***
аизаве в нос ударил запах табака. слишком знакомый, чтобы забыть — но аизава уже давно в зубах сигареты не держал, как бросил, и на школьной территории, среди школьных общежитий, услышать этот шлейф было куда страннее. сиреневая макушка, уставший взгляд. какого чёрта? — думает аизава. шинсо, ты совсем из ума выжил? — почему не спишь? отбой был час назад, — говорит вслух. строго, но не грубо. пусть наиграется, пусть думает, что ему сойдёт с рук. — я не могу, — ответ, хоть и честный, но лукавый всё же. шинсо трёт ладони друг о друга, дышит дрожащим голосом в свои же руки, а смотрит всё на него. тишина висит самая что ни на есть ночная, ночная тишина — во взгляде аизавы. ну же, давай, сделай неосторожный шаг, выдай себя, — думает. — аизава-сенсей, можно... — глядит осторожно, исподлобь, голос — как первая поросль весенней крапивы. хочется, чтоб сломался. аизава поднимает бровь, смотрит на него так же точно — испытующе, ожидающе. — я вас... поцелую? какого чёрта? — думает аизава. шинсо, ты совсем из ума выжил? — нет. — ну да, — шинсо отводит взгляд, шинсо говорит спокойно. — чего это я. — иди ложись, иначе доложу директору. господи, аизава, это действительно всё, что у тебя есть? вот он — твой сильнейший рычаг давления на взбалмошного подростка? аизава трёт переносицу, закрывает глаза. — да... конечно. хитоши поворачивается к нему спиной, понуро-устало сжимая плечи. — шинсо. — что? взгляд. алых всполохов нет, есть только трепет, под диафрагмой. у шинсо. — и давай завязывай с этим. шинсо так и не поймёт, что имелось в виду — сигареты или странные предложения о поцелуях, но сдержанно кивает. надо, наверное, быть идиотом, чтобы не заметить шлейф табачного дыма от него сейчас. да шинсо, честно признаться, и сам идиот.***
шинсо — буря в стакане, хоть и не явственная, будто даже магнитно-волновая. аизаву коробит, аизаве временами плохо от того, насколько одинаков портрет его самого прошлого, с этим мальчишкой — настоящим. будь у шинсо воля, аизава уверен, тот бы бросился на амбразуру, вскрыл себе собственноручно живот, ринулся бы божественным ветром прямиком в пылающее жерло. аизава убеждается в этом в очередной раз, когда ударяет первая гроза, первый ливень — когда видит шинсо, промокшего до последней нитки, в раздевалке спортзала. аизава подкрадывается бесшумно, словно ниндзя подполом, словно было какое-то удовольствие — пугать неокрепшие умы внезапным возникновением. — ты почему здесь? шинсо, как и ожидалось, вздрагивает, затем успокаивается. на нём — спортивная форма и всё те же эластичные жгуты. тренировался. — я же запретил тебе тренироваться. шинсо глядит на него почти обиженно, выжимая со жгутов воду прямо на пол. провоцирует, что ли?.. — если вы не хотите тренироваться со мной, я буду тренироваться один. да ты что. аизава ждал, пока тот взбунтуется. когда попросит тренировку, когда покажется, высовывая голову из песка — но это не произошло. аизава просчитался. с глубоким вздохом он подходит ближе, кладёт руки на плечи, глядит прямо в глаза. — наверное, я знаю, почему я запрещаю тебе это делать? ты же знаешь, что случается со струной, когда её натягивают слишком сильно? шинсо глядит на него почти испуганно, но в широких зрачках читается одно простое слово — доверие. шинсо загорается так же быстро, как сухостой по жаре, дрожит, не от холода даже. и молчит, молчит. — она рвётся. аизава произносит это с такой твердостью, что аж страшно. и давит руками на плечи, вжимая сильнее и сильнее. шинсо не шелохнётся. по позвонкам как по ступенькам вверх проскакивают мурашки, судороги, не понятно что. аизава ждёт, что шинсо скажет, что ему больно. знает же, что ему больно. а всё молчит. но аизава вздыхает, качает головой, поворачивает его спиной и вжимает большие пальцы точно в основание шеи. — я сквозь костюм чувствую твои мышечные судороги, шинсо. так нельзя. с губ хитоши срывается глубокий вздох, непроизвольно — то ли от облегчения, то ли от смущения. пальцы, костяшки сенсея действительно проходятся по всем зажимам, по всем лимфоузлам, шинсо коробит, он почти готов замычать от боли. ну что ж такое. — сенсей... разворачивается молниеносно, впечатывается мокрыми губами в сухие и грубые, щетина колет. отстраняется, даже не отводит глаз, а взгляд всё как будто такой же — в воду словно опущенный. аизава делает глубокий вздох, качает головой. — давай завязывай с этим.