силовое поле

На этом поле боя только у нас с тобою есть силовое поле И пули пролетят мимо, все пули пролетят мимо

Недокуренная яблочная сигарета летит на влажный асфальт. Яркими огоньками разбивается в ночной темноте. Джунхёну уже давно пора возвращаться, но вместо этого, он сотни раз обходит знакомые нерабочие фонари, петляет улочками, чтобы растянуть время. Пару раз останавливается, чтобы просто посмотреть на маленькие сияющие крупицы на небе. Но даже они не такие яркие, как чужие глаза. Маленький кассетный магазинчик встречает мигающей вывеской, задернутыми жалюзи, сквозь которые пробивался тусклый свет. Громкую музыку перебивали чьи-то визги и возмущения, за которыми следовал жуткий грохот. Джунхён дома. Там, где его действительно ждут. Потому что в своем собственном, он давно никому не нужен. Капли дождя разбиваются о пластиковый козырек над головой. Так же, как и сам Джунхён. Там, глубоко внутри, где никто не увидит и не узнает. Никто, кроме одного человека. Внутри пыльно, удлинители были спрятаны под потерый коврик, а из магнитофона с перебоями играл какой-то американский рэп нулевых. Под потолком развивались прицепленные еще прошлым летом разноцветные флажки. Джунхён скидывает с плеч мокрую куртку, отправляя ее лететь в угол. В огромную корзину из-под апельсинов из которой соорудили «вешалку» для верхней одежды. Стягивает ботинки, прямо босиком шлёпая мимо стеллажей с виниловыми пластинками и кассетами. По скрипучей лестнице — наверх, туда где кипела вся жизнь. С ходу в него чуть не врезается Унги, с раскрасневшемся от недовольства лицом. Солнечный мальчик, пропахший облепихой и мокрой листвой насквозь. Его здесь все опекали так, словно он был самым младшим. — От тебя сигаретами за километр несет, — фыркает Унги, поправляя свой розовый свитер, — Хён начистит тебе уши за то, что ты снова ввязываешься во всякое. — Он не узнает, если ты ему не скажешь, — пожимает плечами Джунхён, притворяясь, что не замечает беспокойства вперемешку с осуждением в чужом взгляде. Ему уже практически тошно от подобного. Все, что он может, это подставляться под удары сам, ограждая остальных. Унги ничего не отвечает. Закатывает глаза, разворачиваясь на носках, топает в глубь, в сторону кухни. Туда, где судя по музыке и шуму, Сынхван готовит подобие ужина. Живот неприятно скручивает и приходится приложить практически не человеческие усилия, чтобы не вывернуться органами прямо в коридоре. Джунхён проскальзывает в зал, чуть не споткнувшись о свернувшихся в клубок кошек, устроившихся прямо на пороге. В детстве, бабушка говорила ему, что коты все чувствуют и приходят спать только к хорошим людям. И если в детстве он в это не верил, то теперь все наоборот. Потому что теперь у него есть такой человек. Тэрэ, поджав ноги, устроился прямо на диване. Наверное, он как обычно не ложился, ждал до последнего, пока не отключился от усталости. Осторожно, чтобы не разбудить, Джунхен опускается рядом, запуская пальцы в темную макушку. Перебирает, закручивает спирали, а потом отпускает. Смотрит со всей той нежностью, на которую пока еще способен. Стягивает через голову толстовку, накидывая на чужие плечи. — Ты опять поздно. Не открывая глаз, Тэрэ переползает на Джунхеновы колени, обвивая всеми конечностями. От горячего дыхания, внутри все расплывается, смешиваясь в непонятную субстанцию. И от этого только больнее становится. Сбивает с толку. — Прости, — шепчет Джунхён. Морщится, когда ему утыкаются коленкой под ребра. Но вида не показывает, — Прости, что разбудил. — Я тебя ждал, — почти мурлыкает Тэрэ, носом зарываясь в шею. Такой маленький, беззащитный. Бери и прячь скорее в карман, защищай от всего внешнего мира. У Джунхёна внутри все разбивается от подобного. Заставляет крепче цепляться, чтобы ближе, под самую кожу. Чтобы одним целым, дышать его воздухом. Впиваться пальцами до синяков, чтобы потом, выцеловывать каждую такую отметину. Джунхён давно понял, что он — балласт. И эта созависимость разорвет их обоих. Но пока Тэрэ не скажет, он не посмеет остановиться. Он давно говорил, что это нужно закончить. Думал, что справится, сможет прекратить все. Он ведь олицетворение кислотного-подростка, сошедшего со страниц неудачного комикса. С ворохом проблем, тянущимся за ним следом. Вечно разбитые костяшки, лиловые гематомы по всему телу, скрытые слоями одежды. И пару раз, у Джунхёна почти получилось уйти. Но все его дороги, в конце концов, ведут обратно. К единственному месту, где он чувствует себя дома. К любому, где есть Тэрэ. — Ты непривычно тихий, — замечает он, мягко касаясь губами за ухом. От подобной сладости аж на зубах сахар скрепит. Джунхён почти физически ощущает как его кости перемалываются в муку. — А ты непривычно ласковый, — парирует он. За секунду меняет их местами, нависая сверху. Сцепляет руки, отрезая все пути к отступлению. Самому себе в первую очередь. Тэрэ от неожиданности распахивает глаза. Бегает по лицу взглядом, в поисках ответов. Но их у Джунхёна нет. Никогда не было, потому что все его действия сводились к одному простому — выживанию. Как протянуть еще один лишний день, в месте, где тебе не рады. В глубоком разрезе растянутой футболки виднеется россыпь выцветающих пятнышек, на молочной коже. Никто кроме них двоих не знает о происходящем. Это что-то настолько личное и хрупкое, чем не хотелось делится. Словно если произнести вслух, то можно спугнуть или сломать. Джунхёна можно только добить. А вот Тэрэ, нет. Он из хрусталя сделанный, волшебный мальчик, сокровище. Его маленькое теплое солнышко. И ради такого, не жалко сгореть до тла. Секунда на вдох, после которой затмевающая разум сладость. Несмелые касания мягких губ, ударяющие по разуму сильнее любого алкоголя. У Джунхёна никогда не было пути обратно, попросту некуда. Он следовал как мотылек, на чужой яркий свет. Сжигался каждый раз, но все рано летел. Потому что ему терять уже нечего. Тэрэ все, что у него есть. Их тянет магнитами, словно у них есть особое силовое поле, вне которого ничего не существует вовсе. Со временем становиться только сложнее. Поцелуи развязней, мокрее, без единого шанса на вдох. Кислород им давно не нужен. Чтобы дышать, Джунхёну достаточно Тэрэ. Чужие непослушные пальцы проскальзывают под одежду, задевают уже заживающий рубец. — Сынхван тебя убьет, — шепчет Тэрэ. Тянет вверх, в попытке стянуть мешающуюся ткань. По-детски хнычет и дует губы, когда ему не позволяют этого сделать, — Джунхён, это всего лишь я. В этом и проблема. Это всего лишь Тэрэ. Неприкосновенный, идеальный. Лежащий под Джунхёном, с неприкрытой мольбой в глазах. Как будто маленький лебеденок, вымазавший белоснежные крылья в саже. Такая картина ломает изнутри. Дробит все органы, зажимает в тиски. И тихое: «Пожалуйста», как спусковой крючок. Он никогда не сможет сопротивляться. Джунхён отстраняется, послушно стягивает толстовку через голову. Открывает вид на сотню шрамов, беспорядочно разбросанных по телу. Как будто слепой художник-неумеха, в припадке пролил краску на холст. Тэрэ прижимается. Так крепко, что кости ломить начинает. Сколько бы ударов Джунхён не получал, а это все равно сильнее. Его самого так точно. — Как думаешь, у меня есть шанс? Выбраться, сбежать, восстановиться. Он бы ухватился за любой, только появись возможность. — У тебя всегда буду я, — отзывается Тэрэ. А потом опускается ниже. Рассыпает невесомые поцелуи-бабочки на каждой отметине, каждом белеющем шраме. Словно они обладают живительной силой и способны затянуть даже самую огромную рану. Может быть, так оно и есть. Потому что только с ним становиться легче. Когда с кухни вернется Сынхван, они уже будут сидеть по разным углам дивана. Взъерошенные, с тяжелым дыханием. Джунхён, с расцветающими багровеющими пятнами от укусов на шее, Тэрэ с обкусанными до крови губами. Крепко вцепившись друг в дружку, как жвачка к одежде — не отдерешь. Унги, важно стоящий с чужой ладонью на собственной талии, на такое поведение только фыркнет. А потом снова начнет какой-то очень эмоциональный рассказ о своем дне, стирая повисшее напряжение. А Джунхен будет думать. Может, у него нет шанса на нормальную жизнь. Но у него всегда будет Тэрэ.