О всех созданиях, лучших и умных

Три выматывающе мучительных дня вообще ничего не происходит. Шерлоку бывало так одиноко, что могильная яма в качестве места жительства казалась предпочтительнее. Шерлоку бывало так паршиво от передоза, что выживал он на одной силе воли. Шерлоку случалось ощущать пронзительное упоение погоней, и в моменты наивысшей опасности он думал: Если придется умереть, точнее, когда (очевидно), пожалуйста, пусть это будет вот так, а не медленно меееедленно мееееедлеееннноооо… Но Шерлок не помнит, чтобы когда-либо, — с тех пор, как много лет назад Мориарти начал свою кампанию, — чувствовал, что может буквально умереть от скуки. Судя по всему, такой исход вполне вероятен. В первый день, — день, надо признать, впечатляющей публичной серенады Джима Мориарти, — Шерлок выясняет, что один из сотрудников клуба “Диоген” в срочном порядке покинул должность консьержа, которую занимал многие годы. Шерлок его помнит, хотя это теперь не имеет значения. Одетый в шитое на заказ, но из дешевой ткани, родом из Йоркшира, задирал нос перед иностранцами, вел себя, как nouveau riche, с той лишь разницей, что не riche*, когда-то избыл шепелявость, держал собаку с проблемным кишечником. Учитывая уровень зарплат у сотрудников клуба, — достаточный, чтобы гарантировать отсутствие с их стороны необдуманных поступков, — детектив убежден, что Мориарти был весьма убедителен в методах воздействия на исполнителя, заставив того установить в окне незанятой спальни для гостей проектор, высветивший лицо Шерлока на белой стене почтенного здания напротив. Шерлок обнаруживает, что ему легко вообразить это развитие событий. [ * Прим.перев.: nouveau riche (фр.) = недавно разбогатевший. ] Шерлок и Джон в своего рода оцепенелом смирении наблюдают, как Майкрофт в ярости мечется по Комнате Для Посетителей. Конечно, он в бешенстве. И Шерлок был бы в восторге, если бы его недавно не начали несколько больше занимать другие вопросы. — Очень разумно с его стороны было покинуть это место, — говорит Майкрофт с улыбкой, от которой увяли бы и цветочки на обоях. — Если бы наш Искариот остался, я изобрел бы для него последствия, которых Джеймс Мориарти не в состоянии даже вообразить. Увольнение было бы лишь мягкой прелюдией. — Плюс один. Я бы мог подкинуть пару идей, — вздыхает Джон, который, похоже, теперь ладит с Майкрофтом, фу, отвратительно. Сумерки за окном осторожно сползаются, словно отряд робких солдат. — Кстати, удалось выяснить, как он провернул этот маленький трюк с электроникой? Шерлок отстраненно улавливает, что Джон считает это маленьким трюком (шедевр преуменьшения), и благодарно щурится в его сторону, заложив длинную ногу за ногу, сомкнув подушечки пальцев перед лицом, и с полуулыбкой, пусть даже термин “оскорбление песней” воистину граничит с безумием. И, хотя он совершенно точно не хочет об этом говорить, она не прекращает звучать у него в ушах: You're just too good to be true Can't take my eyes off of you... — Сумел взломать сеть широкого охвата, — провозглашает Майкрофт, положив руки в карманы и покачиваясь на пятках в манере, всегда представлявшейся Шерлоку отталкивающе самодовольной. От неё за милю несёт интригами в кулуарах и незаметными устранениями. — Подробности не имеют значения, всё было до смешного просто в конечном итоге. Всего лишь салонная шутка, но — цель достигнута. С большим трудом Шерлоку удается не морщиться при каждом слове в этом гнусном разговоре. Это совсем не трудно. Просто юркни на Бейкер-стрит, скажи им, что вышел подышать свежим воздухом; скажи, что появилась идея, где может быть Джим; скажи, что небо падает, и нужен столб, чтобы его подпереть, иначе мир обречён; скажи, что если ты пробудешь в их компании еще минуту, тебя стошнит; скажи, что нужно кое-что купить; скажи, что понадобился Лестрейду; скажи, что срочно возжелал чипсов; скажи, что записан на восковую депиляцию; скажи, что текущий король Англии желает срочной консультации по делу; скажи им что угодно, если этим способом сможешь добраться до каких-нибудь гребучих наркотиков... Совсем не трудно, когда пал достаточно низко… — Всё в порядке? — подчеркнуто спрашивает Джон, и Шерлок понимает, что обращаются к нему. — Что? Прости... немного болит голова. Майкрофт, уже кипевший от ярости, окидывает Шерлока понимающим взглядом и выразительно хмурится. Помоги, умоляет Шерлок неизвестную силу, немедленно блокируя четыре отдельных крыла дворца разума, чтобы избежать их внезапного воспламенения. Джону бы не хотелось, чтобы мой разум принес себя в жертву самосожжением, правда? Да. Он и так уже… — Принести тебе что-нибудь из комнаты? — Джон озабоченно хмурится. — Учитывая размеры твоего мозга, ручаюсь, головная боль — не пустяк. Да, морфий. Как вариант, кокаин. — Не суетись, — сдавленно отвечает Шерлок. — Где было снято видео? — Понятия не имеем, — цедит Майкрофт. — Понятия не имеем вообще ни о чем, — насмехается Шерлок. Резко встает. Это всё, что он может. Когда он полностью осознает, что не может сделать ничего больше, он позволяет себе поморщиться и направляется к дверям в надежде, что его выход достаточно драматичен и величав, даже при отсутствии характерного пальто. — Не зли меня, когда я измотан, Майкрофт, — рычит он. — Если не можешь быть полезен, хотя бы держи свою сраную толстую морду вне поля моего зрения: она отвратительна. Джон прячет улыбку, выдыхая в ладони. Майкрофт хмурится. Хуже всего то, что, даже после этого в-общем-неплохого прощального выпада, Шерлоку едва хватает воздуха в легких, чтобы добраться до гостевой комнаты и свернуться на кровати в клубочек. Чтобы встать через несколько секунд, отказываясь позволять Джону обнаружить его в таком состоянии. Но... Впечатление от инцидента остается, подобное жуткой тошноте, то убывающей, то нарастающей, в то время как запрещенные вещества выводятся из организма. * * * Они обедают в чудном местечке рядом с клубом, — хотя Шерлок скорее размазывает ризотто по тарелке и как одержимый проверяет телефон, а Джон хмурится, — затем возвращаются в клуб, где пьют дорогой шотландский виски, который Шерлок записывает на счет Майкрофтa, и, после заката, достойного кисти Матисса, когда нормальные люди ложатся в кровать, Шерлок не видит ни одной причины, чтобы не побыть нормальным для разнообразия... или, по крайней мере, сделать что-то нормальное, поскольку такой шанс вполне может никогда больше не представиться… и, переодевшись в пижаму, падает на кровать рядом с Джоном, с заметным отвращением разглядывающим что-то мелькающее на экране телевизора. — Джон, — мягко говорит Шерлок. — Мм? — Джон равнодушно выключает экран. — Ты сказал, что нам не нужно... В отвращении Шерлок замолкает и пытается придумать, как сказать Перед тем как все кончится, я хочу заниматься с тобой сексом так часто, как только возможно, но если мы им займемся, и эта песня все еще будет звенеть в ушах, когда с меня словно снимут кожу, то меня, вероятно, на тебя стошнит. И при этом никого не оскорбить. Вытянув руку, Джон отводит локон от лба Шерлока. Мягко улыбается. — Что, трахаться? Мы не будем сейчас трахаться, дружок. Я хотел бы, поверь, но я уже затрахан. Выключает свет и ложится на спину, ладони за головой. Не соприкасается с Шерлоком. Лёжа под дорогим покрывалом, но замерзая все больше, Шерлок обнаруживает, что развитие ситуации почти так же невыносимо, как был бы секс. Поэтому он придвигается ближе, неуверенно прислоняя голову к плечу Джонa. В следующий миг Джон уже держит его в крепких объятиях, поглаживая по руке, осторожно, чтобы не задеть рану от пули. Другая ладонь обхватывает затылок Шерлока. Сыщику немедленно становится тепло. Это не морфий. Тем не менее это временное решение другого рода. — Так спят обычные люди? Или я снова взвинчен? — язвит Шерлок в порядке теста. Ожидает ответа несколько секунд. — Мы, обычные люди, так и спим, да, — говорит Джон очень тихо, — но ты не обычен, то есть ты не можешь спать как обычные люди. Ты должен спать как Шерлок, ясно? Приступай. Несколько минут царит молчание. Разум Шерлока проигрывает саундтрэк — по воздействию это похоже на пытку звуком. (Мориарти, разумеется, объяснил Шерлоку детали пыток децибелами, когда ему было двадцать.) Поморщившись, Шерлок сглатывает. — Бок болит? — спрашивает он. — Неа. — Будильник поставил? — Неа. Скажи. Скажи эти слова. Пожалуйста, скажи, я не знаю, что со мной не так, думает Шерлок, бессознательно тыкаясь носом в рубашку Джонa. Другой возможности, вероятно, никогда не представится. Все может закончиться в любой момент любого дня или ночи. Скажи. Скажи ему. Скажи ему остальное. Скажи ему все. Скажи ему, что для него ты вырезал бы себе сердце из груди на базарной площади, если б только он взглянул и сказал: "Это изумительно". — Мне следует поработать. Убедиться, что я ничего не упустил, — говорит он. — Неа. — Это все, что ты собираешься отвечать до конца наших дней? — шипит Шерлок. — Неа. — Джон фыркает. — Но будущим мы займемся завтра. Из твоего организма сейчас выводится столько адреналина, что хватило бы убить пони, и процесс требует времени. Спи. Джон накрывает ему ладонью ухо, а другой — глаза, так, как делал еще на Бейкер-стрит. Песня становится существенно тише. Шерлок вздыхает, выкручивая в пальцах ткань боксеров Джона. Потом Джон немного приподнимает руку, чтобы Шерлок его услышал, и говорит: — Я люблю тебя. Передай это, пожалуйста, своему мозгу. Не уверен, что он всегда меня слышит. Спокойной ночи. Тяжело сглотнув, Шерлок не может подобрать подходящего ответа, соразмерного с глубиной и широтой души Джонa, посему держит рот на замке. Потом приходят сны, мрачные — сны о Восточном Ветре*: он сметает лицо с земли, отбрасывая в забвение всё, что Шерлок когда-либо знал. Это старый кошмар из детства: смерч, перемалывающий всё в прах. Всюду пыль и обломки, и тела, и тихие стоны умирающих. А потом — опустевшие поля. Чистое небо и голодные вороны. Везде тела, и, как всегда, одно из них принадлежит Шерлоку. Но когда он просыпается, ураган — это лишь шелест дыхания Джона над его ухом.