Возроди то, что стало пеплом

Очередной тяжелый день для Юнги, он еле спину разгибает, но продолжает работать, потому что надо дожить до ужина, а после его ждёт постель, пусть и не такая тёплая и мягкая, как у господ, но это не мешает ему завалиться на неё и спать без задних ног несколько часов, чтобы утром всё повторилось вновь. Омега вовсе не жалуется, потому что он так выживает, таким образом он получает еду и кров, ему более чем достаточно, а к труду он приученный, не зря же его отец заставлял постоянно с ним идти на базар рано утром, продавать хлеб, а потом трудиться дома, убрать всё и приготовиться к завтрашнему дню. Он рос без папы и без братьев, был только отец, который воспитывал его в строгости, но иногда сменял кнут на пряник, который Юнги просто обожал, в такие моменты ему разрешалось просто отдохнуть, он обычно брал свою тетрадь, карандаш, с которым уже долго не может расстаться и который пора уже заменить, и идёт на главную площадь, где, забравшись на самую высокую башню, которую прозвали в народе «Адалет». Стащив яблоко, омега сидел на парапете и смотрел далеко не вниз, он смотрел вперёд, где виднелись своды дворца, где протекала своя жизнь. И он рисовал его купала, золотые очертания, которые на бумаге были серыми, воображаемую жизнь вставлял и улыбался их жизни. Он прорисовывал все линии, каждый этаж дворца. Он не видел его внутри, но ему достаточно того, что снаружи. Перед ним великое, огромное здание, которое чарует своей красотой и где он, возможно, будет скоро работать. Отец переговорил с одним своим знакомым, чтобы тот взял Юнги во дворец и устроил на какую-нибудь службу. Служба для Юнги нашлась, правда, сравнивать разноску хлеба и ранние подъёмы, — тут не стоит, потому что тяжелее. Первые дни было особенно тяжело, Юнги постоянно получал нагоняй, но потом всему научился и стал получать похвалу, он вливался в жизнь дворца, который свиду казался ему Раем, который привлёк его своей красотой. Юнги не ошибался, когда говорил о его красоте, он такой же прекрасный внутри, как и снаружи, только всё портит обитатель дворца. Человек. Они не ценят то, что имеют, им всё равно, что они имеют. Не могут понять всей красоты этого места. Ну и им Юнги нашёл оправдание, ведь не все, как он, с открытым ртом могут стоят и рассматривать склеп правителя этих земель. Не все, как он, может по несколько часов не спать и смотреть на огромный пруд, по которому листья плавают, а в тишине ночной сверчки поют. Не все, как он, находя свободную минуту, делает штрихи в своей кожаной тетради своим маленьким карандашом. Он хочет, когда уйдёт отсюда, забрать с собой воспоминания, хочет в линиях, штрихах, узорах увидеть это место снова. Дворец огромен, омега сравнивает его с размерами империи, в нём запросто можно потеряться, он имеет несколько потайных выходов и входов, несколько этажей, в первый день Юнги насчитал пять, а во второй их было уже семь, стоит ли говорит, что омега удивился, когда ему сказали, что стоит ещё добавить два. Юнги не верил, потому что не может такое сотворить человек, не может создать столь прекрасное место и не разрушить сразу. Этот дворец строили несколько веков, каждый из правителей империи Чон оставлял в нём свой след. Например, нынешний император Чон Намджун повелел соорудить огромное здание возле одинокого пруда, которое будет предназначено для любования ночью. Там люди смогут увидеть ночные светила. Потолок весь стеклянный, поэтому днём по помещению будет гулять солнце, пуская свои лучи, заставляя переливаться вещи, а ночью луна будет светить на центр, где примкнёт к солнцу на полу и звёздами вокруг него. Юнги очень хотел посетить то место, но ему нельзя, потому что слугам туда не положено, хотя правитель даёт право каждому в последний день месяца прийти и полюбоваться невероятным видом, и каждый раз Юнги не мог, потому что был завален работой, поэтому только слушал и завидовал, как другие рассказывают ему, что видели небо над собой так близко, что прикоснуться было можно. Омега уши не затыкает, слушает, представляет картину, чтобы хоть так оказаться внутри. Каждый день Юнги делает наброски дворца, исследует его, когда есть время, но уже дня четыре на это нет времени, потому что во дворец приезжает младший сын императора, поэтому весь дворец занят приготовлениями. Юнги ни разу его не видел, но слышал про него не мало, чтобы создать у себя образ. У него получился мрачный, серьёзный, с тяжёлым нравом альфа, в глазах которого смерть, а в руках избавление. Ему выделена самая большая территория, отец направил его на небольшой клочок и заставил не только справиться с непокорным населением, но и расширить земли, что альфа и сделал, за несколько лет своего прибывания там он расширил свои владения и шутил над отцом, что скоро переплюнет его империю, но о ней он никогда не думал, потому что и так знал, что всё будет его, несмотря на то, что он третий сын в семье. Он уважает отца, любит своих братьев, но всегда говорит, что трон достанется именно ему, и тот ещё ни разу в своей жизни не ошибается. Или, как казалось, не ошибался. Юнги не знает его, но уже проклинает, потому что он не спит, не открывает тетрадь, не может даже присесть, всё, что он делает — это работает, работает и работает. А тельце его маленькое, хрупкое, но несмотря на это со всем справляется. Все удивляются, как ещё омегу камень не придавил или повозка. Юнги не слушает их, покрывает матом, а потом грызёт сухари один в саду, посылая проклятия своим обидчикам. Да, он невысокого роста, да, свиду он хилый, у него иногда не хватает сил что-то сделать, но он всё равно продолжает идти, ставит цель, например, помыть полы в купальне, он это делает, а сам мысленно представляет, как полакомится свежим хлебом, которым его угощает повар. У него рыжие волосы, которые сразу бросаются в глаза и которые могу сжечь своим видом, у него маленький носик, за который его в детстве щёлкал отец, ясные, как день, глаза, и, если в бездне младшего Чона все захлёбывались, то у Юнги можно было найти покой, не боясь, что можно умереть. У него прекрасное тело, пусть то немного, а может даже слишком, но ему так не казалось, худощаво. Из изъянов у него маленькие шрамы на лице, которые портят его, на которые Юнги уже несколько лет не смотрит. Ему восемнадцать, у него никогда не было альфы, потому что все, когда поднимали глаза выше и видели его лицо, сразу кривились и называли уродом. А Юнги не урод, это просто те люди не могут увидеть по-настоящему прекрасного омегу. У него ожоги на лице, страшные кривые, которые постоянно в тот день возвращают. Тогда Юнги остался один и не сразу понял, что где-то воняет огнём, а когда вышел из своей маленькой комнатки, увидел, что всё в огне, а дверь перекрыта досками. Омега уже не надеялся на спасение, если бы не один альфа, который спас его в ту ночь. Как оказалось, пожар был во всей столице, кто-то специально расставил бочки с порохом и поджёг их, дабы избавиться таким образом от неугодного им правителя, чтобы народ поднять против него. Юнги до сих пор помнит этот взгляд, помнит руки, которые его крепко держали, а потом отдали отцу. Омега даже не плакал, он даже не понял, почему отец просит его терпеть, а потом резкая боль на всём лице и нечеловеческие крики. Эти уродливые пятна напоминанием служат о том альфе, который помогал каждому в столице, вламывался в дома и вытаскивал людей наружу. Юнги ему благодарен, вечность благодарить будет, потому что тот спас их, и, чтобы сильно не расстраиваться каждый раз из-за своих ожогов, он шутит, что тот альфа просто пометил его таким образом, сделав своим и, когда придёт время, он его обязательно заберёт. Юнги было семь, когда произошло. Прошло уже одиннадцать лет, а спаситель так и не пришёл за ним. А Юнги не перестаёт ждать и рисовать его образ в своей тетради. Есть всё, что он запомнил, кроме глаз. Их Юнги не мог точно нарисовать, те будто стёрлись в памяти, а придумывать он не хочет, поэтому хранит незаконченный рисунок, надеясь его когда-нибудь завершить.

***

Юнги закачивает начищать плитку ступеней во дворце и, бросив грязную тряпку в ведро и зачесав волосы мокрой рукой, разгибается и идёт, чтобы вылить воду. Он невольно кидает свой взгляд на смеющихся омег, один из которых что-то держит в руках, пока другие тыкают пальцем и хохочут. Юнги думает, что это очередная глупая забава. Омеги-слуги ничего так относились к парню, ему давали чуть больше еды, отпускали отдыхать, а вот гаремные омеги казались сущими гадюками. Каждый раз, когда Юнги их обслуживал, получал колкости в свой адрес из-за лица, поэтому в такие моменты Юнги брал себя в руки и молился не утопить кого-нибудь сегодня в пруду. Ему нет до них дела, пока те его не трогают физически, омега потерпит, но когда дело дойдёт до драки, то парень пару клоков выдернет из их голов. Напевая какую-то мелодию, Юнги выливает грязную воду и, взглянув на чистое небо, на котором ни облачка, решает наконец-то пойти и порисовать, а то из-за приезда младшего Чона он не успевает это делать. Но когда он подходит к своему спальному месту, то тетради не обнаруживает. И в ту секунду он срывается и выходит из комнаты, чтобы всё-таки вырвать парочку волос. Понятно, над чем те так смеялись, понятно, что Юнги лопух, потому что забыл, что оставил тетрадь возле пруда на камне, когда ночью там сидел, а эти мерзавцы её нашли и начали развлекаться. Как только Юнги начинает подходить к компании омег, они включают любимое представление. — Боже, вы видели кого-нибудь страшнее, чем этот, — небрежно тычет пальцем тот, кто держал тетрадь Юнги. — Что рожа, что каракули уродливы, — подключается второй, и все начинают смеяться. — Отдай мою тетрадь, — пока спокойно и даже вежливо просит он. — Вы что-нибудь слышали? Или это рабам стало разрешено с нами говорить? — обращается первый к компании. — Минсон, отдай мою тетрадь, — по слогам произносит Юнги и уже сжимается кулаки. — Да как ты смеешь, жалкое существо, обращаться ко мне по имени? — не прекращает омега, а терпения у Юнги всё меньше. — Хочешь забрать своё уродство, пожалуйста, — пожимает плечами Минсон и, не успев Юнги среагировать, бросает раскрытыми листами тетрадь в стоящий рядом фонтан. Юнги тут же подрывается с места, пытаясь спасти свою вещь, но ему преграждают путь. — Будешь знать, как… — но тот не договаривает, омега швыряет его в сторону, пытаясь добраться и спасти уже остаток своей жизни. Но омег больше, их ненависти больше, хотя с этим Юнги бы поспорил, ибо сейчас как никогда те ему противны и хочется свернуть им шею. Его берут за шкирку и бросают на траву. Ко второму удару Юнги был готов, поэтому без колебаний даёт сдачи обидчикам и ничуть не думает о последствиях. Главное, что его костяшки сбиты в кровь и меж пальцев красуются светлые волосы. Плевать, что у самого губа разбита, красуется ссадины, а на руке синяк скоро проявится. Он всё-тики добирается до своей тетради. Подогнув штаны, он заходит в фонтан и начинает собирать выпавшие листы. Ему больно, ему очень больно, потому что здесь несколько его лет, здесь весь его труд и красота, здесь образ того самого альфы. Юнги первым делом этот листок ищет и находит. Всё размыто, глаза теперь не будут дорисованы, потому что всё испорчено. Омега, присев на край и свесив ноги в воду, тяжело выдыхает. Почему всё именно так? Ведь всё так хорошо начиналось, никого не трогал, не пытался конфликтовать, а сейчас его точно выгонят из дворца, потому что он тронул гаремных омег. Только чудо, наверное, сможет помочь его и спасти. Только вот Юнги в чудеса лет одиннадцать не верит, хоть и ждёт. — Да ну, у меня не такие волосы, я их подстригаю, — слышится за спиной, и Юнги поворачивает голову, чтобы замереть навеки. Перед ним стоит красивый альфа, улыбаясь, рассматривая бумагу в его руке. И Юнги понадобилось пары секунд, чтобы понять, что перед ним тот самый образ, который ночами является, который ему тогда помог и который тот так долго ждал. Но первое, что ему бросается, что он никак не мог вспомнить и запечатлеть, так это эти глаза. Он яснее их видит теперь и старается взгляда не отрывать. Запоминает. — Что такое? — обращается альфа. — И вообще, если ты хотел помыться, то есть купальня, а не фонтан, — хмыкает тот. — Слугам редко дают нормально мыться, — и зачем Юнги это всё говорит, он не знает, всё, что он видит, чёрные глаза напротив. — Так скажи, что Чон Чонгук разрешил подольше в ванне посидеть, тогда разрешат. — Мне не поверят. — Если будешь так думать, то действительно не поверят, но если я отдам такой приказ, то запросто впустят, — альфа подмигивает ему и уходит прочь, оставляя Юнги в полном недоумении. Омега выбирается из фонтана, складывает листы в тетрадь и бежит, чтобы переодеться. Он знает, что его жёстко накажут, что сегодня его последний день во дворце, поэтому он уже собирает свои жалкие пожитки. Но ничего не происходит. До самого вечера ничего не происходит, его не трогают, всё так же просят выполнять работу, что-то относить и ставить. Омега уверен, что все знают, что он натворил, но никто ничего не делает. Не то что бы это плохо, просто он не может понять, почему это вдруг его не наказывают и не выгоняют. Омега, сидя на траве под деревом, начищая какую-то посудину, усиленно думает об этом, но почему-то каждый раз, когда он вроде находит ответ, то перед ним всё те же чёрные глаза. Юнги не настолько глуп, чтобы не понять, кто перед ним был. Чон Чонгук — младший сын их императора, именно для него он несколько дней загибался и начищал всё до блеска, и вот сегодня познакомился. Люди ошиблись во всём, кроме его глаз, потому что они такие одни, Юнги уверен. Невозможно держать в себе такой холод, такую глубокую, пронизывающую бездну. Юнги прикладывает мокрые руки к лицу и вздыхает. Он ещё с ним говорил, нажаловался, что купается мало, а тот… А тот спокойно себя повёл, ничуть не разозлился. Да он наверное видел, как Юнги тут кулаками махал, но ничего не сделал, оценил его рисунок. Точно, рисунок, он видел его, сказал, что не похож, но Юнги уверен, что тот это сделал специально, потому что омега точно помнит его образ и в точности передал его бумаге. За эти года, что он его не видел, тот ничуть не изменился, всё такой же, как одиннадцать лет назад. Но если Юнги вспомнил его, то вспомнил ли он его? Омеге хочется верить, что нет, потому что зачем альфе держать в своей памяти какого-то семилетнего мальчишку, которого он когда-то спас из горящего дома. Бред. У Чонгука других дел море, ему думать о таких, как Юнги, времени не хватает. К тому же он точно не первый и не последний, кого спас в ту ночь, поэтому как ему вспомнить. Главное, что Юнги его не забыл и теперь сможет дорисовать образ. Юнги уже собирался идти отдохнуть, потому что закончил работу раньше, но его окликает знакомый бета, который следит за выполнением его работ и который может запросто его наказать. Он просит идти с ним, и Юнги недовольно канючит, потому что он хотел уже лечь и поспать хотя на час больше, чем это обычно бывает, но у беты другие планы. — Куда мы идём? — недовольно стонет Юнги и аккуратно следует за бетой. — Ну серьёзно, Син, куда мы идём на ночь глядя? — Вот когда придём, вот тогда и узнаешь, — твёрдо говорит ему Син, и Юнги замолкает, чтобы лишний раз его не нервировать. Но какого было его удивление, когда они пришли в купальню и бета дал строгий приказ, что омега отсюда не выйдет, пока не будет пахнуть розами, и выходит. Юнги так и остаётся стоять. Вот перед ним ванна, из которой горячий пар исходит. Вот перед ним куча масел каких-то, очень вкусно пахнущих. Вот перед ним чистая одежда. И омега ничего не понимает. Неужели альфа действительно отдал приказ, чтобы Юнги подготовили купальню, которую он, кстати, сегодня начищал. Омега не будет отказываться от такого подарка, потому что ему не мешает хорошенько вымыться, к тому же что, как ни вода снимает стресс и усталость. Юнги мысленно благодарит альфу, который сделал для него такой удачный подарок и, хихикая про себя, сбрасывает одежду и с протяжный стоном опускается в горячую воду. Не хочется даже думать, почему Чонгук вдруг оказал именно ему такую услугу. Если это из-за жалости, что омега сегодня в фонтане купался, то альфа полный дурак, но даже если и так, то Юнги ему благодарен, потому что он так давно не плескался в тёплой воде и не намывал своё тело, чтобы оно скрипело. Юнги принимает сидячее положение, тянется за скляночками и открывает каждую, нюхает. Син сказал, что ему надо пахнуть розами, но розы Юнги и так каждый день нюхает, когда сад поливает, поэтому он берёт то, что пахнет миндалем и, не жалея, выливает себе на ладошку. Приятный запах тут же заполняет помещение, и Юнги прикрывает в наслаждении глаза. Всё-таки хорошо каждый день принимать ванну, часами лежать в ней и отдыхать. Вода всю боль забирает, силами напитывает, а Юнги не против снять усталость. Он теперь понимает омег, которые часами здесь находятся, а потом Юнги за ними убирать. Им очень везёт, что у них есть такая возможность. Омега проводит рукой по воде, запускает в воду руку и резко поднимает, любуется. Он повторяет такое пару раз, когда слышит стук в дверь и строгое от Сина «давай быстрее». Юнги снова недовольно стонет, потому что только-только начал понимать все прелести, а его уже куда-то забирают. Конечно, неужели ему можно так долго находиться в общей купальне и отдыхать. Юнги вылезает из воды, тянется за полотенцем и спешно вытирает своё тело. Он одевает свежую одежду и, выйдя из купальни, сразу получает недовольный взгляд Сина. — Я думал, ты утонул, — говорит он и тянет его за собой. Юнги бурчит под нос проклятия, но послушно идёт. Всё-таки бета возится с ним, хотя мог в такое время отдохнуть. Юнги зевает, забыв прикрыть рот рукой, за что получает от Сина и просит быть более культурным. Омега кивает и хихикает от выражения лица беты. Его снова куда-то ведут, а всё, о чём Юнги думает, — кровать и сон. Он даже есть не будет, потому что за сегодня устал, к тому же подрался ещё. Точно, может, его к императору ведут, ведь он трогал омег его дворца. И тут страх начинает окутывать его. Ведь никакие оправдания не могут, никакие слова не смогут его спасти, потому что от такого нет спасения, к тому же Намджун славился чрезмерной жестокостью, поэтому Юнги понимает, что точно после этой встречи его вынесут вперёд ногами. Понятно, почему ему приказали помыться и надеть чистую одежду, потому что негоже ему с грязным лицом перед императором стоять, а Юнги ещё себе надумал, что это Чонгук. Теперь это он полный дурак, который сам себе напридумывал. Язык не поворачивается спросить, куда они едут, потому что он сам всё видит. Они идут во второй зал, там, где обычно господин любит трапезничать. И Юнги пытается про себя пошутить, что сегодня на ужин у него будет омега, правда, ничего, кроме костей ему не достанется, поэтому не насытится вдоволь. — Дальше ты сам, — бета уходит, но до этого указывает на дверь, подле которой два стражника стояли. Он распахивают перед омегой двери, впуская. Юнги прикрывает глаза, считает до пяти, собирается силами. Если и идти на смерть, то достойно. Юнги никогда ничего не боялся, он уверен в своей правоте и ничуть не жалеет то, что сделал. Его правда за ним, плевать, что она его и погубила, зато сегодня у него есть самый лучший подарок, и это вовсе не ванна, которой, кстати, он доволен, а альфа, который сегодня ему еле заметную улыбнулся и подмигнул. Он не поднимает глаз, пока за ним не закроются двери, но стоит поднять глаза, как второй раз за день замирает. За столом сидит Чонгук и, улыбаясь, смотрит на него. Он взгляда не отводит, своими ночными глазами пожирает Юнги, страх убирает, к себе подзывает. — Ну как, исполнили приказ? — хмыкает альфа и просит омегу подойти, а тот так и продолжает глазами хлопать и не понимать. — Тебе что, язык отрезали? — Нет, — быстро отвечает омега и хмуриться начинает. — Я рад, потому что как бы я тогда с тобой поговорил. Подойди, чего встал, — указывает на место рядом с собой альфа, но Юнги всё равно стоит. — Ты хочешь, чтобы я тебя на руках принёс и посадил? — выгнув бровь и отправив в рот дольку винограда, спрашивает Чонгук. — Нет, — тихо отвечает омега и потихоньку перебирать ногами начинает. — Надо же, это второе «нет» за сегодня, стоит ли мне ждать третьего? — Нет, — Юнги прикусывает язык и уводит взгляд. Чонгук хмыкает и просит уже ближе подойти, не бояться его. — Я не боюсь, — бурчит омега и подходит ближе. Альфа просит его присесть, и он, скрипя зубами, присаживается слева от него, но всё равно держа дистанцию. — Чего ты сидишь? Бери и накладывай себе еду, думаешь, я всё это один съем? — указывает альфа на стол, который ломится от яств. У Юнги давно слюнки текут, потому что перед ним несколько видов мяса, тут и сладости разные, которые Юнги раньше не пробовал и не видел, тут всякие диковинные фрукты, к которым рука тянется, но Юнги её сдерживает. — Зачем вам кормить слугу, мой господин? — смотрит Юнги и убирает с глаз отросшие рыжие волосы. Чонгук смотрит на него, любуется, а потом тянется за вином, снова улыбаясь. — Ну, скажем так, это твоя награда за то, что подрался, — Юнги ничуть не удивлён, он прекрасно знал, что альфа видел его драку, поэтому, грустно улыбаясь, притягивает к себе ноги. — А разве за такое не наказывают? — всё-таки отвечает ему Юнги. — Нет, я ненавижу здешний гаремных омег, потому что они погубили моего папу, и я очень рад, что ты не даёшь себя в обиду, хотя это и грозит тебе наказанием, — Юнги снова молчит. Он понимает каждую часть предложения Чонгука, он даже видел склеп его папы, правда, внутрь не пускали, поэтому омега только наблюдал снаружи. В гареме вполне нормальна смерть, поэтому родитель Чона не стал исключением. У Намджуна была три брака, последний был с папой Чонгука, двое других супругов не смогли стерпеть, что их муж полюбил другого, что дарит ему большую любовь, поэтому, чтобы избавиться от конкурента, отадли приказ повесить омегу. И Намджун, когда пришёл в покои супруга, то увидел его бездыханное миниатюрное тельце подвешенное, а с люльки надрывался его малыш, маленький Чонгук лишился папы, когда ему было всего три месяца. — Так чего ты грустный? — Юнги сам и не заметил, как ушёл в себя и начал прокручивать в голове, что пришлось пережить маленькому альфе, которого так ужасно лишили родителя. — Если ты не хочешь кушать, то я сам тебе наложу, — Чонгук тянется к тарелке и начинает накладывать туда разного вида мясо. Юнги удивлённо смотрит на него, вроде сказать надо, чтобы тот остановился, но молчит, ждёт, пока альфе ему мясо порежет, соусом польёт, риса положит и тоже сверху польёт. Он наливает ему воды, берёт вторую тарелку и накладывает туда свежих фруктов. Когда он заканчивает, то ставит тарелки перед омегой и просит есть. — Если всё не съешь, то ты всё съешь. — А вы? — нерешительно тянется к тарелке Юнги. — Я уже наелся, меня отец хорошо встретил, — улыбается альфа, но не мыслям о родителе, а омеге, который аккуратно берёт сначала маленький кусочек и кладёт его в рот, в блаженстве прикрыв глаза, а потом тянется ещё за одним, а потом ещё и ещё. — Боже, как это вкусно, — стонет Юнги и ничуть не стесняясь, тянется за стаканом с водой и, выпив его, принимается дальше жевать. — Как можно так вкусно приготовить? — Ты так любишь мясо? — Я не знаю, — пожимает плечами Юнги и, положив на лепёшку кучек мяса, закидывает в рот. — Просто в основном мы ели мясо курицы, и то очень редко, я сын пекаря, как вы думаете, что я очень часто ел? — хихикает Юнги и проделывает махинацию с лепёшкой ещё раз. — Тебя откормить бы, а то одни кости торчат, — улыбается Чонгук и не может оторвать взгляда от Юнги. — У меня такая работа, мой господин, есть некогда, отдыхать тоже, поэтому и сохну, зато я очень сильный, — выпячивает грудь омега, заставляя Чонгука засмеяться. — Я тебя помню, — вдруг резко говорит альфа. — Ты тогда там жался ко мне, маленькими ладошками шею обхватил, но не плакал, — Юнги так и остаётся с ложкой в воздухе сидеть. — Ты даже не заметил от шока, как огонь решил испортить твоё лицо, но потом лишь ты заплакал, когда меня уже рядом не было, но твой крик до сих пор рядом со мной. — Вы тоже считаете моё лицо уродливым? — поднимает на него свои ясные глаза Юнги, но в глазах напротив не видит отвращения. — Поверь, у меня прекрасный вкус, ты можешь насладиться им на моих землях, если ты думаешь, что этот дворец прекрасен, то я тебя разочарую, у меня есть получше. — То есть моё лицо… — Я не считаю тебя уродом, а твоё лицо прекрасно, если кто-то считает по-другому, то это потому, что они не видят, слепцы, но настоящий сможет увидеть среди этих шрамов настоящую красоту, — Юнги опускает взгляд и начинает теребить подол рубахи. — Значит, вам не противно? — Мне тебя наказать, чтобы ты понял, насколько ты красив. — Не смущайте, мой господин, — прикрывает руками горящие щёки омега. — Ты сам напросился, — хмыкает и пожимает плечами. Юнги отбирает руки от лица и с грустным лицом смотрит на альфу, которого забавляет реакция омеги. — Кстати, я буду здесь где-то месяц, и всё это время ты будешь мне прислуживать. — Почему я? — чуть ли не кричит Юнги. — Есть другие, есть… — Я же сказал, что именно ты будешь мне прислуживать, будешь убираться у меня в покоях, когда надо приходить, — Юнги было возмутился, потому что для чего ему приходить тогда, когда захочет альфа, но тот быстро добавляет, — чтобы помочь мне в некоторых вопросах. — Всё равно не понимаю, с чего вдруг такой интерес? — Я люблю хорошее вино, — улыбается альфа и встаёт с места, омега повторяет за ним, и вот они стоят друг напротив друга. Один в одежде воина, весь перетянутый в коже и ремешках, а второй в широкой рубахе и шароварах, что еле висят на нём. Он смотрит своими ясными глазами и ждёт чего-то, сам не зная чего. Ночь напротив окутывает, в себя поглощает, утягивает. Повсюду делается темно, но Юнги всё равно видит его перед собой, видит его глаза и ничуть не боится, наоборот, спокойнее себя чувствует. — Спасибо вам, мой господин, что так вкусно меня накормили, кажется, я лет сто ещё не буду так сытно есть, но мне совестно. — Отчего? — не сводя глаз с него, спрашивает Чонгук. — Ведь другие такие же, как и я, тоже слуги, а они так вкусно не поедят, а тут я… — Тебе не стоит об этом беспокоится, тебе было вкусно? — Юнги кивает. — Так вот и всё, теперь ступай к себе, с завтрашнего дня ты личный омега Чон Чонгука. — Эй, я же не вещь, — возмущается омега и топает ножкой, чувствуя себя смелее. — Правильно, ты не вещь, ты кнопка, маленький такой, хрупкий. — Хорошего вечера, мой господин, — злится Юнги и уходит прочь, забыв поклониться. Чонгук смотрит ему вслед и не может улыбки убрать. — Огненные лисы мои любимые, — хмыкая, говорит вслух альфа, и уходит к себе. Омега ещё не знает, какой пожар разгорается в груди альфы.

***

Чонгук прекрасно помнит его, каждый день вспоминал мальчишку, которого спас и который долго ему в шею шептал еле слышное «спасибо». Совсем ещё ребёнок, но сейчас он красивый омега, который разжигает бурю внутри альфы. Он не забывал никогда, всегда держал образ этого мальца и обязательно раз в месяц виделся с ним, только омега никогда его не замечал, улыбался всем, кроме него, протягивал руки и разговаривал не с ним, потому что Чонгук всегда стоял поодаль, только наблюдал. Всегда чумазый, но всегда с улыбкой до ушей, он продавал хлеб, общался с народом и никогда не смотрел на него, только может изредка бросит взгляд в его сторону, не останавливаясь на нём. Он видел, как тот рос, как он расцветал и пах, огненный, это его огненный мальчик, которого он когда-то спас и который никак не может оставить его в покое. Запах вина всё время в ноздрях. Каждый раз, когда Чонгук был у отца, он шёл на базар и глядел на него, расстраивался, когда видел его отца, поэтому мог свободно подходить и покупать хлеб, а позже, сидя возле одной лавки наблюдал за работой. Это потом он узнал, что омега, когда у него выходной, забирается на башню и рисует дворец. Но ему пришлось расстаться с ним на три года, потому что отправился в тяжёлый поход, и, когда вернулся, тут же решил навестить своего огненного мальчика, но оказалось, что тот теперь работает во дворце. Альфа поверить не мог, что сможет его так близко видеть, но это получилось. Он увидел его, когда тот старался забрать свою тетрадь, видел, как его толкнули и как тот ответил. Бесстрашный. А потом тихое поскуливание, к омеге приходило осознание, что его рисунки намокли, но каково было удивление Чонгука, когда он увидел себя, только без глаз, но точно вылитый он. И тогда альфа понял, что этот мальчишка просто запомнил его, нарисовал. Сегодня у него паршивое настроение, но стоит вспомнить омегу, как улыбка невольно ложится на губы. Он присвоил его себе, фактически купив на кусок мяса, как бы дико это не звучало. Альфа снова улыбается, стоит образу Юнги показаться перед глазами. В их мире сложно найти человека, которого можно назвать своим истинным, потому что это практически невозможно, потому что шансы равны нулю, но Чонгук думает, что потом воздастся за грехи его, а пока он может наслаждаться подарком судьбы. Дело даже не в истинности, а в огне, который их связал. Альфа смотрит на свои руки и криво улыбается, когда он спасал мальчонка, то даже не чувствовал, как огонь пожирал его, но сейчас, смотря на уродливые шрамы, вспоминает. Он пообещал себе, что ещё раз увидит его глаза, что ещё раз сможет постоять рядом, что ещё раз окажется так близко, но так далеко. Он не знал, что он здесь, но был уверен, что найдёт, потому что чувствует его за несколько километров. Альфа с ним огнём повязан, сильнее его силы не знает, поэтому и считает это судьбой. За эти пару дней, что Юнги по его приказу убирается в его покоях, накрывает на стол и иногда перебрасывается с ним парочкой фраз, Чонгук счастью своему поверить не может. Сколько крепостей, сколько земель он завоевал, сколько красот увидел, но всё это слилось в один образ, у которого маленький рост, субтильное тело, щёчки и маленький носик, который постоянно щёлкать хочется. У него плавные, лёгкие движения, его практически не слышно, он будто есть, но его будто и нет, поэтому Чонгук находит тысячи причин, чтобы оказаться с ним рядом. Омега бесится, бубнит, что работать не даёт, но идти против господина он права не имеет. Чонгук устало потирает виски и не хочет находится к душном кабинете. Он у отца только потому, что так нужно для его империи, для её развития. Он скоро уедет, а остаться здесь так хочется только ради одного омеги. Он выходит на улицу, чтобы увидеться с Юнги, которого давно уже не видно, он узнаёт у слуг, где этот несносный мальчишка, а те отвечают, что поливает цветы. Чонгук благодарит за ответ и идёт туда, куда спрятался омега. Он находит Юнги под кустом роз, над которым тот так усиленно старался. Он отрезает ненужные листочки, поливает их, даже что-то говорит. Также у него есть отдельная корзина, куда он сглатывает цветы. Он работает аккуратно, стараясь не пораниться, но в один из таких разов, случайно накалывается на шип. Юнги чертырыхается и подносит палец к губам, пытаясь остановить кровь. — Нужно быть аккуратнее, — Юнги, сидя на корточках, от неожиданности валится назад, приземляясь на задницу, больно ударяясь. — Я понял, — улыбается альфа и подходит к омеге, который зло на него смотрит. — Напугали вы меня! — кричит на него Юнги и пытается встать, но альфа не даёт ему опомниться, потому что резко подхватывает его на руки, будто он ничего не весит и так и стоит с ним. — Господин, отпустите, — уже тише говорит Юнги, чтобы их не услышали. — Если я отпущу, то ты снова ударишься, — не отступает Чонгук. — Тогда просто поставьте меня на землю, пожалуйста. — Хорошо, но обещай, что не убежишь, — Юнги угукает, а Чонгук исполняет его желание — ставит на землю. Юнги выдыхает, потому что от такой близости ему явно не по себе становится. — Как вы меня нашли? И зачем сюда пришли? — начинает собирать инструменты омега. — Хотел тебя увидеть, — спокойно отвечает Чонгук, чем вводит Юнги в ступор. — Но какое вам дело до слуги, мой господин? — всё ещё не понимает господин. — Кто-то сегодня не пришёл ко мне, — подходит всё ближе альфа, а омега ищет путь, как сбежать. Чонгук наступает, не даёт даже отойти. — Пойдём со мной прогуляемся, — Чонгук аккуратно берёт его за руку и не думает отпускать. Юнги и не хочет, чтобы он отпускал, позволяет держать. — А куда? — На базар, хочу немного развеяться, — Юнги пару минут мнётся. С одной стороны он очень хочет выйти прогуляться, потому что давно не выходил за пределы дворца, но с другой — нельзя, нельзя оставлять свою работу, нельзя идти с этим альфой, потому что тогда будет наказание, дополнительная работа и тогда Юнги забудет, что такое сон, потому что его будут нагружать больше остальных. — Простите, господин, но мне нужно работать, сейчас надо отнести эти розы в гарем, потом… — Это мой приказ, если кто-то посмеет тебя хоть пальцем тронуть за это, я велю отрубить его руку, — спокойно отвечает Чонгук и отпускает руку. — Я жду тебя возле ворот, закончи со всем, — и также неожиданно, как и появился, альфа исчезает. Юнги спешно забирает вещи, корзину с цветами и пулей летит во дворец. Что ему сказать Сину, что он просто возьмёт и уйдёт? Или же сказать, что Чонгук попросил его прогуляться с ним… Бред, ему никто не поверит, в лицо смеяться начнут, потому что Юнги не достоин того, что с Чонгуком даже разговаривать. Тем не менее омега приносит розы, которые его попросили собрать и дальше не знает, что делать. Он пришёл в свою небольшую комнатку, где хранит вещи, он достаёт оттуда чистую рубашку, зачем-то причёсывает волосы и замирает около подобия зеркала. Как бы Юнги не старался, как бы не начинал любить себя, он не сможет сделать это, стоит ему посмотреть на своё изуродованное лицо. В нём видят урода, но только один человек почему-то считает иначе, омега не знает его мотивов и целей, но хотелось бы, чтобы они были такими же светлыми, как альфа ведёт себя с ним. Юнги решает надеть повязку, чтобы ничего, кроме его глаз, ничего не было видно и чтобы лишний раз не беспокоить людей своим видом. Не зная более, что сделать, он спускается по ступеням и пытается рассмотреть, стоит ли Чонгук, ждёт ли его. Как оказалось, альфа действительно ждал его у ворот дворца, готовый идти на прогулку. — Зачем ты это нацепил, — злится Чонгук, завидев повязку на лице. — Хотя молодец, никто, кроме меня эту красоту видеть не должен, — Юнги льстит этот комплимент, но он решает оставить Чонгука без ответа. Сам альфа выглядит по-другому, он переоделся, и сейчас кажется не как сын правителя, а его вполне можно было спутать с сыном знатного купца, ничто не может скрыть его благородную кровь. Альфа, сложив руки за спиной, спокойно идёт по выученной ему дороге, пока Юнги молча следует за ним, скорее идёт хвостиком, потому что не успевает даже за его шагом, и Юнги немного некомфортно идти вместе с альфой. Хотя он скромничает, потому что ему очень некомфортно быть рядом с ним, практически ощущать его подле себя, поэтому он хочет, чтобы это поскорее всё закончилось. Ему неизвестно, почему именно он составляет компанию альфе, почему именно его он решил взять для прогулки. Для него Чонгук — это ходячая загадка, которую он никак не разгадает. С тех пор, как тот приехал сюда, жизнь Юнги поменялась. Он так долго рисовал образ того альфы, который его спас, шею которого он сжимал детскими ручонками, а сейчас видит его воочию, но весь пыл подрастерял. Он долго рисовал их встречу, но до недавнего времени он не знал, кто тогда оказался его спасителем. Чонгук изредко бросает взгляды на омегу, который выглядит чем-то расстроенным. Странно, он своей прогулкой наоборот хотел развеселить его, провести время вместе, но, кажется, омега этому не рад, а Чонгук слишком торопится. Он объясняет это тем, что боится не успеть, что в любой момент этого маленького, ничем не примечательного омежку могут у него забрать, как забрали и папу. Он никогда не забывал его, помнил детский крик, помнил шёпотом, а сейчас перед ним лучшее творение Всевышнего, что находится на расстоянии вытянутой руки, только и остаётся прикоснуться и забрать себе. Этот маленький омега, который не побоялся его, который просто ещё не знает, сколько крови он проливает на своих землях. Этот омега, который смог поднять руку на гарем отца, и тот даже не испугался наказания, но Чонгук бы не позволил, он вовремя оказался здесь, чтобы наконец-то забрать своё. Он не надеялся, что снова его встретит, но судьба свела их. Только почувствовав запах вина, Чонгук подтвердил свои мысли. В детстве тот пах слабо, чем-то кислым, тогда Чонгук понять не мог, зато сейчас он опьянён им. Ему кажется, что он безумен, стоит омеге оказаться рядом, как он готов испить его до дна. Его запах раскрылся, немного поменялся и теперь сладостью оседает на языке. Чонгук не представляет, каков он будет на вкус, если попробовать его вишнёвые губы, которые тот так забавно дует. — Мой господин, — вырывает из странных мыслей Чонгука Юнги. Он резко останавливается, Юнги повторяет за ним. — Скажите, куда мы идём? — Я же сказал, — тепло улыбается ему альфа, — что хочу прогуляться с тобой по базару. — Но почему я, — вскидывает руками Юнги и продолжает свой путь. — Я ведь слуга, тем более уродливый, сейчас увидят, что… — Юнги замолкает, стоит чужим рукам сжать его за щёки. Большой и указательный палец больно сдавливали их, во взгляде Чонгука чётко читалось безумие. Казалось, будто Юнги сказал что-то оскорбительно, что задело его. Однако, это было обращено к нему и к альфе не имело никакого отношения. — Не смей называть себя уродом, — Юнги поджимает губы, чтобы только они не соприкоснулись с чонгуковыми, они находятся непозволительно близко. — Ты очень красивый омега, знал бы ты, как сводишь меня с ума, — зачем-то водит носом по его волосам и внюхивается. — Я от тебя пьянею, — Юнги не на шутку начинает трясти. У этого альфы нет стыда, он продолжает водить носом, внюхиваться, а Юнги стоит как вкопанный и боится даже пошевелиться, словно загнанный зверёк, который попал в лапы зверю, что облизывается, чует страх и готов его сожрать. — Господин, — всё-таки подаёт голос омега, и Чонгук отступает. Не сдержался, даже напугал. Чонгук не собирался прерывать прогулку, поэтому попросил Юнги продолжить. Омега молча согласился и, сжавшись, шёл рядом. Что это было? Может, Юнги показалось, всё это игра его фантазии? Тогда почему сердце так бешено стучит, а ноги ватными сделались? Юнги шумно сглатывает так и застывший ком и решает отогнать непрошенные мысли прочь. Он просто слуга, он для альфы никто и не может даже кем-то быть. Стоит им оказаться в кругу шумных лавок, как Юнги заметно расслабляется, отходит от Чонгука, рассматривает товары и чему-то своему улыбается. Частенько они с отцом тоже вот так прогуливались, он покупал его леденцы, и Юнги, хрустя лакомством, шёл, держа под руку отца к ним в пекарню, чтобы начать приготовления ко следующему дню. Была бы его воля, он бы сейчас купил себе тех сладостей, но у него почти нет денег, а тратить их на леденцы неразумно. Юнги вдыхает полной грудью любимый запах. Альфа же даёт ему волю, отходит, чтобы омега чувствовал себя комфортно, не стеснялся что-то смотреть и спрашивать, но всё равно тайком поглядывает за ним и отмечает, что ему очень идёт улыбка, которую пусть еле видно из-за ткани, но Чонгук может её видеть. Он даже не слышит, что к нему обращается торговец, потому что продолжать смотреть на омегу. — Простите? — переспрашивает Чонгук и начинает осматривать лавку, возле которой остановился. Это атласные ленты разных размеров и цветов. — Вам нужна лента для омеги? — спрашивает торговец, а Чонгук задумывается. У омеги огненно рыжие волосы, которые вечно ему мешают, он даже как-то проговорился ему, что хочет подстричь их, потому что те постоянно лезут и мешают работе. Чонгук снова обращает взгляд на разные ленты и берёт ту, которая кажется ему больше подходит для Юнги. — Глициния, прекрасный выбор, — улыбается продавец и берёт нужную ленту и аккуратно её складывает. Чонгук отдаёт деньги, даже больше чем нужно и подходит к Юнги, который рассматривает какие-то травы. Он даже не замечает Чонгука, который стоит буквально за его спиной. — Что выбираешь? — спрашивает Чонгук, из-за чего Юнги дёргается и резко распрямляется, случайно ударяя Чонгука затылком. — Сильно, — улыбается альфа и трёт ушибленный нос. — Ох, простите, мой господин, я… — Так что ты выбираешь? — не желает обсуждать свою «травму» альфа. Юнги мнётся, ему неловко, он задел альфу, а тот хочет замять это. Юнги второй раз облажался за сегодня. — Это мази, мой господин, они служат для заживления ран, — отвечает за Юнги омега лет тридцати за прилавком. Наверное, понял, что от омеги этот господин ничего хорошего не добьётся, поэтому действует сам. — Вот как, — хмыкает Чонгук, пока Юнги глаза убирает. — И что же в них особенного? — Их готовит наш местный лекарь, прекрасный человек, от его отваров и мазей любые рубцы можно скрыть, если знать, что добавлять и куда, — улыбается омега, который умеет продавать свой товар. — Раньше у него был шрам на пол лица, но он никак не мог с этим смириться, поэтому решил для себя, что найдёт выход, и он его нашёл, в древних книгах, в которых было написано, как изготавливать разные целебные снадобья. — И тебе оно нужно? — шёпотом обращается к Юнги Чонгук. Омега нервно грызёт губы, не знает, что и сказать. Конечно, он хочет попробовать, но на деньги, что у него есть, это вряд ли получится, а Чонгук точно не… — Хорошо, мы берём то, что может скрыть ожоги. — Только помните, господин, мазь полностью не скроет шрамов, но выглядеть будет лучше, — лучезарно улыбается омега и передаёт альфе нужные мази. — Наносите перед сном, предварительно хорошенько пропарьте лицо. — Если ты нас обманул, то я приду за тобой, — угрожает Чонгук, но кажется, омегу это несколько не пугает. — Мой господин, — пересчитывая деньги, говорит тот. — Вы не первый, кто мне это говорит, но наш лекарь дело знает, — подмигивает ему он и прячет деньги. Юнги, злясь на альфу, быстро отходит от лавки, что даже Чонгук теряет его из виду на пару секунд. Но рыжую макушку найти легко. Он сидит у большого фонтана, обиженно сложив руки на груди. Чонгук, смекнув, почему тот так себя ведёт, походит и присаживается рядом. — Зачем? — только один вопрос Юнги мучает который день. — Потому что ты захотел, я решил тебе помочь, тем более это лишний повод видеть тебя по вечерам, — Юнги вскакивает на ноги, возмущаясь. Он взмахивает руками, становится напротив наглого альфы и склоняется к его лицу, смешно дёргая носиком. — Вы не имеет права решать за меня, что я хочу, а что нет! И кто сказал, что я буду посещать вас вечерами! — сокрушается парень, а Чонгук насмотреться на него не может. Мешающая ткань. Это единственное, что ему мешает, поэтому он, не долго думая, резко скрывает её и открывает лицо Юнги для себя. Омега тут же хватается за ткань, но Чонгук её выдёргивает и бросает в фонтан. — Вы… — возмущается Юнги и топает ножкой. — Да вы! — Чонгука веселит реакция парня, он готов вечность его злить, чтобы видеть милое шевеление его носика и совсем не страшный топот ног. — Да, я, что ты хочешь мне сказать? — продолжает сидеть альфа, вальяжно развалившись. Юнги почему-то это тоже раздражает. — Ненавижу вас! — выплёвывает слова Юнги и отворачивается, прекрасно слыша, как альфа смеётся над ним. Наглец. Юнги ему тут такие слова говорит, а ему смешно с них. Как можно так легко проглатывать подобное. Особенно, когда эти высказывания от слуги. — А мне вот нравятся такие бесовские омеги, — Юнги сразу сдувается. Зачем он ему такие слова говорит, зачем позволяет непонятному чувству зародиться в нём. Омега обессиленно выдыхает и поворачивается лицом к довольному Чонгуку. Он гордится самой, справился, смог довести омегу и в один момент всё прекратит, Юнги ему даже хлопает, но мысленно. — Вы ещё не нагулялись? — спрашивает Юнги и без разрешения присаживается рядом. — Нет, — он ещё не нагулялся, а Юнги уже хочет во дворец, лучше тяжёлые вёдра таскать, чем быть несколько часов с Чонгуком наедине. Чонгук его не пугает, ему не страшно быть рядом с ним, но он пугается самого себя и того, что так стремительно разрастается по его телу. — Может, ты чего-нибудь хочешь? — Вы и так сделали много, мой господин, — Юнги не поворачивает к нему лица, но боковым зрением видит, что альфа нагло рассматривает его. И Юнги не ошибается, Чонгук не сводит довольного взгляда, всматривается в красивые правильные черты, любуется. Думает, что если бы у него был такой омега, он обязательно его только на руках носил, подле себя держал и никому не показывал, потому что такое сокровище могут украсть, он бы не удержался, ради него войну начал и сам же её закончил, выйдя победителем. В омеге прекрасно всё, уродливые шрамы ничуть его не портят. Юнги несмело предлагает продолжить прогулку, и Чонгук сразу же соглашается. Он до сих пор держит в руках ленту, которую купил для него, но не знает, как отдать её, чтобы омега принял подарок, ведь тот точно будет отнекиваться, принимать откажется, а силой заставлять его принять альфа не хочет. Чонгуку достаточно того, что он идёт рядом с ним, может утонуть в его запахе, только прикоснуться себе запрещает, сейчас его нельзя отпугивать, нельзя сразу отталкивать от себя, так долго он строил к нему дорогу не для того, чтобы сразу всё потерять. — Почему сегодня так много людей? — Чонгук не сразу понимает, что этот вопрос задают ему. Он поворачивает голову к Юнги, который ждёт от него ответа. — Сегодня праздник в столице, вот поэтому все готовятся, прибывают, — объясняет Чонгука. Омега на пару минут задумывается, а потом чуть ли на месте не подскакивает. — Точно, сегодня праздник цветов, и здесь речь не только о растениях, но и о цвете, который подходит определённому человеку, — Чонгук, улыбаясь, кивает. — Здесь где-то должно быть дерево, на которое можно повесить атласные ленты, и если цвет тебе действительно подходит, то твоё желание сбудется. — Хочешь найти такое дерево? — продолжает улыбаться альфа, который насмотреться на омегу не может. Тот наконец-то сам проявляет инициативу и не бежит от него. Омега нерешительно кивает. — Только ленту надо найти, — Чонгук понимает, что ему подвернулся хороший случай. Из заднего кармана он достаёт аккуратно сложенную ленту. — Держи, она для тебя. — Снова вы это делаете, мой господин, — бубнит омега, но ленту принимает, удаляясь. Чонгук смеётся с реакции омеги и идёт следом за ним, продолжая улыбаться. Им понадобилось пятнадцать минут, чтобы найти долгожданное дерево, где Юнги может загадать своё желание. Единственное, о чём альфа волнуется, что цвет омеге не подойдёт и его желание не сбудется, а видеть его грустное лицо — последнее, что он хочет. Юнги, подбоченившись, осматривает уже усеянное дерево лентами и думает, куда привязать свою, он уже придумал желание, уверен, что не ошибся в нём, осталось только закрепить, но как назло до заветной цели он слишком мал, даже если на носочки поднимется, всё равно не достанет. У него быстро проскальзывает мысль, что можно было попросить Чонгука, но он сразу отбрасывает её куда подальше и просит свой мозг не придумывать такие дурацкие идеи. Чонгук молча за ним наблюдает, как тот бегает вокруг усыпанного чужими желаниями дерева и ищет место. Всё-таки он слишком крошечный, без помощи ему не обойтись, но ещё и гордый, чтобы попросить о ней Чонгука. Альфа подождёт, и если тот не обратится к нему, то сам предложит свою помощь. И омега уже готов лезть, чтобы только не просить о помощи Чонгука, это забавляет альфу, поэтому он подходит ближе, чтобы в случае чего поддержать Юнги. Тот находит какие-то камни, складывает их друг на друга и, балансируя, наконец-то дотягивает до заветной цели. Он шепчет про себя желание и фиксирует ленту, которую подарил для него Чонгук. Оставшись довольным работой, омега уже собирается спускаться со своего самодельного устройства. Омега аккуратно хочет поставить ногу на землю, но не ощутив её, резко дёргается и летит. Летит в крепкие руки, которые удерживают его от падения на землю. Чонгук, хмыкая, так и говоря взглядом, мол, «я знал, что так будет», удерживает омегу, который не собирается выбираться из его рук. — Спасибо, — шепчет Юнги и просит отпустить себя, только вот альфа не торопится. Он продолжает держать в своих руках хрупкое тельце, которое, кажется, трясётся. — Мой господин, на нас смотрят, — пытается привести в чувства Чонгука. Альфа оборачивается и видит парочку любопытных глаз. Он ставит Юнги на землю, который сразу облегченно выдыхает. — Нам пора возвращаться, — Юнги понимающе кивает. По дороге во дворец они идут молча. Юнги отчего-то смущается и не смотрит в сторону Чонгука, а тот о чём-то усиленно думает, морщинка на его лбу не разглаживается. Юнги было хорошо, ему было очень хорошо сегодня, он впервые мог позволить себе целый день не работать, он провёл его день с человеком, который пусть и пугает его, но был себя совершенно другим. Юнги кажется, что только с ним он такой. Он не знает, какой он правитель на своих землях, не знает, сколько крови тот пролил в войнах, он видит другого Чонгука, который носился возле него сегодня, будто он какое-то божество. Сегодня Юнги загадал желание, которое надеется, что сбудется, что каждый из них обретёт счастье. — Мой господин, — останавливает его прямо перед воротами дворца Юнги. Чонгук обращает на него внимание. — Спасибо за сегодняшний день, — омега мнётся, тысячи разных мыслей сейчас у него в голове, и каждая страшнее другой. — Я никогда не был его так счастлив, — он отключает разум, плюёт на то, что он орёт, чтобы омега одумался и отказался. Но Юнги, переступая через себя, всё равно это делает. Набравшись побольше воздуха в лёгкие, Юнги резко окольцовывает руками торс альфы и что есть силы сжимает. Он его обнимает. Впервые Чонгук ощущает себя настолько хорошо. Он боится его спугнуть, поэтому не шевелится, даже не отвечает. Молча стоит с поднятыми вверх руками и ждёт, пока омега его отпустит, но сам молит его, чтобы тот продолжал, чтобы не отпускал. Только всё заканчивается быстро, как и произошло. Юнги отстраняется и, извинившись, не забыв поклониться, убегает, оставив Чонгука одного в растерянности. Он, чьё имя боятся произносить люди, он, кто слывёт одним из кровавых правителей, он, во взгляде которого бездна читается, слаб перед одним омегой и не может теперь без него. Один маленький омега смог заставить его хотеть себя, смог заставить бегать за собой и радовать. Чонгук не любил быть в столице, но сейчас он хочет в ней остаться.

***

Прошло четыре дня после того случая. Юнги продолжает так же усиленно работать, не забывает навещать и Чонгука, который с каждым днём всё мрачнее становится. Омега уже не так смущён его присутствием, он даже пробовал шутить, пытаясь как-то повлиять на настроение альфы, и это работало. Пару раз Чонгук предлагал поужинать с ним, но Юнги отказывался под предлогом работы и уходил, но после возвращался, потому что Син сказал, что господин освободил его от работы. И это ужасно злило омегу, злило и тех, кто с ним работал. Они уже на непристойное думают, поэтому Юнги каждый раз пытается убедить Чонгука, что не надо освобождать его от работы, он и так постоянно находится в его покоях. — Вы невыносимы, — не выдержав в один из дней омега. Он грозно топает ножкой, чем только заставляет Чонгука улыбнуться. — Вам смешно, а люди думают, что я с вами сплю, поэтому у меня есть привилегии! — Разве это плохо? — выгнув бровь, спрашивает Чонгук. Юнги задыхается от возмущения. — Спать с вами или иметь привилегии? — подойдя к невозмутимому Чонгуку, спрашивает Юнги. Он очень зол, поэтому этот альфа сегодня ответит за своё. — Ты хочешь спать со мной? — скалится Чонгук и видит, как омега тушуется, как весь его пыл сдувается. — Вы… Да вы… — Юнги пытается собраться, не обращать внимание на его низкий голос, не чувствовать чужое дыхание на своей шее. Он жмурится и, кажется, даже трясётся от страха. — Ты меня боишься? — рука Чонгука касается его щеки и ласково поглаживает, прямо там, где красуются уродливые шрамы. Юнги вертит головой, отрицая. — Тогда открой глаза, — если откроет, то пути назад не будет, если откроет, то точно погубит не только себя, но и его, если откроет, то утонет в его бездне. Юнги пришёл сюда, чтобы высказать недовольство, а в итоге пришёл попрощаться с жизнью. Он медленно распахивает глаза и отчего-то слезящимися глазами смотрит на Чонгука. Тот, обхватив двумя руками его лицо, любуется им. — Мой господин, это неправильно, так нельзя, — шепчет омега, а сам под ласки подставляется. — Назови меня моим именем, отбрось формальность, — он в паре сантиметров от его губ. Одно лишнее движения — Юнги в ловушке, из которой не сможет больше выбраться никогда. Он просит его о нереальном, почти невозможном, если сейчас он скажет это имя, то обретёт их на страдания, так и не исполнив желание, так и не сделав никого счастливым. Прямо сейчас Юнги подписывает себе смертный приговор: — Чонгук, пожалуйста… — омега поджимает губы, чтобы избежать непонятно чего. Пальцы у Чонгука немного грубоватые от постоянного использования оружия, они нежно поглаживают, еле касаются, будто боятся принести боль. Боль приносит другое. — Скажешь — я остановлюсь, — невозможно и слова произнести, а он хочет, чтобы Юнги сказал ему короткое «да» или «нет». Только вот единственное на что способен омега сейчас — стоять и молча смотреть ему в глаза, тонув, не имея шанса на спасение. Чонгук наклоняется ещё ближе, и Юнги понимает, что шанса нет, потому что он сам подписал приказ о своей смерти и теперь ждёт её, как верный слуга. Он расслабляется и забывается, когда чужие губы касается его сначала несмело, только пробуя. Чонгук ждёт реакции от Юнги, ждёт, пока тот сам ответит и даст ему зелёный свет. Юнги никогда не был святым, сейчас он подтверждает свою грешность и неправедность. Он позволяет себе почувствовать запретное, то, что казалось ему нереальным, ведь его никто не считал красивым и не обращал внимание, а этот альфа не только говорил обратное, но сейчас и касается его, нежные прикосновения дарит. Чонгук целует неспеша, позволяет омеге привыкнуть, побороть себя. Он так долго его ждал и сейчас пробудет запретное, то, о чём никогда не мог подумать. Целовать красивого омегу — неописуемо, но целовать своего истинного омегу — не поддаётся объяснению. У него губы цвета малины, сладкие на вкус, природный запах омеги пробирается через каждую клеточку на теле, обволакивает его, заставляет пьянеть. Юнги несмело отвечает, решает, что есть и падать, то уже дальше некуда. Это и служит для Чонгука зелёным светом, он становится настойчивее, углубляет поцелуй и позволяет себе испить его до дна. Юнги отчего-то мычит, то ли от неправильности своих действий, то ли от удовольствия. Омега решает, что второе, потому что прямо сейчас ему очень хорошо. С самого первого дня он отрицал эту связь, внимание к себе объяснял чем угодно, но ни этой странной связью, которую и сейчас станет отрицать, даже когда понял. Омега качает головой, желает остановится, но ничего для этого не предпринимает. Продолжает дальше отвечать и чувствовать непонятное чувство, разливающееся где-то внутри. Наверное, у них это вошло в привычку: начать быстро и так же быстро закончить. Первым всё-таки отстраняется омега и, облизнув покрасневшие губы, опускает голову. Он смущён. Сейчас ему безумно стыдно, что поддался слабости. — Пожалуйста, только не жалей, — подняв его за подбородок, говорит Чонгук. — Это всё неправильно, — упирается лбом в его грудь омега и прикрывает глаза. Хорошо. Слишком даже. — Не думай об этом, — зарывшись носом в его рыжие волосы, шепчет альфа. Хорошо. Слишком страшно. — Я должен идти, надо подготовить всё для обеда, — омега выскальзывает из его рук и, улыбнувшись, уходит. Неприятное чувство сейчас скребёт душу Чонгуку. Будто что-то должно произойти, что разобьёт ни одну жизнь.

***

Сегодня он не видел омегу, а ведь у них вошло в привычку видеть хотя бы раз в день, чтобы один подарил долгий сладостный поцелуй, а второй, поалев, убежит по своим делам. Скоро Чонгуку нужно будет уехать отсюда, поэтому он хочет переговорить с отцом, чтобы забрать несносного омегу, который за последнюю неделю нарочно берёт себе больше работы, чтобы не видеться с ним. Чонгук собирается уже выходить, когда ему сообщают, что император желает видеть его. В любой другой день Чонгук счёл это за добрый знак, но не сегодня, когда он захотел сам переговорить с ним по поводу Юнги. Альфа отмахивается от нежеланных мыслей, которые ещё никогда его не обманывали и не подводили, поэтому, взяв меч и повесив его на пояс, он выходит из покоев, направляясь к отцу, который совершал прогулку по саду. Когда-то этот сад любил его папа, ему рассказывали, что когда отт был беременным Чонгуком, то постоянно гулял по этому саду и рассказывал малышу о каждом цветке. Эти воспоминания делают ему больно. Но сегодня шипы сада вопьются в его тело. Намджун стоит, сложив руки за спиной, как и всегда выглядит превосходно и величественно. Глядя на него, можно с точностью сказать, что именно он и носит сан императора, что на его плечах несколько тысяч жизней. Он неспеша переговаривает со своим помощником и, завидев шедшего к нему Чонгука, просит того уйти. Чонгук слегка склоняет голову в знак уважения и, выпрямившись, готовится слушать. — Я давно хотел с тобой поговорить, но ты постоянно занят, — по-доброму улыбается Намджун, смотря на алые розы перед собой. — Но также знаю, что и ты ждал разговора со мной. — Ты прав, — подтверждает его слова Чонгук. — И я надеюсь, что ты поддержишь меня, — хоть раз, думает, хоть раз сделай что-то для меня. — Это вряд ли, — наконец-то обращает на него свой взгляд альфа. Чонгук хмурится, этот разговор закончится для одного поражением, и Намджун явно не хочет быть проигравшим. — Этот омега не создан для себя, сын, и я знаю, что счастья с ним ты точно не обретёшь, — вот оно что, конечно, ему уже доложили о Юнги, наверняка что-то и приписали от себя. Чонгук не меняется в лице, продолжает сверлить отца холодным взглядом. — Ты думаешь, что мне не наплевать, даже если ты мне откажешь, я всё равно заберу его. Ты лишился моего уважения тогда, когда не смог уберечь дорогого мне человека, второй раз так поступить тебе не дам. — А что, если я скажу, что этот парень пришёл ко мне и сам попросил свободы, сказав «что хочет счастья для Чонгука, но с ним он его не обретёт, а их истинность лишь происки природы»? — Чонгук внимательно слушает, смотрит в его глаза, пытается уличить во лжи. — Он уехал, Чонгук, я отправил его вчера вечером в другие земли, — спокойно отвечает Намджун, пока Чонгука начинает рвать на куски. Невозможно. Почему? Чонгук, вроде, давно не наивный мальчик, воин, о его победах говорит весь мир. Но главную битву он проиграл прямо сейчас. Стоя в это саду, где когда-то цвела жизнь, сегодня угасает одна. — Тебе будет легче, — начинает отец. — Легче, — кивает Чонгук, будто в бреду. — Легче. Ты позволил этому случиться! — Пойми, что он просто слуга, который не может с тобой быть, у тебя титул… — Плевал я на этот титул, плевал я на тебя. Запомни, что разлучив меня с ним, ты навсегда попрощался со своим сыном, — злясь на себя, злясь на отца, злясь на весь мир, Чонгук уходит. Вот почему его не было вчера вечером, он не был занят работой, он просто ушёл от него, пожелав счастья. Чонгук выходит из сада, намереваясь пойти к себе и разобраться с мыслями, как вдруг на его дороге появляется белая макушка, которая чуть не сбивает его с ног. Альфа громко ругается, чем пугает омегу. Он готов вылить всю свою злость прямо на него, даже несмотря на то, что он вроде симпатичный. — Простите, мой господин, — низко кланяется омега и сжимается. «Зачем он это делает, если всё равно маленький?», думает Чонгук. — Я… Я хотел вам кое-что передать, — быстро начинает омега и передаёт какой-то свёрток альфе. Чонгук вопросительно на него смотрит, но бумагу забирает. — Мой друг просил вам это передать, несмотря ни на что, — Чонгук тут же разворачивает свёрток и видит, как на потрёпанной бумаге, чёрным грифелем написан его портрет. И он прекрасно знает, кто его автор. — Как тебя зовут? — Чонгук свой голос не узнаёт, снова пугает бедного паренька, которого Юнги попросил передать подарок. — Ч-чимин. Пак Чимин, мы с Юнги вместе работали. Желание Юнги было счастье для Чонгука. Счастье без него ему не нужно. Истинность — это лишь сказка, а в их сказке конец не со счастливым концом.