Ты сохрани хоть каплю света, В лесу печаль похорони. В тот час, когда не ждешь ответа, Ты к небу взор свой подними.
Разгар зимы. Бушевала метель, снежные хлопья острыми ледяными краями резали кожу. Голые ветви деревьев были похожи на скрюченные руки, тянущиеся к затянутому тяжёлыми тучами небу. Вокруг возвышались огромные сугробы, через которые практически невозможно пройти, но одинокий путник шёл, спотыкаясь, едва ли не падая, низко опустив голову. Порывистый ветер трепал рыжие волосы, потускневшим огнем выделявшиеся среди белой пелены. Холодно. Толстая куртка совершенно не спасала от зимней стужи. Лави остановился, оперевшись на обледеневший ствол. Изо рта вырывались клубы пара, экзорцист не мог отдышаться. Он никогда бы не пошёл в такое время года в чащобу, но в этот раз выхода не оказалось. За его головой прислали акума. Книгочей понятия не имел, кто и откуда узнал про их встречи с Тикки, но механические монстры совсем не прозрачно намекнули ему о своей цели, назвав ноевой подстилкой. Не было смысла в одиночку разбираться с таким количеством сильных врагов, поэтому Лави предпочел отступить. Но и это далось ему с трудом. К счастью, обошлось без ранений, но экзорцист был измотан как физически, так и морально, съестных припасов с собой практически не было, ведь он не собирался забираться далеко в лес. Книгочей уже не помнил, сколько брёл среди бури, которая не желала утихать. Сейчас, пытаясь перевести дыхание, он думал, что делать дальше. Самому выбраться не представлялось возможности — экзорцист давно потерял какое-либо направление, идя по более-менее не заметённым тропкам. Помощи ждать неоткуда, поблизости совершенно точно не было ни одного живого существа, не считая мелких зверьков, попрятавшихся в норы, и птиц, летевших куда-то по своим делам. Лави опустился на снег, прислонившись к дереву спиной, и прикрыл глаза. «Отдохнуть, чуть-чуть отдохнуть и двигаться вперед». — Тикки, — тихо прошептал он. Вьюга заглушала голос, воя и залепляя лицо и рот снегом. Книгочей знал, что Микка здесь нет и ответа не будет, но мысли о любимом давали ему силы, которых практически не осталось. Лави поднял голову, глядя в застланное тучами небо. На какой-то ветке сидел ворон, недовольно каркая на нарушителя покоя. Экзорцист чуть улыбнулся. Падальщик был голоден, но один, значит, удастся пожить еще немного. — Тикки… — слова замерзали на губах, падая наземь. Книгочей едва чувствовал конечности, хотелось просто уснуть, позволив снежному бурану замести охладевшее тело.Ты сохрани хоть каплю света, Тепло души ты сохрани, В полях, где нет рассвета, Где только вздох пустой зимы.
Лави расслабился, в голове стало пусто, тела будто не существовало. Не существовало ничего, кроме метели, забирающей последние капли жизни. Но вдруг его что-то толкнуло, послышался воющий приказ: — Иди-и-и… Экзорцист поднял веки, мутным взглядом смотря перед собой. Он был один, голос, казалось, принадлежал вьюге. Но Книгочей встал, покачиваясь, с трудом разгоняя застывающую кровь по венам. Он не должен умереть. Не здесь, не сейчас. Лави просидел на снегу долго, но не было ни малейшего лучика света, ни ночной тьмы. Лишь белесая мгла расползалась по лесу. Он шёл. Падал, вставал, снова падал и полз, но не позволял себе остановиться. Зима никогда не отпустит его, стоит лишь дать слабину – и навсегда останешься в этой занесенной колючим снегом чаще. — Лави-и-и… — все тот же протяжный зов. Экзорцист дернулся, стараясь сфокусировать взгляд. Несколько тёмно-фиолетовых бабочек перед ним. Насекомым было плевать на холод, на ветер, на все законы природы, они маячили около Книгочея, зовя его за собой. «Он нашёл меня!» Тлеющие угольки измученной, замёрзшей души разгорались с новой силой, согревая, возвращая желание жить. Лави направился за тизами, которые терпеливо ждали, когда он спотыкался и останавливался. Между бесконечными голыми и высохшими стволами показался просвет. Бабочки запорхали крыльями, устремляясь туда. Книгочей сделал несколько шагов следом. Впереди была мертвая пустошь, мерзлая, захваченная яростной, беспощадной зимой. Снежная крупа позёмкой ползла по сугробам, цепляясь за ноги, не давая пройти одинокому, усталому путнику. Выл ветер, трепал заледеневшие волосы, дул в лицо, толкая назад, словно не желая отпускать свою жертву. Наконец, белый ад закончился. Крохотное селение пускало дым из печных труб, зазывая погреться. Экзорцист дополз до ближайшей избушки и с грохотом упал на порог, теряя сознание. Очнулся он на мягкой лежанке с мокрой тряпкой на лбу. Возле печи что-то готовила статная молодая девушка с убранными под платок светлыми волосами. Лави прокашлялся и хрипло попросил: — Можно воды? Селянка вздрогнула и, охнув, кинулась к полному ведерку. — Я уже не думала, что ты очнешься. Трое суток с жаром и в бреду мало кто способен пережить. Но ты очень сильный, раз выкарабкался, — она протянула Книгочею кружку. — Откуда ты? В такую бурю ни один разумный человек из дома не высунется. — Не знаю, как оказался здесь. Помню лишь стужу и вьюгу с колючим снегом. Наверное, я заблудился, когда шёл из города с другой стороны леса. — Ты не мог идти оттуда. Между ним и нашим посёлком несколько километров. В такую погоду этот путь совершить невозможно — тропку, соединяющую населённые пункты, начисто заносит. Не зная о ней, никак нельзя различить узенькую дорожку среди сугробов! — Но я, видимо, смог, — Лави едва заметно ухмыльнулся. — Давай не будем об этом. Не хочу вспоминать последние несколько суток. У тебя есть что-нибудь перекусить? — Ой, прости, я совсем забыла, что ты столько времени без еды, — девушка всплеснула руками и быстро направилась к печи. Прошло несколько дней. Экзорцист практически выздоровел и собрался продолжить свой путь. Отблагодарив гостеприимную хозяйку починкой разной утвари и всего дома в целом, ведь заплатить деньгами он не мог, Книгочей вышел из посёлка. Метель утихомирилась, но небо так и не посветлело, оставаясь таким же тяжёлым и мрачным. Как только Лави оказался в достаточном удалении от человеческого жилища, к нему подлетел тиз. В лапках он держал небольшой кусочек бумаги. Экзорцист развернул его. После прочтения листок истлел, осыпавшись темно-серым пеплом на ослепительно белый снег. Книгочей улыбнулся. Он знал, что они с Тикки снова встретятся. Им не помешают ни нои, ни экзорцисты. Лави, не оглядываясь, быстрым шагом направился сквозь небольшую рощицу. В записке было всего четыре строки:Я приду, когда растает снег, На руках, приняв тепло души. Я приду, когда надежды нет, Ночь и тьма поработят рассвет.