Вечером в теплом тумане

— Эй, Демон, ты бы хотел меня съесть?       Женский голос с характерным отзвуком раздается в просторной ванной комнате здания Общебеза. Сегодня выходной, за исключением дежурных, которым не повезло вытянуть короткую спичку, и полудемонов, обитающих здесь на постоянной основе, нет практически никого. Это самое «практически» после долгих часов работы в насквозь пропахшем хлороформом подвале решила-таки выбраться в купальню и взбодриться. Не то, чтобы у Общебеза не было денег содержать раздельные душевые, просто в данный конкретный момент в этом не было абсолютно никакой необходимости, и работать оставляли только одну. Дежурные купались только в том случае, если им посчастливилось убить какого-нибудь выползшего ночью Демона и при этом выжить, полудемоны же ухаживали за собой индивидуально, если вообще ухаживали. Однако и среди этих кадров исключение всё-таки было. Тот, кто при всей своей лени ненавидел грязь на теле и одежде, любил купаться в такие дни — в теплой воде, в огромном, на удивление чистом для общественной бани, помещении и, конечно, в полном одиночестве. Не повезло сегодня не только дежурным.       Стандартное белое полотенце скрывало тело этой наглой женщины весьма сомнительно — не доходя даже до трети бедра. Для той, кто пойдет на все ради утоления своего любопытства, она вела себя весьма тихо и даже почти прилично. Не демону судить о приличиях, но Ангел мог позволить себе такую вольность. Среди всей своры нелюдей Четвёртого отдела он единственный не питал ненависти к тем, кого все демоны обычно с радостью и превеликим удовольствием употребляли в пищу, и потому уже давно решил, что имеет право быть с людьми не столько на равных, сколько хотя бы на одной ступени.       С ней Демон Ангела познакомился практически сразу после того, как попал в Общебез. Она была вторым человеком после старика Кишибе, кто не побоялся подойти к нему близко. И даже разрешила отсиживаться у нее в кабинете, если все остальные помещения, куда ему было разрешено ходить, вдруг наскучат. Это было удобно. Будь Ангел человеком, даже решил бы, что «мило». Но демоны — эгоисты, помышляющие только о личной выгоде. Так что не ему оценивать ее поведение с точки зрения человеческой морали.       Она была ненасытна в своей жажде знаний. Если верить Кишибе — девчонка даже в Общебез полезла только потому, что хотела вскрыть демона и рассмотреть его изнутри. Кромсая на его глазах тела собратьев на холодном железном столе, она не раз предлагала ему их съесть и внимательно наблюдала за реакцией. Работники-люди, за исключением, пожалуй, старика и ещё парочки ребят с наглухо отбитым чувством страха, обходят ее стороной, полудемоны же всерьёз опасаются этого чудовища в медицинском халате — они, конечно, не погибнут от пары-тройки разрезов, но кому вообще захочется быть вскрытым ради забавы мелкого человечишки. Если и существует демон Научного Прогресса, его точно нет в списке образцов коллекции Японского Общебеза. Ну а у Ангела — непреодолимая защита в виде собственной убийственной силы. Впрочем, он был уверен, что потеря лет жизни для такого чудовища вряд ли станет достойной преградой — однако преждевременно умирать девчонке, видать, запретил непосредственный начальник, и она поумерила пыл. А он, сам не понимая зачем, остался в зловонном морге, вместе с этой странной человеческой девушкой.       Асагири Шика — патологоанатом по профессии, учёный по призванию. Она с редкостным усердием и профессиональным безразличием сортировала конечности и чурки своих коллег, аккуратнейшим образом документируя причины смерти. Поразительная выдержка для занятия такого рода. Он наблюдал за ней сначала от нечего делать, затем из любопытства, а потом это стало ритуалом.       Все вокруг звали его «Ангелом» только потому что его нимб и крылья располагают к этому. А она упорно продолжала обращаться к нему «Демон», обозначая прежде всего биологический вид, а не внешний облик. Он всегда отвечал «Человек» — сперва по привычке, а после — в ответ на эту своеобразную учёную вежливость.       И всё-таки она изучала его. Даже сейчас, стоя в теплой воде бассейна, в одном лишь полотенце Асагири-сан не бежала в страхе, что сделал бы перед демоном любой среднестатистический человек, и не пряталась в смущении перед парнем, что сделала бы любая среднестатистическая девушка. Черт ее разберёт, этого ученого. А хотя… Как раз-таки черт сейчас разобрать и не мог.       Ангел прекрасно владел собой. Вернее, в большинстве случаев ему было просто лень проявлять хоть какие-то эмоции по отношению к окружающему миру. Меланхо-флегматично он плыл по течению своей полудемонической жизни, старался не жаловаться и не париться по мелочам. Именно поэтому, когда он своим чутким нечеловеческим восприятием ощутил ее дыхание, услышал, как скатываются капельки воды по распаренной коже, сползают вслед за ее движениями влажные влажные пряди волос — Ангел не повел и бровью.       Его не заботит человеческая пошлость, да и эта странная девушка так открыто пригинается к нему совсем не за этим. Почему она вообще позволила ему, мужчине, хоть и демону-псинке на поводке Общебеза, принять ванну вместе? Ответ очевиден: конечно, хочет вдоль и поперек его исследовать. Куда более сложный вопрос звучит немного иначе. Почему он сам не сбежал, когда увидел, что купальня в этот вечер не пустует? Он ведь не любит мороку, а люди уж очень хорошо умеют ее создавать. Была ли это просто привычка? Сильное желание принять ванну? Или ему было просто лень возвращаться обратно не солоно хлебавши? Он сам себе не мог бы ответить на эти вопросы. Они роились в голове даже тогда, когда полудьявол привычным профессионально-безразличным взглядом рассматривал прелести ее молодого тела, не желая поднять глаза. Он знал две вещи: первая — этот человек и не думает возмущаться или обижаться, вторая — если посмотрит вверх, то увидит приглашающую улыбку и заинтересованный взгляд.       Розовая, разгоряченная кожа, бархатные изгибы силуэта — девушка не была костлявой или жилистой, наоборот, она манила объемом своего тела, заточенным в правильную форму — с грудью, талией и бедрами. Передние пряди волос струились по плечам, прилипнув к ним влажными кончиками, остальные — завязаны сзади в тугой пучок. Только самые коротки волосики там, где затылок плавно переходил в шею, тоже скульптурно намокли и сползли вниз. Ангел не видел этого, но мог прекрасно себе вообразить.       Пахло паром, профессиональной чистотой офисной душевой, но демоническое обоняние благодушно дарило ему ещё один запах — слишком нежный, слишком настоящий и живой для этого нереального человека. Смотря прямиком на округлые, полускрытые намокшим полотенцем формы, за которыми должно ровно биться ее человеческое сердце, Ангелу захотелось облизнуться.       Не то чтобы он действительно хотел ее съесть, скорее — просто попробовать. Он совершенно точно знал, что эта кожа будет мягкой, упругой и влажной, но ему казалось жизненно необходимым проверить вживую.       Самовосприятие как бы разделилось надвое. С одной стороны, его телу нужен был физический контакт с этим молодым, совсем не трепещущим от страха, телом. С другой, он был все тем же флегматичным нелюдем, который пришел сюда расслабиться и почистить пёрышки. А ещё полудемон прекрасно знал, что любое его движение, даже малейшее подрагивание крыльев будет проанализировано взглядом ученого, перед которым даже страшный людоед-убийца кажется всего лишь подопытной мышью.       Вот оно! Вот почему он хотел оставаться с ней, невзирая на опасность. Люди боятся демонов. Ненавидят, истребляют, используют — все из страха перед теми, кто стоит на следующем звене пищевой цепочки. Да, у охотников со стажем уже не дрожат коленки и не темнеет в глазах от одного вида демона, но они продолжают сражаться потому, что обычные люди не могут. Слетают с катушек, пропивают печень, прокуривают лёгкие, мрут как мухи — все лишь из-за страха человечества перед разрушительной силой, которую несёт в себе его вид. Но она смотрит по-другому. Без волнения, без сожаления, без слез, без отчаяния или высокомерия — так увлечённые школьники должны смотреть на очередную страницу учебника биологии в надежде найти наконец раздел о размножении млекопитающих. С неподдельным эгоистично-наивным интересом. Этот взгляд стоит одного потраченного спокойного вечерка. — Если я захочу съесть живого человека — стану врагом Общебеза, — безэмоционально и с некоторой ленцой отвечает Ангел, всё-таки поднимая глаза неяркого цвета красной глины к девичьему лицу, — Тем более, если это будет охотник. — Брось, я ведь сама предлагаю, — как ребенок, который не получил похвалы за правильный поступок, она надула губы, — К тому же, камер в душевой нет. И вообще, я спросила: «Хочешь ли ты меня съесть?», а не: «Собираешься ли кусать?». — Человек, — медленно вдыхая тяжелый, наполненный паром, воздух, со смешанной интонацией тянет Ангел, — Не задавай таких вопросов другим демонам, пожалуйста.       На потянувшуюся вверх тонкую бровь и удивление, мелькнувшее в аквамариновых глазах, полудемону пришлось оправдываться: — Тебе откусят голову прежде, чем успеешь закончить фразу. — У тебя человеческая мимика, но даже так я не могу понять, что происходит в твоей голове, — девушка шумно выдохнула и с негромким всплеском теплой воды, небольшими волнами достигшей погруженных в бассейн ступней Ангела, сделала шаг вперёд, — Поэтому прошу, ответь на мой вопрос, пожалуйста.       Ха-ха. Что это? Если б не его привычная медлительность, он бы засмеялся. Невозможный человек — такая честная в эгоистичном желании добиться своей цели. Все это очень занятно. То есть, «очень даже мило, » — в переводе на язык людских чувств.       Он подаётся головой вперед и сам не верит, что совершает такую глупость. Уткнувшись своим красивым, чуть вздернутым носиком, в пушистую ткань полотенца, Ангел ясно чувствовал не только то, насколько мягкая и упругая грудь у этой нахальной девчушки, но и как от удивления ускорило бег ее маленькое сердце. — Мне нравится мягкое мороженое, — с каким-то неожиданным азартом заявляет он спокойным тоном, — Люди из молока и сахара смогли сделать прекрасное лакомство. Оно нежное на ощупь, прохладное и сладкое на вкус.       Невесомо демон тянется губами к ворсу ткани, отделяющей его от чужой кожи, защищающей ее владелицу от приближения неминуемой гибели. Девушка замерла, но это был не страх — тактическое ничего-не-делание в целях разведки намерений оппонента. Ангел этого не видел, но готов был поклясться обоими крыльями, что она довольно улыбалась. А ещё он чувствовал, как по его собственному телу пробежали мурашки от того, с каким восторгом, должно быть, она переваривает полученную информацию. Ну, это если он в ней не ошибся.       Девушка пододвинулась ещё ближе, так, чтобы Ангелу не приходилось к ней тянутся. Ее научный пыл, если это вообще был он, а не натуральное безумие, был для его демонического мировоззрения искренне непонятен. Забавно, ведь и девчонка минуту назад призналась, что не понимает его. И это нисколько не мешало им тянуться друг к другу. Но ему нельзя было касаться манящей кожи, строжайше запрещено зарываться носом во влажные белоснежные пряди — иначе он убьёт ее, сам того не желая. А она наверняка придет к нему в кошмарах — он будет чувствовать себя виноватым в этой смерти, как и во многих других. Демон редко жалел людей, но Асагири-сан была той самой «отбитой наголову» охотницей, какие способны выживать в этом мире монстров. Подходила по всем параметрам. — Если бы мне позволяли есть не только трупы и донорскую кровь, — прикрыв глаза, Ангел не отрывал лица от ее груди, — Я бы не отказался от такого угощения, как ты. Мягкая, как мороженое, но тёплая — от тебя не онемеет язык. — Я это запомню.       Если бы и он не был прикрыт лишь полотенцем на бедрах, она могла бы дотронуться до него. Эта мысль пришла так внезапно, что не будь Ангел самым ленивым из не-людей, наверняка остолбенел бы на мгновение. Он не просто хотел наконец избавиться от фактурной ткани на этом теле, он желал, чтобы девушка сама коснулась его — наверное, демон мог даже позволить изучить всего себя под микроскопом. Вскрытие? Он восстановится от пары-тройки глотков крови! К чему тогда бояться? Демон и без наркоза или оглушения вытерпел бы сколько угодно часов, если только держать в руке ланцет будет она. Опасные фантазии. Опасные и весьма напряжные в осуществлении.       Впрочем, в Общебезе, кажется, не знают слова «опасность».       Ангел высокомерно считал себя адекватным, но, по всей видимости, он тоже идеально вписывался в это безумное общество. — Если я вдруг умру раньше времени, завещаю тебе свой труп, — вдруг совершенно будничным тоном заявляет девушка.       «Он уже не будет таким теплым,» — успел подумать Ангел, но вслух ничего не сказал.       Она нагибается ближе ко дну неглубокого бассейна, и ему приходится оторвать голову от теплого полотенца. Миниатюрная ладошка зачерпнула воды, и спустя секунду опрокинула прямо на макушку демона. Ангел поморщился, но не отпрянул назад, вопросительно поднимая всегда кажущиеся уставшими глаза на нахального человека. — Это контракт, — все так же мягко заявляет девчонка, — Взамен ты дашь мне потереть спинку и…       Голубые глаза бегло скользнули по всему силуэту ангелоподобного дьявола. Выглядело так, будто мысль пришла к ней в голову только что, но он-то уж точно знал, что она посещала этот безумный учёный мозг уже явно не раз и не два. — Послушай, а твои крылья тоже отнимают жизнь? — бесстыдный вопрос, который с ее точки зрения был совершенно нормальным и даже рациональным.       Ангела забавляла эта манера спрашивать о том, чего она не знала. Если ей было любопытно, девушку не останавливали ни правила приличия, ни обстоятельства, ни первобытный страх. Был ли он в ней вообще, этот страх? На вид — нет, на самом деле — хотелось бы знать. И Ангел отвечал практически на каждый вопрос, пускай не всегда прямо и доходчиво, но почему бы и нет? Говорить все равно не так геморройно, как сражаться. Интересный получался дуэт. — Не полностью, — сознался демон, — Однажды я потерял перо, и его поднял ребенок. Я не почувствовал, как годы его жизни перешли ко мне, так что перья не должны быть опасными. Впрочем, кожа под ними всё еще под вопросом…       Аквамариновые глаза счастливо загорелись. Ангел прекрасно знал, что за этим последует. Он не ошибся. Ни в ее следующих словах, ни в ней самой. — Тогда взамен на право съесть мое тело после смерти, я хочу потереть тебе спину и забрать одно перышко, — с лучезарной улыбкой заявляет этот немыслимый человек. — Тебе не кажется, что это слишком мало? — произносит свои мысли вслух Ангел-дьявол, хотя его в общем-то все устраивало. — А я и не обещаю тебе свой труп прямо здесь и сейчас, если ты не заметил, — снизошла до объяснений девчонка, — Я всего лишь говорю, что если мне доведётся умереть раньше тебя, можешь скушать тело, но ни минутой раньше.       Ах да, кажется, он на секунду выпустил из головы наглость, присущую всем представителям человеческого рода. Ничего, Ангелу кажется, что он и без контракта отдал бы ей перо в качестве, скажем, подарка на день рождения. Но ведь и он не альтруист какой-нибудь, а самый настоящий демон, поэтому, так и быть, пусть будет контракт. Странный контракт со странным человеком. — За призрачную возможность в будущем съесть меня мертвую цена вполне приемлемая, — ставит точку невозможная девушка, и резко поднимает ногу на шершавую плитку бортика.       Но вылезти она так и не успела — в помещении с кратким эхом раздался звук открывающейся двери. Судя по запаху, ещё один человек-полуночник решил освежиться во «временно общественной» бане.       Ангелу бы не дёргаться и сидеть смирно — он привык реагировать так почти на все действия людей относительно него, если они не были враждебными. К тому же, в такие вечера как сегодня, те не-демоны, кто хотел бы освежиться в купальне, обычно сбегали, едва завидев нимб и белесые крылья, опасаясь того, что нахождение в одной воде с ним тоже укоротит их жизни. А девчонка снова взяла и не испугалась. Быть может, поэтому он и изменил своему флегматичному обычаю — быстрее, чем в помещение вошли охотники, Ангел расправил крылья, захватив в клетку из влажных теплых перьев стоящего перед ним человека. Чтобы ее светлые ножки не было заметно в толще воды, крылья пришлось немного погрузить в бассейн. Ничего, он потерпит, все равно незваные гости сбегут, как только заметят его. — А, это ты, Ангел, — пытаясь скрыть разочарование, проговорил вошедший мужчина.       Демон был рад своей предусмотрительности. Пусть он и предупреждал девчонку, чтобы не смела предлагать себя в качестве угощения другим демонам, мысль о том, что на ее прикрытое лишь полотенцем молодое тело будут глазеть другие люди, тоже внезапно встала костью в горле. Он не видел в этом особой пошлости, но рассматривать её хотелось в одиночестве. Ангел бросил беглый взгляд меж своих крыльев — Асагири-сан стояла смирно, вопросительно-изучающе рассматривая его правильное лицо. Вот и ладно, он спокойненько продолжит беседовать с ней на грани человеческой морали и приличий, как только непредвиденные помехи сгинут с глаз долой. — А ты чего, каждое пёрышко вычищаешь? — недалёкий, по мнению демона, человечишка вместо того, чтобы просто сбежать, проявил внезапное рвение.       Это любопытство не нравилось Ангелу — оно было лениво-вынужденным, подстегиваемым природной недалекостью и страхом перед полудьяволом — совсем не таким как у нее. За то, чтобы услышать ответ, этот человек не отдал бы ни гроша — чокнутая девчонка же шагнула бы в самую гущу Ада. Недостижимая для большинства охотников высота. А Ангелам свойственно тянуться к высоким вещам. — Летом в них скапливается много пыли, — практически не задумываясь выдает отмазку демон, проводя рукой по верхней грани крыла и задумчиво косясь на его конец, — Мне неприятна любая грязь и я решил их вымыть. — Вот оно как, — человек явно пожалел о своем решении ввязаться в диалог с демоном Ангела, — Ну, в общем, ты это, как закончишь — маякни нам с Такеши, отвлекать не будем. — Так и быть, — пустым голосом бросает он на прощание, и снова смотрит на девушку, застрявшую в плену священно-белых перьев, — Я же сказал — тронешь кожу и жизнь укоротится.       Она легонько гладила поверхность влажного крыла, рассматривая текстуру, и, возможно, представляя, как они выглядели бы вовсе без перьев — а что? Было бы вполне в ее духе. Нашкодивший ребенок после того как его застают за запретным действом обычно как ошпаренный одергивает руку. Девчонка просто плавно, на согнутых локтях, подняла обе ладони вверх в примирительном жесте. — Я не коснулась, — в притворно-невинной ухмылке расползлись уголки губ, — Просто привычка: трогаю все, что изучаю. А тебя даже совсем немного потрогать нельзя — ужасный объект для исследования. — В мире есть много вещей, которые не стоит хватать руками, если не хочешь покалечиться, — с очередным вздохом заключил Ангел. Поразительно: он, демон, учил человека осторожности. — Да, но чтобы их потрогать, сначала надо добыть, а ты — просто сидишь в двух шагах и так и напрашиваешься, — Ангел все никак не мог взять в толк, каким именно местом он напрашивался, впрочем со справедливостью ее слов трудно было спорить. С ней вообще трудно было спорить, — К тому же, ни ртуть, ни белый фосфор — не такие красивые, как ты.       Браво, человек, ты не совсем испортилась. Значили ли эти слова, что он ей просто лицом приглянулся? Скорее всего — нет: будь он чудовищем с когтями или щупальцами, она бы все равно старалась скрупулёзно изучить все его внутренности и принцип работы сил. Только перед этим другие охотники прикончили бы его за милую душу, и демон превратился бы в одну из тех холодных туш, которые хранились в жутких холодильных ящиках ее рабочего места. Так себе перспектива — умирать приятно окончательно и бесповоротно, да и мало кому захочется знать, чем именно будет заниматься с его бренным телом безумный ученый в вонючей холодной прозекторской. Ангел же мог вообразить себе все эти махинации так ярко, что неподготовленного человека наверняка бы стошнило. В общем, уж лучше быть красивым недотрогой в глазах этой опасной женщины, чем уродливым трупом на ее прохладном металлическом столе.       В помещении раздался тихий шелест намокших перьев — демон собрал свои белоснежные крылья обратно, выпуская надоедливого человека из мягкого пленения. Он мог отчетливо видеть, как на несколько мгновений погрустнело ее лицо, провожая копну его впитавших влагу перьев, которой только что нежно касались ее пальцы. — Итак, пора! — когда на девичьих губах заиграла привычная заинтересованная полуулыбка, демон почувствовал странное облегчение: признаваться жутко не хотелось, но сопротивление было бы самодурством — ему нравилось это неунывающее любопытное личико.       Она выпорхнула из бассейна, осыпав Ангела скопом мелких брызг. Он прищурился и стряхнул пару капель с плеча, как будто избавлялся от невидимых пылинок, которых здесь не могло быть и в помине. Демон слышал удаляющиеся шлепки маленьких ножек о плитку и поднял вверх голову, чтобы вдохнуть побольше воздуха. Было невыносимо приятно потянуть застывшие в одном положении руки и шею. Отвлекшись на свои мысли, Ангел не сразу заметил, как чужие руки мягко и ненавязчиво собирают сзади его волосы. Он замер на несколько секунд, но как только понял, что происходит, попытался отдернуть голову: — Ты чего творишь?! То, что перья безопасны, еще не говорит о том, что волосы тоже! — ключевым словом было «попытался».       Нежные и ненавязчивые пальчики вдруг мертвой хваткой вцепились во влажные пряди — полудемон не уставал удивляться. Потом, правда, вспомнил, что девчонка была охотником, пусть и работала в тылу, но всё же, а ещё вспомнил, кто был её наставником. Откуда-то сверху послышался привычный спокойный голос: — Всё в порядке, Демон, перья и волосы имеют сходное происхождение, а значит, и твоя прекрасная шевелюра, по идее, меня не убьёт. Впрочем, ты и сам уже должен был это понять.       И правда: Ангел не чувствовал, как чужая жизнь плавно перетекала к нему. Он с трудом сдержал вздох облегчения — достаточно было и той слабости, которую он уже показал этой наглой девице. Она не навредит ему — почему-то в этом Ангел не сомневался, и тем не менее, необходимо было оставить хоть какие-нибудь границы между ними, человеком и демоном, не питающими друг к другу надлежащей ненависти. — Больно, — тихо и твердо заявил ангело-дьявол, и хватка на затылке мигом ослабла, а он присел обратно, вновь предоставив своё тело в распоряжение девичьим рукам.       На таком расстоянии не было необходимости в демоническом чутье — даже будь он человеком, смог бы отчетливо расслышать глубокое из-за тяжелого, наполненного паром, воздуха дыхание девушки за спиной. Маленькие ладошки снова колдовали над ангельскими волосами, на скорую руку заплетая их в косу. Закрепить прическу было нечем, поэтому Асагири-сан просто закинула кончик вперед, на выпирающую под кожей кость его человеческого плеча. Коса была не слишком длинной, но Ангел все равно повернул голову туда, где теперь покоились его волосы — машинально, конечно, но внутренний голос услужливо высказал глупую мысль: он надеялся почувствовать тот живой запах, который могли оставить её руки.       Спохватившись, он как можно более непринужденно снова перевел безэмоциональный взгляд прямо перед собой, но зная характер человека, стоявшего, припав на одно колено, у него за спиной, он мог с уверенностью сказать: его жест незамеченным не остался. Впрочем, пускай. В конце концов, он — демон, которого должен привлекать запах молодого и здорового человека, особенно если тот абсолютно осознанно лезет прямиком в раскрытую пасть.       После волос была спина — аккуратные, ритмичные движения мочалки по его лопаткам, спускались все ниже, не пропуская ни единого миллиметра человеческой спины полудемона. Ангел прикрыл глаза и весь обратился в чувство. Он старался как можно дольше сохранить ощущения от ее непрямых прикосновений — и плевать уже, в чем конкретно заключалась причина для такого поведения. А в голове всплывали картины, которые он уже наблюдал бессчетное количество раз: девушка с белоснежными, собранными в неряшливый пучок волосами, медленно, с профессиональной точностью, разрезала плоть мёртвого демона, раздвигала кожу и долго вглядывалась своими умными, голубыми глазами в проделанную дыру, прежде чем приступить к дальнейшим действиям.       Первое прикосновение так же особенно, как первый разрез. Пусть оно непрямое, для него и этого было даже чересчур много. Он благословлял судьбу за то, что был-таки демоном: усиленная чувствительность позволяла лучше осознать направление ее движений и степень давления на кожу. Так касается его тела этот человек, этот ученый, полный профессиональной любознательности и такого же профессионального цинизма. Ангел уважал ее отношение к работе. Обычные люди боялись трупов себе подобных, охотники — украдкой отводили взгляд. И только некоторые — или увлеченные, или безумные — заглядывали прямиком в стеклянные глаза, в пулевые отверстия и рваные раны и полной грудью вдыхали запах холодной гниющей плоти.       Интересно, была ли на свете вещь, которая бы смутила такую, как она? Должна бы. Он когда-нибудь её найдёт — сам ведь этого жаждет, дайте время. А пока — вперед, назад, вправо и влево, кругом и обратно — ритмичные движения теплой мочалки на светлой, блестящей коже в одном только ей известном порядке, в едином, выверенном темпе руки хирурга. Ангел растворялся в ее движениях, внутренне трепетал, когда волокна, обернутые пушистой пеной, проходились по основанию крыльев.       Демон ловил в голове мысли о том, как сильно он не хочет, чтобы этот момент заканчивался, и тут же гнал их прочь, чтобы не оказаться привязанным чересчур сильно. А затем он представлял, каково было бы вместо грубоватой мочалки почувствовать на спине ее ладони — миниатюрные, с характерными мозолями от резиновых перчаток и медицинских инструментов. Какими бы они были — холодными или теплыми, гладкими или шершавыми? Вопросы, которым суждено было остаться без ответа. Во всяком случае, в том будущем, которое стоило бы встретить демону Ангела.       Волшебству свойственно рассеиваться. Ангел отстраненно, как в тумане, согласился на опасно-завораживающую просьбу: «Можно я помогу почистить крылья?» и совершенно детское: «Пожалуйста».       И вновь скрупулёзные руки заскользили по перьям, невесомо, почти как по волосам. Ровно как и со спиной, она проходилась по белоснежному пуху мочалкой, а затем, поднося водичку в ладони, смывала мыло.       Смотреть бесконечно в мире можно на немногие вещи: как течет вода и как горит огонь — продолжением фразы должно быть: «и как работают другие люди». Но люди — не бесконечны. И она была была человеком. Пусть охотником, пусть прошедшим жестокие тренировки, но все еще хрупким человеком, который не воскреснет после пары выпущенных патронов и не прикрутит голову на место, если вдруг свернуть ей хребет.       Ангел вдруг подумал, что способность наслаждаться конкретным мимолетным моментом — очень в духе людей. И затем подумал, что временами не так уж и плохо, хотя бы на несколько секунд, но почувствовать себя человеком — для чего-то же он всё-таки влез в это тело. Хорошо, что девчонка не читает мысли. Ему почему-то казалось, что она бы посмеялась. Хотя эта леди была совершенно точно полна сюрпризов, так что это не было стопроцентно.       Вдыхать чужой запах, слышать слова, чувствовать неосязаемые касания — все это было ему по душе, нечеловеческой, но оттого не менее живой.       Когда крылья и сам Ангел были уже достаточно чистыми, чтобы покинуть бассейн, девушка выпрямилась и сладко, бесстыдно потянулась. Ангел гордился тем, что в отличие от людей, он не воспринял этот жест в неправильном ключе. И тайно радовался тому, что никто другой не мог насладиться им в полной мере.       Она сказала, что хочет снова обмыться, и демон ушел одеваться первым. Он не стал дожидаться ее в раздевалке, а тихонько удалился к себе, решив, что минут через пятнадцать заглянет к тем охотникам, кого недавно спровадил, а с девчонкой сегодня уже встречаться необязательно — они часто расходились ни на чем, чтобы на следующий день продолжить разговор без приветствий. Интересно, общалась ли она так с кем-нибудь ещё?       Этим вечером Ангел, закрывая глаза, перед сном видел силуэт с капельками теплой воды на коже, прикрытый одним стандартно-белым полотенцем, и мягкую, по-особенному любопытную улыбку.       На следующее утро в прозекторской здания Общебеза, спрятанной от посторонних глаз в глубоком подвале, на рабочем столе ее постоянной обитательницы ярким, чистым пятном на свету электрической лампы сияло одинокое белоснежное перо. А в одном из холодильников — зловещих промышленных ящиков, забитых телами людей и не-людей — у обледенелой стенки, тянувшей жутким морозцем, пробиравшим до костей неподготовленного соглядатая, навсегда образовался ящик с пестрой этикеткой, кричащей: «Супер-мягкий ванильный пломбир».