Волки

Полдень. Быстрая река ловит лучи солнца и уносит с собой в глубину темного леса, огибает камни, проплывает под торчащими корнями и поваленным деревом. Римус присаживается на него и нагибается, чтобы зачерпнуть воды. Холодная в любую погоду. Он пьет ее из ладоней, умывает лицо и глубоко вздыхает. Дом. Перейдя через реку, Римус снимает обувь и босиком направляется вдоль по течению. Его ноги утопают во мхе, и скоро русло реки становится шире, превращаясь в озеро. Деревья расступаются перед ним, и Римус выходит из тени. Вокруг стоит вязкая тишина, словно место мертвое. Но это его не обманывает. Он садится в траву и ждет. Проходят долгие минуты, пока из леса за его спиной не раздается звук качнувшейся ветки и шелест крыльев взлетевшей птицы. Скрип дерева, всплеск маленькой рыбешки в озере. Неожиданный порыв ветра приносит с собой мягкий, легко узнаваемый запах — сосна и пряные травы, какими они бывают в середине осени. И нечто неуловимое, принадлежащее только ей. — Ты же знаешь, что никогда не застанешь меня врасплох, — смеется Римус себе под нос и мгновение спустя падает под тяжестью чужого тела, заваливаясь на бок. Сначала он легко позволяет уложить себя на лопатки, но не дает почувствовать торжество победы и просовывает локоть между их телами, чтобы больно ткнуть в плечо. Рука над ним подгибается, и он берет противницу в захват, отталкивается и оказывается сверху. — Плечо — это мое слабое место! Ты нечестно выиграл! — В настоящей борьбе нет ничего честного, никто не будет тебя жалеть. — Зануда. Римус смеется, и Дора сталкивает его с себя. Ее короткие темно-русые волосы в полнейшем беспорядке, как и всегда; за ушами болтаются две маленькие кривые косички, путаются с остальными прядками. Маленький шрам между бровями придает ее обиженному лицу еще более грозный вид. Дора садится, обнимает согнутые колени руками. Большая с сильно потертым и потому неизвестным принтом футболка спадает с плеча. Она наклоняется к задней части шеи Римуса. — От тебя странно пахнет. — Да? — Ага, — Дора отстраняется. — Кем-то, кто точно не задерживается с приемами ванны и пользуется парфюмом. Не женским, кстати, — ухмылка проскальзывает на губах, а затем брови снова сводятся к переносице. — Еще книги. Но от тебя и в прошлый раз ими пахло. Римус только смотрит на нее, наслаждаясь звуком голоса, по которому успел соскучиться, и тем, как меняется подвижное, живое лицо, пока Дора думает. — Ты слишком надолго стал пропадать. Я сдаюсь. У тебя кто-то появился в этой деревне? — Доступ к книгам, как я и говорил. — Фенрир в это не верит. И я уже сомневаюсь. Римус пожимает плечами и улыбается. Дора закатывает глаза и выдыхает через надутые щеки. Она опускает голову и упирается подбородком в колени. Ее глаза изучающе проходятся по нему, медленно и вдумчиво. Римус вспоминает, что принес кое-что ей, и достает из нагрудного кармана уже начавший увядать, слегка помятый желтый цветок. Брови заинтересованно дергаются, затем глаза косятся вбок, к месту, куда Римус вставляет лилию в ее волосы. — Ограбил чей-то сад? — Не совсем. Девичья рука, вся в царапинах, с непривычной нежностью дотрагивается до цветка и выпутывает из-за уха. Дора подносит его к лицу и вдыхает запах. — Она из сада твоих родителей. — Понятно. — Дора рассматривает цветок еще немного, а затем вставляет обратно в волосы. — Так на сколько ты задержишься с нами в этот раз? — Не знаю. Кое-что случилось. Нужно выяснить. Дора приподнимает бровь, но Римус ничего не объясняет. Он встает и принимается скидывать с себя одежду, которую давно уже стоит сменить. Когда руки опускаются к пряжке ремня, темная и несправедливая мысль проносится в его сознании, и он бросает быстрый взгляд на Дору. Нет. Это не она. Когда Римус избавляется от одежды и ныряет в прохладное озеро, он позволяет себе, наконец, расслабиться на время и ни о чем не думать. Ни о нападениях, ни о том, что это повлечет за собой, ни о разлуке с Сириусом. О последнем вообще нельзя думать. Он падает и падает, зная, что не должен был делать шаг в эту пропасть; но он уже оступился, что тут поделаешь. Римус окунается в воду, затем выныривает и трясет головой из стороны в сторону. — Я начала читать стихи, которые ты притащил в прошлый раз и забыл. — Эдгар По? — Что-то такое, да. Можно оставлю их себе? — Нет. — Почему? — Я должен буду вернуть книгу, как только дочитаю. — Это то, как работают библиотеки? — Да. — Скучно. Дора печально склоняет голову вбок, и Римус смеется. Он отталкивается от илистого дна и плывет на середину, где озеро глубже. Ему нравится ощущение того, как под ногами исчезает земля, и он может полагаться только на собственные силы. Так Римус проводит в воде еще какое-то время, жалея только о том, что не может пока что нормально помыться. Вдруг издалека начинают доноситься чьи-то торопливые шаги. Ему хватает нескольких секунд, чтобы понять, кто почти бежит к ним. — Черт побери, а чутье не подвело меня, — из-за деревьев показывается дружелюбное смуглое лицо. — Наследник престола вернулся! — О, я, пожалуй, оставлю вас двоих, — закатывает глаза Дора и поднимается. Когда она проходит мимо темнокожего парня, он подмигивает ей, на что в ответ Дора показывает язык, не меняя недовольного выражения на лице. Римус выходит из воды. На берегу стоит высокий — выше него на голову — парень, с прищуренным взглядом и в одних шортах, и выглядит так, будто его внезапно подняли с кровати. Но это обычное состояние. — Что, опять поссорились? — Она как надоедливая младшая сестра. Разве нужно обязательно ссориться, чтобы бесить друг друга? — Крепкие руки притягивают Римуса в короткое объятие. — Не знаю, Сэм, я оставлял вас в мире и согласии. — Забудь. Они садятся на землю. Ветер приятно обдувает влажную кожу, солнце греет лицо; Римус прикрывает глаза и вдыхает полной грудью, наслаждаясь спокойствием, лесом и запахами июля. — Ты пропал, приятель, — раздается над самым ухом голос Сэма. — Фенрир беспокоится. — Хм? — Римус даже не шевелится. — Думает, что у тебя кто-то появился в деревне. — Он действительно из-за этого переживает? — Ну, — в голосе слышится улыбка, — скорее, он озабочен тем, что из-за этого ты много времени там проводишь и твое лицо часто мелькает на людях. — Не его дело, — Римус пожимает плечами. Если это станет проблемой, он просто скроется, вот и все. Всегда есть пути отхода. Больше никто ничего не говорит. Римус открывает глаза и смотрит на отблески солнца в синей воде. Через минуту рука Сэма прокрадывается к его животу, но он успевает вовремя ее перехватить, пока она не спустилась ниже. — Нет. Сэм недовольно выдыхает и прислоняется лбом к его плечу. — Что, у тебя все настолько серьезно? — О чем ты? — Римус не отрывает взгляда от воды. — Я знаю тебя, Римус Люпин. Ты можешь водить за нос кого угодно, но не меня. Расскажи. Он не отвечает, только хмурится на сверкающую гладь озера. Это не громкие слова, Сэм действительно знает его. По крайней мере, его сердце. Сэм не отстраняется, однако больше не распускает руки. Римус думает, имеет ли смысл рассказать ему. История безнадежна с самого начала; он вспоминает ту ночь, когда был в части леса, что прилегает к автомобильной дороге, и услышал голоса и треск костра. Он бы прошел мимо, но учуял древесный, смешанный с естественным запах, что успел стать слишком знакомым. Римус умеет красться беззвучно, если нужно, это врожденное, но он засмотрелся на растянувшегося прямо на земле Сириуса и наступил на ветку, которая предательски хрустнула под подошвой. Римус выругался про себя, хотя и не думал, что кто-то на самом деле услышал, но, на удивление, в следующий момент Сириус поднялся и посмотрел прямо в его сторону. Его волосы, по черноте соперничающие с ночью, красиво раскидались по плечам, обтянутым белой, не до конца застегнутой рубашкой. На джинсах блестела цепь. На щеках был почти незаметный румянец. Красивый. Но он выглядел немного по-другому, не как тот человек, к которому Римус привык. Римус задался вопросом, что заставило его выглядеть таким беззаботным подростком. Ответ получил достаточно быстро: когда он привел Сириуса к выходу из леса и остался в тени, чтобы проследить его дальнейший путь, то увидел двух ребят, идущих тому навстречу; увидел девушку, которая подбежала к Сириусу; как она на него смотрела, как Сириус положил руку на ее плечо в успокаивающем жесте, как они шли близко друг к другу, чуть в стороне от второго парня. Римус никогда не чувствовал ее запаха на Сириусе, но это ни о чем не говорило. Они могли еще не вступать в отношения. А еще Сириус не должен знать, что он такое, даже если Римусу, как он недавно осознал, хочется рассказать. Это опасно. И Сириус не верит во всю эту ликантропическую чушь. — Ничего такого, Сэм. — «Ничего такого» мешает мне залезть в твои штаны. — Я без штанов, — хмыкает Римус. — Не придирайся к словам. Ветер взъерошивает отросшие за последние месяцы волосы Сэма, и они щекочут Римусу шею. Он снова закрывает глаза и представляет на мгновение на его месте другого человека. — Нужно сбрить эти патлы под ноль, — ворчит Сэм за его спиной и отстраняется. — Жутко неудобно. — Сбрей, — пожимает плечами Римус. Когда он высыхает, то решает не одеваться и дойти до дома так, а потом найти свежую одежду. Римус поднимается, Сэм следует за ним. Неприметная хижина встречает их запахами жареного мяса и специй. Доры нигде не видно, зато прямо у входа стоят Ник и Йонас, готовят обед. Римус кивает им, показывая, что рад видеть, но не готов к разговорам. Они понимают и кивают в ответ. Римус проходит в отдельную комнату, служащую всем им спальней, и принимается рыться в шкафу. Сэм садится на кровать рядом. — Так и что тебя останавливает? — А? — Римус выбирает между рубашкой в красную клетку и простой белой футболкой и не оборачивается. — Ты отказываешься от секса со мной, потому что у тебя кто-то появился, но ты отрицаешь это. Что не так? — Никто у меня не появился. Это... сложно. Не имеет смысла. Забудь. К тому же наступят холода, и я вернусь. Никаких походов в деревню. — В этом проблема? Римус вздыхает и на секунду зажмуривает глаза. — Пожалуйста, давай закроем тему. Сэм молчит какое-то время. Римус выбирает футболку и закрывает шкаф. — И ты все равно не будешь спать со мной? — Нет. — Глупый, упрямый волк, Римус Люпин, — Сэм издает усталый стон и смеется. — Кстати о волках, — говорит он и принимается надевать нижнее белье. — Где провел полнолуние? — Вот здравствуйте, — смеется Сэм, удивленный. — Может, еще спросишь, как поживает моя мама? — И как? Сэм хмурится и откидывается на подушки. Он складывает руки на груди, но все же отвечает: — Я был здесь, со стаей. — Вся стая была на месте? — Ты мне сразу скажи, какой список тебе составить — и я тут же, мигом. Кто, где, когда. — Я серьезно, Сэм. — Что-то случилось? Римус заканчивает одеваться и поворачивается. Он думает, стоит ли рассказать Сэму все, что он знает, или повременить с этим. Он может доверять ему. Но решает, что лучше быть осторожным. — Просто кое-что пытаюсь узнать. Сэм вздыхает. — Не было Фенрира и Пат. Дора куда-то убежала, пока мы выслеживали оленя, но скоро вернулась. Мне лучше забыть о том, что ты спросил? — Желательно. Их взгляды сталкиваются, но в конце концов Сэм покорно поджимает губы и опускает голову. Он кивает. Римус решает, что пришло время встретиться с отцом. Он выходит из хижины и поворачивает за нее, в более глухую и густую чащу. Вокруг мешается различное количество запахов и ему приходится постараться, чтобы отыскать среди них нужный. Римус находит его на обрыве, среди сосен. Отец возвышается невозмутимой скалой и продолжает стоять спиной к нему, хотя совершенно точно знает, что он здесь. Римус подходит ближе и останавливается рядом, засовывает руки в карманы джинсов. Его взгляду открывается озеро, другое, не то, в котором он плавал. Оно неприветливое и темное, окруженное непроходимыми зарослями и острыми камнями. Римус всегда видел нечто общее между этим озером и отцом. Недаром Фенрир любит приходить сюда и подолгу смотреть вниз. Римус понимает это чувство, тоже ощущает связь с этим местом и озером. Но, по большей части, он обходит обрыв стороной, иногда пугаясь того, какое воздействие оказывает на него это место. — Что заставило тебя вернуться и найти меня? — хриплым голосом спрашивает отец. Он не поворачивает к нему и головы, и Римус отвечает тем же. Оба продолжают разглядывать мрачные воды. — Соскучился. Могучий смех, местами больше похожий на скрежет ржавого металла, раздается, кажется, по всей округе. Можно даже представить, как он сотрясает деревья. Римус почти чувствует дрожание земли под собой. — Тогда обними родителя. Фенрир поворачивается и широко раскрывает руки. Римус тут же поддается в объятие. Шерсть кофты неприятно царапает шею, но он задерживается в таком положении на какое-то время. Когда он отстраняется, отец смотрит на него цепким, тяжелым взглядом, в котором совсем не видно и слабого отражения прозвучавшего смеха. Однако улыбка все еще сидит на его лице. Римус спокойно встречает его взгляд и выдерживает ровно столько, чтобы показать, что он видит в нем равного, а не кого-то выше себя. Отец только смеется еще раз, но уже не так резко, и хлопает его по плечу. — Из тебя уже может выйти достойный вожак стаи, парень. — Хочешь побороться за место? Фенрир скалится и поднимает руку выше, чтобы потрепать его по голове. — Обязательно. Как только докажешь, что стая для тебя важнее. — Важнее чего? — Римус приподнимает бровь. — Всего. Слышно, как где-то рядом прыгает по веткам деревьев белка, как под ногами пробегает еж. Римус переводит взгляд на него и следит, пока тот не скрывается в высокой траве. Под его лапками шуршат опавшие сосновые иголки. — Как проходят полнолуния? — спрашивает отец. — Спокойно. В основном лежу и смотрю на звезды. — Весь в мать. — Надеюсь. Фенрир усмехается. — Любила уходить от стаи. Зато, когда оставалась, то равной ей в охоте никого не было. Это тоже в тебе от нее. — Что же тогда от тебя? — Хм, — отец почесывает подбородок, как будто действительно раздумывает над вопросом. — Приверженность своим принципам.  Волоски на загривке Римуса вздыбились, но внешне он остается все таким же спокойным. Хотя не может быть уверен до конца, что отец уже не прочитал его и то, что у него на уме. Римус почти уверен, что он как минимум знает о нападениях. — А как проходят твои полнолуния? — спрашивает он и поднимает взгляд. — Занимаюсь делами. Как и подобает вожаку. — Мне казалось, вожак остается в полнолуние со своей стаей. — Объявились одиночки. Это заставляет Римуса заинтересованно свести брови к переносице. Фенрир чувствует, что зацепился за нужный крючок, и он это понимает, но позволяет вести за собой. — Сначала было присутствие посторонних запахов, потом я увидел кого-то по ту сторону озера, — отец протягивает руку вперед. — Думаю, нужно привлечь их на нашу сторону. — А с чего ты решил, что они не на нашей стороне? — Я говорю о стае. — Он снова поворачивается к Римусу и прищуривается. — Если они придерживаются наших принципов, но хотят остаться сами по себе — хорошо. Но что, если они из тех, кто до сих пор не гнушается человеческой крови? Это большой вопрос. И я должен заняться этим. — В его глазах мелькает еле уловимая искра искренней обеспокоенности. — Хочешь пойти со мной? Посмотрим на твои лидерские качества в общении с чужаками. Римус смотрит на него оценивающим, внимательным взглядом, но, конечно, соглашается. — Отлично, — улыбается отец, и на этот раз улыбка доходит до его глаз. — Отдохни сегодня. Завтра утром начнем. Это означает конец разговора. Всю обратную дорогу Римус чувствует прожигающий лопатки взгляд. На ночь Римус решает остаться в хижине — хватит с него пока ночевок в лесу. Хотя он не чувствует сильной разницы: ему одинаково комфортно и на деревянной кровати, поверх мягких шкур, и на траве, влажной по утрам. Горячая кровь оборотня позволяет спокойно жить посреди леса до начала заморозков. Единственное, что может подпортить день, — проливной дождь, от которого приходится прятаться под широкими кронами деревьев, что не всегда является хорошей защитой. У Римуса есть несколько пряток — с книгами, дождевиком, кое-какими запасами еды, разными предметами первой необходимости; но иногда случается проснуться от дождя, а укромное место с плащом далеко. Однако он знает, что это стоит того. Так он может чаще бывать в деревне. И видеть Сириуса. Хотя он старается не беспокоить его каждый день — он уже понял, что Сириус всегда рад его видеть, но, в действительности, Римус просто хочет доказать себе, что может справиться и без него. Он не должен был позволить себе привыкнуть, поверить, что все может оставаться на своих местах, идти так, как идет. Это ужасно, если честно. Сириус думает, что Римусу нет никакого дела ни до чего. В целом, он прав. Его жизнь мало связана с жизнью обычных людей, он не принадлежит им, их проблемы мало его касаются. Но ему не все равно на него. Изначально Римус не придает никакого значения тому, что в покинутом прошлыми жильцами доме (из-за близости к лесу, что не выглядит безопасным, когда волки — действительно волки — являются такой проблемой для деревни) кто-то поселился. Потом он узнает, что это охотник, но ничего не пробуждается в нем — его стае ничего не угрожает, они предусмотрительно ведут себя во время луны. Но когда Римус узнает, что сын этого охотника открывает библиотеку, то не может удержаться. Он не замечает, в какой момент Сириус начинает интересовать его гораздо сильнее книг. Так не должно было случиться. Сириус никогда не примкнет к стае — упаси боже, даже если бы он вдруг каким-то образом захотел, Римус не позволил бы этому произойти, — а сам он никогда не найдет для себя места среди людей, которые и так не питают к нему добрых чувств. Они не имеют будущего, а с каждой открывающейся дверью в библиотеку и с каждым обращенным к нему взглядом серых глаз Сириуса он только об этом будущем и думает, как один из героев книжек с дурацкими любовными романами. Римус отталкивал и закрывался, но либо делал недостаточно, либо был слишком слаб, идя на поводу у своих чувств, и в конце концов вот он, здесь. Желает того, чего не должен. План был прост: почитать в свое удовольствие и исчезнуть. С первой же их встречи план слегка поменялся: почитать в свое удовольствие, может, немного позаигрывать с симпатичным библиотекарем развлечения ради, и исчезнуть. Затем возник другой план: отталкивать его, когда дело стало плохо и Римус почувствовал в себе интерес, который встретил ответный интерес, поэтому ничто, кроме Римуса, не могло это остановить; к тому же он на самом деле не может ответить на все вопросы Сириуса, рассказать о себе больше: дальше поверхностного образа Римуса Люпина стоит настоящий живой оборотень, которого нельзя взять и показать. Еще один план: вкусить радости дружбы и сделать вид, что этого достаточно. Больше Римус планов не строил, он похерил каждый из них. А еще, кто говорит, что Сириус заинтересован? Это не так, Римус уверился в этом той ночью в лесу. И Сириус — дружелюбный пес, а собаки совсем не похожи на волков, кто бы что ни говорил; поэтому их взаимная приязнь существует на разных уровнях. Римус верит, что будь на его месте кто угодно другой из стаи, Дора, например, Сириус так же вилял бы хвостиком перед ней и хотел подружиться. Он понимает, что их образ жизни не только взращивает слухи и недоверие, прополотые легендой (что, вообще-то, является страничкой никем не подтвержденной настоящей истории), но и любопытство. Он уже сталкивался с подобным любопытством от одного из сыновей Молли Уизли. Он знает, какое впечатление производит. А по доброте душевной и при сугубо научном мировоззрении Сириус не может попасть в первую категорию людей. К сожалению, заставляет мысленно произнести себя Римус. Но есть проблемы и посерьезнее. Римус переворачивается на бок, и его взгляд натыкается на спящую на соседней кровати Дору. Все так запутано. Вот она, обращенная девочка, выросшая здесь среди новой семьи. Она даже не может погоревать о своей прошлой жизни — не помнит. Испытывает ли она ненависть к Фенриру за то, что он сделал двадцать лет назад? Римус не знает: Дора не любит говорить на эту тему. Он даже не знает, что сам чувствует. Он не был достаточно взрослым, когда это случилось, но уже тогда понимал жестокость и неправильность сделанного отцом. Фенрир позже изменил свое мнение насчет людей, поведение и принципы — хотя Римус не может перестать возвращаться к прошлому, и тогда что-то холодное обжигает его кости, — и было бы странно предъявлять ему за старые ошибки. Все они, вся стая, принадлежат, пусть и не с самого начала, к тем самым оборотням, которые признают право людей на жизнь в этой деревне, прилегающей к лесу. И вот кто-то убил человека. Привычка говорит думать на отца; исковерканные родственные чувства, что заставляют помимо воли Римуса доверять отцу сильнее, — на Пат, которой в последнее полнолуние, если верить Сэму, тоже не было вместе со стаей; невероятное предположение, навеянное любовью к детективным историям, где убийцей оказывается самый незаметный, — на Ника. Здравый смысл дает пощечину: да, они единственная стая на этой территории, но они семья, и каждый из них поклялся не причинять вреда людям. Это фундамент, на котором они живут. Остается проверить одиночек, которых упомянул отец. Это имеет смысл. И Римус может в очередной раз доказать отцу, что он — достойная его смена. Наследник, как любит издеваться Сэм. Эти мысли заставляют вернуться к теме Сириуса, что прилетает каждый раз обратно, словно бумеранг. Римус и рад бы отпустить — и отпускает, — но каждый раз, сделав круг, она возвращается. Стыдно признаться самому себе, но в последний месяц Римус серьезно захромал насчет желания исполнить однажды свое предназначение. Он больше не так уверен, хочет ли возглавить стаю на самом деле или говорит об этом просто по привычке. С этим прекрасно справится кто-нибудь другой, пусть даже Йонас, как самый старший после отца. Стать вожаком означает, что и без того ограниченное время будут занимать новые обязанности, на него ляжет большая ответственность. А ему так хочется оставить все возможное время только для Сириуса. Сэм чересчур сильно пинает его по лодыжке. — Твое унылое пыхтение раздражает. Раз секс здесь больше не приветствуется, либо спи, либо пойдем побегаем. Или поборемся. Римус усмехается, искусно быстро переключая все внимание на парня, словно никаких тяжелых мыслей и в помине не было. Он поднимается и совсем не ласково сталкивает Сэма с кровати, зная, что тот не потерпит к себе такого отношения и загоняет его до полусмерти.