Одна долгая ночь

Астрагор чертовски устал. Он метался между учениками, политикой и наукой и уже забыл, когда спал больше четырёх часов в сутки. Вваливался в спальню, падал на кровать и тут же засыпал, погружаясь в вязкую темноту, не приносящую облегчения. А ведь был ещё и собственный план. Опасный от первого до последнего пункта, почти невероятный и невозможный, план, который либо убьёт его, либо сделает королём Времени. Рунис считал, что за такое жизнь — достойная ставка. Но он боялся. И страх истощал его, пожирал изнутри, изматывал, уничтожая последние отстатки сил, мешая отдохнуть даже во сне. Иногда Астрагору казалось, что это тело — неподходящее, неудобное тело чужой крови, взятое лишь потому, что Марк был орденцем и эфларцем, — просто не дотянет до коронации. Иногда — что Рунис не дотянет до коронации вместе с ним. Астрагор в очередной раз закончил с делами сильно после полуночи. Всё шло хорошо, пусть и шатко: Фэш сдался, хоть и не поверил его обещанию; расчёты показывали, что шанс у Руниса есть; оставалось продержаться совсем немного… А сегодня уже можно было уснуть. Астрагор почти упал на кровать, готовясь провалиться в ставший привычным тяжёлый, невнятный сон… Но открыл глаза в луночасе. Вокруг почти ничего не изменилось: все та же тёмная, уютная спальня, и неверный свет фонарей из сада, и далёкий лес за окном… Только вот во сне Рунис был не один. На другой стороне кровати сидела Хронимара. Потягивалась, хмурилась, смотрела неодобрительно. Астрагор запоздало вспомнил, что уже третий день забывает ответить на её письмо. — Ну хоть живой, — Мара, как всегда, особой вежливостью не отличалась. — Да не особо уже… — Рунис потянулся, убрал с лица рыжую прядь и постарался выдавить из себя подобие улыбки. Судя по тому, что Мара посмотрела в ответ с сочувствием, получилось неубедительно, — Ты по делу пришла? — Нет, — ответила она и, дух кивнул с облегчением. А потом подвинулся ближе и наклонился к ней, целуя. Рыжая прядь мазнула по щеке, скользнула ниже, переплелась с чёрной. В реальности они оба выглядели иначе, но это не имело значения. Ничего не имело, кроме… — Люблю тебя, — шепчет он. — Я тоже тебя люблю, — откликается она, и Рунис чувствует её дыхание у себя на губах. Кажется, он слышит эти слова ещё реже, чем говорит. Но это тоже не имеет значения. В конце концов, Астрагор точно знает, что может ей доверять. Когда угодно, что бы не случилось и как бы сильно они не ссорились. Случится что-нибудь серьёзное — и они окажутся на одной стороне. Всегда. Родион, пожалуй, совершил самую страшную ошибку за всю свою жизнь, когда пришёл к ней. А Рунис надолго запомнит, как через несколько часов после холодного, ядовитого письма Мара сама явилась к нему. Встрёпанная, смеющаяся, обманувшая Родиона и весь зодчий круг. Они вместе придумали этот план. Точно, до долей секунды, продумали каждое действие. Написали сказку о победе, которая заставит всех поверить в то, что всё кончилось и Астрагор действительно умер. Только вот Корону никакими сказками не обманешь, и Рунис знал, что Венец может его не принять. Об этом он старался не думать. Астрагор ещё раз поцеловал жену. А потом зевнул, устало потянулся и улёгся, положив голову ей на колени. Мара была единственной, рядом с кем он мог позволить себе быть слабым. Уставшим, испуганным, желающим чужого тепла. И Рунис дремал, чувствуя, как она перебирает его волосы, зная, что здесь ему ничего не угрожает, и ночь продлится долго — достаточно долго, чтобы он успел отдохнуть. А на следующее утро он, играя и изворачиваясь, скажет, что никогда её не любил.