Try before you deny

      Калифорния. Пустыня. Жара. Солнце палило по металлической крыше фургона пиццерии «Surfer boy», как вдруг его колеса внезапно затормозили: из фургона разом вышли четыре молодых человека. Тот, что длинноволосый и в кепке, Аргайл, удовлетворенно потянулся вверх, разминая лодыжки после долгого сидения в машине. — Окей, парни, можете сделать свои дела и мы едем дальше, — сказал Джонатан, вытирая пот со лба. — Нет, чувак, так не пойдет. — Спокойно возразил Аргайл. — Я не думаю, что настолько короткая передышка прибавит нам сил, ты ведь меня понимаешь? — На лице юноши заиграла улыбка, которую Джонатан знал уже слишком хорошо. — Поэтому мы дадим себе чуть больше расслабления, а также поможем себе этим. — Рука Аргайла вытянула скрутку из переднего кармана рубашки и повертела ею перед лицами троих парней. — Восторг Пурпурной Пальмы. — Да ты издеваешься! — возмущенно произнес Майк. — У нас нет времени на это, Оди ждет нас, мы должны найти ее! И эта твоя Пурпурная Пальма… очень тупая идея! — Попробуйте, прежде чем отказать! — настойчиво и с озорством продолжал предлагать Аргайл, думая, что время подождет, и что парни на самом деле никуда не спешат. — Жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на лишнее напряжение, а Восторг Пурпурной Пальмы по-настоящему поможет вам, братишкам, понять, насколько прекрасен мир без представлений о времени. — Ну… на самом деле я был бы не против курнуть, — немного застенчиво сказал Джонатан, поглядывая на Уилла и Майка. Привычка брала свое. — Я согласен с Майком, не думаю, что сейчас это к месту, — проговорил Уилл, устало вздыхая. — Восторг Пурпурной Пальмы всегда к месту, мой друг, и ты не осознаешь этого, пока сам не попробуешь. Уилл закатил глаза, Джонатан прикусил губу, а Майк стоял как вкопанный и ждал, когда этот вопрос уже, наконец, решится. Он валился с ног, ему было ужасно жарко, и все, чего ему хотелось — это найти Оди и лечь спать. — К черту! Давай сюда свою Пальму, дабы все это уже побыстрее закончилось! — нетерпеливо воскликнул Майк и потянулся за скруткой, в глубине души совершенно не понимая, почему решился на сие действие. Видимо, у парня все еще была проблема с анализом последствий. Однако Аргайл остался доволен и горд за выбор, сделанный Майком. — Да, мой друг, это пойдет тебе на пользу, и ты ни капельки не пожалеешь! Следующий? Джонатан незамедлительно сделал шаг и взял скрутки Аргайла, коих у юноши всегда было много. Отобрав себе одну, он поделился со своим младшим братом, сказав тому, что у него просто не осталось иного выбора, кроме как попробовать, прежде чем отказать. Уилл не был уверен, что Восторг Пурпурной Пальмы действительно решит все его проблемы, несмотря на то, что Аргайл со знанием уверял его в обратном; что-то пугало юношу, и внутри постепенно нарастала тревога. — Расслабься, мой друг, — посоветовал Аргайл, потрепав Уилла по плечу, — иначе после того, как курнешь, попадешь в бэд-трип. Поменьше волнения, и все будет путем! Думаешь, серфингист наслаждался бы высотой волны, если бы постоянно беспокоился, что она его накроет? Уилл ничего не ответил. Джонатан и Аргайл принялись курить, постепенно снимая весь накопившийся стресс. Уилл увидел, как взгляд его брата захлестнуло новой волной умиротворения, и в этот момент он признался себе, что, возможно, хотел бы так же — без проблем, ненужных недопониманий, с полной свободой набрать побольше воздуха в легкие, чтобы потом с каждым новым выдохом отпускать все хлопоты, прогоняя зажимы и страхи прочь из своего тела. — Присоединяйтесь, друзья мои! — задорно крикнул Аргайл и зажег скрутки парней, чтобы те не теряли время впустую. — Восторг Пурпурной Пальмы вас заждался! После этого Аргайл беззаботно упрыгал в пустыню навстречу интересным приключениям, и Джонатан, звонко смеясь, последовал за ним, чтобы не потерять его из виду, а также не дать тому заблудиться. — Оставайтесь здесь, хорошо? — сказал Джонатан Уиллу и Майку. — Мы скоро вернемся, не пытайтесь уехать без нас. Джонатан развернулся и более не оборачивался, и тогда Майк решил сделать свою первую затяжку. Уилл последовал его примеру. По совету Аргайла, он расслабил каждую мышцу в своем теле и настроился на благоприятное времяпровождение. Мир изменился в одно короткое мгновение и остался невероятно восхитительным, таким, каким парни еще не видели его прежде. Несмотря на то, что стояла жаркая погода, волны теплоты, разливающиеся по телу, приятно радовали Уилла, и он улыбнулся розоватому небу с зелеными отблесками, чувствуя мурашки и желание хихикать без остановки. Майк счел нужным снять свою голубую рубашку и бросить ее на песок, оставшись в одной белой футболке. Байерс улыбнулся, сняв свою клетчатую рубашку как по команде, и его серый лонгслив не давал торсу сильно нагреться. И все же у Уилла кружилась голова. Никогда в жизни он не видел более насыщенной картинки перед своими глазами, и губы Майка в этот момент показались ему такими яркими, их можно было сравнить с залитой солнечным светом земляникой. Оттенок его кожи представился ему очень глубоким, Уиллу казалось, что если он прикоснется к ней, то она растянется до самого горизонта по ощущениям напоминая пластилин или жвачку. Майк принялся крутиться вокруг своей оси, выпрямив длинные руки. Его беспечный смех был чересчур заразительным, и прежде чем перестать распространяться им, Майк, сам того не заметив, прокрутился слишком неосторожно, сбив своего друга с ног. Они упали на обжигающий песок, хохоча как на празднике. — Тебе тоже очень хорошо? — с небольшой отдышкой после серии интенсивного смеха спросил у Уилла Майк. Уилл посмотрел на него и вновь ощутил мурашки — Майк оказался сверху, накрывая его своим телом и глядя на него, как на маленький гриб, руки его все были в песке. Звук, производимый Майком во время отдышки, его вздымающаяся грудь и раскрытый в полуулыбке рот — все это ужасно заводило Уилла, и он представил, как песок, сформировавшись в человеческие ладони, принялся щекотать его по бокам. Уилл засмеялся, изредка подергиваясь. — В принципе, можешь не отвечать, — сказал Майк, поднимаясь на ноги. Он протянул Уиллу руку, чтобы помочь. Не валяться же тому в горячем песке вечность. — Пойдем в фургон? Там мы будем в тени, просто откроем двери, — предложил Уиллу Майк. Уилл посмотрел на фургончик, двери которого уже были открыты. Он взял друга за руку и повел туда, где они и сидели во время поездки, а именно в багажное отделение. Расстеленный плед улучшил это дело, и парни разлеглись, вытянув ноги. Им было так приятно забыть обо всем на какой-то лишний часок. Жизнь казалась такой яркой и прекрасной, даже потолок фургона был потрясающим и увлекательным. Майк усмехнулся. — Уилл, у тебя волосы растрепались. Можно я поправлю? — спросил Майк и, не дождавшись разрешения, потянулся к прическе Байерса. Он запустил свои пальцы в его мягкие волосы и закрыл глаза от удовольствия — каждая волосинка была на ощупь как нежная трава, прогибающаяся под стремительным ветром. — Мне так нравится тебя трогать, ты… такой трогательный, я… Майк так и не договорил, вслушиваясь в расслабленное хихиканье друга, которому, вероятно, было очень приятно быть потроганным Уилером. — А мне нравится, когда ты такой дурашливый, — с улыбкой, которую Майк не увидел, так как все еще не открыл глаз, проговорил Байерс. Дыхание Уилла на миг смолкло, но это не показалось Майку подозрительным. Через несколько секунд он ощутил влажные поцелуи на своей шее, и это так освежало, ему хотелось, чтобы Уилл ни в коем случае не останавливался. — Черт, Уилл, продолжай, — выдохнул Майк, обнимая парня за плечи. Теплота, подобно морским волнам, то поднималась, то отступала, и в теле Майка нарастало целое цунами из различных ощущений, которые он был не в силах описать. Одновременно он почувствовал подлинную свободу, которую испытывает гордая птица в своем легком полете и феноменальную любовь, которая, словно радиация, охватила все вокруг. — Я люблю тебя, Уилл Байерс. Услышав это, Уилл улыбнулся, и Майк ощутил его улыбку своей кожей, отчего мурашки пробежали и по его телу. Ему хотелось забыться в этом моменте, пустив все на самотек, позволив Уиллу делать все, что тот только захочет с ним сотворить. — Я тоже люблю тебя, Майк Уилер, — почти пропел Байерс и, доказывая сказанное, поцеловал друга на этот раз в губы. Майк приподнял брови и не мог отделаться от чувства, что этот поцелуй — самая правильная вещь на свете. Он и не пытался. Голос друга, его губы, руки, прижимающие тонкие запястья к пледу — все это казалось Майку таким божественным, и он был бесконечно рад тому, что нашел это в Уилле при самых неожиданных обстоятельствах. Его кожные рецепторы были обласканы заботливыми кончиками пальцев юноши, а Уиллу было хорошо от того, что в этот раз он потирает не заднюю часть своей шеи, а шею Майка, затылок Майка, каждый кудрявый локон, на ощупь напоминающий сено. Возможно, Уиллу не стоило так беспокоиться насчет взаимности своих чувств. Может, запреты, наложенные на проявление подобных форм любви были полным бредом, недостойным занимать место в разумах смелых и выдающихся. В любом случае, Уилл чувствовал себя достаточно отважным в этот момент, он был на высоте, с которой никто не был способен его спихнуть. Под воздействием Восторга Пурпурной Пальмы Уилер стал излишне покладистым, превратившись в глину, готовую принять любую форму в умелых руках. О, Байерс верил, что его руки были достаточно умелыми для него, и с тех пор никогда не сомневался в этом. Вся его жизнь была лишь вступлением, ведущим к этому самому моменту, начинающему самое настоящее приключение. И он вспомнил миг, когда впервые посмотрел на Майка влюбленным взглядом, еще будучи ребенком, боясь показывать свои истинные чувства. «Почему ты так долго прятался?» — мысленно спрашивал Уилл то ли себя, то ли Майка. Разве не существует ничего безупречнее, чем это? Чем любовь одного человека к другому? Моменты воссоединения двух блуждающих душ и их совместное сияние, отражающееся в глазах каждого? Как бы души выражали свою привязанность, не будь у них тел? А не будь у них тел, существовали ли бы у них различия по половому, расовому, национальному признакам? Наверное, нет. Тогда любовь вне зависимости от всего была бы само собой разумеющейся вещью. Никаких ограничений, только души, которые влечет друг другу, тянет, будто магнитом. Уилл всегда ощущал это короткое притяжение, сила которого нарастала с годами. И теперь эта сила была настолько мощной, что ей невозможно было сопротивляться. Уилл не мог представить свою жизнь без Майка, будто Майк был его дополнением, батарейками, идеально помещающимися в контейнер. И Байерс мог бы бесконечно перечислять каждую мелкую деталь, которая так нравилась ему в Майке. Уилер был и остается тем, кто украл его сердце еще в тот момент, как предложил стать друзьями. И Майк всю жизнь отрицал свое влечение к другу. Отец часто говорил ему, что однажды он вырастет и встретит девушку, которая ему обязательно понравится. Он скажет ей об этом, она ответит взаимностью, и через время они поженятся. А затем заживут счастливой беззаботной семейной жизнью. Майк, в свою очередь, слушая такие слова, всегда ожидал подвоха. Он думал, что не может все идти настолько гладко. Или он не хотел, чтобы все шло именно так. Такая жизнь представлялась ему скучной, серой, будто бы не его. Когда Майку начал импонировать Уилл, он очень хорошо позаботился над тем, чтобы подавить и спрятать свои чувства, как люди прячут старые ненужные вещи на чердаке, чтобы те не портили вид дома. Но Майк продолжал защищать Уилла, утешать в тяжелые моменты, радоваться вместе с ним, празднуя каждую маленькую победу. Ему просто нравилось играть в Подземелье и Драконы, смеясь вместе с ним и остальными ребятами. Уилл был таким особенным, таким прекрасным, родным. Возможно, в будущем, он смог бы и сделать первый шаг, но временами Майк боялся слишком сильно. Задиры лишь усугубляли эти страхи. И несмотря на то, что задиры ушли в прошлое, страх открыться оставался в его сердце, и выбрать любовь к Оди было куда проще и безопаснее, надежнее. Майку действительно нравилась Оди. Но дело в том, что Уилл ему нравился гораздо больше. Иногда Майк не понимал, что с ним вообще происходит. Он не мог просто взять и разорваться между двумя дорогими ему людьми. Но что, если Майк проецировал свою любовь к Уиллу на Оди, когда потерял его и вместо него обрел ее? Что, если она была удобной заменой, как бы грустно это ни звучало? Что, если, даже после возвращения Уилла, оставаться с Оди было более приемлемой опцией, которая стала очередной привычкой, от которой было просто невозможно избавиться? Именно так Майк ощущал себя в последние дни. Он понимал, что должен быть честен с собой, но это было невероятно тяжело — сказать себе правду. Осознать, что ты отличаешься от остальных, что ты другой. Майк все еще любил Оди. Но он не хотел быть с ней. Да, она была замечательной, доброй, скромной, красивой, верной, в конце концов. Однако Уилл… Уилл — это другое. Он — именно то, чего Майк всегда так сильно хотел, но чему сопротивлялся из-за воспитания и предрассудков. К черту устаревшую мораль, пусть они станут первооткрывателями истинной любви, нерушимой, такой крепкой и сложной, как Гордиев узел. Майк сжал одежду на груди Уилла и страстно поцеловал его, долго не отрываясь от этих сладких уст. Этим поцелуем все и было сказано — то неловкое молчание, все эти недопонимания и недосказанности. — Пожалуйста, — выдыхая с ярким безумством от количества адреналина в крови, — пожалуйста, пообещай мне, Уилл, что больше никогда не будешь молчать о том, что чувствуешь. Это все так запутывает. Я хочу быть с тобой до конца своих дней, — признался Майк. Из уголков глаз Уилла Байерса покатились слезы чистого счастья, и он подумал, что его жизнь удалась. Что он прожил ее не впустую, и больше никогда не посчитает, будто будущее не представляет из себя ничего хорошего. Майк Уилер — все, о чем он мог когда-либо мечтать. — Я обещаю тебе, моя любовь, мой воздух, обещаю, что не оставлю тебя, ибо нет ничего приятнее в этой жизни, чем существование в твоем присутствии. Майк ощутил, что летит, левитирует над этой горячей землей. Ему почудилось, что Уилл — ангел, посланный ему с небес, и его зеленые глаза утягивали, завораживая своим блеском. Неожиданно Майку захотелось снять свою футболку, но вовсе не из-за жары, а из-за неистового желания быть открытым перед Уиллом, стать его белым полотном, дожидаясь, пока тот возьмет кисть и примется творить шедевр. Все расплывалось и трепетало. Вокруг будто бы плясали соцветия неведомых цветов, и Майк увидел, как его ремень ползет подобно змее под шлевками его черных джинс, а этой змеей управляет всемогущая рука мастера своего дела. Слова не вырывались с его губ, Майк был слишком вовлечен в процесс, чтобы хоть что-то сказать, и он был готов ко всему, как вдруг где-то вдалеке, за сотни километров, ему послышался хлопок двери и знакомый голос: — Сейчас бы пиццы с ананасами, — вымолвил Аргайл, теребя браслеты на руках. Майк оглянулся, а Уилл прекратил свои манипуляции с ремнем. Джонатан и его друг посмотрели на двух полураздетых парней, и их глаза округлились в замешательстве. — Вы чем тут занимаетесь? — спросил Джонатан, не понимая, можно ли ему вообще смотреть на такое. — Святые макароны! — воскликнул Аргайл. — Джонатан, разве ты не видишь, что между этими двумя плещет энергия чистой афористической связи? Не будем им мешать. — Извините, мы сейчас все исправим, — протараторил Майк, выбежав из фургона в поисках своей голубой рубашки. Пока Майка не было в машине, Уилл поймал польщенный взгляд Аргайла. — Я же говорил! — победоносно заключил длинноволосый юноша. — Попробуйте, прежде чем отказать!