***
Крушить! Бакуго расхохотался, сминая моба-робота очередью взрывов — в упор, ладонь на корпус, прямо в землю! Как только дали отмашку, он первым бросился на полигон. Кажется, остальные лохи тупо мялись за чертой — как еще было объяснить, что вслед за сигналом «на старт» раздалось насмешливое: «Чего стоите? В реальном бою о начале объявлять не станут!» По крайней мере, он забыл о Деку. Этот тупица наверняка застрял среди отставших, пока, как обычно, бубнил себе что-то под нос! «Так ему и надо!» — Бакуго представил, что разносит в клочья очередную тетрадь ботаника. Что тот вообще о себе возомнил? Серьезно думал, что позапишет приемчиков и как-то сдаст экзамен? «Я буду первым! — Кацуки яростно скрежетнул зубами. — Самым первым! Снесу столько мобов, сколько выпустили на арену! Все поинты — мои, а вы, бомжи, этого просто еще не поняли!» Мимо пролетел, бессмысленно шевеля конечностями, похожий на скорпиона робот-«двушка». Короткого взгляда хватило, чтобы осознать: это работа круглолицей! У нее, оказывается, тоже нашлась причуда — Кацуки наполовину всерьез прикинул, что может, причина ее интереса в Деку заключалась в их общей ущербности. Но нет. «Окей. В принципе, пофиг!» — Юноша подбросил себя в воздух мощным взрывом, оттолкнулся ногой от пролетавшего робота и штопором ввинтился в очередного механического врага. «Эту хрень надо назвать как-то круто! — Уже пора было придумывать первые суперприемы. — Баллистический, блин, удар! Потом еще вернусь к этому…» Вот, что отличало тех, у кого был шанс, от неучей вроде Деку! Напор, умение думать наперед — и, конечно же, сила! Сколько у него уже поинтов? Бакуго не считал. Какая разница?! Нужно больше! Больше, блин! Жизнь за титул Символа Мира!.. Его ладони пылали, по плечам из-под безрукавки струился пот. Какой кайф! Можно на пересдачу прийти, пожалуйста? Не потому, что все провалил, а чтобы еще раз набрать все очки на этом полигоне! Выносить роботов, которые нужны были другим ради поинтов, оказалось особенно классно. — Не успел — не поступил, мобы-ы! — Кацуки крутанулся, обрушивая колено на последнего врага в округе. Больно, блин! Надо дополнить проект костюма, благо, до определённого срока можно вносить поправки. Нужна какая-то хрень, чтобы мочить коленями! Внезапно арена содрогнулась. Бакуго подбросил себя контролируемыми взрывами, приземлился на крышу низенького здания. Его губы растянулись в ухмылке. «А-а, тот самый крушила с раздаточного листочка! — Над макетами домов возвышался огромный противник, груда зеленого металла и алых сенсоров. — Нахрен! Все равно за него дают круглый ноль». Какая-то часть его существа запротестовала. Кто знает, может, это секретное испытание такое, а? Зачет автоматом тому, кто вопреки рекомендациям разнесет главное препятствие? Вряд ли, заключил тут же Бакуго. Наверное, он здесь для того, чтобы дураки большими группами не собирались! С улицы, по которой скрежетали гусеницы гиганта, раздались вопли ужаса. Парень криво усмехнулся: бегут лошки! Нельзя было терять время — воспользовавшись беспорядком, можно было завалить еще пару «троек», и тогда вообще все будет чики-пуки! Бакуго встряхнул руками, разжигая между пальцами искры для новых взрывов… И вдруг разглядел внизу Деку. Ботаник… сидел на заднице, упершись ладонями в растрескавшийся асфальт. На его тупой роже был написан такой ужас, что Бакуго даже не расхохотался. Это было реально ничтожно, блин. Приятно, конечно, что все его ожидания оправдались — несмотря на неожиданно обретенную борзоту, неудачник так ничего и не добился! «Ты все тот же неумеха-Деку!» — хотел рявкнуть с высоты Бакуго. Наверное, вообще ни одного очка не набрал, лошок! Гигантский робот приближался, последние поступающие уже унесли ноги — а это ничтожество вдруг поползло навстречу противнику. — Деку, мусора кусок, ты чего творишь?! — Сердце у Кацуки сжалось от нехорошего предчувствия. А потом он понял. Круглолицая. Грязная, израненная, вся в слезах. Придавленная обломками. Уже почти под самой гусеницей, дробящей асфальт в труху! «Дерьмо!..» — Бакуго сделал шаг вперед. В груди стало тесно и холодно. Поинты поинтами, но организаторы, что, совсем там долбанулись?! Куда смотрят?! Почему допускают до битвы слабаков, которые могут погибнуть?! На мгновение, всего лишь на мгновение, юноша задержал порыв. А это точно его дело? Типа, ну… Юэй же! У них наверняка есть система экстренного отключения… Робот вырубится, не доехав до круглолицей всего пару метров! Надо за собою следить! Если так будет делать каждый, то никаких… Нет! Чушь! Круглолицая!!! Но не успел он сделать и шага, как вдруг… Деку оттолкнулся от асфальта ботинком. И прыгнул. На долбаного робота. Метров двадцать в высоту. Врезал по прямоугольной башке с такой силой, что металл сплющило. А затем начал падать вниз. В душе у кацуки что-то разбилось на миллион осколков. Мир вдруг потерял все краски. Дрогнул и перекосился, словно кто-то ударил по проектору, выбив пленку. Кажется, он даже раскрыл рот. Крик застрял в горле. Шлеп! Это круглолицая применила свою невесомость. В самый последний момент спасла Деку от превращения в блин на асфальте. А затем, согнувшись пополам, блеванула среди обломков и всхлипнула. Бакуго не понимал, что происходит. Его вело куда-то… шатало… На одних рефлексах и мышечной памяти он как-то, сам этого не осознавая, спутился с крыши на мини-взрывах. Земля внизу вдруг показалась такой чужой. Такой… враждебной. Его морозило. Дыхание сбилось, рвалось из груди судорожными, жалкими звуками. Деку. Обладает. Причудой?! — Кусок… Обманщик! — только и смог прохрипеть Кацуки. Экзамен законсился. Ботаника — перекрученного, изломанного, фиолетового от кровоподтеков — увезли на каталке в сопровождении появившейся, как будто из ниоткуда, исцеляющей героини. — Стой… — Кацуки протянул вперёд руку, но на него никто даже не обратил внимания. — Деку… Как?.. Круглолицая смотрела вслед Деку. На мгновение — всего лишь на жалкую долю секунды — Кацуки поймал её взгляд и чуть не захлебнулся в буре её эмоций. В ее глазах стояло столько слез, чистых, словно родниковая вода, что гул в его собственной голове на один короткий миг утих. И он вдруг почувствовал всё… ее восхищение… Ее жаркую благодарность — за то, что она здесь, за то, что жива, за то, что может стать героиней! И дарить добро. И тоже спасать людей. Она. Благодарна. Деку.***
— Кем ты себя возомнил?! — Яростный крик рвался из груди Кацуки, эхом сотрясая здание для тренировочного сражения. Он наносил удар за ударом, намереваясь отправить ботаника в глубокий нокаут, но почему-то лишь заставляя того уходить в защиту!.. Да как! Он! Посмел! — Бакуго-кун! Что там у вас происходит? — Голос очкарика, оставленного защищать «цель», жужжал в наушнике надоедливой мухой. Ух, прихлопнуть бы его! — Бакуго, мальчик мой!.. — А это Всемогущий. Их с Деку герой… Их общее вдохновение! Юноша заорал, пытаясь заглушить лишние звуки. Сейчас значение имела лишь драка — первая и последняя, потому что реванша и не потребуется, драка за справедливость… Ложь всей его жизни! Рыча от гнева, Бакуго описал своим гранатным наручем широченную дугу. Остановил ладонь с растопыренными пальцами прямо напротив морды тупого Деку. Темно-зеленая емкость приятно давила на руку, внутри плескался нитроглицерин. Через бушующий между ушами шторм гнева пробился крик Всемогущего: — Бакуго, мальчик мой! Не вздумай! Это убьет Мидорию! — Он выживет, если увернется!.. Да, выживет. У него есть причуда… Он вообще полон сюрпризов! «Что еще ты скрываешь, подлюга?!» — Дым и грохот на мгновение оставили Бакуго наедине с собой. И воспоминаниями. Приползя домой после экзамена, он проигнорировал все вопросы предков. Захлопнул за собою дверь комнаты и разорвал зубами наволочку, давясь отчаянным, загнанным криком. Все, чем он жил, оказалось цирком! Все его мечты и самооценка… Теперь понятно, почему этот ботан протягивал ему руку… Заступался за тех, кого шпыняли его шестерки! Ясно, почему осмелился… бросить вызов!.. Обратил на себя внимание круглолицей! Когда все рассеялось, Бакуго сделал шаг вперед — и его брови сошлись под углом в девяносто градусов. — С хрена ты не воспользовался причудой?! — Ноги уже снова несли его вперед, по обломкам. — Покажи мне! Покажи, что ты скрывал все эти годы!!! «Кто… ты… такой?!» — мысленно задыхался он, обрушивая на Деку все новые и новые удары, большинство из которых натыкались на вполне умело поставленные блоки или же вовсе не попадали в цель. «Смеялся у меня за спиной, небось?! Нравилось выставлять меня идиотом?!» — В глазах уже кипели слезы. «И кто я… если реально не идиот?» — У вступительного испытания было второе дно, и ботан единственный о нем догадался! Потому-то и поступил! Его наверняка особо отметили в экзаменационной комиссии, а значит… «Я уже оказался вторым!» — Бакуго швырнул Деку через колено. — Моральное превосходство решил заявить?! — Вопль сотряс его голосовые связки. Нашелся герой! Влез со своей лживой причудой! Спас жизнь! Заслужил… этот взгляд от круглолицей! Не имел он на него права, блин!.. Кацуки не сказал Деку ни слова, когда они встретились утром в аудитории. Молчал и на уроке у небритого классрука. И ждал. Ждал подходящего момента. — Используй! Свою! Силу! Ботан!!! Он врежет ему как следует. Сразу за все, в чем это ничтожество провинилось. За годы лжи и насмешек у него за спиной. За то, что вылез и вдруг потряс, заставил сомневаться и все-все-все испортил… За то, что круглолицая так смотрела на него… На него — не на Кацуки! На ладони заиграли оранжевые вспышки. Сейчас!.. Сначала взрыв, сбивающий с ног, а потом сразу — стальным наколенником! Геройский костюм — то, что надо, подъехал! — Деку-у-у!!! Удар Бакуго был сокрушителен. Как жаль, что он не встретился с равной силой. Ботаник — соперник — апперкотом отправил свою зелено-молниевую силу вверх, сквозь несколько бетонных перекрытий. Его голос звенел серебром сквозь боль, муку и слезы: — Сейчас! Урарака!.. Урарака. Вот, как ее зовут. Вот, какое у нее имя. Красивое. Прямо как она сама. Бакуго косился на то, как она ходила за ботаником с самого утра. Как держала его за кроссовки во время скручиваний на пресс — одного из нормативов у небритого классрука… И посматривала неловко и мило на его геройский костюм — жалкую тряпку, кстати, из спортивного магазина! А Деку ей что-то рассказывал… В начале битвы опять решил поиграть в рыцаря: «Беги, а я справлюсь с Каччаном!» И ведь справится… Уже… справился. Бетонная крошка опускалась на мокрые от пота плечи Кацуки, оседала на залитых солёными слезами щеках. Он хватал воздух ртом — снова и снова — но всё равно задыхался. Сердце колотилось все сильнее и громче. Он был достаточно умен, чтобы распознать начало панической атаки. Деку… превзошел его. Сразу во всем.***
«Если понадобится, я уничтожу всех, кто тебе дорог, чтобы добраться до тебя!» — отдавалась набатом в голове угроза Шигараки. Битва с Паранормальным Фронтом Освобождения закончилась его полным разгромом, однако Шигараки и многим другим удалось сбежать. Тогда же злодей серьёзно ранил Кацуки, только из-за неопытности не сумев попасть по его жизненно важным органам, когда проткнул его щупальцами-лезвиями… Сейчас Изуку был в безопасности, лежал на больничной койке, окружённый одноклассниками, и тепло им улыбался, слушая подбадривающие речи, обещания, что всё закончилось, и жизнь вернётся в обычную колею. Но Изуку знал: всё не будет так, как раньше. Он не пойдёт снова в школу, ибо это было единственным способом защитить своих друзей от угрозы злодея-психопата, чтобы больше никогда и ни с кем не повторилась история, произошедшая с Кацуки. Вернувшись в общежитие, Изуку решил написать каждому однокласснику по письму, где объяснил про свой дар и то бремя, что он вынужден теперь нести, и почему побег будет правильным решением. В целом, получилось довольно однообразно. Для всех, кроме Очако. «…Ты была мне верным другом всё это время. Спасла мне жизнь в наш первый день знакомства, поддерживала на протяжении всего года. Помогла мне понять, как использовать одну из моих способностей. А ещё с тобой весело и ты даришь мне чувство спокойствия и уверенности. И ты самая красивая и привлекательная девушка из всех, кого я когда-либо знал. Урарака, я люблю тебя. И это главная причина, почему я не могу здесь остаться, я не имею права подвергать твою жизнь опасности». Поставив точку, Изуку перечитал, что написал, и сел переписывать. Ей незачем было знать о его чувствах, они должны были расстаться друзьями и только друзьями. Поэтому чуть позже он написал более сухое и стандартное письмо, не говоря ни слова о любви. Ночью, когда все спали, он в последнюю очередь засунул конверт под её дверь, постоял немного, а затем отправился прочь, быстро смахнув непрошенные слёзы. Да, несправедливо по отношению к нему самому, но он и не центр Вселенной, поэтому его чувства должны были остаться с ним. …Жизнь бездомного героя-одиночки была сложна, но он не жаловался. Паранормальный Легион разрушил несколько тюрем, освободив заключённых, и теперь преступные психопаты терроризировали город, нагоняя ужас и террор на мирных жителей. Изуку не покладая рук ловил и нейтрализовал беглецов, оставлял координаты официальным героям, а затем исчезал. Это было тяжело, иногда хотелось упасть лицом в грязь и перестать существовать, но Изуку прогонял это желание, заменяя его целью: сделать город опять безопасным, чтобы люди могли мирно жить и процветать. Но каждый раз, когда находилась минута отдыха, его измотанный постоянным напряжением разум уплывал в мир грёз, где он и Очако были вместе. Где он, не опасаясь за её безопасность, мог находиться с ней рядом, дышать её ароматом, наслаждаться её душевным и физическим теплом, видеть её улыбку. Сколькими счастливыми моментами с ней он пожертвовал! Изуку пытался отвлечься, думая о матери, о Каччане, о Всемогущем и прочих, но сердце не обманешь: сильнее всего он скучал только по Очако… Чтобы прогнать это чувство тоски и боли, он начал меньше спать, пытаясь вкладывать каждую каплю энергии в борьбу со злодеями, чтобы во время отдыха у него не оставалось сил для сновидений. … В тот злосчастный день Изуку не спал больше полутора суток. Говорят, что в какой-то момент при недосыпе открывается второе дыхание, но этого не случилось. Постоянные недоедания и тяжёлые нагрузки высосали из Изуку все жизненные силы. Он видел злодея, управляющего людьми, как марионетками, слышал их плач и крики о помощи, видел, что они бегут на него, но сил бороться за их жизнь уже не осталось. Он молча наблюдал, как на него с наскока набросился какой-то мужчина и повалил на землю. Когда голова коснулась земли, Изуку просто закрыл глаза, ожидая конца. На его горле сомкнулись чужие пальцы, но продолжения не последовало. Вдруг человек убрал руки, а следом Изуку услышал знакомый голос: — Мидория, ты в порядке? — Тенья помог ему подняться и с тревогой заглянул в глаза. Скорее всего, одноклассники были осведомлены о злодее и бросились с ним сражаться. Значит, и Очако была где-то рядом. Изуку молча просканировал местность, сразу заметив её, стоящую неподалёку в своём соблазнительном геройском костюме и помогающую одному из пострадавших гражданских. С ней всё было в порядке: она жива и в полной сохранности. Только после этого вывода он смог подумать и о друзьях. Бежать! Ведь они все в опасности, когда он рядом. Активировав туман, чтобы скрыться в нём, Изуку кинулся прочь. Но мало он знал: ему не дали сбежать, без труда поймали и… Слушая одноклассников, Изуку впервые понял, что им всё равно, они не боятся встречи со злодеями и просто хотят, чтобы он был рядом с ними — в безопасности. Даже Кацуки попросил прощения и впервые назвал Изуку по имени, наверняка он выбрал этот момент лишь бы тот больше не убегал. Это растрогало Изуку почти до слёз. Он знал Кацуки с самого детства — и что тот не станет врать и лицемерить, только чтобы добиться своего. Напротив — Кацуки всегда был слишком прямолинеен и, если он что-то говорил, то он это и имел в виду. Изуку сдался и послушно последовал за одноклассниками — нет, за друзьями! — в сторону Юэй. И там, когда толпа воспротивилась его пропуску на территорию из-за того, что он — главная цель Шигараки, и Изуку уже собрался сдаться и просто уйти, он вдруг услышал голос Очако, усиленный громкоговорителем. Она стояла на крыше и говорила, сначала с дрожью в голосе, но с каждым словом обретая уверенность. Убеждала напуганную толпу, аргументируя, почему Изуку должен вернуться. И она смогла. Уняв сердцебиение, Изуку смотрел на неё, такую хрупкую, но невероятно отважную, отстоявшую его право вернуться домой. И почувствовал, как по телу разливается надежда: она ведь тоже может испытывать к нему нечто большее, чем просто дружескую симпатию. Спросить напрямую он всё ещё боялся, но был просто благодарен, что она подарила ему эту надежду. Изуку знал лишь одно наверняка: чёрная полоса для него закончилась. То, что ждёт впереди, не будет проблемой, ведь у него есть верные друзья. Пока однажды, идя с завтраком к своему столу, он не поймал долгий задумчивый взгляд Кацуки, направленный на Очако. Сначала Изуку не придал этому значения, убедив себя, что ему показалось. Но потом он заметил, что Кацуки часто смотрит на неё, почти так же, как и сам Изуку. А ещё он смеётся над её шутками — не то, чтобы смеётся, но одобрительно хмыкает. И ищет повод, чтобы подойти туда, где есть Очако, а когда её нет рядом, он то и дело бросает взгляды в сторону лифтов, явно ожидая её. Если же он в компании, и подходит она — то часто начинает дольше молчать, а его щёки начинают немного розоветь. Неужели Каччану тоже нравится Очако? Его Очако?..***
Бакуго стоял на светофоре и наблюдал за плавным падением маленького листика, который спустя пару плавных пируэтов прилип к его ботинку. Это было намного интереснее, чем в сотый раз разглядывать знакомые лица на другой стороне улицы. Нет, он не знал этих людей лично. Но за те два года стажировки в агентстве, куда он всегда приходил к десяти утра, уже успел запомнить людей, которые также спешили на работу. В детстве он, питая ненависть ко всему обыденному и скучному, считал работу офисного планктона адом на земле. Грезил приключениями героя и совершенно не понимал слов отца о том, что работа героя — это в первую очередь работа. Теперь-то он понял, что отец имел в виду. Светофор переключился с красного на зеленый, и Кацуки вместе с серой толпой двинулся с места. Как ни странно, эта обыденность уже не злила. Просто давала какое-то умиротворение. Несмотря на опасную работу, Кацуки всегда знал, чем кончится его день. Если всё будет спокойно, то он вернется домой и сядет за приставку. Появится злодей? Ну, может, поваляется вечер в больнице. В худшем случае — отправится на кладбище, но тогда ему будет уже все равно. Вот из-за цветущих деревьев показалось его агентство, и он немного замедлил шаг. Хотелось растянуть это спокойствие, которое он только осознал — то самое чувство, когда ничего не доводит до крайности. Сначала ведь Кацуки бесился из-за Изуку, который постоянно мелькал на телеке, спасая мир утром и давая интервью об этом вечером. Но со временем его образ стал далеким и незнакомым. В нём уже не осталось ничего от той посредственности с секретами за душой, каким он был в школе, отчего все былые обиды почти забылись. Единственное, что хоть немного заботило Кацуки — это судьба Очако. Сейчас он совсем не знал, каким человеком она стала и любила ли до сих пор Изуку. Быть может, она продвинулась в карьере? В каком-нибудь нишевом агентстве? Информации о ней нигде не было, да и он сам не сильно не искал её. Хотя иногда, конечно, бывали такие порывы, но не более того. В какой-то степени Кацуки даже был рад, что всё сложилось так, как сложилось, потому что ему уже даже начало казаться, что он забыл Очако и свои чувства к ней. Всё-таки тогда быть рядом и знать, что она проявляет симпатию к Изуку, а не к нему, было чертовски больно и раздражающе обидно. А сейчас — спустя столько лет — он даже научился справляться с этим душащим чувством ненужности. Кацуки подошел к полупрозрачной двери агентства и увидел у стойки знакомые силуэты. Открыл дверь и встретился со сверкающими глазами Изуку и Очако. Та сразу же кинулась к нему с радостными объятиями, от которых он вытянулся и напрягся, как струна. — Бакуго, давно не виделись! — чуть ли не крикнула Очако. — И? Что вы двое здесь забыли? Парочка идиотов не смогла справиться с миссией? — взорвался Бакуго от подступившей к горлу горечи из-за того, что спокойствие, которое он с таким трудом обретал эти два года, дало трещину в первую же секунду неожиданной встречи с прошлым. — Ты все такой же, Кацуки, — засмеялся Изуку. — Хоть что-то в этом мире не меняется. Кацуки вырвался из объятий Очако и, показав шокированной развернувшейся перед ней сценой секретарше пропуск, кинулся к лифту. Краем сознания Кацуки уже прекрасно понимал, что будет дальше: они будут работать вместе, Изуку будет привлекать к себе огромное количество внимания, а Очако опять будет влюбленно смотреть на него. Но ничего с собой поделать не мог. Ему нужно было время, чтобы переварить новую реальность и попробовать хоть немного с ней свыкнуться. Хотя бы десять минут наедине с остатками душевного равновесия и спокойной жизни.***
Сначала ни Кацуки, ни Очако, ни Изуку не могли долго понять, почему этого преступника они ловили уже целую неделю. Он не то, чтобы был прям быстрый или сильный. Просто чуть сильнее и чуть быстрее, чем они сами. Его причуда казалась какой-то смазанной и не совсем понятной, отчего и помогала ему постоянно прятаться о героев. Все шло хорошо, пока не началась погоня. Преступник вилял и петлял, прыгал и лазал, но при этом ни разу не останавливался за все двенадцать часов погони. Его выносливость была на совершенно ином уровне. Весь день три про-героя бежали и всё равно чуть-чуть не дотягивались. Сначала просто за ним, а потом додумались меняться и отдыхать, что в итоге им и помогло. Так они его и взяли. Стоило ему чуть устать и замедлиться, как в него прилетело сразу с трех сторон. Кацуки сделал дымовую завесу, Изуку — подсечку, а Очако тут же лишила злодея возможности двигаться, связав его и заставив левитировать. — Ура, это наконец-то закончилось, — простонала Очако, застёгивая на запястьях преступника наручники, блокирующие причуду. — Почти закончилось, — поправил ее Изуку. — Его еще нужно отдать полиции. — Ну, ты и зануда, — беззлобно буркнула она в ответ и слегка толкнула его плечом. Изуку широко улыбнулся и покачал головой. На его уставшем лице Кацуки видел то, чего совсем не хотел — мягкость и теплоту, которую он целиком и полностью транслировал только для Очако. Желудок мгновенно скрутило, а к горлу подступила желчь. — Вот, вы этим и занимайтесь, — выплюнул Кацуки, напустив на себя мрачный вид. — А я устал и хочу кофе. Оглядевшись, он понял, что преследование завело их в его район, где как раз совсем недалеко располагалась его любимая кофейня. Что кофе, что завтраки у них были неплохими, так что он часто туда захаживал в свободное от работы время. Вот, и славно, значит, прямо туда он сейчас и направится, пока слишком внимательные напарники не разглядели в нём нежелательной перемены настроения. Изуку, казалось, хотел, что-то сказать, но Очако, радостно хлопнув в ладоши, взяла верёвку с парящим над землёй злодеем покрепче и сделала шаг в сторону кофейни, на которую пялился Кацуки. — А там есть что-нибудь съедобное? Я что-то так проголодалась от этой погони. — Есть. — М-м-м, класс. Тогда давайте заскочим в полицейский участок, а затем там и перекусим? — предложила она, заглянув Кацуки прямо в глаза. А он так и замер, не в силах ответить. Ему казалось, что он прямо сейчас утонет в той теплоте, которой так и лучилась каждая чёрточка на прекрасном лице Очако. Всего на миг он успел забыть, как дышать, как думать и что минуту назад пытался сбежать из её общества. Всё-таки эти два года прошли зря. Он так и не перестал её любить. Изуку что-то сказал, а Очако что-то ему даже ответила, но от ужасного гула в ушах Кацуки не смог понять ни слова из их речи. Ему вдруг всё показалось таким далёким, и таким одновременно болезненно-ярким, что захотелось бросить всё и кинуться домой, чтобы забыть про всё, что произошло, и не вспоминать больше никогда. Следующие полчаса прошли для Кацуки как в тумане, который рассеялся только тогда, когда официант поставил перед ним кофе и блюдо с разными плюшками. — Мы же заказывали только кофе, — удивилась Очако. — Это комплимент от заведения. Спасибо вам большое за работу, — сказал ей в ответ официант и улыбнулся. — Вам спасибо за поддержку, — быстро проговорил Изуку. Стоило официанту удалиться, как Деку вопросительно посмотрел на Бакуго. — Что? — У тебя сейчас очень гаденькая ухмылочка, Кацуки, — согласилась Очако. — Да просто смотрю, Деку это уже давно в новинку. — О чем ты? — удивился Деку. — Он о том, что твой ответ, и правда, звучал обыденно и шаблонно, Изуку. — А ты, я смотрю, решила побыть переводчиком? — обратился Кацуки к Очако, делая глоток кофе. — Но вы же не можете говорить словами. Так их разговор и продолжился. Перепалки и сплетни, а еще энергичный и яркий голос Очако, по которому Кацуки, оказывается, скучал до щемящей боли в сердце. Он отвел взгляд, чувствуя, что смотрит на нее слишком долго, и встретился глазами с Изуку. От восхищения, которое в них плескалось, хотелось утопиться.***
Снова стоя на светофоре, Кацуки поймал себя на ощущении будничного спокойствия. Радовало, что на восстановление этого состояния ушло всего полгода, огорчало, что видеть Деку каждое воскресенье стало теперь привычным делом. Они и так проводили вместе намного больше сорока часов за пять дней. Это слишком. Но, увы, каждое утро воскресенья ноги сами вели его завтракать в то самое кафе рядом с домом. Бесплатные булочки им перестали давать после третьего визита, но зато очень уютное место на открытой веранде за ними закрепилось и всегда пустовало для них каждое утро воскресенья. Очако называла их встречи «дружескими завтраками», но внутри Кацуки не был с ней согласен. Ни ее, ни Деку он не мог считать просто друзьями. Да и разговоры там были не самыми простыми. Сама Очако всегда приносила свежие новости о бывших одноклассниках, Изуку делился историями с бесконечных мероприятий, на которые его звали как победившего мировое зло, а Кацуки с удовольствием рассказывал об изученных им методах усиления и управления причудами. Так что про себя Кацуки называл всё-таки эти встречи «бизнес-завтраками». Даже наряжался под стать. Это помогало ему быть более собранным и не раскисать от вида влюбленного Деку и нарочито легкомысленной Очако. Кацуки уже подходил к их столику на веранде с улицы, когда заметил ярко-розовое пятно, выглядывающее из-за пушистой туи в горшке. Пятно двигалось в такт с очень знакомым голосом, который спрашивал, очевидно, у Очако: — И когда ты собираешься определиться между ними? — Имен не было, но Кацуки интуитивно сразу понял, о чём или даже о ком шла речь. — Никогда. Я не хочу рушить нашу дружбу, — быстро ответила Очако, не потратив и секунды на размышления. — Ваши тройные отношения дружбой не назовешь, дорогая. Чем дольше ты тянешь, тем больше поступаешь, как стерва, — беззлобно отметила Мина, голос которой наконец-то смог окончательно опознать Кацуки. — Эй, — возмутилась Очако. Кацуки не хотел продолжать подслушивать то, что и так случайно услышал, и шумно вышел на веранду. В то же самое время с противоположной стороны появился мрачный и задумчивый Деку. Причину можно было не спрашивать. — Привет всем, — задумчиво сказал он. Кацуки только кивнул, казалось, его голос охрип. Он сел за стол и, подняв взгляд, снова встретился глазами с Изуку. И лучше бы он этого не делал.***
Изуку снова был там. Окруженный союзниками героями, но по-настоящему одинокий в своем противостоянии с Томурой Шигараки, ставшем единым целым со Все за Одного. Его враг был силен и, казалось бы, непобедим, отчего тот откровенно насмехался над бессилием Изуку. Их голоса, наслаиваясь друг на друга, одним жутким эхом раздавались внутри головы еще совсем юного Символа Мира. — Наследник поражения. — Отброс. — Позор рода героев. — Неудачник. — Бездарность. — Сплошное разочарование. Помимо физических атак, Изуку приходилось сносить еще и ментальные выпады своего врага, и подчас они куда сильнее подтачивали его дух. Рассудок медленно плыл, теряя четкость между реальностью и жуткими видениями ужасных смертей всех, кто был ему дорог. Сжав голову в тиски ладонями, Изуку возопил: — Вон из моей головы! Но гибридный голос злодея лишь продолжал насмехаться над ним. Ему доставляло удовольствие причинять мучения Изуку. Все за Одного упивался этим, и в этом Томура Шигараки был с ним един. Он, последний обладатель Один за Всех, должен познать всю ту боль, что уготована каждому носителю данной причуды. И никакие силы Света не способны были ему помочь. Обессиливший и лишенный рассудка, Изуку упал наземь, растянувшись на боку. Перевернувшись на живот, он попытался отползти, но грубый удар ногой между лопаток втоптал его в грязь. Внутренности обожгло сломанными ребрами, и парень лишь отчаянно начал барахтаться, не способный сбросить ступню своего врага. Цепкие и ломкие, но вместе с тем сильные пальцы схватили его за кудри, и в один рывок подняли вверх. Изуку пытался кричать от боли, но воздуха в легких отчаянно не хватало. Прямо ему в глаза смотрел не человек, но дух Зла во плоти. Безумная улыбка слепила, сводила с ума своей карикатурностью на улыбку Всемогущего. Шигараки ака Все за Одного недовольно покачал головой. — Кажется, чего-то не хватает. И двумя пальцами свободной руки он растянул уголки рта Изуку в гримасе, обнажив белесо-окровавленные зубы. Дальше жуткий хохот сотряс саму землю и небо. Злодей смеялся от всей своей темной души. — Ну, точная копия их всех. Идеальный наследничек. И, как и они, ты будешь пожинать плоды своего поражения, Герой! — С-стой, ты…! — захлебнулся кровью Изуку, не сумев даже осыпать врага проклятиями. А там, вокруг их места сражения, один за другим гибли герои, которые пошли за ним до самого конца, понадеявшись на свет Один за Всех. И он подвел их. И её глаза жгли Изуку сердце раскаленным клеймом. И когда свет жизни в них погас, вместе с ней умер и сам юный Символ Мира. А дальше все поглотила сосущая пустота. Изуку проснулся разбитым и, кажется, еще более усталым, чем перед тем, как лечь спать. Подушка по бокам от его головы была мокрой от пота и слез. Снова и снова этот кошмар мучил его по ночам. И каждый раз он менялся, показывая все-то ужасное, что могло случиться с ним и с другими людьми, проиграй тогда Изуку и герои. Но нет, ужасное зло во плоти, Все за Одного, было побеждено в той безумной войне. Так отчего же, спустя годы, Символ Зла никак не желал отпускать Юного Символа Мира? Заставлял раз за разом переживать давно ушедшие события, искажая и коверкая их в памяти? Порой, когда Изуку просыпался вот так, ему некоторое время казалось, что сон был явью, а то, что творилось вокруг, и было ненастоящим. И ладно бы только во снах, порой Изуку испытывал схожее ощущение и в повседневных делах. Могло ли это быть предупреждением о том, что к подобному сценарию нужно быть готовым, кто знает. Но что он понимал точно, так это то, что с ним не все было в порядке. Лишь за работой героя эти навязчивые мысли хоть несколько отступали, позволяли быть Изуку собой в некотором роде. И даже своему трио он не мог в полной мере открыться насчет этого. Очако бы точно попыталась помочь ему, но вряд ли подобное ей было под силу, только лишний раз доставлять ей беспокойство. Тоже самое касательно Каччана, тут даже и думать не надо. Тут стоит отметить, насколько более чутким и зрелым эмоционально стал его друг. Но даже так, им не стоило об этом знать. Никому… ведь это его бремя. Стоило только подумать о ребятах, как Изуку вспомнил, что как раз сегодня они назначили встречу в их условленном месте. Данная мысль теплым покрывалом укрыла его, отогнав тревожные мысли, что подарил ему кошмар. Умыться, причесаться, сбрызнуться парфюмом, приодеться и разгладить свою помятость, влить пол литра кофе, чтобы в самом кафе быть свежим и полным сил, и вуаля — веселый и жизнерадостный Мидория Изуку был готов к сервировке и подаче на стол. Осталось только определиться с тем, какой образ ему подойдет сегодня: фанат Всемогущего, то есть его самый любимый, или же более сдержанный, можно даже сказать что взрослый? Подумав об Очако и смутившись от своих же мыслей, выбор пал на второй вариант. Но вместе с приятными воспоминаниями и предвкушением от встречи, рядом уже едва ощутимо вращалась стремительная черная воронка, так и желающая поглотить все светлое в душе Изуку. Такая ли уж хорошая идея для него пытаться приударить за Очако? Чем подобное может грозить ее жизни? Врагов у Символа Мира всегда в достатке. От подобных размышлений даже простейшая задача, вроде застегнуть пуговицу на рубашке, давалась далеко не с первой попытки. Дыхание непроизвольно участилось, кровь застучала в ушах, уровень адреналина подскочил и вместе с ним по руке пробежалась молния от активации причуды Один за Всех. Подобная гиперчувствительность не сказать чтобы была нормой для Изуку, но в последнее время проявлялась все чаще. Утихомирив сердцебиение и стиснув кулак покрепче, эта вспышка постепенно сошла на нет. Собравшись с духом, Изуку закончил свои приготовления к походу в кафе. Уже на месте все происходило, как и прежде. Очако как всегда была обворожительна и мила. Изуку невольно ловил каждый ее жест и слово, не забывая между тем о своем друге, Кацуки. Вот только, похоже, что последний был не в настроении, и лишь ограничивался короткими фразами в диалоге конкретно с ним. Раньше он, когда был не в себе, орал и злился во все горло. Отчего видеть варящегося в собственном соку Кацуки было настоящим откровением для Изуку. Десерт подоспел весьма вовремя, и, кажется, несколько сгладил сдвинутые на переносице брови его друга. Беспокойство вновь начало терзать Изуку. Он не был слепым, и давние подозрения вновь напомнили ему о том, что возможно его друг также испытывал чувства к Очако. В очередной раз взгляды Изуку и Очако пересеклись, на что она ему кокетливо подмигнула. Она была так прекрасна, так притягательна. Смущение мигом сменилось на шок, когда одно из глазных яблок девушки вывалилось ей на тарелку. Кровь алыми дорожками засочилась из глазниц и ушей, а милая улыбка обернулась посмертной маской. За ее спиной проступала незримая тень Шигараки с растопыренной пятерней. Холодный пот проступил на лбу Изуку. Дыхание участилось, и сердце бешено заколотилось от страха. Вспышка гнева выплеснула в кровь порцию адреналина, и Изуку вскочил на ноги из-за стола. Моргнув, парень осознал, что это было всего лишь видение. Ни Очако, ни Кацуки, кажется, не успели понять, что он чувствовал себя неважно. Лишь его резкий скачок с места привлек их внимание. Отпросившись в уборную, Изуку, как смог, привел себя в порядок, охладив лицо под струями холодной воды. «Возможно ли, что я схожу с ума?» — удручающе подумал он, помассировав закрытые глаза ладонями. Уже когда они собирались уходить, Кацуки грубо положил ему руку на плечо. Взгляд друга не предвещал ничего хорошего. Было ли возможно, что Изуку ошибся, и его приступ не укрылся от друга детства? — Ты иди, Очако, нам с Деку нужно перетереть, мужское дело. Девушка словно бы ощутила опасение, которое пронзило сердце Изуку, и вместе с тем облегчение по поводу ошибочности суждений ранее. Давно уже Кацуки не называл его в своей привычной со школы манере. Но вместе с тем, копившаяся усталость и повышенная раздражительность сыграли свое, не позволив Изуку испытать прежнего страха. Наоборот, он ощутил непреодолимое желание выяснить раз и навсегда все свои опасения насчет Кацуки и его отношения к Очако. — Да, я совсем забыл, у нас же остался нерешенный вопрос, — потерев затылок, скрыл свое настроение за широкой улыбкой Изуку. — Он больше касательно работы, просто Каччан любит приукрасить. Вот так Изуку отплатил той же монетой, припомнив другу то самое имя, которым он с детства звал его. На мгновение Кацуки стал белее мела от злости, но весьма шустро принял прежнее расслабленное выражение лица. — Как скажешь, Деку, — выдохнув, хлопнула в ладоши девушка, на прощание обняв каждого по очереди. — Но если узнаю, что вы подрались, я вам обоим шишек понаставлю, усекли? — Сдался мне этот задрот, — беззлобно ухмыльнулся Кацуки, и настолько искренне он прозвучал, что Очако мило хихикнула его словам. — В чем-то ты совсем не меняешься, Кацуки. И ты, Изуку, — мечтательно протянула она, оглядев их обоих. — Вот бы все так и продолжалось всегда. Эта фраза отчего-то полоснула по сердцу Изуку раскаленным лезвием ножа. Кацуки тоже как-то стушевался, едва заметно для девушки, но достаточно явно, чтобы его друг это подметил. Назревающий вопрос просился наружу уже здесь и сейчас, но нужно было держать себя в руках. Наконец, оставшись вдвоем с Кацуки, Изуку едва сдерживал себя. Под предлогом пройтись, ребята двинулись на своих двоих по городу. Прошли томительные минуты, казавшиеся бесконечностью, и затем еще дольше. Очевидно, друг детства собирался с мыслями, чтобы его слова не обратились в поток ругани. Видеть старания Кацуки по самоконтролю было для Изуку, и правда, выдающимся зрелищем. Пока суд да дело, будущий Символ Мира осматривался по сторонам, порой становясь центром внимания, как отдельных людей, так и целых шумных компаний. Их восхищение и фанатская преданность герою Деку даже сейчас вызывали смущение, неловкие кивки и столь же зажатую улыбку. Уловив, к чему все может прийти, Кацуки вырулил известными ему одному тропами к менее оживленным улицам. Так они оказались на зеленой аллее, вдоль которой стройными рядами тянулись живые насаждения в обрамление мягкого света кованых фонарей с электрическими светильниками. Светлячки кружили вокруг этих искусственных источников, зачарованные их сиянием. Дорожки полированного камня петляли затейливыми тропками и сверками причудливыми узорами. То тут, то там, по уединенным уголкам ворковали влюбленные парочки. Вся здешняя атмосфера так и призывала к тому, чтобы посетить ее вместе со своей избранницей. Глянув на Кацуки, который привел его сюда, и подумав над тем, как сильно злился он ранее, Изуку сложил в голове два плюс два. То, как он стал добрее к нему с прошедшими годами, постоянно старался быть рядом. Волосы зашевелились на затылке от недоверия вперемешку с ужасом и шоком осознания. «Каччан собрался признаться мне?! Прости, но я не такой!» — кричало лицо Изуку красноречивей всех слов. Вот только эти самые слова застряли в горле, и он не мог выдавить из себя ни звука. — Красиво тут, правда… — на удивление спокойно начал Кацуки, что только подлило масла в огонь опасений Изуку. — Д-да, — едва смог он разлепить губы в ответ. — Я давно заприметил это место, — произнес его друг таким тоном, будто бы находясь сейчас далеко отсюда совсем с другим человеком. — Хочу однажды показать его Очако. Чтобы были только я и она. Это и в самом деле было признание, но не в том, что на миг возомнил себе воспаленный волнением и перепадами настроения мозг Изуку. Реальный мир вернул его в сознание смачной оплеухой от друга детства. Шутки кончились. — Да, задрот, я уже давно влюблен в нашу круглолицую, — вперился ему в глаза Кацуки немигающим взором. — И в этом-то вся проблема. Нашу. Только тупой не поймет, что и ты в нее влюблен, Деку. Если ранее Изуку и планировал перехватить инициативу, то сейчас он мог лишь слушать, как его друг обрушивал на него тираду. Не было звучных ругательств и громких выкриков, лишь четко выверенная линия. — И словно этого мне было мало, я заметил, как ты начал сдавать назад передо мной. Включаешь игру в поддавки как в школе? Снова пытаешься выставить меня идиотом, а, Деку? Надеешься, что я приму такую победу? — Нет же! — не выдержав, все же вклинился в его речь Изуку. — Ты ни черта не понимаешь! — Да ну, хочешь сказать, что я не прав?! — в унисон ему повысил голос Кацуки. — Прав?! Еще как прав, Каччан! Я жить не могу без Очако! Я люблю ее! — зажмурившись, прокричал эти заветные слова Изуку. — Так какого хрена, ДЕКУ?! Почему ты даже не борешься, чтоб тебя! На этом запас сил покинул Изуку, и он лишь смог запрокинуть голову к небу. Уголки глаз чуть дрогнули, но ни одна слезинка не соскочила по щекам парня. Он был не готов к таким откровениям, как бы ранее он не хорохорился, в отличии от Кацуки, который явно хорошо продумал их разговор, возможно даже не раз прогоняя его у себя в голове. Да, его друг детства однозначно изменился в лучшую сторону. — Я просто не хочу разрушать нашу идиллию, что дарит мне душевный покой. Губы сами собой произнесли то, что Изуку испытывал в данный момент. Темная воронка рядом с сердцем в потоке искажающихся завихрений увеличилась в размере. Но, похоже, что по счастливой случайности он пробормотал себе это под нос, отчего Кацуки не смог его расслышать, и потому настойчиво потребовал повторить эти слова. — Я не хочу давить на нее… нужно, чтобы она сама сделала выбор, — сказал, как ни в чем не бывало, Изуку, по сути, не соврав Кацуки и самому себе. Это была тоже часть его правды. Не похоже, что его друг заподозрил подмену слов. И что еще важнее, похоже, он принял его позицию, чуть заметно кивнув одним подбородком. — Если это то, чего ты хочешь, Деку, то пусть так и будет, — повернувшись к нему спиной, проронил Кацуки. — Но говорю тебе, рано или поздно мое терпение кончится, и тогда я за себя не ручаюсь. — Тоже самое я могу сказать и о себе, Каччан, — эхом отозвался ему Изуку, на что тот лишь неопределенно дернул плечами.***
С того разговора минуло более полугода. Оба друга держали данное себе обещание и не были особо напористы в своих стремлениях завоевать сердце Очако, а также не старались влиять на то, чтобы она скорее определилась с тем, кто ее сердцу был милее. Изуку так надеялся, что время, которого он так просил у своего друга, расставит все точки над «i». Но вместе этого в его душе воцарился настоящий хаос. Желание есть и спать пропали окончательно, все мысли занимала только Очако. Страшнее любого магнита, Изуку тянуло к ней. Ему хотелось быть с ней каждый секунду, каждый миг его никчемной жизни. Работа также более не приносила того спасительного удовольствия, отчего психическое состояние все больше раскачивалось и подтачивалось водами сомнений и душевных метаний. Кошмары стали постоянными спутника Изуку, перепады настроения все чаще обрушивались на него. Выбросы адреналина с последующим непроизвольным активированием Один за Всех происходили все чаще, и оттого Изуку еще больше находился в постоянном нервном напряжении. И так далее по кругу, без намека на светлое будущее. Сегодня они снова собирались встретиться, и как никогда раньше Изуку так не противился идти, и одновременно с этим так страстно этого хотел. Подобная чехарда в его голове сводила с ума, иссушала сердце и душу. В геройской среде тоже все шло неладно на почве этих любовных страданий, помноженных на усилившиеся приступы и непрекращающиеся кошмары с войны. Любовь похожая на яд. Наркотик, что разрушал его изнутри, губил, и вместе с тем дарил такие нужные ему моменты радости. Изуку собрался из последних сил, чтобы привести себя в порядок. На днях он встречался с Всемогущим, своим наставником и кумиром по совместительству. Разговор с ним придал юноше некоторой уверенности в себе и в правильности принятого решения. Посиделки проходили из рук вон плохо. Кацуки выглядел немногим лучше самого Изуку, готовый рвать и метать в порыве безумства. Хаос завладел и его головой в полной мере. Их воскресное распитие кофе проходило в молчаливо-гнетущей атмосфере. Очако, как будто ясно чувствовала это давящее настроение, но не спешила первой нарушить его. Ведь это означало бы взять всю инициативу на себя. В какой-то момент они достигли точки кипения, и Кацуки стал первым, кто не выдержал этого. Он от души треснул ладонью по столу, заставив девушку и друга подпрыгнуть на своих местах. — Может, хватит уже играть с нами? — коротко не то рыкнул, не то выплюнул Кацуки эти слова. Очако потупилась, и челка упала ей на глаза, скрыв их от обоих парней. С удвоенным остервенением она принялась полировать пальчиками края своей чашки. В этом ритуале она словно искала спасения, как утопающий, готовый тянутся к любой протянутой соломке. — О-о чем ты, Кацуки? — чуть дрогнувшим, но все еще позитивным голосом спросила его Очако. — Я говорю о нас троих, — взглядом обвел их столик Кацуки. — Скажи, тебя все устраивает? — Мне нравится проводить время вместе, — еще ниже склонила Очако голову. Назревало извержение вулкана. Изуку чувствовал это всей кожей, и, пожалуй, сейчас как никогда был на стороне своего друга. В том, что девушка изводила их своей нерешительностью. — Геройство идет по одному месту, а все из-за этих мыслей о тебе! — рявкнул Кацуки, снова поймав на себе неодобрительные взгляды посетителей и работников кофейни. Изуку тоже решил не отставать, но все же постарался быть более сдержанным в своих выражениях. — Очако, возможно, пора, наконец, определиться, кто тебе… Он не успел договорить. Девушка вскинула голову, показав свое заплаканное лицо. Ее сверкающие, подобно драгоценным камням на солнце, глаза так и лучились болью и сожалением. Изуку и Кацуки опешили на пару, захлопнув рты. — Все я понимаю, но как мне выбрать?! — впервые за все их время знакомства так отчаянно спросила она, словно вопрос был адресован самой Вселенной. — Как мне быть, если вы оба дороги мне?! Как можно выбрать меж двумя родственными душами?! Зарывшись лицом в ладони, она всхлипнула, но тут же передумала, схватила свою сумочку, не без труда отсчитала деньги за свой кофе, и после была такова. Она буквально сбежала от них. А оставленные в одиночестве двое парней были шокированы увиденным и, не произнося ни слова, разошлись вслед за девушкой, но каждый пошел своей дорогой. Изуку брел как в бреду, и слова Очако эхом отдавались в его голове. Почему он не остановил Кацуки и не встал на сторону Очако? А, может, ответ крылся гораздо дальше? Что может быть… «Было бы лучше, если бы меня не существовало в ее жизни?»***
Этим воскресеньем кафе выглядело на редкость немноголюдным и тихим. Было занято лишь несколько столиков, в основном одиночками, а случайные парочки тихо переговаривались о чём-то своём. Кацуки перевёл взгляд на сидящую напротив Очако, которая внимательно изучала меню, словно они не приходили сюда каждое воскресенье на протяжении последних нескольких лет. Кацуки понимал причину: почему в кафе было так тихо, почему подруга уже пятнадцать минут смотрела на страницу с двумя видами чая — зелёным и чёрным. Он покосился на пустующий стул справа — Изуку снова не пришёл. Это был уже третий раз за месяц и раз двадцатый за последние полгода. Но в этот раз он обещал, что придёт. Всё волшебство их утренних посиделок в кафе медленно исчезало, пора было это принять и попробовать что-то делать, но Кацуки отказывался. «Просто у меня сейчас много медийной работы…» — виноватое лицо задрота, мямлящего оправдания, снова возникло перед глазами. Кацуки заскрипел зубами, отчего Очако испуганно вздрогнула и оторвала взгляд от меню. — Ты уже определилась? — он постарался, чтобы его голос не звучал, как лай взбешенной собаки, но всё равно получилось требовательно-грубовато. — Я… — Очако осеклась, смотря куда-то мимо Кацуки, что тот невольно обернулся, ожидая там увидеть кого угодно: от британской королевы до Все За Одного, но это был лишь задрот с глупой улыбкой на лице. — Извините, я опоздал, — Изуку неловко протиснулся между столом и стулом, скинув рюкзак на пол рядом с собой. — Да ничего, мы и сами недавно пришли! Даже заказ не успели сделать… — голос Очако звонким колокольчиком разнёсся по кафе. Одного взгляда на неё хватило, чтобы сердце неприятно кольнуло: лицо девушки сияло от радости. «Я однозначно не тот, кто ей нужен», — Кацуки молча отпил воды, но горечь внутри не исчезала. Когда уже ты будешь смотреть так на меня? В голове всплыли её слова о том, что они дороги ей оба. Но ведь это не так! Кацуки не помнил, когда Очако улыбалась именно ему. То есть, конечно же, она улыбалась, но её глаза всегда выглядели печальными, когда задрота не было рядом. Кацуки не был силён в отношениях, что не мешало ему не сомневаться: пропади так он сам, вряд ли бы она загрустила. Проверять это он не хотел, отчего чувствовал себя более жалким. — Может, пиццы, а то я так голоден… Кацуки, ты будешь пиццу? — голос Изуку пробивался словно через слой ваты. Кацуки рассеянно кивнул. Есть ему не хотелось, но нагнетать обстановку, когда она только воспряла духом, не хотелось ещё больше. — Возьми вот этот, где сыра побольше, — Очако привстала, чтобы лучше прорезать огромную дымящуюся пиццу. И когда это её успели принести? Кацуки тряхнул головой, отгоняя мысли, что никто из этих двоих даже не заметил, что он на какое-то время ушёл в астрал. Наверное, они с первого дня были созданы друг для друга, ещё в том зале перед экзаменом судьба свела их вместе. А Кацуки — как лишний элемент уравнения, которое из-за него не имеет решения. Всё встало на свои места ровно с того момента, когда он стал чаще оставаться с Очако наедине. Чёртов задрот. Каким был в школе, таким и остался. Снова и снова забывает о себе и близких ради какой-то великой цели. Заставляет страдать её. А из-за этого страдает и сам Кацуки, потому что он не Изуку. Хотелось встать и залепить ему подзатыльник, но вместо этого он спросил: — Чем занимался утром? И сам поразился, как ровно прозвучал его голос. Словно задрот и правда совсем его не бесил. — Пресс-конференция после вчерашнего инцидента на мосту. Я думал, что раньше освобожусь, но пришлось остаться на пару снимков для местных изданий, — Изуку, почти не жуя, проглотил огромный кусок пиццы. — Боже, еда!.. Никогда больше не буду пропускать завтрак. — Символу Мира даже кофе не сделали? — фыркнул Кацуки и, ощутив на себе укоряющий взгляд Очако, мысленно выругался. — Фуршет был позже, но я решил, что ещё успею сюда, — Изуку мастерски сделал вид, что не понял сарказма. Как ни странно, это не разозлило Кацуки. Неужели задрот передумал добровольно капитулировать и всё-таки будет бороться? В таком случае, это многое меняет. Больше всего Кацуки не нужно было подачек от людей, вроде Изуку. Они многое пережили, и это нормально стремиться помочь друг другу — Кацуки бы прыгнул под удар не глядя, если бы задроту угрожала опасность — но не в случае с девушкой. Он думал, они негласно договорились, что в итоге у Очако не останется выбора, как определиться с кем из них быть, но задрот нагло решил за всех, прекратив появляться в кафе и избегая их в агентстве. Кацуки бы понял это при любом раскладе, но не когда он видел, как тускнеет Очако после каждого продинамленного задротом раза. По правде говоря, он не заслуживает её, но так иронично, что она сердцем тянется именно к тому, кто делает ей больно. — Я уже думала, что тебе больше неинтересна наша компания, — Очако смеётся, но Кацуки видит, как она нервно теребит пальчиками вспотевший стакан с коктейлем. — Вы мои самые дорогие люди, — как же легко даётся говорить подобное человеку, который делает всё ровным счётом наоборот, — я готов умереть за вас. «Ты готов умереть даже за любую незнакомую бабушку», — чуть не вырвалось у Кацуки, но он вовремя прикусил язык. Всё же задрот действительно верит в то, что говорит, и не понимает, что порой эгоизм — это благо, в том числе и для близких людей. Только вот вбить это в его голову невозможно. При всей своей внешней мягкости он редкостный упрямый баран. — Ты же придёшь в следующее воскресенье? — вместо этого спросил Кацуки, и от него не укрылось, что задрот слегка замешкался. — Да… мне надо проверить своё расписание, а так приду, конечно! Судя по всему, даже Очако заподозрила неладное, но тем не менее она улыбнулась, приняв эти слова на веру. Кацуки уже знал этот тип улыбки одними губами. Разумеется, она тоже знает Изуку, как облупленного. Значит, в следующее воскресенье ему обязательно нужно прийти, иначе Очако будет пить чай в одиночестве. — Ну ты постарайся, — произнёс Кацуки, положив ему руку на плечо, и чуть сдавил пальцы, отчего Изуку поморщился. «Не вздумай сливаться, задрот», — одними губами произнёс он и ослабил хватку. — Позвольте мне оплатить счёт, раз я опоздал, — миролюбиво произнёс Изуку, незаметно скинув руку Кацуки, и потянулся к рюкзаку. Выйдя из кафе, троица синхронно прищурилась от яркого солнца. Погода стояла замечательная. Кацуки очень хотелось бы прогуляться вместе с Очако где-нибудь вдоль набережной, но видимо сегодня этому было точно не бывать. Очако, глянув на часы, охнула и, обняв каждого по очереди, помчалась в сторону станции. — У Яойорозу девичник, — напомнил Изуку. — И они договорились на одиннадцать пойти вместе в спа. — Я помню! — огрызнулся Кацуки. В целом, можно сказать, что он действительно помнил, просто в данный момент его мысли занимали другие вещи. Вот бывает же так, что люди изначально словно предназначены друг другу. Они делают первые робкие шаги навстречу друг к другу, в душе понимая, что не будут отвергнуты, потому что они не видят никого вокруг, кроме себя. Затем у них первое свидание, первый поцелуй, и вот они объявляют о свадьбе. Интересно, слышал ли Тодороки от Яойорозу хоть раз, что у нее есть еще кто-то, кто ей также дорог? Маловероятно. Такая глупая ситуация могла быть только у него, Кацуки Бакуго. И то, Очако поддерживает с ним общение лишь потому, что задрот её избегает, и, возможно, по каким-то причинам, она боится сказать прямо, что не любит Кацуки. Потому что боится его. Несмотря на всю работу над собой, которую он проделал, он всё ещё устрашающий герой, балансирующий на грани превышения полномочий. Это вам не обволакивающий заботой и добротой Символ Мира. Который, кстати, уже развернулся, чтобы уйти, но Кацуки ловко поймал его за шиворот. — Разговор есть, — буркнул хмуро он и потащил Изуку в скверик неподалёку. — Мне кажется, мы уже всё решили, — улыбка, наконец, исчезла с веснушчатого лица. — Очако в итоге выберет сама того, кого посчитает достойным. — И ты думаешь, что если ты исчезнешь, то Очако выберет меня? Просто потому, что других вариантов нет? Типа, отношения из жалости? Я, по-твоему, нуждаюсь в помощи? — Кацуки говорил на удивление тихо, хотя ему хотелось орать во весь голос и взрывать всё вокруг. — У меня действительно много работы, — завёл свою шарманку Изуку, при этом пряча взгляд. — Но я не собираюсь тебе уступать. — Повтори это, глядя мне в глаза, задрот, — прошипел Кацуки. — Слушай, я не должен тебе давать отчёт в своих действиях, — Изуку легонько оттолкнул нависшего над ним друга. — Ты должен думать о своих чувствах и не лезть в мои дела. — Ты делаешь больно ей, — Кацуки сжал спинку скамьи, под ладонью коротко вспыхнуло, и в воздухе запахло гарью. — Сражайся за неё честно, она должна выбрать меня, потому что я лучше тебя, но она этого не увидит, если ты малодушно слиняешь. — А тебе самому важны именно её чувства или тебя бесит само положение вещей? — глаза Изуку встретились с глазами Кацуки. — Это не спортивный фестиваль, мы говорим о девушке, которую любим оба. Если тебе так важно знать: я никогда не откажусь от неё. — Тогда что ты делаешь сейчас? — Кацуки чувствовал, как ярость закипает внутри, и вовремя отдёрнул руку, чтобы не взорвать лавочку, на которой они сидели. — Я делаю всё, чтобы она была счастлива, — Изуку поднялся, давая понять, что разговор окончен. — Сядь, задрот, я не закончил! — рявкнул Кацуки и ухватил того за локоть. Все его усилия по контролю гнева медленно, но верно шли прахом, хотя это волновало его сейчас меньше всего. — Кацуки, по-хорошему… — умоляюще произнёс Изуку, и по его руке пробежали зелёные молнии. Кацуки ощутил, как его пальцы разжимаются сами по себе под воздействием чистой энергии. — Я же сказал, что всё, что я делаю, ради неё! Перестань делать вид, что ты меня не понимаешь, — перед тем, как Изуку взмыл вверх, использовав Один За Всех, Кацуки успел рассмотреть выступившие на его глазах слёзы. Он так привык видеть вокруг улыбающиеся постеры с Символом Мира, что забыл, какой же плакса Деку.***
Кацуки стоял в сторонке с бокалом шампанского, впервые за долгое время в чистом с иголочки смокинге и стильной причёской. На это раз Бест Джинс пошёл на компромисс и просто придал его природным колючкам более опрятный вид. В целом, Кацуки был доволен и даже не хмурился. К тому же его правый локоть сжимала маленькая ладошка Очако. Она почти не отличалась от себя в обычной жизни, даже прическу не изменила, разве что украсила волосы с одной стороны цветами, немного приоткрыв ухо. Видеть её рядом, такую знакомую, смягчало его острую резкую натуру. А, может, дело было в шампанском. Все подружки невесты, включая Очако, были в одинаковых розовых атласных платьях, но Кацуки видел лишь её. Она смеялась, её лицо сияло, и при этом она была рядом именно с ним — с Кацуки. Задрот, несмотря на то, что принял приглашение, до сих пор не явился. Из агентства сообщили о неожиданной атаке злодеев на порт, так что причина была уважительная, но… «В городе полным-полно героев, способных решить это дело, а свадьба твоих друзей будет лишь в этот момент», — подумал Кацуки, услышав краем уха, как переговариваются между собой жених с невестой. Тем не менее, они не выглядели весьма расстроенными. Геройство в каком-то смысле меняет отношение к подобным вещам. Но не для Кацуки. Он бы хотел иметь хоть какой-то шанс на нормальную жизнь. Конечно, он хотел бы продолжать спасать людей, но какой в этом смысл, если ты не можешь спасти тех, кто тебе дорог? Кто-то бы счёл это даже эгоизмом. Однако, спасать мир куда проще, зная, что ты это делаешь ради близких, ради своих будущих потомков. Кацуки бы однозначно не хотел быть одним из тех героев, кто в итоге уходит на пенсию, весь сломанный, с покалеченным телом и душой, и совершенно одиноким, никому не нужным. Пятнадцатилетний Кацуки сейчас бы сказал: «Ты в своём уме, старик?! Самое главное, быть самым крутым героем в мире!» Но, может, самое главное, это быть самым крутым героем для кого-то, кого ты любишь? И теперь, чувствуя едва заметную тяжесть на руке, Кацуки ощущал себя преисполненным силой. Прошедший мимо Иида в свойственной ему манере сказал, что они отлично выглядят. Очако ожидаемо засмущалась, а Кацуки ощутил себя на несколько сантиметров выше. Он так боялся этой неловкости и напряжённости, однако алкоголь, общий повод для радости и хорошая музыка творили чудеса. После очередного танца Очако облокотилась о стену и принялась обмахиваться огромным листом стоящего рядом растения. — Пошли выйдем на террасу, — предложил Кацуки и ловко подцепил с подноса официанта два холодных коктейля. Очако согласно кивнула. Уже смеркалось, поэтому на террасе горели тёплым светом гирлянды, наполняя площадку уютом. Кацуки сразу заприметил диванчик у самых перил, откуда открывался невероятный вид на город. Внизу, в долине, уже стемнело, и можно было наблюдать за мелькающими разноцветными огоньками фар автомобилей. Где огни города заканчивались, простирался тёмный океан, отражающий на своей глади начинающиеся появляться звёзды. Кацуки отвернулся от вида и перевёл взгляд на Очако. Она снова мило смутилась и сделала глоток коктейля. — Я знаю тебя со школы, но даже не догадывалась об этой стороне Бакуго Кацуки, — пробормотала она. — Это какой? — Кацуки позволил себе улыбнуться и приятно осознал, что это вышло естественно. — Умение созидать, — наморщив лоб, произнесла Очако. — Хотя я без понятия, точно ли я это имела в виду. Она звонко рассмеялась, невольно заражая этим и Кацуки. От непривычки заныли скулы, но он думал лишь о том, что он хотел бы видеть её такую рядом с собой вечно. Она ведь счастлива сейчас? Пока она с ним. Значит, он может дарить кому-то хорошие эмоции? Чувство, растущее внутри него, делало его тело невесомым, словно воздушный шарик. Кацуки потянулся к руке Очако, чтобы случайно не улететь от порыва ветра, и она от неожиданности дёрнулась, отчего плеснула коктейлем себе на платье. — Ой, блин, ну я и неловкая, — Очако ещё хихикала, поэтому было непонятно, расстроилась ли она. Кацуки вытащил из кармана платок и, приблизившись, аккуратно промокнул пятно. Подняв глаза вверх, он вдруг понял, что лицо Очако совсем близко. Он чувствовал её мятное с примесью алкоголя дыхание на своих губах. Сердце ухнуло куда-то вниз. С такого расстояния он мог рассмотреть, как свет гирлянд переливается в её бархатных глазах, как небрежно и красиво падает на лицо одна из выбившихся прядок и, наконец, какие у неё красивые губы. Лучше он потом извинится, подумал Кацуки и коснулся этих губ своими. Раз… два… три… он всё ждал, когда его оттолкнут, ударят, укусят — да чего угодно, но только не того, что Очако обхватит своими нежными руками его шею и прижмётся к нему крепче. Дебильный задрот всё же опять сделал всё по-своему. Вечный герой. Однако Кацуки больше не ощущал гнева. Сегодня он видел в глазах Очако сияющие звёзды, а, значит, он может сделать её счастливой. Скорее всего, в следующее воскресенье будет на ещё один пустой столик больше.