Пока не исчезнет Луна

      Дио едва сдержал смешок, проводив взглядом сбежавшего от стыда покрасневшего Джонатана. Этот «изнеженный мастер» снова решил обойтись без ножа и вилки. Сколько лет уже прошло? Они будто оказались в прошлом. Джордж до конца ужина смотрел то в сторону двери, то в сторону Дио, и тот читал в его глазах печаль. Тонкий серпик растущей луны ещё висел в небе, прямо над горизонтом, более всего напоминая ехидную улыбку. Уголок губ Дио дернулся, повторяя эту форму, и он замер.       — Разве это смешно?       — Простите, — произнёс Дио, едва не начав скрипеть зубами.       Растирая виски, видимо, от всё чаще терзающей его боли, Джордж махнул рукой. Дио вышел, сжимая кулаки, так что ногти почти до крови впились в ладони, оставив тонкие полукруглые следы. Его, как какого-то слугу, просто отослали. Как скоро всё изменится? Он задавался этим вопросом уже не один день.       После полуночи особняк, как и всегда, замер. Дио тихо шёл среди теней. В памяти дорога до этой двери отпечаталась так, что он мог бы пройти с закрытыми глазами. Дверь комнаты Джонатана не заскрипела: не зря Дио день за днём гонял слуг.       Джонатан оставил на прикроватном столике горящую свечу. Её пламя мягко мерцало, то оставляя всё почти в полной темноте, то внезапно усиливаясь. От «забытой» Дио шоколадки осталась только смятая обёртка рядом с подсвечником.       Дио обошёл кровать и встал у окна. Открой Джонатан глаза, что бы он подумал? Что бы увидел прямо перед собой, ещё не вернувшись из царства Морфея? Свеча вот-вот должна была догореть и теперь сияла ещё ярче, вспыхивая сильней, как только язычок пламени начинал трепыхаться на сквозняке. Дио облизнул губы и сглотнул. В горле внезапно пересохло. Обнажённая шея Джоджо притягивала взгляд. Грубое, угловатое тело молодого мужчины не похоже на изящные изгибы юных дев, но от взгляда на эту шею внутри просыпалось желание.       — Потерпи, ещё немного осталось, — прошептал Дио, не понимая, для кого вообще это сказал. Для себя ли? Или всё же для Джоджо.       Под светом солнца они раз за разом почти случайно сталкивались среди безбрежного океана зелёных холмов. Словно это сильный ветер подталкивал их друг к другу. Джонатан казался зайцем, которого загонял обезумевший пёс. Но заяц кусался, не даваясь, отбивался, будто силы еще были. Дио видел все его слабые места. Снова задирал Эрину, которая, как назло, всё крутилась рядом. Она следила за «её дорогим Джонатаном». Её.       Смазливая мордашка, как же ты не права.       Всё же Дио не выдержал. «Её» Джонатан мог только стоять, замерев, и следить. Стоило ему сделать шаг, как пальцы начинали сдавливать тонкую шею ещё сильней. Дио отбросил Эрину, словно выбросил ненужную вещь. Она упала на траву и теперь исподлобья вглядывалась в лицо Дио, молча растирая шею, на которой уже проступили тёмно-бордовые следы. Пёс всё же поймал зайца за загривок. Джоджо смотрел Дио в глаза, сжимая кулаки. Он лишь сдавленно произнёс, даже не вытерев слёз:       — Почему ты это творишь?       Как будто они вернулись в старые деньки. Всё казалось одним большим наваждением.       Дио ответил одиноким смешком, дёрнув подбородком, и отвернулся. Губы растянулись в хищной улыбке, обнажив зубы. Ему вдруг стало жарко, тело горело, и кровь приливала куда не нужно. Днём — точно.       Полная луна всю бесконечно долгую ночь взирала с небес, как глаз неизвестного божества. Дио снова стоял у изголовья кровати Джонатана. В холодном лунном свете всё казалось призрачным. Он посмотрел на пальцы. Свет струился сквозь них, проникал в сердце змейками, похожими на дымок только погасших свечей.       Джонатан во сне хмурился. Постель оказалась измята, пальцы сжимали одеяло, едва его не разорвав. Он не мог найти себе места, ворочался с боку на бок, будто и не спал. В лунном свете его лицо казалось болезненно бледным. Веки от слёз припухли. Луна превращала узкие полоски влаги в жидкое серебро, а на подушке оставались тёмные следы. Он бормотал что-то неразборчиво, тихо стонал.       Дио приблизился, пытаясь расслышать негромкие слова, едва не уронил с прикроватного столика давно уже остывший подсвечник, вовремя его схватил. От страха сердце забилось быстрее, но Джонатан только ещё раз повернулся. Теперь он лежал лицом к Дио.       Сонный шёпот показался оглушающим:       — Эрина…       Металл под руками не сминался, как бы Дио не сжимал подсвечник. Ногти только оставляли едва заметные царапины на давно не полированной латуни. Он замахнулся, но тут же опустил руку и с громким стуком поставил подсвечник обратно. От звука, ставшего оглушающим в ночной тишине, Джонатан даже не дёрнулся, лишь простонал её имя ещё громче.       Лицо Дио от ярости перекосило. Как посмел он произнести это имя? После всего того, что Дио для него сделал, словно это ничего не значило. Он выбежал из спальни, не замечая влагу на лице.       Утром после той ночи Дио боялся посмотреть в зеркало. Отражение выглядело дешёвой карикатурой, так что лучше и вовсе было не отражаться. Глаза сильно покраснели: свет стал невыносим, и даже шторы с рассветом пришлось закрыть. Днём Джонатан приходил и просил открыть, предлагал позвать доктора. Он говорил так мягко, так деликатно, будто это не он недавно смотрел на Дио, словно пытался проклясть. Видеть его не хотелось.       В последний раз Дио решил прийти в комнату Джонатана, когда луна уже шла на убыль, всё больше напоминая остро заточенный серп, который освещает дорогу не людям, но диким зверям. Он оказался над постелью Джонатана, как лунатик. Вот только возникла мысль, и перед глазами уже возникло это лицо. То, на которое он днями смотрел, стараясь запомнить каждую мелкую чёрточку. Из памяти весь путь исчез, испарился, превратился в один маленький шаг.       Он больше не скрывался, не прятался, не пытался ступать так, чтобы половицы не скрипели, но Джонатан даже не пошевелился. В сиянии свечей его лицо казалось умиротворённым. Даже морщинка меж бровей разгладилась, хотя каждый раз до этого ночью и днём появлялась и становилась только глубже. Не верилось, что он принадлежит этому миру. Как бы Дио не качал головой, этот образ не исчезал из головы. Юный бог со статуй старых мастеров. И рука только отложила резец, чтобы смахнуть пыль с оживающего камня.       Тёмные полоски ночной рубашки змеями обвили тело, пытаясь подобраться к шее. Вот бы её сорвать. Изорвать ткань на клочки, убрав ещё один барьер между ними.       Дио задержал взгляд на шее Джонатана. Сглотнул. Он подошел к кровати вплотную, медленно опустился на колени, хоть и желал пасть, рухнуть с грохотом. И будь что будет.       Под тонкой кожей ему казался виден ток крови. Хотелось дотронуться до неё. Осторожно коснуться.       Хотелось вгрызться, испить тёплой крови, ощутить на кончике языка её вкус. Пряная соль напополам с металлом? Если бы так Джоджо стал принадлежать только ему. Дио прошептал, хотя хотел прокричать:       — Если по доброй воле не станешь моим, то я возьму сам.       Он наклонился, шея Джонатана оказалась прямо перед глазами. Дыхание того задело щёку Дио, и теперь она горела от внезапного жара. Дио коснулся шеи губами. Под ними трепыхалась жилка, и каждое биение отдавалось Дио в сердце. Мягко. Он вдохнул, и нос заполнил тонкий аромат Джонатана. Надышаться им не получалось. Запах не насыщал, а лишь только будил аппетит. Дио осторожно посасывал кожу, иногда вылизывал оставшееся крошечное тёмное пятно, но оставить укус так и не решился.       Джонатан простонал, выгибаясь, как от наслаждения. В его голосе страсть сплеталась с юношеской невинностью.       Дио отпрянул, пытаясь отдышаться. Ночь уже отступала, он чувствовал это. Он закрыл дверь, обещая больше не появляться здесь во время тьмы. Разум заходился в крике, что нормального в этом нет. Даже по его меркам. А внутри пробуждалось нечто неизвестное.       Дио уходил, но не отказывался от желаний. И время теперь тянулось невыносимо бесконечно, а не неслось галопом.       В один из дней после этого Дио заметил на себе странный взгляд. Вокруг на полях никого не было. Разве что за дальним холмом паслись коровы, и иногда ветер доносил их мычание и ленивые окрики старого пастуха. Дио прятался в густой тени одинокого дерева, лениво перелистывал страницы, совсем не пытаясь разобрать, что на них написано. Джонатан тоже должен был сидеть за книгами, только в мрачной библиотеке, глотая пыль. Чувство тяжёлого взгляда показалось Дио случайным. Оно пропадало и появлялось, а ещё нарастало, стоило только ближе подойти к поместью. Может, Джоджо злится?       Но глядела маска. Ходить мимо неё было неуютно, будто душа леденела и начинала трескаться. Даже сердце замирало, но Дио смотрел на неё, туда, где в тенях должны были скрываться глаза. Маска притягивала тьму, так что даже в солнечный день, в полдень, она казалась укрыта туманом, пытающимся стереть её из этого мира.       — Разве мы не похожи? — одними губами проговорил Дио, протягивая к маске руку. — Скрываемся в тени. Мне плевать, чего ты хочешь. Всё здесь скоро станет моим. Джоджо… И его тело, и мысли. Потому что это я, Дио.       Новолуние скоро должно было наступить, а всякий свет — исчезнуть.