— Эй, Птичка, как самочувствие?

      С самого утра в Третьей царило непривычное волнение и вездесущее копошение. Дорогуша туда-сюда носился по всей группе, подбирал каждую закупоренную пузатой пробкой склянку, что неосмотрительно валялась где-то на полу. Он бегло, второпях осматривал ее, определял как не то, что он искал, и, бездумно отбрасывая склянку в сторону, нёсся к следующей, чтобы вновь повторить процедуру. Ангел старательно перерывал все шкафы и комоды на предмет теплых недырявых одеял и пледов, разбрасывая по всей комнате то, что не прошло проверку на целостность и годность. Конь с Бабочкой и еще парой птиц ожесточённо и громко спорили о том, стоит ли открывать окно. Одни яростно выступали за то, чтобы оставить окно открытым нараспашку, аргументируя это тем, что свежий воздух полезен при болезни. Вторые пылко доказывали, что лучше всего будет открыть форточку, потому как свежий воздух хоть и нужен, но его избыток принесет лишний сквозняк, что только ухудшит состояние больного. Третье же бурно возражали и первым, и вторым, сердито настаивая на том, чтобы напрочь закрыть окно: исключить и малейшую вероятность того, что больного продует, и его состояние ухудшится. Даже Слон очень взволновано что-то искал в своих игрушках, будто торопясь это «что-то» найти и поскорее сделать что-то с этим «чем-то». В общем, вся Третья группа уже стояла на ушах и билась в жутком предпаническом состоянии, хоть время завтрака и началось только пару-тройку минут назад.       Только трое во всём Гнезде не были охвачены всеобщим беспокойным оживлением. Или даже двое, ведь Тень был виден только Стервятнику, который, кстати, входил в число немногих (а точнее, был единственным), кого не коснулась всеобъемлющая тревожность о здоровье вожака птиц. Он лежал на своей кровати и был еле виден из-под горы одеял, пледов и подушек, которые ему заботливо принесли птицы, и в которые они же бережно его укутали.       Рядом с Большой Птицей, на корточках у его кровати, расположился Красавица, неподвижный и охваченный столь сильным беспокойством о Стервятнике, что ещё немного и из его чёрных глазок точно брызнули бы жемчужные слëзы.       — Папа... — тихо позвал Красавица, — Тебя же не заберут в М-Могильник?       — ...Конечно, нет. Не выдумывай ерунды. Я посплю и буду в полном порядке, — донёсся откуда-то из-под горы одеял хриплый голос вожака птиц, — Если ты, конечно, попросишь всех заткнуться и не поднимать столько шума из-за пустяка. Мне не нужны лишние слухи.       — Конечно! Подожди секунду, сейчас всё-всë будет! — Красавица торопливо хмыкнул, стараясь сдержать слезы, рвущиеся наружу от беспокойства, и поспешил выполнять указание.       Стервятник же плотнее закутался в цветастые одеяла и пледы и, закрыв свои янтарно-желтые глаза, постарался заснуть, как и говорил Красавице. Он был в некоем подобии полудрëмы, когда из этого блаженного состояния его выдернул шум не то разговора, не то спора у входа к группу. Но кровать Стервятника находилась достаточно далеко от двери, и потому он не смог ясно расслышать, о чём там, у двери, говорили. Он смог уловить лишь несколько обрывков фраз, которые, к его огромному сожалению, не давали никаких намëков на то, о чем шёл разговор-спор, и нужно ли было вожаку птиц в него вмешиваться.       Кажется, спорившие пришли к какому-то соглашению, потому как вскоре голоса замолкли, и послышался звук многочисленных удаляющихся шагов. Гнездо погрузилось в тягучую тишину. «Птицы ушли на завтрак,» — догадался Стервятник и покрепче закутался в одеяла, силясь побыстрее согреться и снова уснуть.       — Эй, Птичка, как самочувствие? — нежданно-негаданно раздалось у самого уха вожака птиц, отчего тот вздрогнул и поспешил раскрыть свои янтарные очи.       Перед ним, всего в нескольких сантиметрах, оказалось лицо одного обладателя огненных короткостриженных волос и яркой розочки на щеке, что сейчас дерзко ухмылялся, глядя в самую душу Большой Птицы через свои кислотно-зеленые очки. Он нахально расположился на корточках у его кровати, почти полностью повторяя позу Красавицы, ранее бывшего на этом же месте.       — Выглядишь ты в самом деле хреново. Твои птенчики давали тебе таблетку какую, или у них мозгов хватило только одеялами тебя замуровать? — он заботливо коснулся лба Стервятника своими губами и, покачав головой, произнес, — Дела плохи, Птичка. Ты весь горишь. Прознают и тотчас уволокут тебя в Могильник.       — Рыжий, зачем ты пришел? — сконфуженно-недовольно пробормотал вожак птиц, — Я не в состоянии сейчас терпеть твои выходки. Уходи, — он попытался отвернуться от вожака крыс, но ему не позволили, притянув за талию ближе к краю кровати, и, схватив за подбородок, заставили смотреть в глаза, спрятанные за кислотно-зелеными очками.       — А я и не собираюсь ничего вытворять. Только тебя лечить, — на первый взгляд, игриво, а, на деле, со всей серьёзностью сказал он и, чмокнув кончик орлиного носа, поднялся на ноги.       Рыжий деловито зашагал по комнате туда-сюда, видимо, в поисках чего-то, раздраженно бормоча себе под нос с обилием нецензурной брани о том, что в Гнезде невозможно найти ничего нужного. Стервятник же безучастно наблюдал за этой картиной, тщетно надеясь, что нарушителю его спокойствия скоро наскучит компания больного вожака птиц, и он поспешит удалиться из Третьей группы куда подальше.       Наконец, Рыжий, вероятно, найдя всë, что ему требовалось, возвратился к кровати больного и принял ту же позу, в которой был ранее. В руках он держал свои находки: удивительно чистый стакан и склянку с каким-то не особо крепким на вид пойлом. Он налил неопознанное пойло в стакан и, достав откуда-то из карманов несколько блистеров с таблетками, протянул их вожаку птиц вместе со стаканом.       — Давай, Птичка, сядь и выпей таблетки, — произнес вожак крыс и, увидев, как недоверчиво на него смотрит Большая Птица, возмущенно добавил, — Ну, не смотри на меня ты так! Я, между прочим, самоотверженно спиздил эти таблетки из Могильника. Специально ради тебя, Птичка. Поэтому не смотри на меня так и пей эти чертовы таблетки, — сказал он и чуть погодя шутливо (или нет?) прибавил, — Или хочешь, чтобы я самостоятельно запихал их тебе в рот более интересным способом?       — Я тебя вышвырну, если не перестанешь нести подобную околесицу, — злобно пробормотал смущённый Стервятник, сел и, взяв блистеры и стакан с непонятным пойлом, выпил все таблетки, что сунул ему в руки Рыжий.       — Умничка, — довольно улыбнулся он и оставил мимолётный поцелуй на макушке больного, когда тот возвратил ему пустой стакан и блистеры с таблетками, которые вожак крыс убрал на пол.       Он поднялся на ноги уже собирался уходить, оставляя Большую Птицу отдыхать, когда его нежданно-негаданно робко, но цепко схватили за край цветастой рубахи.       —...Не уходи. Останься со мной, пока завтрак не кончится, — в полголоса не то попросил, не то приказал Стервятник, всë также не отпуская края яркой одежды.       — Конечно, Птичка, — чуть улыбнулся Рыжий и тут же сел на кровать рядом с вожаком птиц, приобняв его за талию и притянув настолько близко к себе, насколько мог.       — Как ты узнал, что я заболел? — Большая Птица переплëл свои пальцы с пальцами свободной руки Рыжего, — И когда успел обворовать Могильник?       — Как узнал, что ты заболел? Догадался, — беспечно пожал плечами он, — Вчера вечером, когда мы с тобой на крыше сидели, ветер был сильный, да и погодка уже не та, чтоб по вечерам тепло было, как летом. А ты был в одной водолазке, вот я и подумал, что тебя, скорее всего, продует. Поэтому, когда мы разошлись с тобой, я быстренько наведался в Могильник и, пока семейство пау́чих храпело, стащил несколько блистеров таблеток у них, — вожак крыс смазано чмокнул Стервятника куда-то в висок и, уложив голову ему на плечо, произнëс, — Я, кстати, пока добивался дозволения тебя потревожить, повздорил немного с твоими птенцами. Они, конечно, мне в конце концов уступили и дружно свалили на завтрак, но я бы хотел, чтоб ты обелил мое доброе имя в их умах. А то будут еще недовольно сверлить меня взглядами каждый раз, как я к тебе подхожу...       Из коридора донеслись шаги и тихие звуки катящихся колясок первых отзавтракавших домовцев. Рыжий нехотя встал на ноги и оставил трепетный поцелуй на щеке Большой Птицы.       — Я проведаю тебя еще во время обеда и ужина. Отдыхай, Птичка, — с мягкой улыбкой сказал он и поспешил уйти, не желая, чтоб какой-нибудь слишком любопытный лог увидел, где вожак крыс пропадает во время завтрака, и распустил множество нелепых и лживых (или не очень) сплетен о них со Стервятником и их взаимоотношениях. Они как-никак оба вожаки, нужно следить за репутацией (а особенно Рыжему, ведь черт его знает, какие у этих отбитых крыс тараканы в голове водятся, вдруг найдётся какой индивид, что занять его место захочет).       Только Рыжего след простыл, как в Третью друг за дружкой, группками по два-три человека, посыпались птицы и сразу же спешили к больному, справиться о его самочувствии. Получив в ответ «мне уже намного лучше, не стоит волноваться», они успокаивались и шли заниматься своими птичьими делами, только немного беспокоясь за своего вожака и безоговорочно ему веря, ведь если Стервятник сказал, что ему лучше, значит ему и в правду лучше.       — Папа... А зачем приходил Рыжий? — несмело спросил Конь, после того, как они вместе с Красавицей убедились в улучшении самочувствия Большой Птицы.       — Он просто дал таблетки, которые стащил из Могильника, и пожелал скорейшего выздоровления. Ничего такого, — пожал плечами он и кивнул головой в ту сторону, где на полу всë так же невозмутимо располагались пустой стакан и блистеры с таблетками, — Я еще немного посплю, так что не шумите особо и не ввязывайтесь ни во что, что может доставить мне лишних хлопот, — произнëс он и лëг на кровать, накрывшись несколькими одеялами и повернувшись спиной к птицам.       — А почему Рыжий не мог нам отдать эти таблетки? — недоумëнно спросил Конь, когда они с Красавицей отошли от кровати вожака.       — Ну и дурак ты, конечно, — хмыкнул Красавица с видом знающего человека, но не собирающегося делиться этим знанием с другими.