Трупы детям не игрушка

Он не знал, где он находится. Он не знал точное время. Было неизвестно, как быстро голод или смерть настигнут его. Но одно ему все-таки было ясно вполне. Это место сводило людей с ума. Безумие. Лишь так Йошики мог оправдать действия, которые он совершал. Он наклонился к другому парню, жадно целуя его и с силой впиваясь в чужие губы, словно желая откусить от них небольшой кусочек, а потом рукой дотронулся до чужой промежности, которая была уже им ранее полностью обтрогана(ну, так, по-дружески, конечно). Только теперь, в отличии от прошлого раза, на Йошики смотрел лежащий под ним и смущенный Сатоши. Ни следа злости не было заметно на его прекрасном лице. Смотря на эту картину, возникло сожаление лишь о том, что Йошики не повезло раньше увидеть своего друга в таком состоянии. Но, если после этого незабываемого часа его ждет верная смерть, то он примет ее с распростертыми объятиями, ведь Кишинума уже исполнил в этой жизни все, о чем только мог мечтать. Но кто тогда позаботится об Аюми? Этот вопрос так и застрял у него в голове. Язык свело, а в животе завязался узел. Ком раскаяния застрял у него в горле, а попытки его сглотнуть приводили только к большим страданиям. Сатоши тяжело дышал, отходя от прошедшего поцелуя. Его губы жгло неприятное осознание того, что он получил такое наслаждение только тогда, когда над ним навис его друг. Но Мочиде хотелось большего, он горел от желания вновь втянуть в поцелуй человека, который нависал над ним, независимо от того, кем этот человек ему приходился. А Йошики не торопился. Йошики затих и лишь вдумчиво смотрел в чужие глаза, словно желая запечатлеть Сатоши именно в таком образе. Ему было бы очень жаль, если бы кто-нибудь, будь то Наоми или другая девушка, могли застать Сатоши таким... Таким изнывающим от чужих прикосновений и таким нуждающимся в чужих поцелуях. Когда рука Кишинумы легла на чужое бедро, проводя пальцами по школьным штанам его приятеля, цепляя ремень, будто желая снять его в одно движение, на лице Йошики проскочила, быстро и незаметно, искра сожаления. Сожаления за то, что он довел Сатоши до такого в таком ужасном месте. Они лежали на холодных койках в абсолютно таком же холодном медпункте. Единственная вещь, которая дарила хоть какое-то тепло и чувство комфорта этой комнате — свечка Аюми, которая робко горела на полу рядом с ними. Одна из вещей, которая напоминала о жизни в реальном мире и об увлечениях их одноклассницы. В этой свечке тлела последняя надежда выбраться отсюда. Так близко к двум парням она оказалась, потому что Йошики заранее переставил ее. Он не желал задумываться, как и с помощью кого она оказалась в медпункте, но прямо сейчас он бы по-настоящему жалел, если бы ее не было в этой комнате. Кишинума чувствовал страх и дискомфорт Мочиды. Парню было неприятно находиться в этой комнате. Сатоши не нравилась общая атмосфера этой комнаты. Если бы тут была Аюми, она бы сразу отказалась идти в медпункт, ссылаясь на «тяжелый воздух». Йошики не нравилась эта комната, ведь перед его глазами сразу же всплывал силуэт Маю. Беззащитной и слабой Маю, плачущей по судьбе призраков, которые после этого сразу же размазали ее по стене, оставив после нее лишь безобразную кучу органов, которая так и лежала в коридоре, и по которой все уже успели пройтись пару раз, испытывая горе и тошноту от увиденной картины. Вот только Кишинуме и его верной спутнице это напоминало ещe и об их общей ошибке. Но Мочида явно был бы не Мочидой, если бы он обратил внимание на мимолетное сожаление своего приятеля. Он был слишком поглощен процессом, не замечая ни окружающей их обстановки, ни неприятного скрипения половиц рядом с койками. Он резко притянул к себе Йошики, словно не желая больше останавливаться ни на секунду. В их ситуации даже самое мизерное количество времени могло сыграть огромную роль. Если бы они задержались хотя бы на две минуты, то могли прийти уже к остывшим трупам дорогих им людей. Ведь сейчас нужно думать о спасении, а не о том, как потушить свое либидо в таком месте, верно? Разве кто-то мог остановить двух возбужденных подростков? Никакой призрак не мог в эту секунду оторвать двух изголодавшихся по прикосновения парней друг от друга. А если бы кто-то попытался так сделать, то Йошики бы разгромил весь этот медпункт в щепки, сопровождаемый досадой и огорчением от прерванного процесса. Ему было бы очень печально, если бы он остался без должного внимания от своего друга, но еще более печальнее ему было, если бы он остался в этой школе один на один с призраками и собственным стояком. Мочида целовал так же жадно, проводя языком по деснам, переплетая их с Йошики языки. Это заставляло задуматься о том, не было ли у Сатоши девушки до этого. Или он просто поддавался чувствам, схватывал все действия своего партнера и воспроизводил их. Вовлеченность в процесс оставляет неприятные последствия. Как только Сатоши, явно в порыве чувств, прикусил губу Кишинумы, тот промычал, явно получив от этого удовольствие, и сжал руку, лежащую на промежности Сатоши. Йошики почти не имел представления, как они оказались в этой позе в этой комнате. Сатоши тогда стало плохо, и они решили зайти отдохнуть в единственное место, где есть хоть что-то наподобие постели. И если Мочида умолял их двигаться дальше, ведь Юка и Аюми сами себя не найдут, а за младшую сестру он переживал достаточно сильно, то Йошики не хотел просто так уходить из медпункта, даже если где-то в этой проклятой школе Аюми осталась наедине с грудой костей. Вокруг лежали одни трупы. Загнивающие трупы, расположенные в разных углах здания в разных позах. Йошики было страшно. Было страшно, что Аюми, его друзья, и все, о ком он мог так заботиться, в итоге превратятся в это. Он видел раздутые из-за воды трупы, он видел трупы с разбитой головой, скелеты и только недавние тела каких-то школьников. Это место наполнено болью и страданием, и кажется, словно выхода отсюда никогда не будет. Но теперь рядом был Сатоши. Тогда он соврал. Если бы рядом был Сатоши, ни Аюми было бы спокойнее, а ему. Но он этого никогда бы не признал вслух. Он посмотрел на своего друга, который после очередной паузы пытался восстановить дыхание. А после улыбнулся. Он улыбнулся. Сатоши вновь дарил ему свою яркую и глупую, как ее могла охарактеризовать Наоми, улыбку. Только вот, когда так говорила Наоми, ее часто после этого дразнила Сейко, из-за чего та начинала стыдиться давать даже такие комментарии. Но Йошики никто не стыдил. Его никогда и никто не мог отругать за его поведение. Он делал то, что хотел, и брал от жизни все, что ему вздумается. Это не сделало его типичным хулиганом, благодаря этому он вырос лишь уверенным в своих желаниях человеком. Всегда были люди, которые могли удержать его от совершения ужасных поступков, как в том случае с учителем в туалете. Но теперь никакой Аюми не было рядом. В данной ситуации он мог взять от Сатоши столько, сколько ему вздумается. Теперь он мог безнаказанно вкусить чужую плоть. Йошики впился зубами в шею Сатоши, вызывая у того удивленный вскрик. Мочида пытался как-то двинуться, но оказался полностью придавленным к матрасу. Он извивался, немного сопротивлялся неприятной боли от укуса, но быстро успокоился, прижимаясь к Кишинуме и обнимая его. Сатоши доверял Йошики. Неважно, в какой бы ситуации они оказались, и как бы сильно они не поругались. Парень может искать защиту только в другом парне. В данном случае Мочида мог найти ее в парне, который являлся ему другом. Такие доверительные отношения выстраивались годами, сложными испытаниями, и после этого бережно хранились. Почувствовав тепло чужого тела, Йошики невольно вздрогнул, позволяя себе сделать паузу и вдохнуть чужой запах, проводя линию поцелуев на шее Сатоши. Он забрался руками под рубашку лежащего под ним парня, проводя холодными руками по еще горячей коже. — Холодно, — Мочида резко вывел Йошики из мыслей. Тот пару секунд смотрел на Сатоши задумчивым взглядом, анализируя сказанное и гладя по голове своего партнера. Если бы Сатоши стал трупом, Йошики бы так же его любил. Запрещенной, жалкой, но сильной любовью. Он не мог бы себе позволить бросить Сатоши. Не важно, как бы был изуродован труп Мочиды, Йошики все равно любил бы его. Он бы желал его, он бы прикасался к нему, пока бы какая-нибудь Аюми, полностью шокированная ситуацией, не увидела бы, что творит Кишинума. Но смогла бы она остановить его в тот момент? Чем же в этой ситуации он был бы лучше Моришига? Тогда Йошики и Аюми не сказали ему, что тот копался в трупе своей подруги(вернее в том, что от нее осталось). Своей близкой подруги. Они были напуганы. Но, если бы перед ним Сатоши предстал мертвецом, независимо от состояния тела, Йоши бы позволил себе прикоснуться к чужим внутренностям. Он бы увидел Сатоши в самом настоящем, биологическом виде, похожим на кровавую схему, висящую рядом со столом в медпункте. Только, если раньше Йошики и Аюми предпочитали обходить непонятный висящий на стене плакат, в котором органы выглядели до жути похожими на настоящие, то труп Мочиды он был не обходил ни за что. Он бы прикасался к его размазанным кишкам, раздробленным и, возможно, даже лопнувшим от давления органам. Это было бы только при том исходе, если бы Сатоши постигла та же участь, что и Маю. Но при других возможных смертях количество вариаций того, что Кишинума мог сделать с чужим телом, увеличивалось вдвое. И он наслаждался бы всем, что пришло бы в его поехавшую от горя голову: отвратительным процессом поглощения чужой крови и отвратительными попыткам сблизиться со своим другом даже после того, как тот стал грудой органов и крови без оболочки. Йошики бы вкушал чужое сердце и почки, пробуя на вкус свою любовь. Но все же было в порядке. Ведь это был бы Сатоши. Его Сатоши. Но сейчас Сатоши жив. Его тело теплое, дыхание присутствует. Хотя Йошики готов довести его до того, чтобы воздух полностью пропал из его легких. Это нельзя было расценивать как желание убить Мочиду своими руками. В основе таких желаний лежала лишь большая тяга и привязанность к собственному приятелю. Если Сатоши и умрет, то только от его рук, ведь он не позволит, чтобы еще хоть что-то или кто-то навредили Мочиде. — Холодно? Тогда может... — Йошики резко приблизил свою руку к свечи на полу, схватив этот предмет. — Я поднесу свечу ближе? Спасибо за такой хороший подарок, Аюми. Было заметно, как Сатоши на мгновение испугался такого действия. Когда свеча оказалась над его оголенной грудной клеткой, пар раскаленных капель воска упали на его кожу, пока он выгибался, пытаясь свыкнуться с новыми неприятными ощущениями. Однако, когда с губ Сатоши сорвался громкий и до жути развратный стон, то Йошики удивленно остановился, но после этого усмехнулся. Неужели, даже от такого можно получать настолько сильное удовольствие. Тогда Йошики отдаст ему все. Весь накопившийся в свече воск вылился на кожу парня. Он вскрикнул, выгнулся, шикнул и, кажется, готов был заплакать. Свеча была откинута, а рука протянута к щеке Сатоши. Йошики выжмет из него все соки, что бы это не значило. Мочида не останавливал его, а это было главным аргументом. Он даже не думал о том, чтобы столкнуть с себя друга, прекратить это, пойти наконец-то искать свою младшую сестру. Сестру, которая осталась одна в другом, скорее всего, измерении. Одна, наедине с призраками, которые с легкостью могли оторвать язык, как только они догнали бы свою жертву. Он видел трупы учеников с отсутствующими языками, и картина эта не доставляла никакого удовольствия. Кровь, которая лилась двумя струями из ртов бедных детей, вызывала отвращение. Мысли о том, как на месте их может оказаться Юка, оставляли в душе старшего Мочиды неприятный отпечаток. Но его вырвал из мыслей совершенно другой язык, который аккуратно слизал дорожку слез с его щеки. Терпеть было уже не под силу. Он прижался пахом к ладони Йошики, который сжал сквозь штаны чужой член. Хотелось курить. С тех пор, как Кишинума попал в это заброшенное место, он так и не смог покурить. Йошики не имел зависимости или чего-то подобного, однако он собирался сходить за сигаретами после уборки в школе. Жаль, что ему так и не удалось этого сделать. Смотря на все трупы, хотелось лишь задумчиво посмотреть вдаль, закурив. Может, хоть это смогло бы поддержать его здравый рассудок. Однажды он попытался разделить одну сигарету на двоих с Сатоши. Но тогда тот лишь начал задыхаться в дыме и сказал, что ему лишние проблемы не нужны. Но от Йошики он так и не ушел. Остался стоять вместе в дальней кабинке, вдыхая дым. Тогда у них произошел первый непрямой поцелуй. Ту сигарету Кишинума выкурил с особым удовольствием. Тогда он подумал, что это был обряд дружбы. Именно так он попытался оправдать свои чувства. Да уж. Это вам не бумажки Сатико разрывать и пытаться так остаться друзьями навеки. Трупы их так навеки останутся в этой школе. Жаль, что поняли они это слишком поздно. Сатоши тогда закашлялся, считая, что вкушать чужую слюну на сигарете было не из приятных. Но теперь они готовы были смешаться полностью. И если Сатоши думал только о возможной слюне при поцелуе, о которой он больше не думал как о чем-то странном и интимном… … То Йошики думал об абсолютно всем. И о крови в том числе. Он бы не смог выдержать смерть Аюми. Он пообещал защищать ее, а в этом месте она была надежным оплотом. Если Сатоши давал необходимое душе успокоение, то Аюми давала душе ясный свет надежды. Если бы Йошики нашел трупы Аюми и Сатоши, то он бы перенес их в одно место и прямо над ними вскрыл себе живот. Чтобы его кровь окрасила их тела. Тела единственной надежды, которая была у него в этом месте. Единственного, что у него осталось здесь. Его кровь бы смешалась с их кровью, и Йошики был бы рад. Ему большего и не надо было. Вот он, «настоящий ритуал дружбы». Но с Мочидой было что-то более личное. Йошики продолжал кусать, целовать кожу своего бывшего друга. Ему не нужна была ответная реакция от Сатоши, но тот продолжал сильнее прижимать его к себе, позволяя делать, что угодно. Он открылся перед Йошики, открылся и доверился, и теперь Кишинума не собирался упускать своего шанса. Что же к этому привело? Когда Сатоши лег на неудобную постель, у них завязался разговор про то, насколько это место ощущалось неуютным. Йошики лег рядом. Он не мог объяснить, что взбрело ему в голову, но он пришел в чувства, когда он уже втянул Сатоши во второй поцелуй. Как? Почему? Он почувствовал себя одержимым. Только Аюми во время своих приступов не лезла целоваться. А Кишинума лез. А сейчас он лез кусаться. Кусаться, целоваться... Он делал с кожей все то, что ему заблагорассудится. Он продавливал некоторые участки кожи, желая оставить на них синяки. Сопровождаемый стонами Сатоши, стонами явного наслаждения, если учитывать, как Мочида продолжал лезть под все прикосновения, он оттягивал кожу на шее и ключицах зубами, щипал и всячески вредил ей. Когда куртка Йошики была снята и откинута на пол, тот тоже почувствовал температуру комнаты, в которой они находились. Холодно. Но теперь Сатоши было мало. Кишинума на фоне всепоглощающей любви Сато начинал казаться ангелом. Йошики знал, Мочида скрывает намного больше демонов за спиной, чем может показать. Но пока что он видел перед собой лишь простого и нежного парня, который отчасти был популярен среди девушек. Ну, конечно, как сразу что, так все в школе звали Сатоши. «Сатоши, подай то», «Сатоши, приведи того», «Сатоши, помоги с тем» — это выводило из себя, но раньше Йошики не мог найти объяснение своей бурной реакции на такие внезапные чужие просьбы. Он думал, что его просто выводило то, что бедного Сатоши гоняют и угла в угол, не давая отдохнуть. Но теперь все вставало на свои места. Ревность. Он ненавидел то, что куча(по его явно объективному мнению) девушек вечно суетилась рядом с его другом. С его приятелем, с которым они проводили время вместе. Но разве еще какая-то девушка могла увидеть Сатоши таким, каким его теперь видел Йошики? Вряд ли. От этого его брала гордость, желание и далее продолжать превращать Сатоши в ходячий беспорядок. Йошики почувствовал, как Мочида нагло начал тереться об его руку. Ему было смешно с того, как его приятель начал себя вести чуть ли не как дикое животное, желая добраться быстрее до необходимого ему результату. Пальцы одной руки зацепились за ремень штанов, а вторая рука быстро расстегнула чужую ширинку. Такие резкие действия, кажется, смогли немного разбудить Сатоши, заставив его вдохнуть полной грудью от накрывших его чувств. Чувств, возникнувших в результате того, как Кишинума своей рукой вновь накрыл чужой возбужденный член, но уже через ткань трусов. Он увидел, как лицо Сатоши искривилось из-за наслаждения, а верхний ряд его зубов прикусил нижнюю губу, желая скрыть очередной облегченный стон. Нельзя позавидовать судьбе какого-то потерявшегося человека, который будет одиноко блуждать по окровавленным коридорам, и наткнется на свои первые признаки других выживших в виде стонов, мычаний и прочих вульгарных звуков. Йошики и Сатоши почти не перекидывались хотя бы парой слов. Они и так сильно шумели. Достаточно, чтобы привлечь внимание какого-то призрака. Они играли с огнем, а Йоши пытался игнорировать ощущение того, как им в спину кто-то смотрит, ссылаясь на свое разыгравшееся воображение. Им следовало быстрее заканчивать с этим. Рука Йошики полностью обхватила член Сатоши, который был наконец-то высвобожден после снятия нижнего белья. Йошики проводил по чужому члену грубо и прерывисто, ведь именно так он обычно мог запросто довести себя до последнего стона, но, увидев, что Сатоши такой темп неприятен, и он доставляет ему дискомфорт, Йошики вздохнул и быстро перешёл на что-то совершенно спокойное. Он не знал, что говорить в данной ситуации, поэтому приближался он к чужому уху лишь для того, чтобы прикусить мочку уха, облизав ее. Бедный Сатоши. Он будет буквально зализан неконтролируемым порывом своего друга. Йошики словно искал новые способы как-нибудь пометить человека, все еще лежащего под ним. Они не меняли положение, не создавали лишнего шума от ненужных движений. Сатоши в последний раз толкнулся в чужую руку, прежде чем излиться в нее, восстанавливая дыхание. Йошики приподнял руку, которая все еще была покрыта чужой спермой. Он на миг усмехнулся и посмотрел в глаза Мочиды. Сразу же, после этого, он преподнес эту руку к своим губам, вкушая остатки спермы со своей ладони. Он желал испробовать Сатоши полностью. Глядя на удивленное выражение лица Сатоши, Кишинума и сам начал медленно возвращаться в реальность, сталкиваясь со своим собственным возбуждением. Все еще удивленный взгляд устремился вниз, смотря на то, что Йошики тоже возбудился за это время. Желая больше не затягивать со своими странными дружескими посиделками, Кишинума быстро расправился со своим собственным ремнем, быстро обнажая свой член. Решая довести себя до быстрой разрядки, ведь он и так уже был достаточно возбужден, пока Сатоши пытался прийти в себя, он схватил себя грубо за член, начиная себе же надрачивать. Внезапно, легким прикосновением чужая рука легла поверх его собственной руки, задавая совершенно новый и собственный ритм, который тоже мог вполне принести ему необходимое удовольствие. На чужом лице появилась улыбка. Йошики замер. Улыбка, которая могла осветить даже самый темный угол в этом здании. Улыбка, ради которой он был готов продолжать жить, пытаясь выбраться отсюда. Словно ему было за что драться. А если это была их последняя встреча и последние мгновения, которые они проводили вместе... То Йошики наслаждался этими моментами сполна. Он поцеловал своего друга в край губ, словно показывая, как он ценит чужую улыбку. И подарил такой же счастливый взгляд в ответ. Приятели вновь затянули друг друга в яркий поцелуй, наполненный рвением и желанием с обеих сторон. Страстные и дикие движение сопровождали их, пока они вместе находили необходимый ритм. Движение их языков идеально подходило под скорость движение руки, что сводило Йошики с ума, доводя до крайней точки. Он кончил с низким стоном, прислонившись лицом к плечу его товарища. Кишинума отряхнул собственную руку, понимая, что вряд ли так избавиться от спермы. Он повалился на кровать рядом, наблюдая, как Сатоши застегивает рубашку. Лицо Мочиды освещалось свечкой. В принципе, единственным источником света в этой комнате. Даже сейчас от нее чувствовалось прежнее тепло. Но еще больший уют давал растрепанный вид Сатоши. Парень улыбнулся, любуясь чужим очаровательность своего партнера. Он провел чистой рукой по чужим волосам, все еще наводя на голове Сатоши беспорядок, и еще больше посмеиваясь с этого. Йошики пообещал себе, что после того, как они согреются, они обязательно продолжат поиски. Сатоши, переворачиваясь на бок, и приобнимая Йошики, обещал себе, что он не заснет здесь, словно боясь, что как только он это сделает, то Кишинума пропадет. Сатоши знал, что он не сможет выполнить свое обещание, ведь обниматься с Йошики оказалось намного лучше, чем он мог себе представить. Йошики знал, что единственный способ для них отмыться от следов их бурной деятельности — дождевая вода. Когда Сатоши закрывал глаза, он мог услышать тихое признание в любви. На жаль, все, что получил Йошики в ответ — неразборчивое мычание. Но он был и этому вполне рад. Аюми, Юки, они обязательно вас найдут, как только проведут достаточно времени в объятиях друг друга.