***
— Прошу прощения, можно войти? — немного помявшись у двери, Гоголь всё же решился постучаться, и извинившись за опоздание, войти. — Коль, ты в порядке? — обеспокоенно шёпотом спросил у него его сосед и по совместительству лучший друг — Сыромятников Сергей по прозвищу Сигма. — В полном, а что? — ободряюще улыбнулся Николай, уже сидя доставая из рюкзака тетрадь и пенал. — Ничего, просто опаздывать второй день подряд слишком даже для тебя. Колись, — непривычно серьёзно ответил сероглазый. — Да так, снова слишком много о нем думаю, — тяжело вздохнув, ответил альбинос. — Хватит держать всё в себе, Коль — аккуратно положил руку на его плечо Сыромятников. — Решено, сегодня идём ко мне! — Лучше ко мне, — парировал парень с гетерохромией, — музыкальный вечер устроим. По окончании всех пар парни пошли к Николаю, успев за пять часов несколько раз сыграть в Uno, дурака, покер, рассказать о всех проблемах, посочувствовать друг другу, пострадать, посмотреть какую-то мелодраму и наконец достать гитару. — От мальчиков слезы, — ударив по струнам, пропел Гоголь, вкладывая в эти строки все переживания, связанные с Достоевским. — От девочек проблемы, — подхватил Сигма, вспоминая ссору с Тэруко. — Ребята, не влюбляйтесь лучше сохраняйте мемы!* — закончили оба уже на более весёлой ноте. — Коль, может ещё что-нибудь споём? — просияв, спросил парень. — Давай, — согласился Гоголь, а после хитро улыбнулся. — Плохие манеры, подъезды и скверы, знают мои сучьи манеры! ** — Коля, нет, — протестующе застонал Сыромятников. — Коля, да! — с вызовом ответил ему друг, продолжая играть мелодию этой песни на своей повидавшей виды гитаре.***
В салоне машины было шумно: Фукучи травил всякие байки, над которыми потом смеялся вместе с Тэруко, а Дзёно ругал напарника за употребление чая с соевым соусом, но эти звуки никак не могли подавить звенящую тишину в разуме Фёдора Достоевского: его одолевала невероятно сильная вина за содеянное. Вот бывает такое, вроде бы ничего криминального не совершил, а вина присутствует… Хотя в его случае проступок весьма и весьма серьёзный: он, ничего не сказав, на целый месяц исчез из жизни своего возлюбленного, кстати о нём, вернее об их первой встрече… — Да не виноват я! Я вообще пострадавший! — выпаливает подросток с повязкой на лице. — Мне плевать. Что ты вообще там делал? — задал ему вопрос практикант, прожигая альбиноса холодным взглядом аметистовых глаз. — Эм, Фёдор ты сейчас и правда допрашиваете пострадавшего, -зашёл в комнату куратор студента, отходивший для серьёзного разговора. — Я б вас послал, да вижу — вы оттуда, — не выдержав, высказал своё мнение одиннадцатиклассник, покидая отделение в сопровождении стажёра, со стороны которого послышался тяжёлый вздох. — Ещё раз прости, — извинился парень. — Ладно проехали, — махнул рукой парень, а после протянул правую руку для рукопожатия. — Может хоть познакомимся по-нормальному. Я — Коля. — Федя, — усмехнувшись, пожал ему руку Достоевский. «Стоит извиниться и чем быстрее, тем лучше», — пришёл к выводу работник убойного отдела, прислушиваясь к шуму, исходящего от «Ищеек». — «Вот тебе и элитный отряд». От собственных мыслей парень усмехнулся.***
— Всё, я устал, — завалился на кровать сероглазый. — Давай спать, уже десять часов. — Ну нет, сейчас пришло время бесить людей в аноним чатах! — счастливо закричал Гоголь, доставая телефон. — Коля, блин, спать давай! — возмущению парня не было предела: он только-только перестал страдать от бессонницы, а тут спать не дают… — Нет, — рассмеялся в ответ альбинос. — Как хочешь! — не выдержав, кинул подушку в него подушку друг. — А я — спать! — Эй! Больно вообще-то! — больше притворяясь, воскликнул Николай. — Мне пофиг, дай поспать! — отвернувшись на другой бок ответили ему уже довольно уставшим голосом. — Ну и ладно… Спустя где-то два часа раздался звонок в дверь, от которого и подскочили лучшие друзья. Подойдя к двери, оба переглянулись, и Гоголь посмотрел в глазок, отчего его почти сразу же накрыла паника: за дверью стоял Достоевский. Увидев состояние друга, Сигма ободряюще похлопал его по плечу и ушёл на кухню, а Коля, до сих пор не веря, дрожащими руками открыл дверь. — Прошу, прости меня, — тут же виновато опустив взгляд, прошёл в светлую прихожую Фёдор, доставая откуда-то из-за спины букет белых роз***. — Зачем? Зачем ты тогда оставил меня! Какого чёрта это вообще было, Федя?! — бросился ему на шею беловолосый, утыкаясь носом в его плечо и плача навзрыд. — Прости, я не мог поступить иначе, — полным сожалением и раскаяния голосом ответил черноволосый, нежно гладя спину и волосы студента, вновь ощущая вину: его работа в правоохранительных органах всë-таки очень сильно отразилась на их отношениях, и к сожалению, не лучшим образом. Кто же знал, что для работы под прикрытием ему придётся скрываться от «Ищеек», то есть по сути от своих же? Да ещё и ради этого уехать из города на неопределённый срок? — Солнышко, пожалуйста, прости меня. — Да прощаю, я прощаю, — покраснев от комплимента, проворчал Гоголь. — Только не оставляй меня больше! Сигма же в это время смотрел на происходящее перед ним воссоединение, держа в руках сковороду, но отложив её на ближайшую полку, подошёл к голубкам, и взяв из рук Достоевского букет, пошёл ставить его в вазу, а потом решил всё-таки попробовать помириться со своей девушкой, которая вдруг изъявила желание приехать к ним.***
— Я конечно знала, что вы все до жути отбитые, но боюсь спросить, — начала Оокура, — что у вас в коридоре делает сковородка?!