***
— Ты вообще понимаешь, о чём просишь? Это должностное преступление, — Сайно выглядит хмурым, но Кавех не знает, к кому ещё может обратиться с подобной просьбой. — Ну, Сайно, совсем маленькое одолжение, — тянет Кавех жалостливо и подпихивает коллекционную карточку Призыва поближе к другу. Сайно скашивает глаза, и те загораются яркими искрами узнавания. Такой карты в его колоде нет. Кавех буквально выпотрошил Тигнари вопросами, чтобы не ошибиться с подношением. — Это взятка, Кавех, — лицо Сайно становится более суровым. Как бы ему не хотелось пополнить коллекцию, но на провокации Кавеха он, кажется, вестись не намерен. — Это подарок, — мягко поправляет Кавех. — Это взятка, и я тебя сейчас арестую, если ты не прекратишь, — настаивает Сайно. Его тон звучит действительно угрожающе. Остаётся только тяжело вздохнуть и принять, что доблестного генерала подобным не купить. Может оно и к лучшему, но Кавех наивно надеялся, что Сайно поможет, исходя хотя бы из их дружеских отношений. — Мне больше не к кому обратиться. — Обратись к Хайтаму, — Сайно принимается безразлично перебирать бумаги. — Раз уж именно его медицинская карточка тебе так необходима. — Если бы всё было так просто, — возможно, Кавех превышает допустимую громкость для кабинета генерала махаматры, но он на грани с тем, чтобы начать умолять. — Ты же знаешь Хайтама, если он не хочет говорить, то из него клещами не вытащить правду! — Его право. На то и существует медицинская тайна, а я не собираюсь лезть в ваши отношения. Либо поговори с ним, либо оставь эту идею, — отрезает Сайно, давая понять, что больше на тему говорить не желает. — Но я не хочу ничего плохого, клянусь! У меня есть отличная идея, как сделать его жизнь легче и лучше, я всего лишь хочу помочь! Обещаю, после этого Хайтам станет в разы доброжелательнее к людям. Кавеху приходится идти на крайние меры, давая обещания, в которые сам не верит. Аль-Хайтам плохо общается с людьми совсем не потому что глух. На посторонних ему плевать с высокой колокольни — вот и весь ответ. Кому, как не Кавеху это знать: он смог прочувствовать на себе иное отношение аль-Хайтама и видел, каким заботливым и домашним тот бывает, если по-настоящему расположен к общению. — Сомневаюсь, что клиническая картина влияет на его отношение к ближним. Если только ты по ночам не создаешь лекарство от врождённого паскудства, — от Сайно так и веет оправданным скептицизмом. — Что-то вроде, — увиливает Кавех и кривится от неприятных слов в сторону партнёра. — И не говори так про Хайтама. — Ты тоже так говоришь, — здраво замечает Сайно. — Я с ним сплю. Имею право немного поворчать, — возражает Кавех, возмущенно складывая руки на груди. Аль-Хайтам не сладость на Базаре, но и не плохой человек. Если надо, Кавех готов защищать его честь до конца. Плевать, что он сам знает каждый недостаток партнёра и регулярно испытывает на собственной шкуре. — Так что, поможешь мне? — Так и быть, только ради спокойствия человечества, — вздыхает Сайно, и, прежде чем Кавех успевает радостно ускакать, уточняет: — И карточку оставь, я позже выпишу тебе за неё мору. Кавех только смеётся и машет рукой на прощание.***
Помощь, оказанная Сайно, оказывается не совсем такой, как предполагал Кавех. Он понимает, что ошибся в чужих намерениях, когда вместо пожелания доброго вечера перед его лицом шлёпается массивная папка с гербом Бамарстана. — То, что ты хотел, а теперь будь добр объясниться. Кавех тушуется под строгим взглядом аль-Хайтама. Сведённые брови и напряженная поза не предвещают ничего хорошего. — Ну, я… — Кавех не знает, что сказать в оправдание. Лезть в чужие медицинские карты действительно невежливо, а ещё, как и указал Сайно, не очень законно. — Я знаю, что ты, — находится аль-Хайтам, когда пауза затягивается. — Сайно рассказал о твоём весьма настойчивом интересе. — Кто ж знал, что он трепло! — вспыхивает Кавех, возмущённо вскидываясь, но тут же тушуется под пристальным взглядом аквамариновых глаз. — Не уходи от темы. Зачем тебе так понадобилась моя медицинская карта? Кавех опускает взгляд, и вся злость на друга иссякает, выпуская наружу чувство вины перед аль-Хайтамом. Кавех в последние несколько дней только и делает, что всё портит. Ему позволялось многое: аль-Хайтам, не очень-то расположенный к общению с людьми, делал прилично для их отношений. Проводил с Кавехом вечера, выслушивал жалобы на заказчиков, даже иногда помогал разобрать бедлам из чувств и мыслей, что складировался штабелями в голове. Аль-Хайтам оказался действительно хорошим партнёром, которого Кавех мало заслуживал. — Извини, я не хотел, чтобы ты узнал об этом. — Думаешь, было бы лучше, если бы я не узнал? Кавех отрицательно качает головой. Это тоже не выход. Сознаться всё равно бы пришлось, хотя бы из чувства вины и недосказанности, которые постепенно сжирали бы Кавеха изнутри. — Я бы тебе всё рассказал, просто мне нужно было проверить догадки, — мямлит Кавех, понимая, как слабо звучит оправдание. — Что за догадки? — Я подумал, что могу помочь… — начинает Кавех, словно это может всё объяснить. Не может. Какое бы благое дело Кавех ни задумал, он пытался залезть слишком глубоко, чтобы остаться безнаказанным. — И? — поторапливает аль-Хайтам, когда голос Кавеха снова стихает. — Я хотел тебя порадовать. Подумал, что смогу найти зацепку в карте. Если бы твои проблемы со слухом хоть чуточку не были настолько печальными, насколько ты о них говоришь, то я мог бы сделать что-то. Аль-Хайтам молчит слишком долго, успевая извести Кавеха догадками о последующей реакции, а после тяжело вздыхает и присаживается на корточки возле ног, обхватывая бёдра пальцами. Кавех робко поднимает взгляд. Лицо аль-Хайтама уже не выглядит таким беспристрастным, и Кавех решается коснуться в ответ, убирает непослушную чёлку и приглаживает топорщащуюся прядь, но та принимает вертикальное положение, как только Кавех убирает ладонь. — Кави, — мягко начинает аль-Хайтам, слегка поглаживая ладонями бёдра. В груди расцветает надежда, что всё не так плохо и на Кавеха злятся не столь сильно, как показалось вначале. — Тебе придётся смириться, что здесь ничего не поделаешь. Что бы ты ни придумал, мои проблемы серьёзнее, чем я о них говорю. Нет никакой возможности восстановить мне слух, а если начать лезть, то может стать ещё хуже. Мне не нужны дополнительные проблемы, понимаешь? Кавех активно кивает. Меньше всего он хочет доставлять больше неудобств. — Я тоже этого не хочу. Но… это совсем непросто, и я подумал… что могу сделать хоть что-то. — Тебя это напрягает? — подобный вопрос звучит между ними впервые, но Кавех сразу понимает, что аль-Хайтам абсолютно серьёзен. — Нет! — резко выдыхает Кавех и обхватывает щёки аль-Хайтама ладонями, спеша заглушить любые сомнения. — Мне всё равно. Даже если бы ты не умел так хорошо читать по губам, то я бы выучил язык жестов. Уже пытался, помнишь? Аль-Хайтам кивает, позволяя себе едва заметную улыбку. Большими пальцами Кавех нежно поглаживает под глазами, любуясь лицом аль-Хайтама. — Я всегда буду стараться найти дорогу к тебе, но также хочу сделать всё возможное, чтобы избавить тебя от сложностей. Мягкий поцелуй остаётся на губах теплотой и привкусом гранатового сока, который пил аль-Хайтам перед тем, как вернуться домой. — Мне не сложно, — тихо выдыхает аль-Хайтам в губы. — В этом плане точно нет. Ты доставляешь слишком много других проблем, чтобы думать о такой мелочи. Лёгкая усмешка на губах аль-Хайтама заставляет вспыхнуть негодованием. — Хайтам! Вот мог бы сказать что-то приятное! — Можешь считать это местью за то, что не поговорил со мной честно. Кавех кривится, но подобный расклад принимает. Аль-Хайтам ещё долго будет смеяться, но Кавех признаёт, что заслужил. Не так важно, что говорит аль-Хайтам, пока делает противоположное. Вместе с Кавехом просматривает карту и объясняет сложные медицинские термины, раскладывая по полочкам историю болезни. Всё оказывается ровно так, как и говорил аль-Хайтам с самого начала — никакой надежды на восстановление. Какой бы хитроумный механизм ни создал Кавех, при полном отсутствии слуха всё бесполезно. Это расстраивает до невозможности, наивные надежды на помощь партнёру рушатся с каждой перевёрнутой страницей. Кавеху стоит научиться меньше показывать эмоции, аль-Хайтам явно замечает его состояние, закрывает карту и тянется поцеловать в макушку. — Ты переживаешь больше меня. Почему? Кавех сломано усмехается. Привык, что некоторые вещи аль-Хайтам совсем не понимает в силу присущей ему рациональности. Кавех готов объяснить. — Мне просто очень жаль, что человек, которого я люблю, не может ощутить всю полноту мира. — Мне вполне достаточно этой. Кавех понимает, но неприятное чувство, что он никак не может повлиять на реальность — гложит, и он старается перевести всё в шутку, пока не стало совсем тоскливо. — Но ты не слышал, как чудесно я играю на флейте! — Ты ужасно играешь, — усмехается аль-Хайтам. — Ты не слышал! — возмущается Кавех. Может быть, его игра и оставляет желать лучшего, но аль-Хайтаму то откуда знать. — Зато я вижу, что ты делаешь. Это совсем не похоже на профессиональную игру. Кавех всплёскивает ладонями и отворачивает не в меру довольное лицо аль-Хайтама от себя. — Самодовольный засранец, — ворчит Кавех, понимая, что без прямого взгляда аль-Хайтам его слова не разберёт.***
Идея с механизмом для слуха терпит крах, и теперь Кавех вынужден придумать что-то ещё. Мыслей ноль. Он снова застрял в начале пути. Аль-Хайтам достаточно богат, чтобы позволить себе любую покупку. Это Кавех регулярно торчит без единой моры в кармане, а у аль-Хайтама есть значительные накопления, а также ежемесячные отчисления от Академии после ухода с должности Великого мудреца. Просто пойти и купить что-то ему на день рождение в одной из лавочек Сумеру — слишком просто. Совсем не похоже на подарок, сделанный с любовью. Кавеху очень хочется чего-то особенного, что подчеркнуло бы значимость их отношений. Советы друзей тоже не помогают. Кавех задалбывает их вопросами настолько, что Тигнари начинает изображать вид бурной деятельности, как только Кавех появляется на пороге лесного дома, а Сайно растворяется в воздухе, явно переняв пару приёмов аль-Хайтама. Кавех на друзей не злится, но ему критически нужна помощь, хоть малюсенькая подсказка или новый источник вдохновения. Кавех обращается к излюбленной традиции: прогулка по улочкам Сумеру обычно помогает в подобных случаях. Он долго вглядывается в лица, слушает разговоры людей, отрывки историй и фраз, подкармливает бездомных кошек и заглядывает в каждую лавку, перекидываясь парой фраз с торговцами. Один из нечаянно услышанных разговоров наводит на мысль, и Кавех решает — это судьба. — Сегодня мои сны посетила сама Властительница Кусанали! — гордо хвастается один из мальчишек. Остальные тут же группируются вокруг, чтобы лучше расслышать историю, но Кавех уже скрывается за поворотом, вдохновлённый новой идеей.***
Кавех выкраивает время, когда аль-Хайтам исчезает из Академии посреди рабочего дня по каким-то собственным, явно не самым легальным делам, и атакует резиденцию Малой властительницы Кусанали. — Чем я могу помочь? Нахида всегда мила и принимает его с улыбкой. Возможно, донимать Архонта тривиальными придумками не очень прилично, но если всё выгорит, то Кавех готов понести наказание за неуважение. Даже если его сейчас взашей выставят, он хотя бы попробует. — Вы же знаете о проблеме Хайтама, верно? — Кавех спрашивает осторожно, чтобы не выдать секрет, если глухота аль-Хайтама таковой является. Нахида утвердительно кивает, она сразу понимает, зачем пришёл Кавех. — Меня трогает твоя забота о дорогом человеке, но, к сожалению, я не могу помочь Хайтаму, как бы ни хотела. Подобного рода целительство недоступно даже Архонтам. Кавех не дурак и понимает, что даже боги не всесильны. Он не стал бы просить Властительницу о том, с чем она не может хотя бы в теории справиться. Кавех уверен, что она тоже хочет помочь и уже сделала бы это, если имела возможность. — Я знаю, — кивает Кавех. — У меня другая просьба. Вы можете проникать в мысли людей… но реально ли сделать так, чтобы один человек мог услышать мысли другого? Совсем ненадолго. Нахида задумчивым жестом складывает руки и касается пальцем щеки. Наивный вид ребёнка ломает глубокая мудрость в глазах. — Не уверена, никогда такого не делала. Надо попробовать. Но, Кавех, ты должен понимать, что тогда мне придётся погрузиться в твоё сознание, чтобы связать с Хайтамом. Кавех снова активно кивает. Он на всё согласен, чтобы исполнить маленькую мечту аль-Хайтама. Это не решит проблемы с глухотой, но хотя бы даст им возможность узнать друг друга по-новому. И от этого аль-Хайтаму точно не станет хуже. — Это ничего, я полностью доверяю своему Архонту. Тем более, это ради Хайтама, — для Кавеха эти слова объясняют всё. Он костьми ляжет ради счастья любимого человека, если потребуется. Отдавать никогда не было для Кавеха сложностью, скорее источником вдохновения и приятных эмоций. — Тогда приводи его, и мы начнём пробовать, — Нахида соглашается, явно воодушевляясь идеей. Кавех расцветает в улыбке. Только вот приводить аль-Хайтама, обещая то, что может и не выгореть, он не хочет. — А можем мы провести эксперимент на ком-то другом? — спрашивает Кавех. — Я хотел, чтобы это стало сюрпризом. У Хайтама день рождения через неделю, хочу его порадовать. — Есть кандидат? Кавех кивает, он знает одного ушастого лесного стража, который точно не откажет.***
— Да ладно, ты определился с подарком и больше не будешь ездить мне по ушам? — Тигнари смотрит скептически. Кавех только улыбается совсем чуть-чуть виновато. Он не хочет наседать на друга с проблемами, но делает это всё время, что мечется между идеями. — Может не получиться, тогда я продолжу наседать тебе на уши, — неловко смеётся Кавех, прикрываясь огромной чашкой чая от осуждающего взгляда. — Мне нужна помощь с организацией. — Говори уж, — Тигнари садится за стол напротив с тяжёлым вздохом, явно проговаривая в голове, как он устал от всего и от Кавеха, в частности. — Только это должно остаться между нами, ладно? Я нарушаю желание Хайтама, рассказывая тебе секрет, — Кавеху для перехода на серьёзный тон хватает мгновения. — Ты уверен, что тогда стоит говорить? — Тигнари поднимает уши, насторожившись, и даже наклоняется чуть вперёд над столом. Ему точно интересно, что такого скрывает аль-Хайтам, хоть уважение к личному диктует проявить деликатность и не лезть, куда не просят. Кавех качает головой. Он уверен в идее на сто процентов, а может на все двести. Аль-Хайтам хочет его услышать, и Кавех ему это даст, чего бы не стоило. Извиниться, конечно, придётся, но если всё получится, то злиться будут не сильно. — Хайтам глухой. Тигнари вопросительно дёргает ухом, смотрит с полным сомнения взглядом. — С чего такие выводы? Я за ним не замечал, — Тигнари словно не верит ни одному слову Кавеха. Ожидаемо. Сказал бы кто ему до того, как разгадка секрета стала слишком очевидной, Кавех тоже бы решил, что брехня. Понадобилось время, чтобы научится заглядывать за неприступный фасад холодности и безразличия, которыми отгородил себя аль-Хайтам от общества. — Это не выводы, — пожимает плечами Кавех. Он успел привыкнуть к мысли, что его партнёр глух, и теперь воспринимал факт, как сам собой разумеющийся. — Мы говорили об этом, когда я догадался. Он просто хорошо читает по губам. Ты же замечал, как он выпадет из диалога, когда несколько человек начинают говорить одновременно? Тигнари задумчиво затихает, берёт короткую паузу на обдумывание вопроса, делая глоток из чашки. Только хвост позади подметает пол. Кавех не торопит, пока на лице Тигнари сменяются вполне понятные эмоции. Шок и неожиданное осознание. — Если честно, то я даже не удивлён, что он смог скрывать это так долго. Кавех смеётся, а линия плеч Тигнари расслабляется, он слабо улыбается, и хвост прекращает метаться за спиной. — Ну… это всё же Хайтам, — откуда в голосе Кавеха проскальзывает любовная гордость не очень понятно. — И что ты придумал? Я вряд ли смогу помочь, я не врач, а ботаник, хоть и практикую по необходимости. Если Хайтама до сих пор не вылечили, то вряд ли его патология подлежит восстановлению. — Не подлежит, — соглашается Кавех, без намёка на сожаление. Он успел переосмыслить свою грусть по этому поводу. Аль-Хайтам такой, какой есть, и Кавех принимает его со всем, что шло в комплекте. — У него это с детства, так что надеяться на излечение глупо. Но я говорил с Властительницей. Тигнари заинтересовывается. Вот они, прекрасные отголоски любознательности Амурты, сияют зелёными искрами в глубине зрачков. — И что она предлагает? — торопит Тигнари, пока Кавех держит драматичную паузу. — Я подумал, что её сила может связать нас мысленно. Она пока не уверена в успехе, ей нужно попробовать на ком-то, чтобы убедиться, что всё получится. — И ты хочешь потренироваться на мне? — Тигнари понимает без лишних слов. За бесконечное понимание Кавех искренне любит друга, с ним общаться иногда также просто, как дышать. Кавех кивает и стремится развеять сомнения друга прежде, чем они появятся. — Это совсем ненадолго, — тараторит Кавех. Если Тигнари откажется, то привлечь больше некого. Не просить же первого встречного. — Твои мысли мы трогать не будем, только мои. Я не собираюсь влезать в голову Хайтама без его разрешения, только хочу, чтобы он меня услышал. Тигнари молчит долго и слишком выразительно. Мстит и тоже театральничает. — Ладно, Бездна с тобой, — взмахивает рукой Тигнари. Добрая душа. — Я хочу тебя обнять и расцеловать! — Кавех лезет через стол, чтобы схватить Тигнари и против его воли оставить звонкий поцелуй на щеке. Ну и ещё пару таких же, не обращая внимания на вялые сопротивления.***
На следующий день, строго на рассвете, Кавех оставляет аль-Хайтаму скромный завтрак — к сожалению, он не мог приготовить что-то существенное, всё остынет к моменту, когда аль-Хайтам будет собираться на работу — и тащит Тигнари в сторону Академии. — Я могу идти сам, Кавех — ворчит тот. Тигнари всё ещё настроен скептически, но через упрямство Кавеха не переступить. Поэтому он уныло плетётся следом, подбадриваемый чужим настроем. У лесных стражей множество дел, они загружены работой по уничтожению зон увядания и спасению блудных путников от плесенников и прочей живности, но Тигнари отложил все, чтобы помочь с полубезумной задумкой. Это даёт Кавеху надежду, что, несмотря на слова, Тигнари всё же ему доверяет. Приятное чувство от понимания разливается в груди. С таким настроем у них точно всё получится! — Доброго утра, — приветствует их Властительница, когда они, запыхавшиеся от скорости, заваливаются в дверь после короткого стука. Кавех отвечает вежливым поклоном и усаживает Тигнари — для них заботливо приготовили небольшой кружок из трех стульев. — Вот наш подопытный, — гордо заявляет Кавех, кладя ладони на плечи Тигнари. Он замечает, как уши того недовольно дёргаются от полученного звания, но всё во благо аль-Хайтама: Тигнари придётся немного потерпеть неудобства и неуёмный энтузиазм Кавеха. — Тогда, если все готовы и согласны, предлагаю сразу и начать. Нам понадобится много времени, чтобы установить связь, — объясняет Нахида. — Это может быть не очень приятно для тебя, Кавех. Мне нужно найти канал связи и соединить с чужим сознанием. Придётся хорошенько осмотреть твой мозг. Кавех занимает второй стул. Он готов ко всему, если это поможет. Даже к боли. Процедура оказывается очень муторной и выматывающей. Нахида становится на стул напротив, чтобы сравняться с лицом Кавеха, касается головы с почти материнской лаской, и его погружает в приятные и не очень воспоминания. Властительница выводит сияющие узоры вдоль висков, обследуя самые глубокие и тёмные подземелья сознания. В черепной коробке стоит гул, как от высокой концентрации энергии рядом с артериями земли, пока Кавеха кидает на эмоциональных качелях от всплывающих переживаний прошлого и настоящего. Он даже умудряется расплакаться, когда Нахида касается детских лет, пробуждая счастливые, но запятнанные горем воспоминания о нежности и поддержке отца, об искренней улыбке матери и её мягких напевах перед сном. Трогательно и больно. — Мы можем закончить на сегодня, — говорит Нахида, когда Кавех небрежно утирает влажные щёки тыльной стороной ладони и прячет глаза за чёлкой. — Нет, мы ещё не добились результата, — активно мотает головой Кавех. Он не хочет останавливаться, когда у них начало получаться и Тигнари уже мог расслышать слабый лепет его мыслей. Слишком близко к желанному результату, чтобы отступать. — Ты устал, Кавех, и я тоже, — мягко наставляет его Нахида, её глаза тоже поблёскивают от набежавших слёз. Стыд накатывает волной за то, что Кавех изводит Архонта ради удовлетворения своих потребностей. Он даже не подумал, что для Властительницы это тоже тяжёлый опыт, так сильно обуяло желание воплотить идею. — Мы добились хорошего результата. Теперь нам всем стоит отдохнуть, выспаться и плотно поесть, чтобы восстановить силы. Тогда через пару дней мы снова сможем вернуться к тренировкам. Кавех кивает и не спорит, его слегка пошатывает, когда он встаёт. Тигнари тоже выглядит вымотанным, но поддерживает под локоть, чтобы Кавех не споткнулся на многочисленных лестницах. — Как ты? — спрашивает Кавех, когда они выходят и закатное солнце ослепляет косыми лучами. Он щурится, глаза снова начинают слезиться. — Лучше, чем ты выглядишь, — пожимает плечами Тигнари. — Я захвачу восстанавливающих трав в следующий раз. — Спасибо, — улыбается Кавех. — За всё. Тигнари отмахивается, когда Кавех снова тянется к нему обниматься. — Сам-то до дома дойдёшь или проводить? Кавех утыкается носом в пушистое ухо и отрицательно мычит. Тигнари ещё предстоит долгая дорога обратно в лес, не хочется его задерживать. — Тогда увидимся послезавтра, — Тигнари хлопает по плечу на прощание и уходит. Подумать только, всего полгода назад Кавех был убит своим положением: огромные долги, вынужденное существование на чужой территории и полное отсутствие дальнейших планов на жизнь. Но всё изменилось за считанные месяцы. Когда казалось, что просвета не будет и рассчитывать не на что, у него получилось создать что-то по-настоящему ценное. Теперь у Кавеха есть друзья, он сблизился с Тигнари и Сайно, часто зависая в лесу Авидья. Смог построить комфортные отношения с тем, на кого никогда бы не поставил, и с гордостью мог сказать, что глубоко, преданно любит и чувствует — это взаимно. Долги, конечно, никуда не исчезли, их всё также приходилось стабильно выплачивать, но теперь Кавех мог не бояться, что останется на воде ближайшую неделю, изводя себя проектами по мизерной стоимости. Аль-Хайтам всегда рядом, чтобы подставить плечо, и никогда не спрашивает даже арендную плату, о которой они договорились в самом начале. Кавех только вкидывает часть за коммунальные услуги и налоги, а также иногда покупает продукты, что совсем не тяготит. «Жизнь налаживается», — думает Кавех, медленно вышагивая в сторону дома в приподнятом настроении, несмотря на физическую и моральную усталость.***
Упорные тренировки продолжаются на протяжении недели с перерывом в сутки. Скрывать вымотанное состояние получается плохо. Кавех ползает от одного угла к другому, еле волоча за собой ноги. В один день аль-Хайтам логично прижимает к стенке вопросами. И не только ими. Между горячим телом и прохладной поверхностью стены, под напором аль-Хайтама, Кавех открыт и беспомощен, но крепкая хватка — единственное, что удерживает в вертикальном положении. Тянет расплыться прямо на полу слаймом и проспать вечность. — Что происходит, Кавех? — строго спрашивает аль-Хайтам, с прищуром вглядываясь в глаза. Тон не выражает никаких приятных перспектив для разговора, как и нахмуренное выражение лица. — Что-то происходит? — как дурачок спрашивает Кавех, строя невинное выражение и пытаясь вытянуть из уставших внутренностей хоть каплю весёлой игривости. Конечно, он понимает, о чём спрашивает аль-Хайтам, но неловко съезжает с темы, чтобы не раскрывать карты раньше времени. — Кавех… — голос аль-Хайтама становится ровнее, наигранная беспечность Кавеха не помогает, и это плохой знак. Так аль-Хайтам обычно звучит, когда глубоко разочарован. Стыдно, что Кавех заставляет партнёра испытывать негативные эмоции. Он пытается сделать приятно, но доставляет лишь новые переживания. Кавех опускает глаза, рассматривая зелёный кристаллик, болтающийся на шее аль-Хайтама, чтобы не видеть, как недовольство проявляется через привычное спокойствие любимого лица. — Не злись, пожалуйста, — тихо просит Кавех, чтобы как-то заполнить звенящую тишину между ними. Итак сложно, он совсем не уверен, что злость аль-Хайтама не доведёт его до нервного срыва. Ноги в последние дни еле держат, Кавех измотан до предела, выжат поднятыми из глубины переживаниями и плачет каждый сеанс с Нахидой, возвращаясь домой с опухшим лицом и покрасневшими глазами. — Я не злюсь, — аль-Хайтам выдыхает пару раз, стремясь упокоиться. Его большие ладони обхватывают лицо, заставляют вернуть взгляд в глаза. Нежные пальцы мягко гладят щёки, и аль-Хайтам действительно не выглядит раздражённым. В аквамариновой глубине прячется лишь скрываемая тревога, и от этого стыда становится только больше. Щёки горят, а губы приоткрываются, чтобы как-то оправдаться, успокоить, но из груди вылетает только уставший вздох. У Кавеха нет сил объясняться. — Что ты делаешь с собой, Кави? — уже гораздо мягче спрашивает аль-Хайтам. Кавех, прижатый к стене горячим телом, от которого пахнет солнцем Сумеру и чем-то таким, до болезненного родным, не удержавшись, подаётся вперед, обхватывает губы. Нежно, мягко, пытаясь показать, что он в порядке, успокоить. Аль-Хайтам отвечает смазано от неожиданности, но в каждом движении тёплая ласка. Он гладит Кавеха вдоль скул и держит так осторожно, словно может сломать одним неловким движением. В груди щемит, и Кавех тихо всхлипывает от накопившейся усталости, прижимается лицом к плечу, крепко хватаясь за ровную спину. От аль-Хайтама волнами исходит тепло и спокойствие, в которых Кавех тает, расплывается безвольным телом так, что аль-Хайтаму приходится подхватить его за поясницу и увести в спальню. Но даже так Кавех не отлипает, жмёт сильнее, покрывая лицо возлюбленного трепетными поцелуями. — Люблю тебя, — шепчет Кавех по кругу, признаётся в чувствах тысячи раз, пока давит аль-Хайтаму на плечи, желая ощутить тяжесть тела. Кавех слишком устаёт, чтобы быть с аль-Хайтамом в те немногие вечера, что есть в их распоряжении. Он спит до полудня, возвращается с тренировок совсем разбитым, и не жалеет об этом, потому что шаг за шагом они приближаются к результату. Но ощутить тепло аль-Хайтама, принять его заботу и тревогу в себя, хочется каждой клеточкой. Между признаниями в любви Кавех шепчет, как сильно желает быть ближе. И аль-Хайтам поддаётся. Освобождает их от плена одежды, и его ладони, мягкие и нежные, оглаживают тело в самых трепетных местах. Кавеха выгибает навстречу медленным, чувственным толчкам. Аль-Хайтам словно пробует его снова и снова, доводит до дрожащих пальцев и солёных капель слёз в уголках глаз так долго, что Кавех засыпает сразу, как аль-Хайтам отпускает, позволяя растянуться на постели. Ни душ, ни ужин — ничего не надо, пока аль-Хайтам гладит по волосам и укрывает одеялом, обнимая за плечи.***
На следующее утро их ждёт разговор. Аль-Хайтам слишком настойчив в заботе, чтобы игнорировать очевидную проблему. Кавех не успевает толком разлепить глаза и насладиться утренними нежностями, когда аль-Хайтам принимается к допросу. — Кавех, это не шутки, — в интонации слышно, что аль-Хайтам не злится как вчера. Только медленно поглаживает Кавеха по голым плечам, на этот раз заходя с ласки. — В последнюю неделю ты больше напоминаешь ходячий труп. — Я и рад бы ответить, но не могу, — Кавех пожимает плечами. Его щека прилипла к бедру аль-Хайтама, и он не хочет отрываться, пока заботливый взгляд сверху оглаживает тело. Врать неприятно, это рушит доверие, но признаться Кавех тоже не может. Аль-Хайтам запретит продолжать тренировки, сказав, что нерационально гробить себя ради подарка на день, который он и за праздник-то не считает, а ещё крупно обидится, если Кавех пойдёт наперекор. Проще отговориться, но разве аль-Хайтам отстанет так просто? — Ты не можешь оставить меня без ответов, — звук голоса становится ровнее, но не настолько, чтобы можно было начинать переживать. — Я уже это делаю, — отвечает Кавех излюбленной фразой аль-Хайтама, и мышцы под щекой напрягаются. Он знает, как всё выглядит со стороны, но природное упрямство не даёт возможности сознаться и испортить то, к чему Кавех идёт с таким усердием. Они оба идут, ведь аль-Хайтаму приходится быть терпеливым с ним, а это требует недюжинных усилий от бескомпромиссного характера. — Ты не понимаешь… — разочарованно выдыхает аль-Хайтам. — Я понимаю, — Кавех всё же поднимает голову с тёплой кожи, чтобы сесть напротив, заглядывая в замкнутое лицо. В обиде аль-Хайтам пленительно красив, и Кавех тянется, чтобы успокаивающе провести фалангой пальца по изогнутой переносице. — Просто доверься мне, ладно? Ничего страшного или ужасного не происходит. Я клянусь, это не очередная передряга. Мне просто нужно кое-что сделать для нас двоих. Это совсем ненадолго, всё почти получилось, потерпи немного. Аль-Хайтам смотрит долго, затягивая с ответом, а потом выдыхает и забирает его ладонь в свою. Кавех с лёгкой улыбкой переплетает их пальцы. — Мне ведь тебя не переубедить? Кавех отрицательно качает головой и тянется вперёд, чтобы благодарно чмокнуть аль-Хайтама в подбородок.***
Вопросов больше не поступает, кажется, аль-Хайтам смиряется с положением вещей и ждёт. Кавех благодарен за всё: за бесконечное терпение, за поддержку и помощь, за вкусные ужины и завтраки, несмотря на то, что готовка является обязанностью Кавеха, как более искусного кулинара. За вечерние чтения, когда Кавех засыпает под монотонный голос, уложив голову на колени аль-Хайтама. За чашки кофе. За чистый дом. За то, что не укоряют и относят на руках в спальню. Всё это даёт плоды. Эксперименты подходят к концу за несколько дней до дня рождения аль-Хайтама. Кавех счастлив, что у него остаётся немного свободного времени, чтобы выдохнуть и прийти в себя после затяжного периода непрекращающейся усталости, которую уже не ликвидировать сном и едой. Он держится только на заботе аль-Хайтама и вере, что они смогут установить достаточно крепкую связь и Нахида, наконец, поймет, как можно провернуть их дельце. — За успех! — гордо восклицает Кавех, когда они втроём сидят за уличным столиком одного из ресторанов и фривольно чокаются кружками чая с Архонтом. Нахида выглядит счастливой и смущённой той похвалой, что вылил на неё Кавех. Он в шаге от того, чтобы расцеловать не только повесившего уши от усталости Тигнари, но и Властительницу. Останавливают только жалкие остатки субординации. — Благодарю за терпение, — кивает Нахида, на что Кавех смеётся и пододвигает десерт к ней поближе. Это совсем маленькая благодарность, которой он может отплатить. — Это мы должны вас благодарить, — искренне говорит Кавех. — Вы оказали нам большую честь. Если когда-нибудь вам понадобятся архитектурные услуги или любая другая помощь, то я полностью в вашем распоряжении. Для меня радость близкого человека важнее всего на свете, вы сделали меня счастливым своим согласием. — Не стоит, Кавех. В твоём сердце горит искренняя любовь, мне приятно, что я могу прикоснуться хоть так к человеческим чувствам. Тем более, я питаю искреннюю симпатию к Хайтаму. Если это сделает его чуточку счастливее, я просто не могу отказать. «Всё же Сумеру повезло с Архонтом», — думает Кавех. Приятно осознавать, что божество не где-то там далеко в высокой башне и спускается раз в год, чтобы дать парочку советов, а всегда рядом, когда нужна помощь. Властительница мудра, но в ней нет и грамма учёного снобизма, пропитавшего Академию. Они договариваются о времени и способе установления связи, обсуждают ещё какие-то детали за чайничком чая со льдом прежде, чем разойтись в добром расположении духа. — Теперь ты доволен? — спрашивает Тигнари. Кавех вызывается проводить до места отправки обратно в лес, видя каким измотанным выглядит друг. Он и сам не лучше, но Тигнари для него герой не меньше Нахиды, согласился, не пожалел времени и сил, ни разу не пожаловался, даже заботился о Кавехе, успокаивая его истерики, в которые тот иногда скатывался от наплыва эмоций. — Всецело, — кивает Кавех, счастливо жмурится, подставляя лицо яркому полуденному солнцу. За днями, проведёнными в зале Архонта и сном в перерывах почти круглыми сутками, Кавех позабыл, как приятно бродить по улочкам Сумеру. Ещё бы аль-Хайтама под руку, но рабочий день в самом разгаре и вытащить многоуважаемого и незаменимого секретаря нереально, к нему всегда очередь в приёмные часы. — Ты не представляешь, как я тебе благода… Тигнари перебивает раньше, чем Кавех снова рассыпается в комплиментах. — Ещё одно «спасибо», и я тебя придушу, клянусь, — Тигнари тоже выглядит довольным проделанной работой, но принимать благодарность отказывается наотрез. — Как Хайтам? Не задавал вопросов? — Задавал, конечно, — пожимает плечами Кавех. — И был очень настойчив, но я оказался упрямее. — Ну то, что вы два упёртых барана, я и так знаю, — посмеивается Тигнари. Кавех в отместку треплет его по ушам. — Не забудь хорошенько отдохнуть. Будет печально, если ты проспишь свой же сюрприз. — Такое я точно не просплю, будь уверен. Кавех машет на прощание и даже посылает кокетливый воздушный поцелуй, на что Тигнари строит рожицу, вызывая приступ смеха.***
Кавех впервые за эти дни встречает аль-Хайтама ужином и бутылочкой вина. — Выглядишь довольным, — вместо приветствия говорит аль-Хайтам. Оперевшись боком о косяк, он внимательно осматривает Кавеха с головы до ног, словно выискивая подвох. — Я решил всё, что нужно было, и абсолютно свободен, — улыбается Кавех, разливая вино по бокалам. — Больше никаких пропаданий. Только спокойная и размеренная жизнь, какую ты любишь. — Теперь ты можешь рассказать мне, в чём дело? — аль-Хайтам подходит ближе, и Кавех притирается к телу, утягивая в долгий томный поцелуй. Как же он соскучился по аль-Хайтаму за эти дни! Надо поскорее наверстать упущенное и вернуть всю близость в десятикратном размере. Кавех планирует начать этим же вечером. — Не могу, но скоро ты сам всё узнаешь. — Мне стоит ещё потерпеть? — понимающе уточняет аль-Хайтам. Кавех только хитро улыбается и тянет его к столу, чтобы усадить и поставить перед сытный ужин. Кавех оставляет лёгкий поцелуй на непослушных пепельных волосах. — Совсем чуть-чуть, душа моя, совсем чуть-чуть.***
Кавех обычно просыпается раньше аль-Хайтама, но предпочитает оставаться в кровати, пока тот не проснётся, чтобы насладиться теплом и мягкостью кожи под пальцами. Аль-Хайтама не пробуждают ото сна нежные, едва ощутимые касания, он только мурчит что-то невнятное сквозь сон. Кавех любит такие моменты между ними, что срывают маску серьёзности с холодного лица, выдавая в аль-Хайтаме живого человека, полного эмоций и любви, ласкового, требующего внимания и заботы, которые Кавех рад расплёскивать вокруг партнёра. Сегодня особенный день, поэтому Кавех всё же решается вылезти из постели. Осторожно, чтобы не потревожить чужие сны. Всё должно быть идеально. Руки аль-Хайтама сжимаются крепче, когда Кавех пытается тихо уползти, не позволяют отстраниться, прижимая к горячей, мерно вздымающейся груди. Кавех мягко целует кожу, гладит вокруг рельефного соска успокаивающим жестом, и аль-Хайтам расслабляется. Его руки снова становятся безвольными, даже сквозь сон он понимает, что Кавех не стремится исчезать из объятий. Улыбка трогает губы. Подобной искренности от аль-Хайтама в сознании не дождёшься, но вот такие утра показывают значимость Кавеха и плавят сердце трепетной любовью. Впрочем, выбраться всё же нужно, поэтому Кавех выскальзывает из рук, заменяя тело подушкой, и аль-Хайтам издаёт тихий, глубокий звук, сжимая наволочку, как мог бы стискивать ладонями его бок. Кавех наклоняется, чтобы оставить мягкий поцелуй на слегка колющейся щеке, заправляет непослушную чёлку аль-Хайтаму за ухо и уносится в ванную, где долго и методично приводит себя в порядок. Нужно порадовать аль-Хайтама не только подарком и скромным праздником, но и собственным видом. Кавех втирает в кожу масла, начисто бреется, укладывает волосы не в привычную причёску, а в домашний творческий беспорядок. Аль-Хайтам не произносит вслух, но Кавех замечает, с каким удовольствием его ладонь зарывается в волосы и вытаскивает многочисленные заколки, оставляя Кавеха растрёпанным и расслабленным. После Кавех готовит завтрак: тратит время на любимое блюдо аль-Хайтама, чтобы удовлетворить его высокие запросы, варит одну большую чашку кофе на двоих — милая привычка пить из одной кружки спонтанно появляется, как только они начинают встречаться. Это не очень обычно для брезгливого аль-Хайтама, но, видимо, Кавех стал слишком близким, чтобы подобное чувство ещё сохранилось. Кавех тихо насвистывает популярную мелодию, складывает завтрак на поднос. Настроение отличное, а планы выстроены великие. Он тихо пробирается в спальню, оставляет еду на прикроватной тумбочке и приподнимает край одеяла, чтобы нырнуть обратно в постель. Начинает Кавех с невесомых поцелуев в шею, которые не пробуждают аль-Хайтама, но заставляют завозиться и перевернуться на спину. Очень удачно. Губы Кавеха стекают по груди вниз, спускаются к животу, пока сам он исчезает под одеялом с головой. Язык оставляет влажную дорожку вдоль пресса, и аль-Хайтам приглушённо стонет сквозь сон. Кавех на это только мурчит, осторожно разводит ноги аль-Хайтама и устраивается между, принимаясь покрывать мягкими поцелуями пока совсем ненапряжённый член. То отрывается, то приникает обратно, тянет время, проводя языком вдоль ствола, что стремительно наливается кровью, раскрывая головку. Кавех припадает к ней губами, оттягивает крайнюю плоть и берёт в рот, от чего аль-Хайтам начинает возиться сильнее, едва двигает бёдрами навстречу, и Кавех принимает глубже. — Почему Кусанали посещает мои сны и говорит, что мне необходимо винить во всём тебя? — вместо «доброго утра» спрашивает аль-Хайтам, заглядывая под одеяло и приподнимаясь на локте. Он ещё совсем сонный, голос глухой, а мутный взгляд направлен туда, где старается Кавех. Член на языке горячий и уже почти совсем твёрдый, поэтому Кавех отвечает не сразу, заглатывает глубже, пару раз ритмично двигает губами вдоль длины, вырывая из груди аль-Хайтама хриплый выдох, и только потом отстраняет, выпуская член с хлюпающим звуком. — Это мой маленький подарок тебе, — урчит Кавех, трётся щекой о влажную нежную кожицу и весь ластится к аль-Хайтаму. — Минет или?.. Кавех не позволяет закончить фразу, спускается губами ниже и целует тут же поджимающиеся яички. — А что ты выберешь? — Кавех смотрит из-под полуприкрытых ресниц томно, как нравится аль-Хайтаму. — Минет звучит менее угрожающе. — Поверь, мой минет может быть угрожающим, — смеётся Кавех, проводит кончиком носа вдоль пульсирующей вены и снова вбирает в рот, заставляя аль-Хайтама прекратить разговоры и отдаться моменту. Его ладонь в волосах ощущается прекрасно, когда он толкает Кавеха глубже, заставляя уткнуться носом в кожу и замереть, принимая всё до последней капли.***
— Кто станет работать в день рождения? — возмущается Сайно, пока Кавех расставляет принесённые официантом блюда в порядке, который кажется ему красивее. — Хайтам, — пожимает плечами Кавех. — Для него это обычный день, ничего особенного. Тем более, ты и сам работаешь в день рождения и не только свой. В прошлый раз мы так и не смогли тебя выловить. Кавеха берёт лёгкий мандраж перед приходом аль-Хайтама, он в десятый раз меняет тарелки с закусками местами, не в состоянии определиться. — У меня нет выбора, — возражает Сайно. — Преступники не делают перерывов из уважения к праздникам, а Хайтам занимается писаниной. Мог бы и взять выходной. Приходится признать, что внутри Кавех согласен со словами друга, но продолжает защищать аль-Хайтам по привычке, нарезая круги вокруг стола. Он бы и сам предпочёл провести вместе весь день, но спорить — себе дороже. Кавех не испытал даже лёгкого удивления, когда аль-Хайтам сообщил, что не собирается пропускать работу из-за «дня, носящего ритуальное значение». — Оставь ты уже эту посуду, — Тигнари почти вырывает тарелку, которую Кавех опять стремится поправить. — У тебя что, шило в жопе? — В жопе у него точно не шило, — смеётся Сайно, за что получает от Тигнари по голове, громко ойкая. — Ещё одна шутка про член Хайтама, ты выйдешь из-за стола и больше не вернёшься, — Тигнари строг, но все присутствующие прекрасно знают, что угрозы пустые и звучат только, чтобы сбить спесь с Сайно. Кавех наблюдает со слабой улыбкой. Его друзья пусть и ворчат друг на друга, но всё равно смотрятся умилительно, а ещё немного отвлекают от тревожных мыслей. Кавех боится увидеть реакцию аль-Хайтама на сюрприз. Вчера он с Сайно и Тигнари наперевес посетил резиденцию Властительницы и установил связь, которую Нахида закрепила ночью через сон. Всё активируется, как только аль-Хайтам переступит порог паба, и сдать назад будет нельзя. Дело сделано и готово к исполнению. Кавеху тревожно от предстоящей реакции. Он всё ещё считает подарок хорошим, но у них с аль-Хайтамом слишком разные взгляды на жизнь и личное пространство, чтобы быть уверенным, что старания не будут восприняты как посягательство. Кавех может всё испортить, и мечется из угла в угол загнанным зверем, раздражая друзей и себя. Ему бы чуть больше уверенности, хоть каплю знания о том, что аль-Хайтам не только хочет услышать его, но и готов к этому. — Выпей и успокойся, — советует Сайно, но даже глоток вина в горло не лезет, а чаша в пальцах предательски дрожит, грозя расплескать содержимое. Приходится отказаться от предложения, переживая состояние, близкое к панической атаке, на сухую. Кавех едва не подскакивает, когда тёплые ладони ложатся на плечи и слегка сжимают. Страшно. Страшно произнести в голове хоть одну внятную мысль, ведь теперь аль-Хайтам может услышать, стоит только направить внутренний голос в его сторону. — Кавех? — вопросительно произносит аль-Хайтам возле уха. Ощущает скованность кончиками пальцев. Его волосы щекочут шею, словно поторапливают с ответом. Кавех оборачивается механически, суставы занемели, стали как плохо смазанные шарниры. Он поднимает взгляд, сталкиваясь с внимательными глазами, и ощущает себя до предела напуганным, готовым сбежать раньше, чем суть подарка будет раскрыта. — Всё в порядке? — спрашивает аль-Хайтам. Ладонь касается лба, проверяет температуру, отводит чёлку. Должно быть, Кавех выглядит действительно плохо, раз его строгий партнёр так открыто проявляет заботу. Аль-Хайтаму не свойственны романтичные порывы на глазах даже близких друзей, чувства он предпочитает демонстрировать за закрытыми дверями дома. — В порядке, — произносит Кавех, едва шевеля губами, но в голове дублирует мысль, чтобы позволить услышать голос, немного отличающийся от того, как говорит Кавех в жизни, но гораздо более интимный и правдивый, чем то, что выдают наружу связки. Лицо аль-Хайтама замирает неприступной маской, каждая черта каменеет, а взгляд направлен на Кавеха и одновременно сквозь него. Пальцы на плече сжимаются с такой силой, что становится больно. Кавех кладёт ладонь поверх и мягко гладит кожу, пытаясь успокоить эмоции, которые бурей разверзаются внутри обоих. С аль-Хайтамом всегда так — чем более безэмоциональным он выглядит, тем больше чувствует. Защитная реакция, к которой Кавех привык и научился различать. «Мне больно, милый», — произносит только в мыслях Кавех, и аль-Хайтам тут же одёргивает руки. Смотрит с растерянностью потерявшего родителей на шумной улице ребёнка. Кавех впервые видит столь беззащитное выражение на его лице. — Как? — поражённым выдохом вырывается из аль-Хайтама звук слабого голоса. Кавех лишь мягко улыбается, берёт за запястье и усаживает на диван рядом с собой. Льнёт к боку, и аль-Хайтам обнимает его больше на автомате, словно сам не отслеживает собственных скованных действий. — Пришлось обратиться за помощью к Властительнице, — пожимает плечами Кавех, проводит пальцами вдоль линии челюсти, нежно рассматривая лицо. Никогда аль-Хайтам не отдавал от себя столько эмоций: он жмурится, тяжело выдыхает и прикрывает глаза, утыкаясь лбом в плечо Кавеха. Его плечи слегка дрожат, и Кавех прижимается губами к виску, гладит по спине, ощущая, как эмоции накатывают на аль-Хайтама одна за другой. Со стороны тот может выглядеть просто уставшим, но дрожь позвоночника под пальцами выдаёт с головой. Кавех читает знаки тела также хорошо, как сюжеты великих картин, и прижимает аль-Хайтама так близко, как только может. Греет ладонями, медленными движениями от загривка до копчика, гладит руки, безвольно покоящиеся на талии. Аль-Хайтаму требуется время, чтобы прийти в себя, пока Кавех нашёптывает самые нежные слова в голове. Рассказывает обо всём, что скопилось в душе за дни тренировок, как благодарен за терпение, за поддержку, что старался только ради этого момента. И аль-Хайтам отмирает, отнимает лицо от плеча, уже гораздо более спокойное, не целует, но видно, как хочет, только смотрит на губы с искренностью, раскалывающей сердце в дребезги. — Хватит уже вам миловаться, дома налюбуетесь друг другом, — ворчит Сайно, и аль-Хайтам поворачивает к нему голову так резко, что кончики волос щекочут Кавеху губы. Улыбка, гордая и довольная, расцветает сама собой, когда аль-Хайтам находит его ладонь под столом и переплетает пальцы. — Надеюсь, ты не против, что мы тоже вмешались? — тактично спрашивает Тигнари, и аль-Хайтам всё также молча качает головой в отрицании. — Отлично, не то Кавех заманал нас попытками установить связь. Аль-Хайтам переводит взгляд обратно, поднимая бровь, и Кавех спешит объясниться. — Это, к сожалению, совсем ненадолго, к утру чары развеются, и всё будет, как прежде. Но пока ты можешь слышать то, что мы проговариваем в голове и посылаем тебе. Связь односторонняя, поэтому скажи, пожалуйста, хоть что-нибудь, пока я не извёлся. Аль-Хайтам усмехается так привычно, что нервы Кавеха попускает и он начинает неловко хихикать, поглаживая пальцы в ладони. — Я уже понял, что ради подарка ты готов далеко зайти, но не думал, что дойдешь аж до Архонта. — Всё, что угодно, чтобы ты не строил кислую мину весь праздник, — самодовольно изрекает Кавех, вскидывая подбородок, и аль-Хайтам закатывает глаза, пряча едва заметную улыбку за кубком с вином. Можно сказать, что вечер проходит вполне привычно, если не считать того, что аль-Хайтам звучит куда более расслабленно и радушно. Даже помогает Кавеху в Призыве против Тигнари, из-за чего к игре присоединяется Сайно и это перерастает в настоящую битву. Битву, в которой Тигнари приходится объявить техническое поражение, когда Сайно переходит на злое рычание в сторону пары Кавеха и аль-Хайтама.***
— Тебе понравился вечер? — спрашивает Кавех, когда они возвращаются домой в обнимку. Он прилипает к боку аль-Хайтама как мокрый лист и не собирается отлипать. — Думаю, теперь я могу сказать, что начинаю понимать, за что люди ценят дни рождения. Слабый ветерок перебирает волосы аль-Хайтама, в тусклом свете луны его профиль видится загадочным, а поднятые уголки губ предзнаменованием чего-то большего, великого и прекрасного, как грядущий рассвет. Кавех жалеет, что не может привязать свой голос к аль-Хайтаму навсегда, но знает, что это и не нужно. Им вполне достаточно короткой ночи, чтобы аль-Хайтам научился слышать его, даже когда Кавех беззвучен. — Тебя ждёт ещё много таких дней, — обещает Кавех. — Таких… — аль-Хайтам берёт задумчивую паузу, когда они подходят к дому и останавливаются на пороге. — Больше никогда. В словах, в том, как аль-Хайтам сжимает ладонь, столько болезненной искренности, что Кавех всхлипывает от счастья, переполняющего грудь. Крепко сжимает аль-Хайтама в объятьях и шумно дышит в плечо, пока нежная ладонь утирает щёку. Одежда летит прочь, стоит только Кавеху упасть спиной на кровать. У него заплаканные глаза, в которых всё ещё стоят слезы, готовые снова сорваться по щекам. Аль-Хайтам целует лицо мягкими касаниями, словно Кавех растает в руках, если выпустить наружу больше жара. Всё кажется томным и сладким, долгим и тягучим, разделённым на плавные поцелуи, в которые Кавех самозабвенно стонет, жмёт аль-Хайтама ближе. Кожа к коже. Лёгкий толчок в плечо, чтобы опрокинуть аль-Хайтама спиной на кровать, нависнуть сверху, прижать ладони к собственному раскалённому телу и жадно вдохнуть запах кожи полной грудью, проведя носом вдоль шеи, коснуться пальцами низа живота, скользнуть вниз, где всё ноет от недостатка тепла и трения. — Давай сегодня ты, — шепчет аль-Хайтам, притягивая Кавеха за волосы обратно к губам. Им и на секунду не расцепиться, пока языки мокро сплетаются. Они дышат друг другом, черпая спасительный кислород только между раскрытыми губами, обмениваются влажными выдохами, пока Кавех находит своё место между ног аль-Хайтама, ласкает бёдра и скользкими пальцами проникает глубоко и мучительно медленно, пытаясь растянуть минуты на часы. Аль-Хайтам в постели тихий, зато Кавех отдаётся за двоих, скулит и стонет в губы от ощущения жара, обхватывающего пальцы, от мягкости и узости тела, от отзывчивости, с которой аль-Хайтам прогибается в пояснице, разводит ноги шире и смазано целует, не в состоянии поддерживать полноценный поцелуй, только открывает рот, позволяя Кавеху вылизывать себя. Хорошо. До болезненного прекрасно. Кавеху редко удаётся побыть тем, кто доставляет аль-Хайтаму удовольствие, и оттого момент кажется ценнее и интимнее. Он медленно раскрывает податливое тело собой, ловя дрожь стискивающих бока коленей. Никто не пытается торопиться, Кавех замирает, погруженный в аль-Хайтама, в запах его тела и пленительную крепость рук на плечах, и тоже дрожит от переполняющих чувств. Он слабо понимает срывается ли с губ звук или он только бесконечно повторяет в голове, как хорошо ему с аль-Хайтамом, но точно знает — его слышат. Аль-Хайтам отзывается, плавно двигает бёдрами, заставляя Кавеха покраснеть до кончиков ушей, прижаться грудью ближе, опустившись на локти и двинуться вперёд, с кружащейся от сладости головой. — Так люблю тебя, — выдыхает Кавех между стонами и плавными глубокими толчками, наполняющими тело томящим жаром, что грозится пролиться через край, найдя убежище в глубине желанного тела, которое Кавех любовно оглаживает, как святыню, к которой готов приникать губами бессчётное количество раз, рыдая от благоговения, охватывающего целиком. За голос в голове аль-Хайтам отдаёт слишком много, показывает эмоции, не скрывая ни одну от плывущего из-за слёз взгляда. Кавеха от отзывчивости тела раскалывает на части, топит в нежности и любви к партнёру и всю её он передаёт аль-Хайтаму через ласковые касания и сильные движения внутри, через ослепительный пик удовольствия, которого они достигают вместе, пряча стоны в небрежных поцелуях. Кавех поглаживает влажную кожу аль-Хайтама, когда они устраиваются на боку, лицом к лицу, и лениво касаются друг друга в самых откровенных местах. Крепкая ладонь заставляет Кавеха закинуть ногу на разгорячённое тело и тут же поднимается к ягодице, скользит между, оглаживая сжимающиеся мышцы. Они только что кончили, но Кавех не против продолжения, хочет его, не желая отрываться от аль-Хайтама всю ночь, отдаваться ему бессчётное количество раз и брать самому. — Спасибо тебе, — шепчет Кавех, оставляя поцелуй на кончике носа. Аль-Хайтам смотрит в ответ непонимающе-вопросительно, и Кавех расплывается в улыбке. — За то, что был так терпелив ко мне все эти дни. Без твоей поддержки я не смог бы организовать всё это. — Я не был, — прикрывает глаза аль-Хайтам, сейчас ему не нужно смотреть на Кавеха, чтобы вести диалог, отчего он ощущается более расслабленным. — На самом деле, я следил за тобой. — Ты что?.. Так ты знал про сюрприз? — Кавех чувствует лёгкое разочарование, но оно совсем не перекрывает тех приятных эмоций, что он испытывает. Аль-Хайтам слегка качает головой, делать это лёжа на подушке совсем неудобно, поэтому движение выходит смазанным. — Не знал. После того, как ты отказался рассказывать, я решил, что всё же должен узнать, в чём дело. Ты выглядел действительно плохо, — аль-Хайтам рассматривает его лицо лениво из-под ресниц и ведёт пальцами вдоль линии челюсти. Кавех как бы не хотел, но принимает оправдание аль-Хайтама. Он знал, с кем решил связать жизнь, и мания контроля со стороны партнёра для него не новость. Аль-Хайтаму очень тяжело переживать неведение, и Кавех не может обижаться за слежку, даже если это было не очень этично. — Ладно, я смирюсь с этим, — выдыхает Кавех, он скользит ладонью в волосы аль-Хайтама, слегка треплет, как нашкодившего котёнка и улыбается, давая понять, что простил. Тратить эту ночь на обиды глупо. Аль-Хайтам сделал это только из-за переживаний. Приятно знать, что о тебе так заботятся. — Но как ты тогда мог не узнать? — Я увидел тебя с Тигнари возле Академии… — аль-Хайтам затихает на пару мгновений и выдыхает, сознаваясь. — Мне показалось это неправильным. Что бы я ни думал, я должен доверять тебе, а не контролировать каждый твой шаг, если хочу, чтобы между нами всё было серьёзно. Кавех поражённо замирает от прозвучавших слов. Он знает как тяжело аль-Хайтаму переживать то, что он плохо понимает мотивы Кавеха, что не имеет полный доступ к его мыслям и не понимает их ход. Это камень преткновения в отношениях, который им приходилось преодолевать вдвоём, делая маленькие шаги навстречу. Кавех даже представить не мог, каких усилий стоило аль-Хайтаму просто отпустить контроль и поверить на слово. — А ты ещё спрашиваешь, за что я тебя благодарю, — смеётся Кавех и давит на макушку аль-Хайтама, чтобы затянуть в глубокий поцелуй, выражающий всю благодарность, на которую не хватит слов ни в одном языке. — Ты очень многое сделал, Хайтам. Мне было тяжело, но благодаря тебе я смог прийти в эту самую точку. Поверь, я видел, как ты старался, и очень ценю это. У меня не было сил, чтобы отблагодарить тебя, как следует, но я ещё восполню. — Ты уже, — выдыхает аль-Хайтам в губы, чтобы снова откровенно коснуться Кавеха, скользнув губами по его щеке. — Хотя кое-что стоит восполнить. Кавех открыто смеётся, но переходит на протяжный стон, когда пальцы аль-Хайтама поникают внутрь. Дыхание тут же сбивается, Кавех льнёт к телу плотнее и откидывает голову, позволяя аль-Хайтаму вылизать шею. — Хочешь взять меня? — игриво мурчит Кавех, аль-Хайтам по привычке вскидывает взгляд к лицу, но тут же приникает губами обратно. — Очень. — А пару раз? — Ещё больше. Кавех счастливо жмурится и отдаётся надёжным рукам. Нет ничего приятнее, чем позволить аль-Хайтаму распоряжаться его телом как только вздумается. Кавех следует за руками, принимает всё, что ему пытаются дать, и сам преподносит в ответ не меньше, когда сжимает пальцами простынь, уткнувшись лицом в подушку и высоко подняв бёдра. Аль-Хайтам, изучивший его тело вдоль и поперёк, крепко держит за ягодицы и движется сильно, вырывая из груди Кавеха вскрики на каждом глубоком толчке, заставляющем ноги дрожать и разъезжаться, а после позволяет Кавеху опуститься лицом между его ног, приподнять за бёдра и скользнуть языком туда, где тот оставил собственное семя. Аль-Хайтам не отпускает его, даже когда они полностью выдыхаются и Кавех уверяется, что у него не встанет в ближайшие несколько дней. Уверенные пальцы скользят внутри, оглаживают и скользят свободно от того, как сильно Кавех открыт. — Ты меня убьёшь, — скулит Кавех, но дёргает бёдрами навстречу пальцам. Сейчас, когда он точно не сможет больше кончить, ласка получается изводящей, выворачивающей на изнанку, но Кавех не может прекратить сладостную пытку. — Ты слишком хорошо стонешь, — с явной одержимостью шепчет аль-Хайтам, выцеловывая узоры на тяжело вздымающейся груди. Он пытается взять от возможности услышать Кавеха всё, пока ночь и действие колдовства не исчерпало себя. — Выходи за меня, а? Кавеха мотает между истеричным смехом от абсурдности ситуации, удовольствием, что приносят пальцы внутри, и ломающим рёбра счастьем. — Только ты можешь сделать мне предложения, засунув пальцы мне в задницу, — тяжело выдыхает Кавех, прогибаясь в спине, когда аль-Хайтам давит на стенки сильнее. — Мы вроде как уже это решили. — Тогда ты заставил меня ответить «да» хитростью. Теперь я хочу сам, — просто отвечает аль-Хайтам. Кавех запускает ладони в его волосы и тянет к лицу, чтобы прижаться к губам долго и мучительно сладко. — Всегда да.