— эй, бросай шлюшку, пойдем курить.
блять. кристиан-не-кристиан, простите, никаких религиозных отсылок в имени, варг викернес. бестактно хватает и оттаскивает, оставляя малышку в недоумении в бухой толпе металистов.— ты обломал мне секс, не думал?
— думал, не скрываю.
кривая ухмылка на симпатичном молодом лице, чернеющем от собственного греха. липкое пятно апельсинового сока у губ и удивительно чистые волосы. как будто мальчик, вернувшийся с первого свидания.— ну так а нахуй делал?
— так сигаретку надо разделить с кем-то, андерстенд, соти?
хлопает по плечу эйстейна, едкая усмешка рассыпается в тухлом воздухе, когда те отходят за угол. тут, кажется, никто не собирается выходить на покур, достаточно отойти на пару метров от толпы, где более безлюдно и не видно. кайф здесь в том, что всем похуй.класс? красиво? ну конечно.
— одолжи зажигалочку, а?
эйстейна толкают к стене, хитро руки протягивая к джинсам. а вот и растянутые карманы, в которых тот по-кошачьи роется, прощупывает, вызывая неоднородное сопротивление у стоящего евро.— алё, еблан, я и сам мог бы достать.
— тщщщ, только не брыкайся, кобылка, ну дай сам достану.
кокетливость стоит фуксийным пятном посреди болотно-рвотного варева этой тусы. на самом деле тупо сборище бухих морд, улетающих под дерьмовый гаражный блэк метал. кому-то из них завтра на работу, этот кто-то — офисный клерк. ему отовсюду затирают уволиться, и он упоенно клянется, что вот-вот с понедельника начнет жить фулл-лайф. блаблабла. кому-то завтра к мужу. этот кто-то — рыжая бестия, глотающая два толстых члена в сортире. она устала от этой семейной жизни, она сегодня уронит кольцо в толчок и будет театрально хныкать и выпрашивать новое, извиняться, придумывать новую легенду. блаблабла. все здесь немножко привирают, лишь бы побыть искренними до рассвета. но до рассвета ещё далеко. а до чего близко? до зажигалки.— задний карман.
наигранное недовольство в лице ошета, зажатая челюсть, узкие злые зрачки. он весь одет в притворную злость, лишь бы милого соти не выпустить, лишь бы не с теми, лишь бы не спалиться. как искусный и профессиональный наркоман, строящий трезвого в наркологии. горячие сухие руки ложатся прямо на зад, скользнув жуками в задние карманы, и евро задерживает воздух в легких, прячет его там, как будто вот-вот его начнут душить, и больше не достанется. музыка бьет по ушам, не создавая неловкости момента, и шорканья пальцами в джинсах не кажутся такими уж мучительными, но этот момент, по ощущениям, длится целую вечность. у евро что-то скрипит в ботинке, что-то кряхтит за грудной клеткой и копается в кишках.— сука, варг, быстрее.
— а что не так?
— типа, то, что твоя рука на моей заднице.
— ты везде видишь какой-то грязный подтекст, соти.
сам люцифер в лице кристиана шепчет, давя все мечты и желания, сквозь глаза хрустит сухим черепом, оставляя ошметки мозговой ткани на заблеванном полу. зубы под давлением трещат, суставы рвутся, мясорубка из напряжения.— о, нашел походу.
— так руки убери.
взгляд варга падает сверху вниз, и на загнанный тон собеседника он отвечает только движением таза навстречу чужому. он грузит свою спину собственным трупом, и это не о тоске, это о смраде гнили и предвестие колючей вони химической реакции гноя с щелоком.— хочешь, чтобы убрал?
музыка не помогает. в треке конечности разрываются и хрустят позвонки, только это видится правильным, телик где-то в соседней комнате шумит, там же трахают несовершеннолетнюю, измалеванную. детка грешна. кто грешнее, позорный соти, она, или безукоризненный кристиан? викернес безудержный, грязный нахал. лезет везде. викернес — блядский хлор. зеленоватый газ, отравляющий, истончающий, заставляющий иссохнуть на глазах. а евронимус, походу, добровольно им затягивается, как сигаретой. хватает плечи его самого дешевого наркотика, типа отталкивает. сложновато отказываться от винта, когда ты сидишь на нем так плотно, так яростно, когда ты исколол и без того вонючие вены, и когда его так легко достать. сложно признаться, что ты наркоман.и тут, кстати, не про любовь. тут про животное желание.
— убери, достань зажигалку и, пожалуйста, отъебись.
мягкие ткани сжимаются в руках, заставляя эйстейна толкнуться вперед, вызывая только внутренний грудной смех.— всё, заебешь.
ошет выбрал новую тактику — прикинуться безучастным. я не здесь, я вообще не на этой планете, я тут вообще не причем, и в целом хуй у меня в штанах не подергивается. и твой не трется. пока все на ночь становятся искреннее, слегка пьяный соти пиздит всем вокруг, что его маленькой милой обсессии не существует. в нос бьет кислый запах, запах перегара, да, уже не понятно от кого он исходит — викернес, или один из десятка отдыхающих здесь. стало понятно — да, точно викернес. он опускается к бледной шее, проводя змеиным языком по выпирающей вене, по-животному прикусывая её. держит в тисках сам факт поступления кислорода в темную голову. как будто вот-вот перекусит, и прямо в рот польется алая, — нет, черная — кровь эдакого демона, эдакого дьявола. что ты за дьявол, детка? если в руках мнешься, как телочка. если стоишь, парализованный, как животное под транквилизаторами. как кетаминовый торч. варг ощущает живую пульсацию, и ему нравится. ему нравится, какой дисциплинированный его продюсер становится, стоит только слегка надавить на яичную скорлупу из по пунктам расписанного списка правил поведения. ближе к уху и шептать несуразно.— сам потом бухой прибежишь под дверь в четыре утра и будешь просить тебя по самые гланды вытрахать.
ту мач, ту мач, не туда, неправда. евронимус толкает, давая хлесткую пощечину. нужно же выпустить эти наваливающие гроулами волны энергии. а то слишком уж неприятно твердым комом они скопились внизу живота. внизу живота горит, в груди горит. перегрелся.— что? я не прав?
варг придерживается за ударенную щеку долю минуты, перед тем, как накрыть чужой эрегированный член под штанами рукой. он знает, что может сделать почти что угодно. почти — пиздеж. что угодно, если сильно захочет.— фантазер.
— позер.
ха-ха, кристиан играется, кристиан пускает между пальцев, ментально ставит на колени и накрывает яйца подошвой берц — подчиняйся, ты же хочешь.— а это к чему?
— да просто так.
тебя позлить, соти. над тобой поприкалываться, потому что так веселее. поиграешь с жертвой — вкуснее будет жрать и потрошить.— если так и будет, с тебя банка пива.
— да никогда, бля, в жизни.
— ты хотел добавить «больше» перед никогда.
подмигивает, доставая из кармана куртки помятую пачку. помяни мое слово, голубчик, я редко ошибаюсь в отношении тебя. я же знаю каждую клеточку твоего немытого тела, я же знаю местонахождение каждой твоей венки, все твои формулы и переменные, все твои косинусы и синусы, каждая твоя производная подвластна моему изменению. хавай грязь, мразь.***
— открой, умоляю.
ноги держат с большим трудом, когда пальцы едва попадают по звонку, когда ватные колени неумело косятся в разные стороны. и только одно желание — разрядка. алкоголь не дает тебе подумать о количестве и качестве позора, который ты вытворил и устроил под его воздействием. и алкоголь с легкостью поможет справиться с твоим милым одиночеством. не то чтобы ошет одинок, просто скучно баловаться обычным сладким, когда ты знаешь, где можно взять закуску посильнее и посерьезнее.— кто тут у нас?
дверь открывается, встречая пьяную фигуру на пороге. от евро остался один силуэт.— пусти.
бросается прямо в руки, стыд и какое-то стеснение летят в мусорное ведро (конечно, не долетают — падают где-то около). бухое животное с расстегнутым ремнем и разметавшимися волосами отчаянно падает в чужие руки — чужие руки встречающе ловят. в голове только одно — выиграл. не то чтобы впервые, скорее в который раз. ха-ха.— помоги, чувак.
ошет мямлит, его поднимают, ставят на ноги, похихикивая с абсолютно размытого лица.— ну кто тут у нас?
его речи — послание личного культа, который эйстейн основал, себя же опустил в иерархии, себя же умоляет унижать, собой же управлять, себя же направлять на около благое. попросил себе личного пророка с рогами, торчащими из гущи волос.— сам видишь.
— а сколько времени, соти?
соти почти телепортом на постели, над ним нависает гримаса варга, он омывает бледную кожу кипяченым дыханием, оно бурлит на коже, аэродинамика нулевая, трение такое же, не за что взяться и схватиться, скользишь сквозь пространство и время, и чувствуешь все его неполадки и черные дыры. и одна засасывает тебя, когда член под штанами дает о себе знать, несмотря на количество выпитого алкоголя. всё это яростно и предельно серьезно. ну да, серьезно, ему нужен рехаб, только как он на рехабе объяснит, что хер в штанах не держится, когда он видит, как его кореш закуривает? как он объяснит, что представляет себя на месте сигареты? как объяснить, что его с неким периодизмом поебывают, относясь как к собаке преданной, с гибкой спиной и таким же терпением? да хуй ты объяснишь, соти. проще объяснить, что ты себе капли для глаз по венам пускаешь, чем это.не-любовь.
неа. викернес просто отлично трахается.— четыре часа, соти. так о чем ты, соти?
— с меня пиво.
— никаких вопросов. только ебаться мне, скажу честно, впадлу.
они понимают, на чем сойдутся. единоразово встретятся глазами, поулыбаются, пока евронимус взгляд не уведет, и варг резвым движением стянет узкие джинсы с бедер. варг не в пьяном бреду, ошет — да. пьяный бред в этих руках сравним только с твоим наижутчайшим и наикромешнейшим трипом от лсд, из которого ты, как не иронично, не хочешь выходить больше никогда. говорят — как в первый раз никогда не возьмет. да хуй там, псевдоэксперты, блять! хуй там, недо-ученые! у меня на это своя теория и своя практика, и на этой практике: чем больше, тем жестче. с каждым разом не становится привычнее, толер не вырабатывается, трипы глубже, до глотки, голову до легких пробирает, до самого, бля, кишечника. пошли нахуй, общественные правила и стандарты! варг потирает твердый член под трусами с притворным отсутствием интереса, специально не смотрит в глаза. евронимус приподнимается на локтях, пуская руку в волосы. не нащупал рогов — странно.— как ощущения от очередного проеба?
— ахуительно.
хрипит на выдохе, когда орган оголяют и проводят рукой. вроде сухая и холодная, того мурашит и клинит, но только от одного осознания, что это происходит, он извивается и духовно изливается. пока только духовно.— признаешь, что я был прав?
темное лицо проталкивает свою суггестию всегда и везде. и всегда и везде это работает. кристиан не скажет, что всё это — окей. кристиан прирожденный садист и мудак, он хочет, чтобы соти играл с ним, чтобы соти вливался с бесконечный макабр. а соти так даже интереснее и веселее, соти берет за руки, хнычет, плачет, визжит, падает на колени, целует стопы, вскрывает себе горло, разрезает свою пасть от уха до уха, подрывает себе брюхо самодельной бомбой, стоит только викернесу попросить.— признаю.
каким бы убедительным не было его страдание и стыдливые мычания, он сам это выбрал. это отличает его от наркомана. он не в любви, и голову под гильотину не подложит за варга. в случае чего сольется. но отказаться он не может только от одного кайфа — играть в послушание. хавай грязь, мразь, ха-ха. варг плюет, смачивая, рука размазывает влажность по эрекции. соти размазывает натурально, бля, по стенам. он по ним стекает снизу вверх и одновременно сверху вниз, правильно и неправильно. правильно, как кристиан берет в рот, не сглатывая намеренно. как он дает опустить себя ниже, чтобы в гланды упереться. правильно и неправильно. они — против законов физики и законов вселенной. против законов мироздания. они друг для друга — военное преступление. рвотный рефлекс заставляет громко хлопнуть по оголенному бедру, как будто собаку от еды оттягивают, и собака послушно отбегает, позволяя отстраниться.— ты что за хуйню творишь? ты кем себя возомнил, сучка?
рот, открытый в безмолвии, только ловит воздух. варг поднимется с места, наклонится и плюнет в этот рот, сжав челюсть сухой рукой. евро сглатывает.— не останавливайся.
— не пизди.
а теперь, обратно, к его личному метадоновому шприцу. обратно, облизывать конец, потому что он может и умеет классно, получше шлюх за полтора цента, но челюсть всё равно с периодизмом ноет и сопротивляется. не выходит делать вид, что ему западло, не выходит делать вид, что ему не в кайф. да, притворись, что тебе не нравится. сука, давай, втопчи меня в грязь, да поглубже, да побыстрее, да так, чтобы легкие водой наполнились, и вместо вдохов я только хлюпал западающим языком. матрас предательски скрипит, когда движения с азартом ускоряются. влажность с набухающих губ мажет по белью, капает на джинсы, эйстейн не сводит глаз с эдакого великолепия. какой-то ебучий галлюциногенный напиток, какой-то ебучий ритуал в этом пороке. время застывает в предрассветной ночи. свидетелем порока будет только луна и месячное белье с пятнами от пива, пота, и собственных эротических фантазий. локти затекают, в таком положении долго не посидишь, но ошет потерпит. так же, как варг потерпит то, как растираются колени от крошек и заноз на полу.— бери поглубже.
и кристиан сталкивается взглядом с говорящим, помогая рукой. прижимая язык, опускается, не до рвоты, не до потугов раздражения, берет глубже (потому что якобы евро больше не заслуживает, чести многовато) втягивает щеки, старается, сука. отравляет, реально. заставляет, реально. хочет, реально, кайфует, чавкает, сосет преданно, послушно, с хлюпаньем. это какой-то неясный феномен, бля, реально. отравляет до длительных последствий, от которых соти не отмоется. не то чтобы он хочет. он будет думать об этом ещё ни раз, пока из-за облаков будней и рутинных движей не покажется очередной раз. пока снова не очутится под дверью викернеса, возможно, трезвый, возможно неумытый, возможно поглощенный фантазиями, возможно с легкой улыбкой, или хмурый, не важно, всё тем не менее будет как всегда. хули, здравствуй. и под насмешливым тоном скроется доброжелательность встречающего, когда он снова затянет в омут своей квартиры его дорогого адепта. обожаемый ученик. обожаемая ложка и зажигалка, обожаемая вата, и один шприц на двоих в густоте ночного мрака. варг приподнимается, сплевывая солоноватую жидкость прямо на живот евронимуса, она вязко стекает к простыням, а соти стирает пальцами, накручивая на них ниточки слюны и предсемени.— ну-ка, открой ротик, шлюха.
после режущих слов, эйстейн заталкивает влажные пальцы в чужой рот.— не балуйся с едой.
в голосе чужом неизменное презрение и мягкая обволакивающая надменность. и пальцы варг сосет так же хорошо, как хуй, с удовольствием, как будто заглаживая вину за такое пренебрежительное отношение. чужая рука снова в волосах, опуская того на член. варг молчалив в этот раз, не отрывается от процесса, опускается в него целиком. челюсть всё больше устает от постоянных попыток не задеть зубами, иногда не выходит, вызывая мелкий высокий вздох у евро. евро больше не сдерживает звуков, грудь горит, из летней ночи в пламя, в собственный горящий дом.— я скоро кончу.
— да, ты скоро кончишь.
варг вынимает, переходя на работу руками, пачкаясь, брызгая. ближе-ближе-ближе, быстрее, да. залезает на кровать, не отрывая руки, и тянется к лицу чужому.— я не буду тебя целовать.
— мразь, ты будешь.
драка взглядами, диалоговые окна друг с другом собачатся.— поцелуй меня.
евро отстраняется, не позволяет, молчаливый издевательский отказ.— блять, умоляю, поцелуй меня.
нескрываемые нотки отчаяния в голосе. они отлично дополняют влажные глаза.— поцелуй меня, пожалуйста, поцелуй, не уходи, мудак, скотина, блять, зажравшаяся.
соти только губами приближается, глотая липкий воздух.— охреневшая ты сука, блять, ты такой, такой, блять..
губы сливаются в подобии поцелуя, оба хнычут предательски, хнычут прямо и без притворств, безутешно, без прикола, без наигранности. хнычут и лижут десна друг друга, отбито и истомно. обморожение мозга и всех органов заодно, остановка сердца. окончание. обширное, с судорогами всего тела, с каплями спермы на приподнявшейся футболке, животе и руке кристиана. поцелуй превращается в метоистерику. поцелуй перестает быть шуткой и запретом. очередной склеп разворован и разрушен, очередной шприц пустили по венам, смешивая кровь, мысли, чувства, и заодно всех своих паразитов. отстраняются. смотрят. время приобрело нотки занудности, время снова течет в привычном порядке.— с тебя банка пива.
очередное «я больше не буду..» плавно перетекает в «может в следующую пятницу?». первый шаг к решению — принятие. только надо ли решение?