Ей-богу, как щенок!

Стоящий гомон в женской раздевалке прерывается резким писком Мины, рот которой тут же растягивается в хитрой ухмылке. —Вааау, Изуку, детка, да ты оказывается не та тихоня, как мы все думали, —и резкий шлепок опускается вровень на одну из ягодиц Мидории. Да, прямо по одному из множества зубастых следов. Изуку вскрикивает, дёргается и быстро поворачивается, пока её руки стремительно взлетают, прикрывая мягкие бёдра со всеми следами. Кажется она забыла, что помимо шеи, нужно было прикрывать и..... всё остальное? —Эээ, это не то что ты, точнее в-вы подумали, —Изуку поверх румянца покрывается ещё больше лихорадочной краской от такой глупой лживой фразы и отводит взгляд в сторону, —Н-ну только если чуть-чуть... Мина даже не дослушивает её до конца, уже хихикая, —Ну и кто же это у нас такой собственник? —Хотя по следам могу догадаться и поздравить вас, — чуть тише добавляет она, уже почти на ухо Изуку, на что та лишь быстро-быстро кивает и расплывается в смущенной и благодарной улыбке, когда Мина умело переводит разговор среди девушек с этой темы, которая сама же и подняла. Что бы ни. Лишь бы больше никто не поднимал эту тему. Девушке хочется в это верить... Просто, нууу, а что ей сказать? Что её недавно обретенный парень оказался не то чтобы собственником, а просто воплощением щенка в теле, прекрасном, смело можно сказать, теле человека? Нет, Изуку, конечно была очень рада этому. И всячески пыталась взаимно дарить всю свою любовь и нежность Киришиме. Но такой уровень любвиобильности было сложно переплюнуть. О чем была речь, если в первый же их вечер как пары(что было выяснено лишь после самого действия), Киришима просто-напросто вылизал бёдра и голени Мидории от сладкого, арбузного сока. Не заходя выше шорт, под тихие постанывания девушки, работа была сделана начисто, от чего он сиял ещё ярче, весь запыхавшийся, но в восторге большем, чем раскрасневшаяся Изуку. После того дня они старались проводить больше вечеров вместе. Нууу, насколько могли позволить учёба и тренировки в геройской школе... Если не было возможности встретиться вечером, то на следующий день Киришима ходил весь грустный, и как говорил Каччан, ещё немного, и завоет побитым псом. И даже если Изуку исподтишка ловила взгляд Эйджиро и в ответ дарила лишь тайную, смущенную улыбку, парню этого хватало. Кто её упрекнет за это? Он буд-то подзаряжался на остаток дня, раздражая того же Бакуго. Зато вечером ластился вдвое больше. Словно после долгой разлуки с хозяйкой, Киришима заграбастывал маленькую, по сравнению с самим парнем, Изуку на свою кровать, пристраиваясь аккуратно взади, но не совсем акуратно укутывая в свои объятия и стойкий запах. Он взаправду зарывался мордашкой в кудри Мидории, тёрся носом об шею быстро-быстро вдыхая и выдыхая запах девушки, словно не мог дорваться до этого, как до кислорода, и без нежного яблочного запаха Изуку у него начнётся апноэ. Сам Киришима не замечал, что всеми этими обтираниями он хорошенько так оставляет на ней свой приятный естественный запах пота и шампуня, которым он пользовался. Как-то по-тихой, проскальзывая в свою комнату, Изуку столкнулась с Денки, которого буд-то коротнуло на пару секунд, а потом он рассмеялся и похлопал её по плечу со словами, что она воняет, как его братан. Девушка тихо пискнула, что-то невнятно пробормотала, а вечером тщательно намывалась своим гелем, чтобы больше никто больше не смог учуять их отношения с Киришимой. Слишком её смущала ситуация, что кто-нибудь мог знать с кем и чем она может в теории заниматься. Сам Эйджиро, подтверждая сравнение с щенком, любил еще и лизаться. Раньше нежных поцелуев были сначала ,словно на пробу, лизки, что позже превратились в голодные, иногда с порыкиваниями и обслюнявливанием почти всей шеи облизывания. Однажды в один вечер Киришима тихо спросил, —Можно? На что вся разомлевшая и склонившая голову в бок Изуку, не понимая, что именно можно, лишь слегка кивнула. И вздрогнула, тихо всхлипнув. Этот засранец её укусил. Укусил? Она не успела ошарашенно повернуться, как за первым последовал второй, и третий, и... Потом она сбилась со счету из-за всех этих махинаций божественного языка Киришимы после каждого мелкого укуса, что.... Ну, а что тут говорить, ей оставалось таять сливочным мороженым на его языке, скатываясь капля за каплей. И каждый раз, когда Изуку позволяла Эйджиро что-то большее, у парня, словно загорались звезды в глазах, и ему не хватало только навостренных ушек и виляющего вентилятором хвоста. И даже, если для Мидории иногда что-то было немного слишком, она всё равно позже заботливо трепала его незалакированные мягкие локоны под урчание самого Киришимы. Ей-богу, щенок. Или вот, например, пару дней назад, Эйджиро натурально зарычал. К Изуку после задания на Граунд Бете подошёл Шото и по-дружески похлопал её по плечу, как всегда скупо, но всё таки выражая своё восхищение по поводу её последнего решения в битве. А потом она, слегка смущенная, услышала тихое, едва заметное рычание в их сторону. Подняв глаза, Изуку увидела мелькнувшее удивление на лице Каминари и Каччана и сердитое выражение лица Киришимы, прожигающее в Тодороки дыру. —Эй, Дерьмоволосый, это что за ебаные замашки сторожевого кобеля?—съехидничал Кацуки, — Или мне нужно спрашивать где угроза, верный пёс? Ой. Кто-то, кажется, ревнует? От этой непривычной и забавной мысли Изуку хихикнула, на что поймала, сначала недоумевающий взгляд окружающих, а следом хитрую ухмылку Эйджиро. Ой. Вечером того же дня она поняла к чему это было. Киришима, всё тот же засранец, искусал Изуку все бёдра, и даже зашёл на новую территорию!—оставив свои метке на её замечательной заднице, как он позже оправдывался за этот порыв собственничества. —Изу-чан? Изукууу! Изу, ну прости меня,—уговаривал Киришима Мидорию, что забралась в одеяло как в рулет, отвернувшись к стенке. — Ну просто ты такая замечательная! Как я должен смотреть на то, что к такому совершенству, моему совершенству, прикасается кто-то, кто может иметь на тебя планы? Знаешь, как я сдерживаюсь, когда даже Бакуго говорит тебе гадости, которые не имеет ввиду? На месте бы загрыз... Изуку тихонько фыркает, и Киришима понимает, что лёд начинает таять(как та же Изу пару минут назад). —Ну хочешь, тоже укуси меня? —решает спросить красноволосый уже ни на что не надеясь. Но Изуку заинтересованно поворачивается. Ещё видны её слегка заплаканные, но уже сияющие интересом, глаза, она прикусывает, уже истерзанную губу, а щёчки, эти очаровательные щёчки, из-за обиды надулись, совсем как персиковые булочки моти. Так бы и съел, но продолжает, —Ведь ты моя, ровно на столько же, как и я твой. Девушка слегка улыбается и кивает,—Дурак. Иди сюда! —она ругается, что бывает редко, в запале эмоций и подхвачено от друга детства, и её сильные, но мягкие и нежные руки, совсем как любит Киришима, выпутываются из одеяла и ловко цепляются за его твёрдые плечи, притягивая к себе в объятия. Он чувствует на шее улыбку Изуку, и от этого мурашки бегут, в животе теплеет, и возникает радостная улыбка в ответ. А потом Изуку кусает. Со всей силы, как может. Без применения причуды, но не менее сильно. Как Киришима и предложил, не думая, что сработает. Волосы встают дыбом. В животе ощущение уже не просто тепла. Там грёбаный тропический ливень. Тепло и влажно. А с губ срывается порывистый выдох. Вау. Теперь у него есть метка. От Изуку. От его девушки! От его Изуку! Если в тот вечер Мидория получила ещё парочку укусов и засосов от Киришимы на радостях, и парочку(бесконечность) новых эпитетов о её чудесности и прекрасности, тоооо, ну вы знаете, почему Изуку на уроках местами мечтательно подзависала, теплея, краснея, и трепетно прижимаясь указательным и средним пальцами к пластырям на шее. Ммм, правда, это всё что мог сделать Киришима. Они встречались уже пару месяцев. И Изуку, будучи все-таки подростком с бушующими гормонами, думала не только о геройстве, как считали все. Ну серьёзно, ей было уже 17. Она подумывала, что может, если Эйджиро не соберет всё своё хвалёное мужество в кулак в ближайшее время, на этих мыслях воображение подкинуло забавную картинку, над чем Изуку про себя хихикнула, то девушка его просто-напросто оседлает в один из сеансов кусь-терапии, как бы её это не засмущало позже. Она уверена, что её план будет успешен, каким свойством в принципе обладали все придуманные ею планы. И вот сейчас, переодевшись, девушка с остальными одноклассниками прибыла в спортзал на занятия Героики, которые сегодня ведёт Айзава сенсей. Уже это вверяло, что новых смущающих и в принципе каких-либо происшествий не будет. —Работаем сегодня парой на пару, —начинает классный руководитель, и ощущение чего-то нехорошего, но интересного поселяется у Изуку в районе эпигастрия,— Киришима и Каминари против проблемных детей, —раздаётся хихиканье. Никому даже не нужно уточнять, что прозвище "Чудо дуэт" не уберегает Мидорию и Кацуки от титула проблемных. А вот дальше Изуку не слушает, ей не до хихиканья. Нет, конечно, интересно будет стоять против своего возлюбленного, о чем точно не нужно будет думать во время упражнения. Но вот цвета счастья и любопытства окрашиваются оттенком лёгкого раздражения и уныния. Каччан, будучи придурком как и всегда, будучи упертым козлом и будучи соревновательным ублюдком, опять, наверняка, к чертям сорвёт какой-либо продуманный план Изуку против соперников и попрёт на них тараном. Угх, будет сложно. Считай, надо придумывать не просто план, а план на выживание. И продумать его так, чтобы Кацуки посчитал, что он главенствует в нём, и всё идёт по его плану. Задача не из лёгких, но не из невыполнимых. В голове уже складывается два плюс два, и Изуку волнуясь, но с горящей решимостью подходит к Бакуго во время отведённых им пятнадцати минут на обдумывание стратегии. —Каччан, у меня есть некоторые наметки плана. Можно я хотя бы попытаюсь тебя убедить их выслушать?— Изуку поднимает взгляд, и встречается с глазами Эйджиро, молчаливо сверкающими поддержкой, в десяти метрах от них. Эта немая забота работает в обе стороны, замечает она и слегка улыбается, — В любом случае, попытка- не пытка? Кацуки сверлит её тяжёлым взглядом несколько секунд, будто проверяя на выдержку, и хмыкает, —Выкладывай, Деку. Там порешаем, насколько твои "наметки" дерьмо. На удивление он выслушивает весь полноценный план Мидории, исправляет пару сомнительных моментов, допущенных девушкой специально, дабы не ущемить мужское эго Каччана, и добавляет, сверкая зубастой улыбкой, — Если всё пойдёт не по твоему гениальному плану, Деку, переключаемся на мой. —Тупо мочим? —спрашивает устало Изуку на выдохе. —Невъебически разъëбываем, Дурында. — вторит ей Кацуки, ещё более безумно ухмыляясь. И кто Изуку такая, чтобы ему возражать? Правильно, просто Деку, которая до последнего постарается не быть бесполезной. И упражнение начинается. Впринципе, всё шло, как планировала Изуку... Нууу кроме момента, когда она чуть не вылетела на соперников раньше, чем нужно. Просчёт был не с её стороны, просто Киришима и Каминари решили действовать более иначе, чем от них ожидали. И Изуку почти растерялась, когда оставались считанные секунды до того как её бы заметили, и пришлось бы переходить к плану Каччана, чего ей решительно не хотелось бы, слишком много ущерба будет окружающему их ситуационному пространству. Но тот же Каччан резко хватает Изуку за руку, утаскивая за угол из-за стены, крепко прижимая её спину к своей груди, и держа левую руку поперёк туловища в районе талии, а правую слегка шлепнув на рот. —Деку, тише—еле слышно шикает он ей на ухо, ослабляя хватку. И будто, высчитав нужное им недостающее время, отпускает Изуку с кивком, мол давай, продолжаем по плану. И всё на удивление получается. Мидория не придаёт никакого значения этому странному спасению её плана от полного распада. Они вдвоём, благодаря эффекту неожиданности, обескураживают врагов, побеждают в пару движений,и заковывают их в ограничители причуд, даже не смотря на удрученный вид Киришимы. Изуку остаётся лишь утешающе погладить его по плечу, и побыстрее закончить с наручниками, чтобы это не выглядело подозрительно долго. Айзава-сенсей почти хвалит своих проблемных детей, указывая на мелкие оплошности, слегка отчитывает менее проблемных, на что те могут лишь кивать. А потом на разборе полётов, все вчетвером смотрят записи с камер наблюдений. Изуку про них забыла. Поэтому, когда одна из камер показала, как Каччан прижал её к себе в предпоследние минуты боя, девушка слышит сначала тихое хмыканье блондина,который оказался как никогда рад своей задумке, что привела их к более быстрой победе, а следом скрежетание...зубов?...затвердевших кулаков? Ой. Она не придала этому особого значения. Ну типа, это же Каччан. Кацуки Бакуго. Друг детства, соперник, и может будущий напарник. Он ей как семья. Ей-богу, она помнит, как он однажды описался, когда они тайком от родителей смотрели ужастик в детстве на одной из ночёвок. Кацуки правда пригрозил ей , чтоб она молчала, а на утро взрослые решили, что это провинность Изуку. И та возразить ничего не могла, так как обещала. Ну и немного боялась мести друга. Изуку с ужасом осознаёт, что Киришима то не может этого знать. Они об этом ещё не разговаривали. И их странные отношения с Каччаном для всего класса всегда были загадкой, а для некоторых извращенцев, грёбаный Минета, черт его дери, породившего эти теории, ещё и знаком, что от ненависти до любви(или чего большего) такой маленький шаг, чему совсем не помогали их налаживающиеся отношения с Бакуго. Черт. Ещё и Эйджиро, который оказался собственником до кончиков его воображаемых-щенячих ушей. Сложно. Слишком сложно. Никто не говорил, что быть героем настолько тяжело. Изуку поднимает голову и встречается взглядом с уже охреневающим Каччаном, стоящим недалеко от своего друга. Потом он кидает зоркий взгляд на её пластыри на шее, а следом на Киришиму. И так несколько раз. По его нахмуренным бровям видно, что мыслительный процесс идёт полным ходом. Бинго. Он хмыкает и шлёпает Киришиму по плечу. —Не нужна она мне, Дерьмоволосый. Не веришь, спроси у своей дорогой,— на последнем слове проскальзывает непонятная Изуку интонация, но та лишь пытливо смотрит на Эйджиро, что недоверчиво и угрюмо смотрит ей в ответ. Ну же, спроси. И ты получишь ответ. Но он лишь кивает, мол разберёмся вечером, и отворачивается досматривать записи. Замечательно. Как будто Изуку в чём-то виновата. Глупо. Как же глупо! Уже совершенно ничего не понимая, она ждёт вечера. И позже, после девяти, сходив предварительно в душ, Изуку проскальзывает в комнату Киришимы и тихонечко садится рядом с ним на кровать. Он молчит. Заебись, проскальзывает ругательство в её голове, что бывает редко, придётся брать всё в свои руки. —Эйджи, мне кажется, нам нужно кое-что прояснить, —Изуку аккуратно переплетает свои пальцы с его, поглаживая большим пальцем тыльную сторону его запястья, — Каччан мой друг детства. Соперник. Почти семья. Да не почти, я его воспринимаю, как брата. Как и он меня, только, как надоедливую сестру! —она слегка сжимает ладонь, словно передавая уверение не только словесно, но и тактильно, импульсом, но голос все-таки начинает слегка дрожать, — а теперь, я-я х-ххочу услышать, почему ты с-сомневаешься во мне и ч-что не так? Кажется, проскользнувшие нотки обиды и приближающихся слëз действуют на Киришиму, как рычаг, и он стремительно притягивает девушку в объятия. —Изу, детка, прости, если обидел, —он судорожно начинает поглаживать её спину, — просто ты такая прекрасная, и Бакуго такой....сокрушающий во всех смыслах... Это просто неуверенность в себе? Хах, да, точно, обычное дело, —и голос начинает стихать, становясь всё тише, и неувереннее. Изуку неверяще чуть отталкивает его и уже задыхается от невысказанного. —Ты! Ты дурак! Если бы мне нужен был Каччан, то я бы его ещё в средней школе завоевала, с ним по другому никак! Ты думаешь, я не знаю как можно воздействовать на него? — кулачки бьют прямо по грудной клетке парня, — Эйджиро Киришима , я твёрдо знаю, что хочу именно тебя в своей жизни! Да ты же сам такой прекрасный, ты-невероятный, ты-то самое воплощение мужества, о котором ты всегда твердишь, и даже это я считаю милым! Дурак—удар—дурила—ещё удар—очаровательный тупица!—снова один, который перехватывается крепкими руками Киришимы. Запыхавшаяся Изуку не успевает опомниться и перевести дух, как воздух опять выбивается из лёгких, и её аккуратно втягивают в поцелуй. Губы Киришимы мягкие, очень-очень, несмотря на лёгкую обветренность. Изуку на пробу лижет его нижнюю губу, но её язык перехватывают, чуть посасывают и тут же отпускают. Прижавшись лбом ко лбу и ловя её выдох, прямо в открытый рот Эйджиро шепчет—Так люблю тебя. Такая прекрасная. Такая...слов нет. Моё личное солнце. —он ухмыляется и лижет губы, — И с твоего позволения никому не отдам. Смотрит в глаза Изуку несколько секунд, а у той в глазах от зелени ничего. Всепоглощающая темень зрачка затопила радужку полностью. Она кажется даже не дышит. Лишь ждёт. И кто он такой, чтобы отказывать своей любимой девочке? Он ныряет прямо к ней, повалив на постель, оставляет быстрый поцелуй-два на скуле и за ушком, пока её руки путаются в прядках его волос. Она буквально скулит, просит. Киришима спускается ниже, и приподнимая её ночную рубашку, присасывается прямо под ключицей. Отлично, след останется ещё надолго, и он урчит, довольный своей работой. Руки Изуку всё также порхают над его головой, тянут локоны, слегка и очень приятно чешут короткостриженными ноготками кожу и неизменно тянут к себе. Ближе. Насколько это возможно. Киришима отстраняется буквально на секунду, а Изуку уже хнычет и тянет обратно. —Такая нуждающаяся, Детка. —он целует её в уголок рта, —Приподнимись, дай секунду. И она, как в трансе, зачарованно кивает, сама снимает мешающую рубашку и опирается на локти. Щёлк. И препятствие в виде спортивного топа летит в глубину сумрака комнаты, пока Мидория падает обратно в постель, чуть отворачивая голову в сторону и выжидающе глядя из под влажных ресниц. Совершенная. Только это появляется в мыслях Киришимы. Грудная клетка девушки быстро опускается и поднимается, от чего очаровательные груди, размером с крупные сочные персики, и их также хочется поглотить, слегка покачиваются. Словно картина времён Ренессанса, написанная самыми лучшими масляными красками. Он, чуть касаясь , проводит указательным пальцем по груди, затрагивая розовый сосок, а с алых, закушенных губ падает тихий стон. Это отрезвляет. Напоминает продолжать. Эйджиро уверенно кладёт руку на левую грудь, чуть сжимая, и наклоняется к правой. Лижет, словно на пробу, а следом слегка дует. И так несколько раз, меняя сторону, то кусая, то зализывая, пока Изуку под ним тает, разваливается на кусочки с каждым последующим движением языка и спадающим стоном с её губ. Это будет её погибель. Изуку думает, что, чтобы добиться этого, нужно было всего лишь расхвалить(сказать правду) своего парня, то можно в будущем быть и немного честнее с ним. Если она конечно доживёт. Ибо ловкий рот Киришимы спускается всё ниже, наконец оставив истерзанную грудь в покое, покрывая плоский подтянутый животик такими же отметинами, а пальцы цепляют резинку шорт. —Можно? — еле слышно и невозможно хрипло спрашивает парень, ещё раз поддевая край, который шлепается обратно на нежную кожу, при отпускании. Можно, думает Изуку и кивает, пока рука тянется обратно, зарываясь в волосы Киришимы. Сейчас ему можно всё. Если он ещё и взглянет прямо в глаза, в самую душу, и вежливо спросит разрешение съесть её полностью, она согласится, стопроцентно, ещё и скажет спасибо в конце. Шорты с трусиками, кажется на них осуждающе мелькает лицо Всемогущего, о чем девушка пытается не думать, что зря надела сегодня геройский мерч, летят также куда то в темень комнаты. Руки Киришимы поглаживают бёдра, а его губы порхают с низа живота на внутреннюю сторону правого бедра, и присасываются прямо там. Слишком нежная кожа. Слишком никем не тронутая. И Изуку лишь стонет, —Ммм-аахх, Эй-йджиро, —и бёдра порываются стиснуть голову, но ладони Киришимы давят в сторону, шире, заставляя раскрыться больше и податься навстречу. Изуку как никогда рада, что у неё хорошая растяжка, выработанная тренировками. Смущающе, очень неловко, вот так предстать перед любимым человеком нагой, считай, душой на распашку. Киришима же, не теряя времени, утыкается в сгиб бедра, и с его стороны доносится приглушенное мурлыканье, — Моя девочка такая вкусная, такая приятная. —и прикусывает кожу прямо под тазовой косточкой, явно удовлетворённый милым писком со стороны девушки. Не давая ей ни секунды на попытку отодвинуться, большим пальцем правой руки Эйджиро чуть оттягивает пухлую половую губу и ныряет вперёд, припадая языком прямо к красному, слегка набухшему и желающему большего клитору. Лижет широким мазком, обводит по кругу, пошло причмокивая губами, посасывает чуть ниже, пока его левая рука передвигается с лодыжки девушки выше к бедру, нежно поглаживая, переходит на талию и подрагивающий животик. Аккуратно и мягко тискает, чуть сжимает и пощипывает. А Изуку... А Изуку, бедняжка, теряется в ощущениях. Она словно в тёплом море, что нежно и невесомо покачивает на своих волнах и периодически накрывает приливами. Всех этих поглаживаний, посасываний и поцелуев так много, что она чувствует, как её глаза периодически закатываются, и её рука чуть крепче тянет парня за волосы. Своих стонов она не слышит, а в голове вакуум, куда доносятся лишь звуки снизу, но судя по довольному урчанию и смущающим, почти порнографическим хлюпам и слюрпам со стороны Эйджиро, он как никогда доволен отзывчивостью своей девушки. Бёдра трясутся от интенсивной стимуляции, и Изуку чувствует, как внизу живота собирается мягкое, жгучее, словно полуденное солнце, тепло. Пытаясь сосредоточиться на ощущениях, девушка чувствует, как в неё мягко проникает фаланга пальца, и сжимается, на что слышит приглушённый стон. Но парень не останавливается, продвигается чуть глубже, нежно поглаживая внутренние стенки и наконец сгибая палец. Изуку не успевает предупредить, лишь громко стонет, выгибаясь на смятых простынях,и сжимая голову Киришимы бёдрами, притягивая его ещё ближе, —Эй-йджир—Ах-х-о! —на что слышит низкий, гортанный, слегка задушенный стон парня. И всё, Изуку накрыло той тёплой, всепоглощающей волной. Её бёдра безвольно падают, освобождая его голову из тисков. Киришима начисто её вылизывает, и от чрезмерной посторгазменной чувствительности, охрипшая от всех этих стонов, ей остаётся лишь отрывисто дышать и похныкивать. Кажется по щекам даже катятся горячие слëзы, которые уже подтянувшийся выше Эйджиро мягко слизывает, обвивая Изуку за талию и притягивая ближе к себе. —Изу, детка, ты была прекрасна. Невероятная. Такая сладкая, и для меня... —успокаивающе говорит он и чмокает ещё влажными, опухшими губами сначала в лоб, и нежно в губы. Мидорию поражает пониманием, что Эйджиро-то остался без разрядки! Она уже было тянет руку к паху парня, но натыкается на влажное липкое пятно на штанах. —Ааа, нууу, в этом уже нет надобности? —лепечет Киришима, смущенно наклоняя голову и отводя глаза в сторону.—Просто тебе было так приятно, что от одного осознания, что это из-за меня... Я, ну... Ну ты поняла... —и улыбается так смущенно, потирая затылок рукой на которую облокотился. Изуку замирает, осмысливая сказанное вслух, слегка подзависает на таком домашнем виде парня и на его глазах, которые светятся, словно там сверкают сердечки. Вся эта любовь и нежность добивает её. —Какой ты дурак.—Изуку хихикает, припадая щекой к тёплому плечу Киришимы,—Так люблю тебя... —шепчет приглушенно, оставляя поцелуй на влажной шее, и вскидывает голову, хитро улыбаясь, —За мной должок получается... А я... не люблю оставаться в долгу... Киришима, уже разтомленный от нежных прикосновений, чуть вздрагивает от хищной улыбки, играющей на её губах, и не замечает как его шустро опрокидывают на спину. Кажется, только что сверкнула маленькая зелёная молния?.. Изуку же, оседлав бёдра , облокачивается руками на грудь Эйджиро и нахально наклоняет голову влево. Пока её кудри и груди мягко покачиваются, и она слегка потирается обнажённой задницей о его промежность, Киришиме кажется, что глаза Изуку сверкают неоново-зеленым в мраке комнаты, что бывает лишь в запале битвы. —Начнём?