Разделим эту боль на двоих

Ниаллу было тяжело даже дышать в этом помещении. Он сидел, уперевшись лбом в ладони и молчал. Казалось, весь Зиккурат был пропитан этим — гнетущей тишиной, болью и трауром по умершей жене главного Повелителя. Даже погода подвела - выдался легкий мороз, и в окно стучались снежинки, просясь зайти внутрь. Ниалл не давал этой возможности. В целом сейчас шевелить конечностями для него казалось абсурдом. В ней было все, что он так любил. Да честно сказать, он и жил ради нее. Терпел выходки Повелителей, в том числе и отца, молчал насчет службы, скрывал свои боль и ужас от дела, которому посвятил свою юность, дабы не огорчать ее. Видеть в голубых глазах блеск, а на узких губах улыбку. Чувствовать тепло ее рук, поцелуи в макушку и слышать мягкий женский голос. Он был готов, в прямом смысле слова, положить к ногам матери мир. Делал для этого все и даже больше. Но она не дала ему такой возможности. Погибла героически, защитив своим телом детей. Только вот незадача - не выжил никто. Но она старалась от всего сердца, и теперь Ниалл отчетливо понимал, в кого у него такой героизм. Даже скорее отчаянный, граничащий с безумием. Ладони были окоченевшими, казалось, этот холод шел от самого сердца, которое даже биться медленнее начало после такого. От легкого сквозняка по полу тянулся мороз, что только усугубляло ситуацию. Мерзли сильнее всего стопы. Дверь резко отворилась, запуская в комнату еще и ветер, но Ниалл даже не дернулся. Продолжал сидеть в кресле напротив потухшего камина, нещадно желая согреться от потухших досок. — Почему ты не на тренировке? — Сиплый голос отца разбился о стены, заставляя Ниалла вздрогнуть и наконец отвести ладони от лица. Только сердце не дрогнуло. — Не хочу. — Тебя никто не спрашивает. — Какой Вы заботливый, даже тошно, — Едкая ухмылка коснулась его губ, которая тут же пропала. Даже для такого ему пришлось приложить немало усилий. — Ниалл, вставай и иди на тренировку. — Я пойду, только если Вы мне выделите сумму на открытие Академии. — Что? — Лицо Энки исказилось в удивлении. Юноша даже бодро для своего состояния поднялся, выпрямляясь во весь рост, и выпрямив плечи, развернулся полубоком. Выточенный профиль, острые скулы и взгляд, полный льда. Холода, который тут же пронзил Энки до глубины души. Не щадящий. А по стойке было ясно - отказа он не примет. Пойдет напролом. — Вы слышали, что я сказал. — А потянешь ли ты Академию, мальчик мой? — В своей привычной манере, Повелитель шагнул вперед, складывая руки перед собой в замок, и дотошно улыбнулся. Ниаллу захотелось ударить его, очень сильно. Да так, чтобы голова ударилась о каменные стены, чтобы мозги встали на место. — Потяну. Не сомневайтесь. — А скажешь ли ты причину, по которой желаешь.. Открыть свою Академию? Ниалл рыкнул, как отрезал: — Она бы этого хотела. И тут в сердце Повелителя что-то екнуло. Сжалось, не давая поступить кислороду в легких. То, с каким тоном сказал это Ниалл. То, с каким лицом сказал это Ниалл. Та, про кого он говорил. Этот список ударил его по солнечному сплетению, не оставляя шансов. Улыбка сползла с его губ, оставляя серую маску, которую стереть с лица было уже невозможно. Она приросла, став второй кожей, и потому, тяжело выдохнув, тот кивнул. — Хорошо. — Благодарю, Повелитель. Позволите ли Вы пройти мне на тренировочное поле? Раньше Ниалл мало-мальски обращался к нему на «ты», как минимум, когда они оставались один на один. Но после смерти Нинхурсаг между ними образовалась еще большая пропасть. Это были не отец и сын. Это были Повелитель и его генерал. И вернуть прежнее положение не мог никто. — Позволю. И шагнул в сторону, давая Ниаллу пространство для маневра. Он вышел, захлопнув за собой дверь и гнусным шагом направляясь до поля. Выплеснет свою боль хотя бы. А вот у Энки такой возможности не имелось. Его губы дрогнули, искривились, а из горла вырвался хрип, наполненный скорбью. Он не ценил ее, пока та терпела его выходки, целовала в плечи после тяжелого дня и так тепло обнимала по вечерам. А теперь, когда ее тело покоится в земле, становилось только больнее от осознания, что больше никто не сможет этого стерпеть. Даже его сын. Точнее сказать, все их дети, которые отвернулись молча от отца. Энки было некому выплеснуть эту боль. Поэтому Повелитель стал отыгрываться во власти.