Птицы на проводе

Горячий воздух поднимался волнами от раскаленного песка цвета ржавчины, несмотря на редкие порывы ветра, несущего с собой вездесущие песчинки и мелкую органику. Омега Суприм бы и не заметил ни того, ни другого, если бы не обострённые до предела сканеры Стража и практически полное отсутствие каких-либо других раздражителей. Земля… Причудливое место. Маленькое. И удивительно тихое. Кибертрон — живая машина, населенная такими же механическими созданиями, не затихал никогда, даже до войны. Работы фабрик, гудение двигателей и вой турбин, шум в эфире и треск вокалайзеров, вся полнота излучений и сигналов, тихий звон кристальных башен, будто пение… Он щёлкнул пластинами, скидывая воспоминание. Нет. Бессмысленно. Не время. Война тоже не была тихой, но теперь тишины не было даже в его собственном процессоре, когда бесконечное сканируй-ищи-патрулируй-защищай стучало под шлемом сильнее, чем когда-либо. Но это было оптимально. Омега был построен Стражем, и не было ничего, что он мог бы и умел бы лучше, ничего, что имело бы большее значение, потому что провалившись однажды… Он снова дёрнул броней, прерывая петлю. Тишина же чужда ему. Бездействие — почти неприемлемо. Но Омеге Суприму, последнему из Стражей, приходилось примиряться со своим положением и просто… ждать. На Земле не было таких обширных битв, как на Кибертроне. У них не было ни ресурсов, ни сил, ни меха, чтобы вести масштабные бои, и две фракции все больше лишь перестреливались в коротких стычках за энергию. Другие — автоботы и, вероятно, десептиконы — этому даже радовались временами. Они устали, измотались и чуть было не забыли, как вообще жить, и не вспомнили бы, если бы не заразительно-мирная обстановка на Земле, с ее нетронутыми, по большей части, городами и людьми, занимающимися своими делами. Омега Суприм же никогда этого не знал. Он просто не существовал без своего долга Стража, и этот застой бесконечно его тяготил. Если он не может сражаться, если не может защищать, то что вообще должен делать? Тишина не успокаивала его, она резала датчики лишними, ненужными, сторонними раздражителями, шорохами и шелестом, заставляя искать опасность, которой чаще всего просто не было. Ничто не раздражало его больше, чем эти периоды покоя, когда он мог только ожидать катастрофы, что неизбежно должна была случиться. Конечно, не он один был таков, не после этих ворн. Ред Алерт, Клиффджампер, Айронхайд — никто из них больше не доверял покою, силясь защитить то, что имел, от любой угрозы. Защитить свое. А что было у него? Что было его? Кристальный город? Разрушен. Дело автоботов? Из всех них он знал только Оптимуса Прайма, и то, он-то запомнил молодого вчерашнего докера, едва отошедшего от смены корпуса, полного ярости и жажды мести и справедливости. Тогда Омега его понимал. Он знал это желание и, глядя в оптику Прайма, видел собственную боль предательства и потери, и присоединился к автобота почти не раздумывая. Но прошли ворны, и теперь все изменилось. Ярость Оптимуса если не ушла, то превратилась во что-то иное, что-то менее осязаемое, смутное, чего Омега больше не признавал. Мести больше не было места. Прайм если и понимал его, то как-то иначе. Словно он видел что-то, недоступное Стражу. За что ему ещё было сражаться? Другие меха? Друзья? В алых линзах нет стыда, нет сожаления, только опасение и сдержанная агрессия. Это не могли быть они, не должны были быть. Почему? Ради чего? Что могло стоить больше, чем работа всей их жизни? Омега хрипло зарычал двигателем, сдвигая массивные блоки во вспышке ярости. — Ай, шлак! Он тут же опомнился. За своими раздумьями он совсем позабыл о пяти меха, зацепившихся за его пластины. Пробормотал извинения, подсаживая трехцветный корпус обратно на плечо. Файрфлайт благодарно чирикнул и снова принялся зачарованно рассматривать солнечные панели на его спине, водя пальцами по блестящей многогранной поверхности. Бело-красные крылья дергались и трепетали, что Омега скорее чувствовал по мягкой вибрации серво, чем видел оптикой. Но ещё острее он ощущал поля, клокочущие взволнованными вспышками, и каждый всплеск сопровождался тихим «Ага!» и «Ой!», когда аэробот находил что-то, интересное ему (то есть буквально все). Сильверболт, устроившийся на его ноге, поближе к земле, запрокинул шлем. Светлые до белизны линзы посмотрели на него, невольно заставляя выйти из оцепенения и опустить манипулятор, которым он все ещё придерживал ерзающего Файрфлайта. — Все хорошо? — уточнил лидер гештальта. По серебристой броне лениво скользили солнечные блики, заставляя аэробота почти сиять, жёлтые и белые элементы тоже чуть ли светились, словно пытаясь оправдать чужое имя. Омега медленно наклонил шлем, но Сильверболт продолжал смотреть на него ещё некоторое время, прежде чем отвлечься наконец на двух других своих взбалмошных согештальтников. Страж хмыкнул про себя. Лидер, и лидер хороший. Аэробот, вопреки своей юности и неуверенности, отлично справлялся с тем, чтобы фокусировать внимание своих собратьев на задаче, не применяя при этом никакую силу, несмотря на свои почти шаттловские размеры. Временами он казался даже слишком осторожным, но потом Омега вспоминал чужую решительность и отсутствие сомнений, когда аэробот за секунду принял то почти что самоубийственное решение. И так же четко он помнил и жёсткие вспышки в окончательно побелевшей оптике, отсветы электрических всполохов, скачущих по серебряной броне, и ту едкую, расплавленную, почти радиоактивную злость. Нет, Сильверболт не был мягким. Рассудительным и аккуратным, но точно не мягким. К лучшему, для него. — Ещё как можно! — выпалил Эйр Рейд, слабо топая ногой, забыв, что стоит на чужом наплечника. Совсем глупый и молодой. Омега уже и забыл, каково это, иметь дело с кем-то настолько новым, как эта команда. Новых меха не строили уже очень давно, и было трудно заново узнавать, насколько бестолковыми, суетливыми и доверчивыми они могут быть. Насколько… наивными. Наивность была дорогим удовольствием на войне, а джетов создавали исключительно для войны и до сих пор знали они лишь её - и все же оставались не вовлеченным в нее, не так, как остальные. У них не было ни долгих ворнов гнева, ни острой жажды справедливости, ни тоски по дому, ни оплавленных останков родного города за спиной. Аэроботы ничего этого не знали. Их вели только долг и чистое программирование, как когда-то вели и его, а все происходящее они считали в лучшем случае за… игру? Опасную, смертельную, жестокую, но игру, и вели себя соответственно. Не воспринимали всерьёз ни ранения, ни потери, валяли дурака и не видели в окружающей их действительности ничего неправильного. Другие пытались им что-то объяснить, чему-то их научить, но Омега видел — аэроботы этого просто не понимали, не могли уложить в процессор саму концепцию мира, а потому сам не пытался их ни в чем убедить: в отличие от автоботов, он-то знал, какого быть оружием. Это не было плохо. Особенно сейчас. И аэроботам лучше никогда полностью не осознать всего ужаса их положения. Страж и сам бы многое отдал, чтобы вернуть то блаженное невежество первых ворн своего существования. Не понимать, не осознавать и, что самое главное, не чувствовать этого непривычного, навязчивого тепла, что прокатывается по механизмам каждый раз, когда гештальт приходил навестить его. Он пытался скинуть это ощущение, не желая снова позволить себе отвлечься, но оно липло сильнее, чем намагниченная стружка. И аэроботы не делали легче своим необъяснимым стремлением проводить с ним время. — Брехня! — не отставал Слингшот, скрестив манипуляторы на груди. Слингшот из всех аэроботов больше всего походил на сикера, если не корпусом, то уж прошивкой точно. Заносчивый, непокорный, честолюбивый и ужасно обидчивый. Или, быть может, уязвимый? Иногда казалось, будто для Слингшота буквально каждый на его пути — потенциальный противник и обидчик, а потому просто необходимо первым занять это место. Выстрелить раньше, чем выстрелят в тебя. И желательно на поражение. Он и сейчас откровенно задирал Эйр Рейда, вызывая этим неодобрительные взгляды Сильверболта и, наверняка, укоризненные уколы по гештальт-связи. — Твое последнее падение, похоже, закончилось хуже, чем думает Рэтчет. Ну, или он полагает, что отсутствие процессора — это твое естественное состояние. Эйр Рейд продемонстрировал неприличный жест и сиганул с его плеча без лишних слов. Омега подавил желание подхватить и его — в отличие от Файрфлайта, этот сам навлекал на себя все неприятности, да и высота его плеча не настолько велика, чтобы аэробот повредился. И была очень слабая, но все же надежда, что это убедит его в неоправданности таких трюков. Послышались щелчки трансформации, но было уже поздно для взлета — и Эйр Рейд с негодующим вскриком ударился о землю кучкой перемешанных деталей, которые тут же начали собираться обратно в робомод. Белая и красная броня не пострадала (разве что внешне, но Омега такое за повреждения и не считал), и аэробот был совершенно цел, хотя и до глубины Искры оскорблен. Слингшот обидно захохотал, не скрывая своего злорадства, и Омега, совершенно случайно, конечно же, снова повел пластинами, отчего тот, выругавшись, скатился с плечевого блока прямо ему в ладонь. Аэробот возмущенно задергался, и Страж придержал его, не давая упасть дальше. Оранжевый визор на клик вспыхнул, однако снисходительно погас, когда манипулятор осторожно опустился вниз. Сшингшот фыркнул, строптиво приподняв крылья в жесте «Спасибо, но не надо было», и спрыгнул на землю к дующемуся Эйр Рейду. — Не кукся, — тыкнул он согештальтника в шов на спине. Эйр Рейд только слабо огрызнулся, будто вся вселенная была виновата в его неудаче. Не то чтобы тот был таким злобным и упрямым, как Слингшот, нет, Эйр Рейд просто не думал. Или же думал очень редко. Из всего гештальта он больше всех относился к своему активу с равнодушным легкомыслием. И нельзя было сказать, что от недостатка опыта — джет возвращался на базу с вывороченными крыльями, пробитыми баками, раздробленными серво, и пару раз оказывался на грани дезактива — и все же, ничто из этого совершенно не удерживало его от того, чтобы не бросаться в самую гущу битвы. И с одной стороны, эта импульсивность не была так уж плоха — все же многие меха выживали в этой войне, не только вопреки, но и благодаря такой безбашенности. Но с другой, Омега не хотел думать, что случаться, если Эйр Рейд столкнется с чем-то куда более страшным, чем покалеченный корпус. Особенно по своей же вине. В этот момент Омега ощутил копошение и слабый пульс полей, об обладателе которых он уже позабыл. Скайдайв был таким тихим, что сложно было заметить его наличие в команде вообще. Он не был ни вызывающим, как Слингшот с Эйр Рейдом, ни общительным, как Сильверболт и Фаерфлайт. Но, несмотря на это, Омега Суприм чувствовал, что под темной броней копошились что-то большее. Что-то острое и точное, как лезвие. Не думать о Хуке. Не думать. Скайдайв подошёл к краю плеча, оценивая, обдумывая, поводя крыльями в стороны, мягко и сосредоточенно гудя движком. Синяя оптика ненадолго потухла, пока Скайдайв прикидывал что-то, прежде чем вспыхнуть, когда аэробот прыгнул также, как его непутёвый согештальтник, однако, вместо того, чтобы удариться о землю, черно-алый корпус быстро трансформировался, поднимаясь в воздух с натужным гулом турбин. Самолёт плавно взмыл выше, совершая красивую дугу вокруг них. Скайдайв вообще все делал очень неторопливо, даже педантично, несмотря на богатую на события действительность вокруг себя. И возможность получить выстрел по фюзеляжу то ли не волновала аэробота, то ли он считал, что действительно в состоянии избежать чего угодно. Если Эйр Рейд слишком полагался на удачу, то Скайдайв игнорировал ее вообще, хотя Страж видел чаще, чем хотел бы, как случайный осколок обрывал актив даже самых опытных меха. — Показушник! — резко зашипел Эйр Рейд, ероша броню. На клик, Омега был готов его поймать за подрагивающие крылья, осадить, так злобно и чуждо сверкнули голубые линзы. Но аэробот уже трансформировался в коротком прыжке, устремляясь за Скайдайвом, который меж тем игриво кувыркнулся в воздухе. С воплем «Наваляй ему, Рейд!», Слингшот последовал за ними, поднимаясь вверх быстрее, чем засекли даже его датчики. Три джета закружили в воздухе, пытаясь сбить друг друга на землю или хотя бы с траектории, и Омега расслабился. Верно. Игра. Не бой. Аэроботы не стали бы драться друг с другом по-настоящему. Аэроботы не собираются их предавать, и с них, честно, достаточно обвинений от других сознаковцев. Его сканеры задергало снова, и он повернул шлем, вновь ловя яркий взгляд Сильверболта. Он послал вопросительный пинг. Аэробот медленно мигнул, прижав вниз короткие широкие крылья. Осторожно. Намеренно не выказывая угрозы. Но зачем? — Мы тебе ведь не нравимся, да? — тихо спросил Сильверболт, стискивая манипуляторы так сильно, что можно было услышать скрип обшивки. Светлые линзы смотрели снизу вверх, открытые и искренние, но мрачные, будто аэробот ожидал только положительного ответа. Неожиданно. Что заставило бота думать так? Омега Суприм покачал шлемом, стараясь не тревожить Фаерфлайта, все ещё слишком увлеченного чем-то в его корпусе. Тревога в чужой оптике сменилось мутным, едва ли не циничным недоверием. — Но ты нам не доверяешь, — неожиданно твердо произнес аэробот, и Омега чуть не вздрогнул от неожиданности. Иногда, под всем этим деликатным отношением и автоботским дружелюбием, ускользал тот факт, что Сильверболт был ужасающе, до скрипа проницательным маленьким шарком. Он совершенно точно знал, какие провода замыкает в чужих процессорах, и не брезговал пользоваться этим знанием, чтобы отвадить согештальтников от проблем, а врагов — от согештальтников. Хорошо. Значит, он сможет защитить себя и команду. Но куда хуже было то, что Сильверболт был… прав? Аэроботам вообще мало кто доверял, не после всех их фокусов, что они выкидывали. И если диноботы ещё просто держались особняком, то гештальт серьёзно обдумывал смену стороны, даже не скрывая этого от остальных автоботов. Но что действительно задевало что-то глубоко в процессорных блоках Омеги, так это ужасающая схожесть пяти талантливых меха, которые должны были защищать то же, что и он, с кое-какими другим. И как бы Страж ни отрицал, он уже привязывался к ним, повторяя свой собственный просчёт. Но даже этого было недостаточно, чтобы прорваться через все слои подпрограмм и блокировок, которыми он окружил свой процессор, пытаясь заблокировать воспоминания, что прорывались изнутри в самый неподходящий момент. Омега Суприм не доверял аэроботам. Как и никому больше. — Не аэроботы, — это короткое объяснение было всем, что Страж мог предложить, надеясь, что Сильверболт поймёт, не примет его недоверие на счет своей команды. Вокалайзер сипел, редко используемый. Он мало говорил и раньше, его строили вообще не для этого, а после начала войны и вовсе болтать было некогда и не с кем. А потом были эти ворны в космосе, одинокие, сведенные к одной лишь цели, и часть его почти позабыла, каково это, находиться рядом с живыми меха. С меха, которые могут обижаться и страдать. Меха, которые могут чувствовать. В бело-голубой оптике мелькнуло понимание. — Конструктиконы? — почти шепотом пробормотал Сильверболт. Лишний вопрос, на который все знали ответ, и потому Омега не стал отвечать, только поймал в очередной раз соскользнувшего Фаерфлайта. Сильверболт мрачно и задумчиво посмотрел на согештальтников, носящихся по воздуху с оглушительным ревом своих двигателей. Его поля съежились, как лист металла, острые и неровные. Переживал. И почему это вообще его волновало? Аэроботы молоды, у них нет врагов, нет старых счетов, им незачем волноваться о покрытых ржой дрязгах между фракциями. Им лучше было оставаться подальше от этого. Но… не гнать же их и от себя? — Аэроботы могут приходить, когда захотят, — уронил Омега, чувствуя чужую подавленность, изливающуюся через поля горькими волнами. Как бы он их не оберегал, Страж не хотел, чтобы те решили, что они нежеланные гости. Он мог не верить никому сколько угодно, он привык к этому, но аэроботы? Они верили до последнего, пока не врезались в правду на скорости звука. И было бы правильно, милосердно оборвать это доверие раньше, чем им воспользуются десептиконы, если бы он не знал, насколько больнее быть преданным союзником, чем кем-либо ещё. Если они так хотели его компании — пусть, в таком случае, он примет все снаряды на себя. Сильверболт снова поднял на него свои яркие линзы и слабо улыбнулся. *** В другой день, день очередного бездействия и ожидания до зуда под броней, Омега Суприм почувствовал чужое присутствие раньше, чем зафиксировал его оптикой. Знакомое, но все же другое. Он поднялся, подпрограммно ища пятерку корпусов в воздухе, летящих к нему с радостными криками и переругиваниями между собой. Вместо этого, он увидел крупный, почти размером с него, корпус. Вспыхнул алый козырек на черном шлеме. Суперион медленно подходил ближе, молчаливый и грозный, как и любое оружие. А Суперион был именно оружием, целиком и полностью — так же, как Страж. Построенный для защиты и боя, неспособный бояться или сомневаться, тот едва ли появлялся где-то вне битвы. Омега Суприм никогда не видел, чтобы аэроботы даже пытались вызвать его просто так, и на клик он подумал об атаке — но зачем посылать кого-то к нему, когда можно было просто отправить сообщение? Суперион остановился совсем рядом, и Омега, подумав, медленно приветственно опустил шлем. Чтобы ни привело воина сюда, вряд ли это было что-то срочное. Гештальт не ответил, не в первый клик, а во второй… Во второй Омега Суприм поймал ладонью занесённый кулак, крепко сжимая тисками. Боевые протоколы немедленно взвыли, заставляя загудеть орудиями, броня сжалась, готовясь к чудовищно сильным ударам, а процессор, вперемешку с расчетами, запестрил очень похожими, очень болезненными воспоминаниями о таком же алом визоре и тяжёлом корпусе против него. Страж зарычал. Что бы ни заставило Супериона так вести себя, что бы ни переманило его на ту сторону, он остановит его раньше, чем тот доберется до Крист… до Арка. Арк. Он защищает Арк. Раздался очень странный, ломаный смех. Омега перезапустил системы. Суперион тихо, едва распознаваемо смеялся, криво ухмыляясь. В его улыбке, в его смехе отчётливо слышалось и веселье, и самодовольство, и азарт, будто смеялись все аэроботы сразу. Суперион смеялся и явно не собирался продолжать атаку, как и не собирался никогда нападать на Арк. Все верно. Игра. Не бой. Омега Суприм фыркнул паром, скрывая свой недавний ужас за насмешливым раздражением, и толкнул Супериона, отбрасывая его от себя. Никто не пострадает. Никто не уйдет. Гештальт заурчал двигателем, вскидывая манипуляторы для очередного выпада. Хорошо. Разговоры не были сильной стороной ни для кого из них, но битва против врага была чем-то, что было им в совершенстве знакомо, чем-то, для чего они существовали. Страж поднял манипулятор, блокируя очередной удар и окончательно отключая орудия. Только Суперион не был врагом. Суперион был союзником. Снова раздался взрыв статичного смеха, и гештальт пронесся под его манипулятором оказываясь ближе, опасно близко, опасно в любой другой ситуации, но вместо угрозы, удара, боли, чего-то ещё, Суперион просто боднул его шлемом, мгновенно отскакивая обратно с воодушевленном сиянием в оптике. Нет, поправил себя Омега. Суперион был не союзником. Суперион был другом.