Найди меня на ощупь

Паучьи нити тянутся из угла в угол, скрещиваясь в единую хитроумную сеть. Задрожит одна — тут же откликнутся другие, обхватывая попавшую в ловушку жертву, липкими объятиями покрывая теплую кожу. Дернешься сильнее — путы сожмутся крепче; будешь медлить и ждать спасения — придет хозяин сети. Паучиха перебирает по нитям своими тонкими гибкими ногами, ловко прыгает вверх и вниз, когтями цепляется там, где среди липкого моря прячется проторенная дорожка. Она знает, что тебе некуда деваться. Она шагает медленно, изящно, гибко, и когти, сталкиваясь со сталью, издают нежный звон. Паника медленно наполняет твое тело, вкус мяса портится от страха, однако паучиха знает, как сделать тебя вкуснее. Завернет в крепкий тканевый кокон, нить за нитью набрасывая сперва на ноги и бедра, потом придет очередь рук и торса, а закончится все шеей. Клыки вонзятся в нежное горло, впрыскивая внутрь горький яд и едкую кислоту, превращая тебя в изысканное блюдо. А затем нити плотно упакуют твою голову, оставив блюдо дозревать, ожидать обеденного времени, и до мучительной смерти останутся считанные минуты агонии. Ты дрожишь, рвешься прочь из сетей, не желая для себя такого исхода. Откатываешься в сторону по разбитому каменному полу, и когти царапают мрамор там, где только что было твое лицо. У паучихи лица, впрочем, не оказалось. Вместо него теперь глухая стальная маска, что всё равно смотрит на тебя, обращая в нужную сторону сияющую алую звезду. Отражение на металле — твое собственное, напуганное и растерянное. Липкие нити опасно порхают вокруг, призывая вновь оказаться в их нежных и крепких объятиях. Ты не хочешь себе такой судьбы, борешься, мечешься, избегая коварных ударов, и когти преследуют тебя, как и ясный женский смех. Для нее это — игра, попытка сорвать с тебя оковы, не дать жадной тьме уйти из руки еще дальше, поглотить тебя с концами. Ты набираешься сил для ответного удара, но паучих вдруг становится две. Или же это — в глазах двоится? Всё верно, зрение предало тебя в последний миг, иначе почему в отсеченной когтями руке не чувствуется боли? Ты падаешь на колени — могильный мрамор холодит кожу даже сквозь плотную ткань одежды — и смотришь на окровавленные лапы-руки паучих. «Достаточно!» — в ушах звучит то ли крик, то ли звериный рев, и не понять, из чьей глотки он вырвался в этот самый миг. Сети обхватывают раненую руку, не давая блюду истечь соком раньше времени, и ставший благом яд погружает разум из агонии жизни в приятную эйфорию сна-смерти. Нити вокруг тебя дрожат, и, уже засыпая, ты замечаешь в мутном каменном крошеве и зареве закатного пожара единственное живое лицо. Хозяин сети наконец пришел.