Не такой смелый, как ты

Я замечаю его потому что попробуй-ка его не заметить! Это происходит на первом семестре первого курса. Регулярно, как иду из универа к парковке, он появляется, откуда ни возьмись, обгоняет меня и шагает впереди, на расстоянии футов пятнадцати. Как по линейке отмеряет! Частит ногами, но смотрится как-то грациозно. Пума хренова! Вечно курящая пума, с длинными-длинными пальцами. Затянется рывком, вдохнёт дым пару раз подряд и несёт сигарету, пока она не истлеет. Чудной пацан. Долгое время я вижу его только со спины, очень привлекательной. Все куртки у него такие, что видно узкую задницу в неизменных чёрных джинсах, можно сказать, в облипку. Он этой задницей не виляет, но мне от неё взгляд не оторвать. Зимой он не носит шапку, перчатки, шарф и ходит в расстёгнутой косухе, тоже чёрной, с серебристыми клёпками, как и многочисленные серьги в его ушах. Уши эти краснеют, не особо защищённые тёмно-русыми патлами, а бледные, голубоватые от холода пальцы трясутся. Тем не менее он продолжает обгонять меня и курить на ходу. Ровно так же, как осенью. Мне частенько хочется предложить ему плед и стаканчик с горячим кофе в обмен на его сигарету. И мне хочется курить, пусть я не курю. Я даже начинаю постоянно покупать кофе на вынос перед занятиями. На всякий случай то американо, то латте. Но вместо того, чтобы подойти к нему, я не делаю ничего. Только привыкаю пить кофе. Вообще-то мне и без него есть, чем заняться. Я отличник, иду на высшие баллы в дипломе. Стремлюсь к финансовой независимости, ищу подработки. Ведь я из неполной… Ну, ладно, кому я вру, при всём при том обеспеченной и ничего такой семьи. Моя мама — флорист с зарплатой, которой хватает только на корм для кошки. Она довольно беспомощна в домашнем хозяйстве, и я всегда на подхвате. Мой младший брат — игроман, просиживает растущий вширь зад перед компом и даже не пытается трахнуться по-настоящему, вот, честно, мне похуй, с кем. Зато у него около пятисот папок с фотками сисястых японок в анимешных нарядах. По-моему, это клиника, но мы с мамой брата не трогаем. Мой отец живёт с новой женой, поздравляет с праздниками по смс и содержит нас. Жаловаться не на что! А я жалуюсь на то, что тот парень мог бы познакомиться со мной и не знакомится. Мне нравится его неидеальность, нравится всё, что я о нём узнаю, выискиваю осторожно в сети, выслушиваю из обрывков чужих разговоров на крыльце и в коридорах универа. Мне страшно, потому что, кажется, я влюблён. Это странно и глупо. Мы всего только дважды смотрели друг другу в глаза — мельком и с хуй-пойми-каким подтекстом. У него каре-зелёная пятнистая радужка, прямые длинные ресницы, и я не могу думать об этом спокойно. Я не имею понятия, известно ли ему моё имя. Мне его — да. К моему ужасу, его зовут так же, как моего отца, — Гай. И почему не гей? Было бы прозрачнее. Почему не Кай? Я бы напросился к нему Гердой или, если ему так больше нравится, Снежной Королевой. Что бы там ни затирали правозащитники, педикам в Калифорнии живётся так себе. Однако я встречаюсь с парнем открыто. Если бы не его шестифутовый рост и широкие плечи, можно было бы сказать, что с обычным рыжим твинком. Наше первое свидание случается далеко не сходу, поскольку я жду инициативы от него, и потому что иногда быть добычей — приятно. И вот как-то раз он приводит меня на студенческую вечеринку с рок-концертом, а там, на сцене, Гай с соло-гитарой. Он держится уверенно и, насколько я могу судить, хорошо играет. У его группы отличная музыка и запоминающиеся вокалистки, а в зале полно людей, поющих их тексты вместе с ними. Он вычисляет меня в толпе, смотрит и улыбается, во все зубы, как ополоумевший. При этом в нём максимум бутылка пива, я точно знаю, — об этом после концерта трепятся его друзья… Меня то и дело тискает Рыжий, и люди принимают нас за сложившуюся пару. А потом я ухожу оттуда с тем, с кем пришёл, так и не сумев вернуть Гаю широкую улыбку. Нет, напоследок я бросаю на него какие-то жалкие, полупризывные взгляды, но на этом всё. Вскоре я выясняю, что у родаков Гая есть самка питбуля, и они продают породистых щенков. Моему ликованию нет предела: на днях собака ощенилась, а значит можно действовать. Я звоню по давно известному мне номеру Гая, указанному в объявлении, и прикидываюсь потенциальным покупателем. Я ставлю Гая в известность, что мы учимся в одном корпусе, представляюсь, мы полтора часа болтаем о нюансах породы, шутим, смеёмся, договариваемся, что я обсужу планы завести питбуля с мамой, и, естественно, я больше не набираю его. У нас кошка, на кой хер нам пёс агрессивной породы? Когда мы сталкиваемся в универе в следующий раз, непонятно, в курсе ли Гай, что я и есть тот звонивший ему человек, но внезапно для самого себя я приветливо киваю ему, как будто так и надо, и он кивает мне в ответ. Я так летаю, чуть не до потолка, что почти решаюсь сделать что-нибудь, но Гай вдруг появляется во дворе нашего корпуса в обнимку с девчонкой. И даже это — не главная новость того года. Её зовут Джоди! Как меня. Что за блядская магия имён! Неве-сука-роятно… У девушки Гая суровое, неприветливое лицо, как будто она всё время сдерживает понос. Эта Джоди высокая, почти как Гай, то есть с меня ростом, а заглядывает ему в рот, будто питомец к хозяину. У неё тусклые, пережжённые парикмахерскими манипуляциями волосы, похожие на тающие сосульки, и бугристая кожа щёк, явно после залеченной сыпи. Блёклые губы, нос картошкой, невыразительные глаза и рыхлый подбородок. Джоди никогда не ходит в юбке или хоть в чём-нибудь, что не простая футболка и мешковатые джинсы. Наверное, я ничего не смыслю в женской красоте, но, по-моему, это не она. Они встречаются долго, года три, столько же, сколько я со своим Рыжим. Гаю явно неплохо с ней. Мне с Рыжим — куда ни шло. Гай с Джоди заводят привычку одеваться в одинаковые пиджаки или кеды, и он смотрит на неё с нежностью. Я думаю, он её, по крайней мере, уважает. Мы с Рыжим часто изменяем друг другу, расстаёмся, миримся, ездим за город, по клубам, громко ругаемся. Иногда он дарит мне цветы и называет меня любовью всей своей жизни. Его беспричинно ненавидит мой отец, побаивается брат, игнорирует кошка, и мама деликатно сообщает мне, что его носки воняют, а так он парень милый. Как по мне, маме это кажется, и Рыжий пахнет нормально. Но всё это делает мою жизнь менее пустой. Однажды я опаздываю в универ и вижу в окно своей Ауди, прямо на проезжей части карету, белую с шоколадным, из лакированного дерева и кожи, запряжённую такими же двухцветными лошадьми. А рядом с каретой — Гая, в костюме жениха, с магнолией на груди. Такого прекрасного и недосягаемого, как всегда. Когда я смотрю на него, слепит глаза. В тот день он женится на Джоди. Все говорят, что не по залёту, что от неземных чувств. На счёт того, что не по залёту, — правда. Они ещё лет пять после свадьбы не могут зачать ребёнка. Потом же заделывают двоих. Тогда я туплю на светофоре и ощущаю себя мёртвым. Как будто до этого было по-другому! Сейчас понимаю, что никому из своих друзей так и не рассказал о влюблённости в Гая. Только стишок сочинил. Маленький. Грустный, как не знаю что. Лежит, написанный кривым почерком в блокнот, никем не читанный. Интересно: почему? Неужто Гай — моя сокровенная тайна. На последнем курсе я развлекаюсь то с одним, то с другим любовником. Мне так комфортно, постоянного не завожу. С Рыжим, который отчислен за неуспеваемость, но тусуется в той же компании, я в нейтральных отношениях. Что он есть, что его нету — без разницы. Иной раз, когда погода шепчет, мы с ребятами собираемся после пар на пятачке у входа в корпус и устраиваем пикник. Там, на мягком газоне, в тени кустов так уютно, что некоторые особо уставшие отрубаются до рассвета. Как-то вечером я пьян и ловлю на себе, лежащем на собственной рубашке, как на коврике, в свежескошенной траве, настойчивый взгляд. Я на том самом пятачке около универа, разлепляю веки и вижу будто бы со стороны, как подходит Гай, присаживается на корточки, берёт меня под локоть и отводит подальше от людей, поговорить. — Не пей больше, — начинает Гай. — Может, тебя домой отвезти? Вокруг что-то многовато шакалов вьётся. Я теряюсь. Выдавливаю из себя: — Тебе какая печаль? Гай немного хмурится, берёт меня за руку, подносит тыльную сторону моей ладони к своему лицу и целует, бережно, словно я могу рассыпаться. Наверное, я мог бы. В тот момент я выключаюсь. Кажется, что у меня сейчас кровь из носа хлынет, а между тем его губы исчезают с моей руки. — Ты всегда был лучшим, — будто эхо из колодца доносится до меня голос Гая. — Просто я не такой смелый, как ты. Я молчу. Он что-то говорит, говорит… Я не слышу его. Потом слух прорезается. — Ты уверен, что будешь в порядке? — беспокоится Гай. — Не оставайся с ними! Не помню, почему, но я отказываюсь от помощи, остаюсь. В конце того вечера трахаюсь с бывшим, Рыжим, хотя мог бы и не делать этого. Мы начинаем, не добравшись до дома, в кустах. Лето же, сумерки. Выходит, как обычно, страстно. Всё-таки он очень горяч в постели! Да и бухие мы. Как тут не поебаться? Наутро болит голова, хотя на душе значительно легче. А через полгода я устраиваюсь на работу. Как выясняется позже, судьбоносную. Сперва по-дружески, потом не только сближаюсь с коллегой. Ровесником и ещё более чеканутым товарищем в делах сердечных, чем я сам. И как-то очень быстро Рыжий становится для меня прошлым, а Гай — классикой. С тех пор я живу с тем, кому могу доверять, кого не надо выслеживать и провоцировать, чьё имя у меня ни с кем не ассоциируется, кем я не пользуюсь, чтобы взбесить отца и вызвать повышенный интерес мамы. У нас уже миллион лет всё замечательно. А Гаю я так ничего и не говорю о том, что любил его. Ни-ког-да. Но я благодарен ему за те слова.