Опустевшая душа

Над Саске преобладал страх — жил один он уже давно, но возвращаться в пустую, отдающую жутью и сыростью квартиру не хотелось никогда. Он всегда мечтал о этой самостоятельности, подростковый возраст для него стал самым тяжёлым — тогда умер его отец и они остались буквально ни с чем. Бедность захватила семью, питались они от силы раз в день, переехали из Токио в деревню, на окраине неизвестного города. Он яростно грезил сбежать, и не видеть больше ни мать, ни брата — нет, он их не ненавидел и тем более не винил… Просто вот такой он. Отвращение к близким было присущим ему чувством и стоило стукнуть совершеннолетию, как он позорно сбежал, сменив номер. Занимался сначала раздачей листовок и ночевал в хостелах, а позже устроился в общепит — с его то характером работа даётся трудно, даже очень, но он старается. Практически не конфликтует — и та ситуация, где он перевернул тарелку клиента не считается. Дверь противно скрипнула, звук резал слух, словно водишь мелом по влажной доске. Ног парень не чувствовал, голова болела, словно весь мир свалился на его плечи. Саске устало выдохнул, прикрывая глаза. Полуразвалившийся диван встретил его пружинами, впивающимися в спину. Он устал от такой жизни — мечтой его была свобода, никем не нарушаемая. Но действительно ли это то, к чему он так долго шёл? У Саске не было друзей и даже коллеги изредка говорили с ним, ссылаясь на тяжёлый характер. Он знал, что это так, что человек он не идеальный, но всё равно было обидно. Он не хотел вот так — сгнивать в одинокой квартире, слушая как визжат под окном полицейские сирены и очередные алкоголики взялись за нож, виды перед собой не собутыльников, а жадных монстров. Это было его кошмаром, а не мечтой. Он думал, что вырывался с посаженного на кладбище несуществующего детства, но всё стало лишь хуже — теперь мало того что он бедный, так ещё и один. Он перевернулся на другой бок, рука свисала, касаясь пола. В квартире была идеальная чистота, если не смотреть на отвратительно старую мебель. Возможно она здесь стояла ещё до рождения его матери. Юноша казался себе опьяневшим, но это была всего-то усталость, неизбежная после каждого рабочего дня. Саске встал, хрустнула спина и он на мгновение испугался, подумав что таки кости начали сыпаться. Денег на собственное лечение у него не было. Пол скрипел под ногами и немного проваливался, но парень не обращал на это внимания. Слишком устал. Луна освещала кухню, чайник вскипел. Саске залил воду в чашку, и сделал первый глоток противного кофе — он никогда его не любил, но действительно надеялся что тот придаст ему бодрости. Приоткрыв окно, он уселся за стол, скучающе водя пальцем по верхушке белой чашки. Самое обидное во всем этом так это то, что денег на таблетки, необходимые ему, не было — он мог позволить себе пару пластинок в месяц, которых хватало едва ли на неделю. Собственное сознание его убивало. Галлюцинации являлись всё чаще и были хуже. Он ненавидел это, ненавидел себя — брак. Вот что. Он вышел бракованными, словно проблем ему было мало. Итачи был нормальным, мама была нормальной и только ему передался подарок от отца — галлюцинации. У него не было денег даже на психиатра! Он жил в страхе, опасаясь навредить окружающим, а потом нести пожизненное наказание. Сначала пред людским судом, а уже после перед своим собственным. Он знал, что сегодня должен быть приступ перед которым он будет бессилен — он боялся засыпать, до дрожи в коленках и пересохшего горла. Но лег на диванч ощущая как расслабляется тело. Он слишком устал бороться. Проснулся он от холода, осознавая что не может двигаться — силуэт брата таращился на него, испепелиляя горящими огнем глазами. Саске хотел сказать что-то, но язык прирос к небу. Даже пальцев не получалось сжать. Итачи устало улыбнулся — как в детстве, когда ругал его, а после жалел, остывая. Подходил всё ближе, но Учихе казалось что время замерло, ровно до того момента как он почувствовал фантомные прикосновения к своей шее. Он хотел выть, кричать и царапать, но не мог и двинуться — силуэт брата душил его, отбирая жизнь. А Саске хотел жить, до безумия хотел. Улыбка Итачи сменялась на страшные, искревленные рожи, а после он вновь становился его родным братом, с меланхолией застывшей в глазах с того момента, как праз отца был рассеян в лесу. Пальцы сжимались сильнее, острые ногти вдавливались в нежную кожу и Саске не понимал, когда они успели стать такими огромными. Ему показалось, что он лишился жизни. А потом рассвет — он вскочил с постели, чтобы вновь упасть на холодный пол, горло болело — похоже он кричал всю ночь, сам того не осознавая. Саске задыхался. Каждый вдох сопровождался несуществующей болью в лёгких, но брата нигде не было. Саске, возможно, никогда и не поймет, что в тот день погиб не только его отец, и что та бедность, казавшаяся ему, казавшаяся ему разрушенной семьёй, была дет домом, в котором он рос, наблюдая за галлюцинацией своего брата и матери. Он действительно ненавидит жить, но не хочет умирать.