просто

Эта цикличность не-любви состоит из крепкого рома, сдавленной шеи и тысячи последних-не-последних поцелуев. В висок.   Словно шрапнели, раз за разом промазывающие мимо.  Он касается её виска перед каждым уходом, оставляя после себя смятые простыни, остатки рома на дне бутылки и следы от кожаного ремня на шее. Это своеобразное напоминание о его присутствии в её жизни.  Напоминание о том, что чёртовы среды и пятницы — не выдумка её больного мозга.  Денис, другую форму имени он не приветствует, ставит её в коленно-локтевую  и называет «моя хорошая» только по средам.  В остальные дни это учтительно-субординационное «Валерия, зайдите ко мне» и ответное «Да, Денис Сергеевич?», совсем недрогнувшим голосом, натягивая воротник рубашки ещё выше.  ***  Это холодный балкон отельного номера, бокал дорогого вина, которое по вкусу ничем не лучше пакетированного и кипельно-белая рубашка, нещадно помятая — жуткое неуважение труда супруги.  Ладонь, решительно поднимающаяся по бедру к кромке белья, зубы, впивающиеся в загривок, намотанные на кулак непослушные кудри.  — Выгнись, — хриплым шёпотом на ухо, рукой надавливая на поясницу.  Это сорванный голос, громкие стоны, до боли сжатые в ладонях перила. Мурашки по коже, может от холода, а может от удовольствия.  Выдохнутое в экстазе на ухо «моя», потому что сегодня пятница и на пальце не отблёскивает кольцо.  Сегодня он не «Денис Сергеевич», а просто «Денис» и Валерии позволено прикасаться к нему не только взглядом.  Поэтому она целует его губы, вдыхая кислород, пока его кулак всё сильнее наматывает ремень.  ***  Она не спрашивает его о разводе, жене и любви. Потому что на эти вопросы изначально поставлено жёсткое табу, а она не из тех, кто нарушает правила. Поэтому она чаще молчит, закусывая губу до крови, в попытке сдержать, рвущиеся наружу слова.  «Любишь?»  «Бросишь её?»  «Зачем это всё?»  Вместо этого произносит лишь:  «Кофе?»  «Пора?»  «Увидимся?»  То с чем у неё никогда не было проблем — терпение. Поэтому ремень на шее совсем не давит.  ***  Тлеющая в руке сигарета, непонятно какая по счёту, обжигает кожу пальцев, догорая до фильтра. Валерия жмурится, резко открывая глаза, швыряя окурок вниз с балкона.  — Ты же знаешь, ненавижу запах табака на женщине.  Сухие губы фантомно обжигают голое плечо.  — Ты же знаешь, ненавижу твоё занудство.  Она поворачивается к мужчине лицом, пятерней зачёсывая светлые волосы назад. Носом утыкается в воротник его рубашки, что пахнет кондиционером для белья, Том Фордом и приторно-сладким парфюмом, обладателя которого она, конечно, знает. Валерия почти не кривится, лишь отворачивает лицо, опираясь на его плечо головой.  — Пойдём в номер? — поцелуй в макушку. «— Не терпится трахнуть меня?» — оседает на языке горечью, обволакивает ротовую полость, словно неспелая хурма и вяжет до мерзкого кома в горле.  — Пошли, — это всегда согласие и протянутая ладонь.  Скорее всего, однажды она чертовски пожалеет. Потратит десятки тысяч на психотерапевтов, антидепрессанты и вино. Сожжёт рубашку — единственную которую он оставил в её квартире. Сменит престижный Чапман на черничный «LM», с токсично-едким вкусом.  Однажды она не сдержится, поставит ему ультиматум, которые и сама презирает, спросит: «Я или она? Выбирай сейчас».  А после упадёт коленями на мрамор, содрав кожу, когда двери захлопнутся, ведь никто не смеет ставить ему условия.  Прошепчет в пустоту «Вернись», оно отобьётся эхом от стен, ударит её по затылку с размаху до писка в ушах и обрушит на голову осознание. Горькое, нежеланное. То, от которого захочется сбежать, закрыться и не принимать.  Но потом она обязательно его примет. После всех психотерапевтов, таблеток, литров вина и сожжённых рубашек. После неудачных свиданий, срывов при виде голубых глаз и попыток отмыться от звания «любовницы».  Всё это будет потом. Но сегодня среда, поэтому она лишь сильнее выгнет шею, пытаясь вдохнуть сквозь давление ремня на гортань. Сегодня она будет просто Валерией, а он будет просто Денисом.  Сегодня всё будет просто.