write me willing, write me well

Поэзия - суть иносказание обыденного. Умение разъяснить причину бесценности таких мелочей, как один аккаунт нетфликса на двоих. Иносказание нужно тогда, когда напрямую не высказать. Сначала все шло удивительно, дьявольски легко. Она любила Шекспира, он любил Пип Шоу. Они говорили о разном - но на одном языке: языке музыки и цепких слов. На хрупкий мост доверия, один за другим, из складов памяти выкладывались оплаканные осколки их несовместного прошлого, останки тех моментов, когда приходилось пересобирать себя по кусочкам. Из этих обрывков прорастали ростки стихов, что распускались красными лепестками фортепиано и чёрно-кремовыми бутонами гитары. Чем изящнее складывались мозаичные узоры, тем крепче корни опутывали мост между ними. И с каждым звуком прошлое меркло на фоне человека напротив, испускавшего боль удивительной красотой. Они зажгли вдохновение друг в друге с первой секунды их встречи, и они любили любить. Не было ничего удивительного в том, что они полюбили вдохновляться и зажглись любовью. Джои гладит холодные ладони вернувшейся с работы Мадлен и отдаёт всё тепло собственного тела, чтобы огородить её от осеннего холода, штурмующего стены снаружи. Мадлен перебирает спутанные пряди Джои, уснувшего прямо на её коленях, вверившего ей всего себя, когда она на миг видит перед собой беззащитного ребёнка, и в крови закипает древнейшая забота, подобной той, что переполнена волчица, защищающая детёнышей. Стихи каждый день разрастаются в их головах, их столько, что они неотличимы от прозаичных мыслей. Цветы засыхают. У Джои есть пара не совсем провальных песен, Мадлен их полностью одобряет - она слушает с честным восхищением в глазах о силе отцовской любви, преодолевающей смерть. Джои счастлив, что ей всё ещё нравятся его слова, он так старался сделать их ну хоть сколько-то невторичными. Но эти стихи не о нём, это не его история - оттого она далась особенно трудно. Куда легче было бы написать о силе своей любви, он том, что он готов замереть в объятьях Мадлен навеки и там же закончить своё существование, превратиться в счастливую ископаемую окаменелость. Джои пишет такие стихи постоянно - но не может показать Мадлен ни один так, чтобы это не выглядело в первую очередь комплиментом или флиртом, а лишь затем творчеством. Он даже пишет совсем вымышленные романтические перепетии, аккуратно вплетая в них свои отголоски собственных чувств - но Мадлен слои метафор не обманут, слишком уж она хорошо знакома с первоисточником. Мадлен не может выдавить ни строчки не о Джои. Кажется, что ничто кроме его тёмного взгляда и отчаянного сердца не достойно воссоздания паутиной образов. Она пытается писать о себе, а выходит всё равно о нём в её глазах. Даже шуточную историю о романтике бардака на кухне она показать не может - Джои-то знает, что это он его развёл. Куда проще было рассказывать о том, как душу выворачивали другие люди. А тут что - "смотри, что я пишу, это всё из-за тебя"? Поэзия перестала быть самой собой, простым самовыражением. Самовыражение двоих - уже диалог. Ещё труднее делиться становится, когда в поэзию просачиваются недовольства мелочами. Мадлен, хочешь послушать о том, как ты неправа? Джои, я написала стих о том, насколько ты иногда невыносим. Лепестки осыпаются всё тише. Дворец, сложенный из кирпичей совместных грёз, ветшает, превращаясь в обычную лондонскую квартиру. Даже совместное исполнение каверов, когда-то бывшее отдушиной в творческом кризисе, становится хождением по минному полю - боже, пусть не догадается, какие именно слова созвучны моим мыслям, - да как тут не догадаться, это же про нас, дословно! То, что она всё-таки замечает тонко брезжащий путеводный луч - большое везение. Среди горного массива завалов письменного стола призывно сияет открытая страница забытого в спешке блокнота. Мадлен знает, что это неправильно. А ещё она оголодала без новых стихов Джои и вечно совершает неправильные поступки. Джои жалуется на Бен-Невис, который издалека выглядит потрясающе, но взбираться по нему способны лишь опытные альпинисты, а он, дурак, не мог пониже гору выбрать и вообще без снаряжения отправился. Мадлен могла бы обидеться, но вышло бы лицемерно - она же знала, что написано в её собственных тетрадях - поэтому она лишь вздыхает, что не может придумать как эту красоту отзеркалить, ведь гор по имени "Джои" и "Бэйти" ей не встречалось. Пожалуй, они слишком давно не посылали друг друга нахуй в акапельном унисоне. Стоит этим снова заняться. Зацветают чертополох и ладанник.