивнул.       Кивок сказал ему всё, что следовало знать, и Билл догадался, что он не ждёт расспросов — наоборот, они были бы лишними.       Говорить с Робертом о смерти казалось таким правильным, словно ему именно этого не хватало.       С родителями он ничего обсудить не мог — слова застревали на языке, как когда приходилось отвечать на уроках под смешки Генри и Белча, которые потом до перерыва запускали ему в затылок скатанные (и наверняка смоченные слюной) бумажные шарики через соломинку.       С Ричи, Эдди и Стэном он тоже не стал бы шептаться — они были настоящими друзьями и не забыли его, пока он торчал дома в одиночестве, и даже прочёсывали с ним реку по слякоти, но им было неловко, а он не мог заставить себя рассказать им больше. Восемь месяцев прошло — теперь вроде бы и болтать об этом поздно.       Может, дело именно в том, что они с Робом не друзья. А может, в его репутации — раз он изгой, значит, ему положено интересоваться всякими странностями.       Билл хмыкнул. Если бы люди знали больше о нём самом, его бы тоже сторонились и дразнили не просто заикой, а заикой-уродцем.       Роб дёрнул плечами, прижав к бокам локти, — Билл кивнул себе за спину.       — Если х-хочешь, можешь з-за…       — Я вообще… — заговорил Роб одновременно с ним. — Ты хотел что-то сказать?       — Н-нет, давай ты.       — Ладно. — Он опустил взгляд, застучав обёрнутыми в свитер костяшками по раме. — Я хотел сказать вот что. Они проверили наш дом и подвал тогда. Ну ты…       Билл и сам сжал ткань рубашки.       — Все говорят, что мой папа не дал им зайти без ордера, но полицейские всё посмотрели в тот же день, — сказал Роберт. — Просто хотел… — он повёл плечом. — О нас много слухов.       — Да я и не д-думал, что он…       Заканчивать фразу Билл не стал — совестно лгать Робу, уж тем более сегодня.       Думал-думал. Всё-таки галоша Джорджи нашлась возле речки со стороны Греев — под деревом у их ржавого забора, — и на ум всё шёл тот давний разговор Джонатана с отцом и рюкзак, полный гнилого жучья, и их отшельничество.       Что ещё думать? Лучше такой ответ, чем никакого, — вот он и маялся.       А затем появились новые «исчезнувшие» постеры.       В бытность дедушки Элмера юношей к Греям пришли бы потолковать — посреди ночи несколько вооружённых людей. Сейчас же Джонатан собирал угрозы в почтовом ящике и презрительные взгляды в лавках. Да и Роберта — Билл, следя за ним, разок видел — задирали, мол, где вы их прячете? Признавайся — вы их едите или чё?       Но как бы сильно горожанам ни хотелось, Джонатана, кроме галоши, с исчезновениями больше ничего не связывало, и за зиму имя Греев на губах поутихло — остались тишки-слушки.       Роб кивнул.       — Ну в общем, чтобы ты знал просто. — Он спрыгнул с окна а, когда заговорил, его голос зазвучал совсем тихо, словно обращался Роб не к нему: — Иногда он мне снится.       И повернулся в сторону влажного марева над освещённой Уитчем-стрит.       — Я хожу к своей бабушке мимо парикмахерской мамы Бетти Рипсом, — сказал он. — Там есть доска объявлений. И знаешь, они все мне снятся. Как будто я верю, что когда-нибудь смогу их найти. Я не забыл, что его…       Билл тоже не забыл. Родители не забыли, как бы ни сторонились его комнаты. Лишь постеры сменяли друг друга, словно киноафиши, а город продолжал жить.       — И Билл…       Роб наклонился. Билл шагнул ближе — почти нос к носу — и отступил немного.       Успел втянуть запах влажной ткани с его свитера — чего точно не бывает у привидений. Роб отвернулся, смахнув с брови набравшие веса и смелости дождевые капли.       — Если вас опять будет доставать Бауэрс, скажи, — добавил он. — У меня с ним счёты.       — Какие счёты?       Но он уже направился к яблоне, по которой на крышу залезали и Роберты, и кошки. Билл окликнул его вновь:       — Эй, Р-роб.       Тот обернулся — от холода щёки у него загорелись красными пятнами. Он не моргал, и глаза влажные — что тёмный колодец, словно теперь он в самом деле испугался.       Обратной дороги?       — А какой тв-вой любимый монстр? — спросил Билл.       — Ба́ку, наверное. — Роб спустил ноги с края крыши. — Они вроде полезные.       — А что они д-делают?       Он пожал плечами.       — Почитай. Я спешу. Мне же ещё эссе писать.       И с этим Билл остался один.       Вытянулся из окна, подставив лицо холоду и следя за тем, как Грей — едва видимая тень — шагает в сторону речки.       Он скрылся за углом дома, значит, теперь нужно лишь перебраться по дереву и пробежать домой по грязи — в надежде, что так меньше испачкаются обувь и джинсы.       Не займёт пары минут. Пускай спешит — пускай ругается с отцом или пишет своё сочинение. Только бы не стать последним, кто его видел и кто с ним говорил — Билл не был уверен, что вновь это выдержит.       Бормоча тихонько баку баку баку, пока ещё помнил название, он закрыл окно. Скинул колючую рубашку и, схватив книгу, залез в кровать.       Баку он нашёл в разделе японской мифологии — писали, что это тапир (Билл не знал, кто такие тапиры — для него прилагалась картинка) и что он доброжелательный дух, который поедает сны — иногда хорошие, но с охотой питается и дурными.       Билл высунулся из-под одеяла, чтобы завести будильник. Затем лёг, укрываясь до ушей, — он всё ещё грелся и, обняв одеяло, пустил мысли бродить по минувшему дню — слоняться по таинственным улицам — заглядывать в чужие окна, куда раньше не смотрел бы, — повторять смутные разговоры с утерянными друзьями, лишь бы они продлились хоть немного дольше.       В ту ночь Билл спал крепко.       И его не тревожили сновидения.