***
Под напором маленьких рук тяжёлая дверь, казавшаяся огромной, поддаётся и с протяжным скрипом пускает гостя внутрь тёмного помещения. Старая запылённая квартира приветствует потёмками и запахом чего-то приторного и знакомого, но малыш не отвлекается: не позволяет себе передышки, кое-как стоя на ногах не то от усталости (на улице уже начинает светать), не то от изнеможения после бега от одного конца города к другому. Переступив порог, ребенок замер, фокусируясь на одной точке. В углах шевелится тьма, и он готов дать все свои честные слова, что там — в глубине заброшенной квартиры — кто-то живёт, разделяя кров с неживым и не мёртвым хозяином. Ему подсказывают, что делать дальше, ведут, всегда вели, потому что больше некому, потому что только они есть друг у друга. Мальчик, полный волнения и решимости, ловко взбирается на высокий шкаф, хватает один из проводов, спрыгивает на пол, чуть не спикировав лицом вниз, и берётся за другой провод, не выпуская из рук первый. После он присоединяет их друг к другу, и так несколько раз подряд, а за тем перетаскивает всю кипу от одной комнаты в другую. Пару раз малыш внимательно всматривался в отчего-то подрагивающую камеру, пока та рвано не кивала в ответ. Им повезло, что всё сложилось удачно, не напрасно сердечко малыша не находило покоя. Он, благодаря чуду, по мимолётной случайности заприметил знаки неподалёку от бункера, но это уже не важно. В полутёмном тайном помещении за шкафом холоднее чем на улице. Его приветствуют несколько маленьких экранов и покосившийся, со временем, корпус, вернее, неиспользованное тело — вместилище для души и разума его друга, и сейчас малыш делает всё, чтобы вернуть его. Вдвоём они верят, надеются на то, что всё-всё обязательно получится. Малыш чихает от пыли? и экраны коробит помехами, он вытирает маленький нос кулачком, после чего соединяет последние провода, оставляя их где-то на полу. Остальные же, впрочем, подключены и до него. Вопреки этому он всё-таки проверил и облазил всё самостоятельно, чтобы нигде ничего не отвалилось. В конце концов, в квартире давно под натиском времени осыпалась штукатурка, отслоились обои и всё покрылось сантиметровым слоем пыли — не лишним будет перепроверить. Ребёнок вновь трёт ладошкой нос и куксится. От пыли зудит в носу, слезятся глаза, а с мониторов на него смотрят улыбающиеся рожицы, и малыш тоже улыбается. Как странно: он заметил, что один из проводов едва отошёл от спины корпуса… вдруг именно поэтому в тот раз у Битвэлва ничего не получилось? Малыш по-детски наивно цокнул и качнул головой, рыжие пряди упали на изумрудные глаза. Где он этого понабрался? Далее делать ничего не пришлось. Щелчок, началась загрузка, чертовски медленная, в первый раз была быстрее… В конечном итоге устав ждать, малыш почесал глаза, зевнул от внезапно свалившейся на него усталости и поплёлся к неподвижному корпусу, помедлил, задумался, взобрался к нему на колени и, не стесняясь, уложил голову ему на грудь. Задремал. Конечно, чёрт его знает, какой час ночи. Сквозь сон, который оказался неожиданно крепким, малыш не заметил, как его осторожно сначала обнимают, а потом подхватывают чужие руки и куда-то несут.***
Когда существуешь внутри городской сети, отчасти чувствуешь течение времени по проводам, но с толку сбивают чужие голоса, движение собственного потока спутанных мыслей и… одиночество. Внутренних же голосов несколько, и все они — его, их не заткнуть, как ни старайся, нельзя и заставить молчать других, тех, что вне. В сети города несоразмерное количество данных, и одновременно с этим просторно, но в голове — нет. Похоже на состояние, когда рассудок находился между сном и реальностью, мысли нетрезвые, и толком не ощущаешь собственное тело. Сеть — это невесомость, подобно космосу, однако в отличие от космоса, она ограничена в пространстве. Но не во времени. На сей раз он так легко не отделался: помнил себя находясь там, помнил обиду, которая в скорее перетекла в гнев, а гнев, в свою очередь, захлестнул и помутил рассудок. Не от справедливости ли? А ещё… ещё он запомнил кое-кого, так отчетливо и навязчиво, что весь остальной мир снаружи казался безразлично-враждебным, тусклым и сухим. А воспоминания тяготили. Озлобленного, потерянного, его раздражали люди, и шум, создаваемый ими: восторженные голоса, новости… а что на счёт него? Не то чтобы Битвэлв требовал взамен от судьбы благосклонности после того, что сделал для города, но чёрт, кого он обманывает? Он заслужил это! Он бы соврал, если бы сказал, что отчасти не рад за жителей, за аутсайдеров — их мечта и его мечта тоже осуществлена — но ведь отношение к Битвэлву не справедливо! Поэтому он искал, искал, заглядывал в каждый уголок, а когда не нашёл — отчаивался сильнее. Давал ориентиры, привлекал к себе внимание, но его не понимали, и только сейчас Битвэлв вспомнил, почему его игнорировали или боялись. Он забыл язык, на котором общался со здешними людьми, забыл и английский: оставалась мизерная надежда на то, что его поймут, но увы, в городе не нашлось никого, кто мог знать французский. К сожалению, в бреду он винил всех кроме себя, попросту не осознавая. И судьба — если таковая существует — сжалилась, вновь послав к нему одного из своих «ангелов», который в данный момент мирно сопит и бормочет что-то во сне. Один плюс: Битвэлв вспомнил своё человеческое имя. Только вот на кой ему оно теперь? Правда в том, что с отказом от имени он отрёкся бы от прошлого, чего, впрочем, он боится. Боится забыть, потерять ценные воспоминания, потерять себя. Ныне Битвэлв здесь, с целой памятью и двояким впечатлением. Нужно обязательно извиниться перед теми, перед кем сможет, хотя наверняка многие, например аутсайдеры скажут, что Битвэлв — самый тусклый фонарик в гирлянде аутсайдеров — не виноват в беспорядке и более того, примут их двоих с распростертыми объятьями, а малыша отогреют и накормят. Так или иначе, здесь и сейчас всё в порядке, всё хорошо, они в безопасности, невредимы, правда, жутко уставшие. Он и его маленький компаньон, который заслужил отдых. Они оба заслужили. Неплохо будет узнать имя малыша, или как-нибудь назвать: он совсем не говорит, лишь издаёт неразборчивые звуки, схожие с кошачьим мяуканьем. Едва ли в них возможно найти осмысленные отдельные слова. Он умеет читать, но старательно избегает вопросов о чём-либо, связанных с его жизнью, Битвэлв же напротив — в открытую разглагольствует. Странно. Вообще-то, оба компаньона от части странные. Всё же удивительным образом они поменялись местами. Малыш подарил возможность в эту минуту ловить пальцами солнечные рассветные лучи. Свет, на который когда-то мотыльком летел маленький зеленоглазый путник, вскоре стал светом для Битвэлва, а потом по новой. О нет, он не просто суёт палку в муравейник и смотрит, что будет, а играет со смертью, и совсем скоро... Он ещё не знает, но Битвэлв целенаправленно и нахально тычет палкой в морду громадной спящей собаке, да боится и вместе с тем надеется на резкий выпад со стороны пса, чтобы ощутить утраченный вкус к жизни через адреналин, вовремя успев одёрнуть руку. Вот что его ждёт в дальнейшем: плата по счетам, потому что смерть и тьму отважится обмануть отнюдь не робкий, а безбашенный смельчак или вовсе отчаявшийся. Что ж, как выяснилось, у него девять жизней, парочку из которых Битвэлв благополучно истратил. Однако что, если собака окажется котом, а палка — рукой Битвэлва, и вместо укуса, который вполне мог оставить с культей, его ожидает след от кошачьих когтей, а смерть окажется заинтересованным наблюдателем? Не даром же он и сам удивляется: сколько ему будет продолжать везти? Везение — штука непостоянная и непредсказуемая. Сейчас он заперт в городской сети точно кот Шредингера, а через час происходит чёрти-что и ставит его, и если бы только его жизнь на кон. Сколько им ещё потребуется вот так поменяться местами? Не важно, при любом раскладе, спутники уверены друг в друге. Хочется верить, что живучему Битвэлву более не придётся обманывать смерть, а малыш так и продолжит нести в своих руках жизни. Чтобы не случилось, впредь обе стороны не допустят разлук не по своей воле, а воля их испытана временем и непомерным трудом. Наблюдая за тем, как раннее небо приобретает фиолетово-голубые оттенки, одинокая человеческая фигура с синими глазами провожает взглядом двух птиц и, наконец, возвращается в дом, чтобы укрыть ребёнка найденным в шкафу белым пальто. Думается, он знает, какое имя подарить малышу.