x
9 июня 2023 г. в 01:31
Примечания:
ПБ включена.
Вода в ванне уже давно остыла, но это не мешало Инумаки плавиться в ней.
С момента окончания битвы в Сибуя прошло всего 3 дня и потери, как среди шаманов, так и среди гражданских, были просто колоссальными. Друзья, товарищи, да и просто малознакомые люди, все без исключения столкнулись с болью и горечью.
Оставшиеся, более-менее невредимые, маги помогали истреблять последних низкоранговых проклятий, эвакуировать спасённых, разгребать завалы и вытаскивать тела, чтобы впоследствии вернуть их близким.
Запечатывание Сатору Годжо разразилось по всему миру, подобно грому молнии, доказывая, что даже сильнейших можно провести, давило на и так неустойчивые нервы.
А также заявление, что Годжо является соучастником «выжившего» Гето, в инциденте в Сибуя.
Скольких они потеряли в этой битве?
Многих.
Нанами, Кугисаки, Тодо (выбывший из-за невозможности использовать проклятую технику), директор Яга, сестра Маки Май.
Сколько потерял он сам?
Руку.
Проклятый Сукуна.
Рука, хотя вернее то, что он нее осталось, несчастный отрубок даже не болел из-за несчётного количества обезболивающего. Хотя по мнению самого Тоге лучше бы она болела и заставляла корчиться на холодном полу от боли, чем отдавала фантомной болью и позволяла думать обо всем происходящем.
Впрочем не все были с ним согласны.
Юта был не согласен в корне.
Панда тоже.
Зато согласилась Маки, которая мучалась с ещё более худшими последствиями, но не могла позволить себе расслабиться, когда на кону стояла судьба клана Зенин после смерти Наобито.
Инумаки собрать мозги в кучу также быстро не мог.
Не хотел.
Не пытался.
Однако воспоминание о живых, самых близких друзьях грело душу и заставляло приспосабливаться, медленно, аккуратными шажочками, но приспосабливаться.
В основном способствовал этому именно Юта.
Парень помогал делать перевязки, одеваться, делать какие-то банальные вещи по типу расчёсывания волос и приготовления чая.
Не надоедая — направляя.
Не заставляя чувствовать жалость к самому себе, а наоборот нуждаемость в нем и любовь.
Любовь.
Как-то Годжо-сенсей говорил, что любовь — то ещё проклятие.
И в общем-то Тоге был с ним согласен, также как и Юта с Маки. Панде было всё равно на людские отношения.
Повезло хоть кому-то.
Или нет.
Это все заставляло вставать каждый день и стремиться привыкнуть к новым правилам жизни, заставлять себя привыкать к отсутствию левой руки и не заклиниваться на прошлом.
И тем не менее сейчас Инумаки плавился, сидя в ледяной воде.
Какая ирония.
Где-то в глубине их маленькой штаб-квартиры в Окутама еле слышно хлопает дверь, а за ней раздаются тихие знакомые шаги, создаваемые специально для уведомления присутствия.
Инумаки напрягает слух.
В темноте помещения раздается шорох каким-то пакетом, стук чехла с катаной об столешницу, тихие вдохи-выдохи, а затем медленная, но решительная поступь в сторону двери ванны, стук.
—Инумаки?
Тоге прикрывает глаза и ничего не отвечает, да и портить такую атмосферу составом онигири как-то не хочется.
Дверь открывается, и на пороге показывается Юта, смотрящий на него своими тёмными, слишком понимающими глазами.
Он не требует от него слов.
Оккоцу подходит ближе и дотрагивается до поверхности воды, хмурится и тянется одной рукой к Инумаки, а другой достает полотенце. Тоге тяжело вздыхает, но все равно поднимается, равняясь с ним, ощущая на своей живой руке хоть и мягкую, но требовательную хватку. Вокруг него оборачивают теплое махровое полотенце и парень внезапно перестает плавиться. Он мелко вздрагивает и перехватывает полотенце вокруг себя поудобнее, кутаясь в него, словно в одеяло. Тут же чувствует второе. Юта стирает капли воды с него очень бережно, а потом быстро заглянув в глаза друга напротив, без проблем поднимает на руки, подхватывая под колени и уносит в спальню. Инумаки отчётливо прижимается ближе и жмурится.
Через пару мгновений его сажают на мягкую кровать и, быстро потрепав волосы, Юта удаляется из комнаты.
Заклинатель переводит взгляд на лежащую рядом аккуратно сложенную стопку одежды и, откидывая полотенце с тихим вздохом от холода, натягивает боксеры и домашние свободные штаны, исправно настолько, насколько позволяет отсутствие одной руки.
Оккоцу возвращается так же быстро, как и ушел. В руках у парня бинты и Тоге морщится, отводя взгляд.
Нужно поменять перевязку.
Нужно.
И все тут.
Юта опускается на кровать рядом с ним и заглядывает в глаза друга, сталкиваясь с болезненно-карим цветом напротив.
Тоге вновь плавится.
Кивает, давая разрешение и отворачивает голову от развернувшейся картины вовсе.
Пальцы Оккоцу холодные и мозолистые, что неудивительно с его-то профессией и уровнем жизни.
Только недавно вернулся из-за границы, а тут такое.
И Тоге даже знает, что однокурсник чувствует вину за то, что не смог прийти раньше.
Как будто это что-то бы изменило.
Инумаки дёргается, когда Юта проходиться мазью по месту где раньше был локоть. Боли нет из-за таблеток, но прикосновение чувствуется все равно.
Парень тихо извиняется и мягко улыбается, удерживая зрительный контакт с другом и Тоге не может не улыбнуться немного в ответ.
Оккоцу заматывает бинт с запечатывающей печатью и успокаивающе поглаживает другую руку обладателя проклятой речи, помогает одеть футболку, а затем Инумаки притягивает его в объятие.
Так они и лежат в относительной тишине города на мягкой кровати в спасательных объятиях друг друга, надеясь, что завтра все их друзья вернуться домой живыми и невидимыми.
Тоге больше не плавится.