Канат

Темно. Эта мысль появилась первой, когда он только привёл её в это место. Было так темно, что, казалось, воздух можно потрогать, отрезать от него кусок, откусить и почувствовать терпкий, вязкий вкус на языке. Песок и пыль, коими это место было покрыто всерху донизу, скрипят на зубах. Сколько бы она не убиралась, пытаясь стереть их со всех доступных поверхностей, ничего не происходило. Казалось, они навсегда въелись в это здание, будто то состояло из них. Желудочный сок обжигает горло, и Мисси склоняется над полом, держась за живот, пока её рвёт. Ужасный кислый запах смешивается с запахом гниющей плоти, от него хочется закрыться, помыться, лишь бы никогда более не слышать. Ей так отчаянно хочется сбежать отсюда. Её покрасневшие от постоянных слез глаза, с сеточками лопнувших капиляров, забегали в панике, когда она услышала приближающиеся шаги. Они были так близко.. и она не могла убежать или спрятаться, как бы сильно не хотела этого... Она обхватывает голову, зажимая уши руками, зажмуривает глаза, в попытке максимально обстрагироваться от происходящего. Её трясёт. От холода, что вечно царит в этом замке, или от страха — ей не ясно. Теплая большая ладонь ложится на ее хрупкое, худое плечо, сокрытоепод тканью пиджака, сжимая его. Она слышит голос — господи, лучше бы не слышала, — его голос. — Вот ты где, сестрёнка. Что, ужин пришёлся не по вкусу? — спрашивает Мастер, по-птичьи склонив голову набок, указывая на лужу рвоты подле неё. В его голосе слышится открытая усмешка. — Я думаю, ты не окажешься от десерта. Иди сюда, — он похлопал себя по бедру, вынуждая её подползти ближе. Он смотрит в её большие заплаканные напуганные глаза, и у него стоит почти до боли. Он упивается её страданиями, страданиями собственными. Кто же знал, что Мастер окажется мазохистом настолько? Дрожащими пальцами Мисси расстегивает ширинку на его брюках, вынимает горячий член, прижимается к нему щекой, потираясь. Ей так отчаянно хочется хоть немного настоящей нежности и любви, чтобы он не играл с ней, а отпустил на волю. Её мечтам не суждено сбыться, потому что она оказывается насаженной ртом на его член почти до упора. Как бы она не привыкла к такому, Мисси все равно давится и хрипит, булькая. Её итак саднящее горло судорожно сжимается вокруг него. Но тем не менее Таймледи послушно двигает головой, плотно обхватывая его член губами, проводя по нему языком. Мастер наматывает её спутанные волосы на кулак и тянет, тянет, тянет, почти до треска, отрывая от покрытого слюной члена, и улыбается. Так коварно, так жестко, что Мисси хочется разрыдаться от безысходности. Она никогда не сбежит отсюда. От самого себя. Она навечно запрета в мрачном замке с самой собой. С самой тёмной собой. — Садись на меня, дорогая, — он шлёпает её по ягодице, подгоняя. Она поднимается, опираясь на слабые, дрожащие руки. Мисси садится на его бедра, ощущая, как головка члена утыкается в её промежность. По щеке стекает одинокая слеза. Внизу она сухая. Мастер проводит пальцем ей между ног и недовольно хмурится. — Неужели я больше не завожу тебя, любимая? — мурлыкает он ей на ухо, потираясь носом об её щеку, и Мисси отчаянно хочется закричать "да!". Она молчит, делая невинно-смущенное выражение лица, надеясь, что он поверит. Ложь всегда давалась ей слишком хорошо, поэтому он верит. Укладывает её на спину, поднимает юбку, скользит мокрым языком по промежности. Мастер широкими мазками вылизывает ее, чуть прикусывая половые губы, обнажает клитор и мелко-мелко ударяет языком по нему, чувствуя как тот твердеет, а влагалище сжимается, выдавая порцию смазки. Мисси плачет. Нет-нет-нет, она не хочет этого! Так почему же так безвольно лежит, все равно, под ним? Таймледи хватает Мастера за волосы, грубее прижимая к себе, царапает кожу головы отросшими ногтями до крови, чтобы хоть так показать, что она не сдалась, что она ещё может бороться. Хоть так. Он шипит, но не прекращает движений. Убедившись, что она достаточно мокрая для него, Мастер отрывается от её промежности, облизывая губы. Он тянет её за тощее запястье, грозясь однажды сломать его, на себя. Мисси толкает его в грудь, забирается сверху, направляет его член в себя. Морщится, когда слишком резко насаживается. Пусть больно, пусть. Боль отрезвляет и помогает. чувствовать себя живой. Это то чего ей так не хватает в последнее время. Чувства, что она жива. Она так хочет умереть, но не может. Ей кажется, что она, как заблудшая душа, на границе мира живых и мёртвых, и палач, её палач — её Мастер удерживает её от падения. Они словно идут по канату, в полной темноте, ориентируясь наощупь, как слепые котята, что только родились. Ноги, вязнущие в топком, липком, глубоком болоте, приходится переставлять аккуратно — так, чтобы не оступиться. Он идут медленно, крепко держась за руки — он не отпустит её никогда. Теперь никогда. Только не тогда, когда нашел себе того, кто целиком и полностью понимает его. Мастеру так отчаянно хочется быть любимым, быть нужным хоть кому-то, хоть себе. Она принимает его каким, какой он есть, ведь он и есть он. Кто, как не ты сам может знать все о тебе? Они знают все слабые места друг друга, не упуская возможности уколоть побольнее. Пусть больно, пусть. Боль отрезвляет и помогает. чувствовать себя живой. Она повторяет это как мантру. Это позволяет ей не забывать, кто она на самом деле. Мисси уже не знает или не помнит есть ли что-то за стенами этого замка. Этого тёмного, мрачного помещения, где царит извечный запах гниющей плоти, от которого выворачивает наизнанку, и от него не спрятаться. Он настолько въелся в стены, что теперь неотделим. Есть ли что-то за пределами этой постройки или все такая же беспросветная тьма? Тьма, по которой нужно идти крайне аккуратно, как по канату, чтобы не оступиться и упасть. Иногда ей кажется, что именно Мастер оступается и падает, утягивая её за собой. Может быть за пределами замка нет ничего, кроме огромного поля, усеянного трупами. Эти трупы — все её жертвы. Все, кого она когда-то убила, заливисто и возбужденно смеясь от удовольствия. Сейчас это приводит её в ужас. Может это они издают тот запах. Разлагаются с каждым днем все больше и больше, некоторые ещё в сознании. Какого это гнить заживо? О, она прекрасно знает это чувство. Она лелеет его из дня в день, она привыкла. Смрадный запах щекочет ноздри, заставляя вдыхать маленькими рывками. Он обжигает носоглотку и остаётся противным налётом на слизистой. Так пахнет её погибель. Одна, заточенная внутри себя с самим собой. С этим дьяволом, готовым разорвать её на куски. Порой Мисси кажется, что он знает все про неё. Она же не знает ни черта. Не помнит или не хочет помнить о старом себе. Её душевная боль так сильна, что ощущается физически. Желудок сжимается, поднимая кислоту вверх по горлу. Она судорожно сглатывает и дышит. Дышит носом, глубоко и рвано, заполняя всю себя запахом гнили. Мисси хочет ударить Мастера, нанести ему хоть сотню ножевых ранений, четвертовать, сдирать кожу заживо, сжечь на костре и все это в один миг. Так отчаянно хочет... Чтобы он кричал и умирал в мучениях и собственной крови, без возможности регенерации, чтобы знал какую боль причинил ей. Она хочет отомстить. Это дикое желание, ранее не знакомое ей, но Таймледи из-за всех сил цепляется за него, как за спасательный канат, кинутый в пропасть. Когда-то она была рада, что он смог пробудить в ней то, что было надёжно укрыто Доктором внутри неё. Её истинное лицо, то, что так безжалостно убивало, упиваясь каждым криком. Что же с ней стало? Почему она больше не чувствует той эйфории, что наполняла её тело каждый раз, когда она уничтожала что-либо? Что же с ней стало? Где та — прошлая Мисси внутри нее? От неё прежней не осталось и призрачной тени. Она, конечно, была где-то далеко... там.. в длинном тёмном коридоре. До неё надо было тянуться, слушая шепот незатихающих голосов в голове, что в унисон твердили "предательница". Она мотает головой, пытаясь избавиться от этих мыслей, постепенно осознавая, что все это время скакала на члене Мастера, совершая механические, отточенные движения тазом. Он ухмыляется, крепко впивается пальцами в её бедра, оставляя синяки. Теперь их станет больше. Мастер гулко стонет, и этот звук отдаётся эхом по всему замку. Несмотря на то, что он такой разгоряченный, как и она, ей холодно. Теперь ей всегда холодно, ведь её сердца, некогда дававшие столько тепла, уже не греют. Он движется внутри неё, но она холодная. Сжимает его своими стенками и шумно выдыхает, когда он оставляет засос на её груди, но больше ничего. Интересно, если она наконец умерла, он продолжил бы трахать её труп, пока тот не станет слишком омерзительным для него? Потому что он больше не любил её так, как в начале. От былой страсти между ними, когда она сама с энтузиазмом кидалась на него, не осталось и следа. Ему было скучно и одиноко, а ей было так холодно. Вот и все. Все, что они могли делать — это пытаться сохранить то хрупкое равновесие между ними. Которое рушилось с каждой секундой. "Пожалуйста, быстрее" — мысленно умоляет Мисси, крепче сжимая его внутри себя. Кажется высшие силы ещё не до конца отвернулись от неё, потому как Мастер зашипел, его член дернулся, изливаясь внутрь неё. И пусть его сперму потом придётся вычерпывать из себя в ванной, пусть. Главное, что Мастер на время сыт и оставит её в покое. — Ты так и не кончила, сестрёнка, — раздается его голос совсем рядом, и Мисси хочется сильно зажать уши, лишь бы не слышать его вновь. "Пожалуйста.. пожалуйста, уйди.. уйди, оставь меня одну." — снова молит она. Но высшие силы не благосклонны к ней во второй раз, потому как Мастер опускается перед ней на корточки, проводя рукой по ее влажным от спермы и смазки складкам, и плотоядно улыбается. Улыбается-улыбается-улыбается. Так страшно... Она чувствует себя беспомощной девочкой, перед которой находится маньяк. Она больше не может сдерживаться, поэтому кончает со слезами на глазах. Медленно оседает на пол, чувствуя как сильные руки Мастера обхватывают её, укачивая, словно маленького ребёнка. Она плачет в его руках. Она так надеется, что он не поймёт. Но Мастер понимает. Понимает, как никто другой.

***

Её тошнит. Темно. Темнота давит. Ноздри щекочет кислый запах, запах мёртвой плоти, гнили, сырости и крови. Мисси проводит рукой по лицу, ощущая бледную восковую кожу, через которую просвечивают тёмные голубые вены, что обтянула череп. Без мышц и цвета — она мертвая. Её пальцы покрыты ошметками облезшей плоти. С отвратительным чавкающим звуком от её ладони отпал ещё один кусок и шлепнулся на пол. Мастер рядом с ней хрипит — в его лёгких жидкость. Они так и лежат, растянувшись на полу, в полной темноте и тишине, прерываемой лишь обоюдными хрипами. Они решили не регенерировать. Пусть, нарушаются законы времени, пусть. Но оба Мастера умрут здесь и сейчас. Иногда Мисси отчаянно хочется услышать не хрипы и бульканье из его горла, а его голос. Голос, который насмешливо скажет: "Ещё раз, сестрёнка?". Так хочется. Сейчас она бы с радостью залезла к нему на бедра и двигалась-двигалась-двигалась бы вверх-вниз до изнеможения. Но этого не произойдёт, они умрут. Обязательно, непременно умрут, так красиво и так печально. Ещё один кусок плоти шлепается на пол, обнажается кость, течёт жалкая струйка темной крови. Её высохшие глаза все ещё вглядываются в бесконечную темноту. Слёз больше нет. Канат душит, натирает шею, оставляя красно-синие следы. Они крепко связаны им, и никогда не выберутся. Мастер рядом закашливается, хрипит, сгибаясь пополам, а после замолкает. Последний вздох срывается с его бледных губ. Мисси остаётся одна. "Это конец", — думает она, чувствуя, как постепенно остывает её тело. Холодно. Ей так холодно. Мастер больше не греет её.