Песнь моря

— Почему ты думаешь, что знаешь меня лучше, чем я сам?! Ты за кого меня принимаешь? — Цинсюань обиженно топнул ногой и скрестил руки на груди, только-только вернувшей истинную форму. — Я твой старший брат, я тебя растил и я знаю, как тебя защитить. — Ши Уду стоит напротив брата, тяжело хмурится, сдвинув брови друг к другу так, что на лбу образовалась глубокая морщина. — А ты так и норовишь пойти поперёк моего слова! — Я сильный небожитель, ты сам это говорил, так почему ты думаешь, что я не смогу себя защитить? — Повелитель ветров смотрит в глаза старшего брата, бесстрашно и с вызовом, что только больше злит и повышает градус их ссоры. — Сколько сотен раз я должен ещё повторить, что ты можешь наткнуться на тварь с самыми страшными думами на уме, да такую, что по силам ничуть не слабее меня выйдет! Что ты собрался делать? — Повелитель вод делает ещё шаг навстречу, сложенным веером подцепляет подбородок младшего и поднимает покрасневшее от злобы лицо на себя. — Тебя не спасёт ни твой Мин-сюн, ни женское лицо, если на пути встанет сильный демон, Цинсюань, как ты это не понимаешь?! Я не смогу бросить всё и примчаться к тебе. — Это ты не понимаешь! Из-за тебя у меня все проблемы и головная боль! — Цинсюань вспыхнул, наотмашь хлестнул по руке Ши Уду, убирая её как можно дальше от себя, развернулся и очень быстрым шагом направился прочь. — Иногда я жалею о том, что вообще родился в одной семье с тобой! — Цинсюань! Верни свои слова назад сейчас же! — Лицо Повелителя вод как будто потемнело, и теперь совершенно не ясно, какие эмоции оно сейчас могло отобразить. В широком дверном проёме мелькнула белая спина Повелителя ветров и тут же скрылась за дверью, которая хлопнула с таким грохотом, что вся мебель в комнате пошатнулась. Линвэнь и Пэй Мин, ставшие невольными свидетелями и слушателями братского раздора, стояли немного поодаль у письменного стола. Ни один из них не находил слов для поддержки или замечаний в сторону Ши Уду. Вернее такие были, особенно у первой, однако по крепко стиснутому в дрожащей ладони вееру Повелителя вод было ясно: хоть одно лишнее слово — и этот дворец разнесёт. В напряженной тяжёлой тишине стало совсем некомфортно, поэтому божество литературы первая направилась к выходу, забирая всё с того же стола несколько свитков, над которыми только что работал Уду, чтобы закончить их самой, не привыкать к лишней работе. Оправдывала она это тем, что в таком состоянии её дорогой друг напишет такого, что потом придётся потратить вдвое больше времени на поправки, нежели сейчас сделать всё самой. Этот жест Уду воспринял как должное, даже не кивнув напоследок уходящему божеству литературы. Мингуан наконец срывается со своего места и прежде, чем догнать Линвэнь, задерживается рядом с Уду, не забывая напомнить об одной важной вещи: — Сегодня небеса празднуют вознесение нового божества литературы, Ши-Сюн, и я сомневаюсь, что твоё расположение духа сойдёт за праздничное. Поработай над ним! — Чуть не получив хлёсткий удар веера, Пэй Мин негромко хохотнул и поспешил удалиться, оставив Повелителя вод наедине с собой и своими мыслями.

***

Как ни странно, даже после напоминания Ши Уду не явился и не вышел на связь ни с кем. Вместо него с мрачным лицом восседал Цинсюань, и хотя до убийственного взгляда старшего брата ему было очень далеко, многие оглядывались с опаской и шептались о чём-то своём. Повелитель ветров был отходчив и на одной ссоре долго не задерживался, но сейчас его настроение можно было оправдать растущей тревогой за брата, ведь Ши Уду ранее никогда не позволял себе даже опаздывать на подобные мероприятия и тем более их пропускать. И стоило ли говорить, что Цинсюань не имеет и малейшей догадки о том, где может быть его брат сейчас. Пэй Мин нервно сглотнул. Оставаться на празднестве без друга казалось ему не самым приятным началом, но и уйти так просто он не мог. Так сложились обстоятельства, что новый небесный чиновник оказался весьма миловидной и улыбчивой девушкой, да ещё и такой ласковой, что уже при первой встрече генерал добился частного приглашения в её дворец. На своём торжестве юная богиня не стеснялась демонстрировать своё особое отношение и внимание в сторону Мингуана: она подносила тарелки с фруктами и угощала любимым вином. Пэй Мин принимал с улыбкой эти ухаживания, однако искренней та не была. На душе будто кошки скреблись, а сердце на каждый глухой удар падало куда-то и тяжело поднималось назад. Казалось, что он не должен тут находиться, ему нужно в тихое и мрачное место, подальше от радостной суеты и света фонарей. Желание уйти росло и не давало сосредоточиться на вокруг происходящем, отталкивало внутренне каждое движение неустанно суетящейся вокруг него богини. Бедняжка, оделась наверняка в самое лучшее и потратила все имеющиеся деньги то, чтобы угодить всем присутствующим и в особенности ему. Удача на сей раз явно сыграла с ней злую шутку, когда главный дамский угодник отворачивается от неё и просит остановиться. Пэй Мин не чувствует угрызения совести, о ней он уже давно позабыл, лет так пятьсот назад. Вроде бы оставлять красивую даму в одиночестве не хочется: это идёт вразрез со всеми его принципами, однако решение было уже бесповоротно принято. Взяв тонкую бледную ладонь в свою, он склоняется, целует её в тыльную сторону и расплывается в мягкой улыбке. — Появились дела, что требуют моего срочного вмешательства, — видя, как в чужих глазах напротив гаснет маленький огонёк, спешит добавить. — И после того, как я освобожусь, лишь нас двоих ожидает всё время мира. Один из его козырей, который всегда работает настолько хорошо, что его ждут часами и днями напролёт. Дожидаются. Пэй Мин никогда не врёт о своих намерениях и исключений здесь не делает. Обойдясь без формальных прощаний с остальными, генерал Пэй покидает празднество и спускается с верхних небес. Острое и жгучее чувство тянуло его навстречу заходящему солнцу, в сторону Южного моря. По мере приближения сердце билось всё сильнее, в голове плясали неясные образы, в которых терялось сознание и поглощало всю концентрацию, которая требовалась на дорогу до неведомой точки назначения. Острый меч легко разрезал воздух и нёс своего хозяина навстречу неизвестному, пока тот почти не моргая всматривался в линии темнеющего горизонта, на котором уже виднелся чернеющий морской берег. Суматошно вглядываясь в его темноту, Пэй Мин улавливает едва заметное колыхание чего-то светлого и моментально исчезнувшего из поля его зрения. И тут внутренний голос твёрдо отозвался, требуя не сбавлять скорости и лететь именно в то самое место. Это шестое чувство ничуть не подвело. Ши Уду нашёлся. Даже если его никто другой не искал, и эта «пропажа» остальных не всколыхнула, то у бога войны точно отлегло от сердца. Посреди плещущейся воды находился Ши Уду, его светлые одежды сильно контрастировали с тёмными волнами, лениво бьющимися о берег. Он не побрезговал намочить шёлковые подолы и позволить им плавно раскачиваться под движением лёгких волн. Ши Уду не стоял в воде, нет, он был над ней, восседал, будто на троне в позе лотоса, и только одна нога, подпираемая второй, находилась над самой водой, едва касаясь её самыми кончиками пальцев. Его волосы не были собраны в привычную причёску, их поддерживала одна лишь лента, которая вместе с широкими рукавами колыхалась на ветру. Две руки спокойно лежали на коленях, прижатые к ним тыльной стороной. Непривычная глазу картина, поистине интересная и удивительная. Её не хотелось ломать своим присутствием. Но Пэй Мин чувствовал необходимым приблизиться, его завораживал этот образ и манил к себе так сильно, как никогда прежде он не вёлся на лик ни одной из женщин. Ведомый этой непреодолимой силой, Бог войны сбавляет высоту и аккуратно сходит на песок, оказываясь всего в десятке метров от друга. Ши Уду его не видит и не реагирует ни на одно движение. Превосходно. Не нужно Уду знать, что теперь он не наедине со своей стихией. Но, быть может, тот обо всём уже догадался? Одна из рук Повелителя вод плавно заводится за спину, он достаёт свой веер и бесшумно его раскрывает, легко взмахивая навстречу морскому простору. Волнение воды вокруг него становится ощутимым. Волны начинают смелеть и уже не так робко колышут предоставленные им на игру шелка. Вода заводит отдельный танец вокруг своего хозяина, постепенно расходясь и освобождая тому путь от места медитации до самого берега, прямо к Мингуану. Уду медленно опускается на влажный песок и наконец оборачивается. Зашедшее солнце и ещё не проснувшаяся луна не смогли осветить его лицо и показать генералу чужие эмоции, заигравшие с его появлением. Ши Уду молчит и смотрит ровно на бога войны, кажется, ждёт объяснений. Пэй Мин не смеет нарушить тишины и чужого покоя — это не его территория. В конце концов молчание прерывает первый, пожалев потраченное в пустую время. — Уходи. — Разбивший шёпот воды и ветра голос Повелителя вод холоден и сдержан, но недовольства в интонации Пэй Мин не ловит. Кажется, что её нет и вовсе. — Водяной Ши-сюн, я лишил себя ночи в компании очаровательной дивы, чтобы найти тебя, — Бог войны складывает руки на груди в твёрдом жесте, готовый парировать удар и перейти в наступление: — а ты гонишь меня прочь? —… Ши Уду молчит, кажется, он поджимает губы и жмурится: задумался над чужими словами. От утреннего шторма в его душе не осталось и малейшего следа, нынешнее настроение не позволяет влезать в спор с кем-то крайне настойчивым и прямолинейным. Пэй Мин пользуется этой заминкой и ступает навстречу другу, не боясь того, что тонкая песчаная тропа в тот же миг поглощается водой и отрезает путь, защищая своего хозяина. Он неумолимо сокращает дистанцию, не собираясь отступать ни на шаг, как бы сильно по ногам не хлестали волны. По мере приближения Мингуан всё лучше видит лицо Ши Уду, его блестящие синие глаза, едва дрожащие длинные ресницы, вопросительно выгнутые кверху брови. Предугадывая наперёд возможное движение чужой руки, Пэй Мин перехватывает её запястье, сжимает несильно, спасает себя от затрещины веером. Вторая генеральская рука ложится на пояс Уду, давит и прижимает к твёрдому военному стану. Под одеждой Ши Уду куда стройнее и твёрже, чем может показаться на первый взгляд, его сердце бьётся в ускоренном ритме, эхом отдаваясь в грудь Бога войны. — Ши-сюн, я оставлю тебя одного, если ты уверен в том, что хочешь этого. — Пэй Мин не улыбается, не придаёт тону кокетливости, нет. Он пришёл с целью, которую трудно понять ему, но которая необходима для того, чтобы преодолеть пропасть между ними. — Разве я уже не сказал этого? — Ши Уду не переходит на повышенный тон, которым пользуется в обычное время, его лицо всё ещё не искажено гневом и презрением. И что самое важное: не отталкивает. Повелитель вод ценит своё личное пространство и не позволяет никому безнаказанно его нарушить, но сейчас в руках Пэй Мина будто совсем другой человек. Неуверенный, потерявшийся в собственных мыслях и нуждах. Это был не Водяной тиран, которого боится весь смертный мир; это был не его Превосходительство, вокруг которого мельтешили служащие, пытаясь угодить; это был настоящий Ши Уду, огородивший себя от мира ледяным и жестоким барьером. Барьером, который внезапно пошёл трещинами и разлетелся по осколкам, которые не посмели ранить нарушителя своего покоя. — Знаешь, чем ты отличаешься от всех остальных? — Пэй Мин переходит на шёпот, потому что уверен полностью: его слушают предельно внимательно. — Ты прямолинеен и честен со всеми, но не с собой. — Не говори так, будто растил меня всю жизнь и знаешь каждый мой шаг. — Ши Уду ненавидел такие разговоры с оценкой его мыслей и действий. Никто не способен понять то, что на самом деле он чувствует. Никто. Даже он сам не объяснит всех внутренних противоречий. — Я говорю то, что вижу. — Пэй Мин отступает, понимая, что нащупал ту тонкую грань, которую искал. Он заставил Ши Уду усомниться в себе, дальше лезть не стоит, захлебнётся. — Ты хочешь, чтобы я ушёл? Воцаряется молчаливая пауза, в которой диалог ведут только пересекающиеся взгляды двух пар глаз. В синих отражается талый блик избитой надежды, а сиреневые отливают немым ожиданием и уверенностью: никто не узнает об этой встрече. Синие скрываются за длинными ресницами, и голова Ши Уду ложится на плечо, с которого предусмотрительно был снят доспех. Лёгкая улыбка растягивается на губах Бога войны, когда он смещает ладонь с талии на поясницу. Вторая с запястья плавно перетекает к пальцам и переплетает с ними свои, сжимая меж двумя ладонями веер Повелителя вод. — Я поведу, Ши-сюн. — Не спрашивает, ставит перед фактом и делает первое наступательное движение, заставляя Ши Уду ретироваться назад, чтобы тут же настигнуть и направить в новую сторону в этот раз с лёгким поворотом, который развернёт его спиной к поднимающейся луне. Взращивая с таким трепетом первые мгновения их танца, Пэй Мин не рассчитывал на скорую инициативу со второй стороны, когда Ши Уду уже без подсказок стал плавно переходить от одного шага ко второму, к третьему, медленно кружась под тихие плески волн, разбивающихся о берег, и перезвон украшений с оружием в ножнах. Шаг за шагом они медленно двигались то в сторону берега, то прочь от него, стремясь навстречу бледной луне. Танец выходил немым, но это не мешало им прекрасно понимать желания друг друга и стремиться их воплотить. Они — ядовитый лёд и благородное пламя — две противоположности, которые сейчас стали одним целым. Пэй Мин наступал вперёд — Ши Уду отступался в сторону или назад, но эти шаги ни разу не значили их отдаление, наоборот, неизменно и необратимо преодолевали пропасть меж ними двумя. Постепенно напряжение, которое ощущалось под широкой ладонью Мингуана, сходит на нет, он чувствует гибкость и лёгкость, будто проникает под чужую кожу и рассеивается во венам блаженным теплом. Ши Уду подобен подвластной ему стихии, скользит почти бесшумно и гибко, подстраиваясь под их собственный ритм. Пэй Мин смотрит вновь на чужое лицо и видит в нём отражение того, что чувствует сам: радость от облегчения и безграничное чувство свободы. Глаза Ши Уду будто посветлели, в них не видно больше прежнего холода, который обжигал любого, на кого был обращён взгляд. Секундно Ши Уду замирает, забывается о чём-то и теряет ритм, но Пэй Мин столь умело ведёт, что легко исправляет эту заминку. Постепенно их танец приобретает иные черты и теряет свою чёткость, они оба вложили достаточно, чтобы довериться и открыться друг другу. Мингуан видит лёгкую улыбку на тонких губах и расплывается в ответной, тёплой и такой искренней. В груди вновь жжёт что-то неясное, а в голове мелькает запретное желание: смять чужие губы своими, согреть так же, как и руки, и плечи Уду. Хочется ощутить их вкус и запомнить его навсегда. Но вместо этого Пэй Мин прижимает плотнее к себе чужую талию, будто не собираясь более никогда отпускать её, и снова кружит Уду в танце. Мингуан думает только о двух вещах: он никогда не освободится и всё своё время он готов подарить тому, кто позволил прикоснуться к себе сквозь пелену жестокости и безразличия. Всё время мира принадлежит лишь им двоим и никому больше. Пэй Мин понимает, что именно Ши Уду станет его исключением из всех правил и принципов.