Холодок на выдохе

      Безмятежное летнее утро пахло тиной водохранилища и харитоновыми сигаретами с ароматом яблока. Вкус для юных девиц, выходивших на задние дворы своих школ и училищ в тайне от взрослых. И почётных дам, предпочитающих тонкие папиросы. Но Харитону, как всегда, было безразлично. Как то, что он, слово умудрённый жизнью старец, сидит в небольшой беседке на побережье сезонной пристани, ловя редкие осуждающие взгляды прохожих.       Ему нет дела до немногочисленных отдыхающих, видимо, считавших, раз сегодня воскресенье, то небольшой импровизированный пляж будет пуст ранним утром выходного дня. И в результате оказавшимся в компании таких же «уникально мыслящих». Не интересны чёрнокрылые утки, совершающие ранний пролёт у кромки только-только подогретой утренним светилом воды.       Где-то вдалеке виднеется чёрный дым, который мог бы испортить безмятежность практически безоблачного голубого неба. Харитону это также неинтересно. Все его мысли погружены в суть самого себя. И ещё немного, в ожидание чего-то поразительно знакомого. Того, что могло случиться и две недели, и двадцать лет назад.       Харитон не отрицает: ему нравится сама возможность дышать. Но не более. Он любит видеть, но не вглядываться. От части, ему даже нравится чувствовать, но не искать в ощущениях подтексты или сосредотачиваться на чём-то отдельном. Возможно, он просто любит быть, не погружаясь в метафизические тонкости.       Уличное радио резко вклинивается в безмятежную пустоту мыслей мужчины, объявляя начало утренней зарядки, а на соседнюю скамейку присаживается молодая пара с ребёнком. Удивительно тихим; лишь болтающим свисающими с высокой скамьи ногами. Вероятно, к кому-то из служащих Предприятия на трёхдневные выходные пожаловали близкие.       Харитон не в восторге, что с приходом лета, гражданских незнакомых лиц на Предприятии становится больше. Всё же это не курорт, несмотря на возросшее количество зон, открытых для общественного посещения. Да, кому-то гораздо проще добраться сюда, к мужу или жене, творящим будущее для своей огромной страны. Но только-только скрывшийся из виду дым служит очередным предупреждением: это место — опасно.       Молодые комсомольцы, с нежными улыбками и яркими взглядами, тоже всё чаще начинают мелькать перед глазами. Вот, сейчас эти юноши гуськом пройдут в небольшой подсобный домик у пристани, возьмут губки и вёдра. И начнут драить немногочисленные лодки и катамараны, что вскоре возьмут на прокат десятки граждан, пришедших насладиться именно тёплым, не жарким, летним днём.       Харитон чувствует, что ему пора уходить. Перейти в сень сосен небольшой лесопосадки. Может, взять в автомате стаканчик грушевой газировки и вызвать машину до лечебницы. Выходной день — он только по календарю. Для начальника отдела нейробиологии — это не более чем ещё одна возможность достичь большего в своей области науки.       Только-только мужчина собирается покинуть насиженное место, последовав примеру прочих возрастных любителей в тишине утра посидеть у причала, как некто резко и тяжело падает на скамью поблизости. Харитон лишь слегка скашивает взгляд в сторону и сперва не может воспринять, кого именно он видит.       Сергей сидит, раскинув руки на всю длину спинки скамьи, поджав левую ногу под себя, а правую поставив на сиденье. Он также легко посматривает в сторону Захарова, и, будто опомнившись, начинает стягивать тяжёлые ботинки, погружая левую ступню в тёплый золотой песок. Его уложенные косы расплетаются на прибрежном ветру, а на щеках гуляют блики солнца.       Харитону кажется, что он во сне. Может, он таки уснул в этой деревянной беседке, и снит теперь нечто желанное, но совершенно нереальное. То, чего он в тайне так ждал, придя сегодня на небольшую пристань.       Его галлюцинация всем корпусом разворачивается к нему. Прекрасный сон улыбается ехидным изгибом губ лица Сергея. И молча склоняет голову ему на плечо.       Ощущения более чем реальны. Вес черепной коробки и колкость бороды, ощущаемой даже сквозь ткань рубашки. И всё в миг становится поразительно живым: наполненным громкими звуками и яркими запахами. Харитон нерешительно протягивает руку к чужой, но такой знакомой коже. Сергей не мурчит, когда касаются его загривка, он же не кот. Но давление на плече становится тяжелее. К нему притираются, выражая привязанность. Проявляя реальность всё чётче и чётче.       — Я вас дома искал, но консьержка сказала, что вы чуть ли не с рассветом куда-то ускакали. — уже явно не галлюцинация говорит Харитону куда-то в ключицу. — Позвонил на ближайший охранный пост. Вас, оказывается, видели на входе в парк. Я три километра трусцой несся сюда, чтобы не разминуться! Ну, и чего вам по утрам-то не спится?       Чайка криком вторит родному голосу. Харитону нечего ответить. Он лишь отводит взор в сторону юношей и девушек, переодевшихся в синие футболки волонтёров, что по выходным переквалифицируются в эдакую береговую охрану, присматривающую за любителями водных прогулок. Поглядывает на катер РСЧС, приплывшего, видимо, для проверки готовности работы гражданского причала в выходной день. Или совершающего контрольные проезды после утреннего возгорания чего бы там ни было.       Харитон лишь протягивает руку к плечу Сергея для подобия объятия. Ему так спокойно. Ему кажется, что он на своём месте.       — Я не ждал тебя сегодня. Думал, ты из командировки вернёшься только ко вторнику.       — Ага, так и контроль на десятое назначали. Но вот, раньше вышло.       — Сегодня десятое.       — Если вы думаете, что я знаю, какое сегодня число, то вы сильно ошибаетесь. Потому что я знаю лишь число оставшихся в твоей пачке сигарет.       — Удивительно.       Сергей с этими словами, игнорируя все нормы поведения советского гражданина, легко целует Харитона в шею, быстро переваливается тому на колени, вытягивая ноги во всю длину скамьи. Голые ступни в песке, и Нечаеву плевать.       Нечаеву также плевать на собирающую ил молодёжь в синих футболках. На смущенно покинувшую беседку молодую семью. На усилившийся ветер и палящее летнее солнце. Плевать на вечно голодных уток и крикливых чаек.       Сергею нравится запах последней «яблочной» сигареты, раскуренной на двоих. Нравится горячая шершавая ладонь в волосах. Нравится кожей ощущать прикосновения самого важного человека в своей жизни, здесь, на краю Вселенной, на пляже Предприятия.       Майор Нечаев и профессор Захаров ровно дышат. Они — любят жизнь.