***
В службу спасения поступает лишь один звонок, женщина принимает его, отзываясь стандартными фразами. — Меня зовут Квак Джисок, и я хочу заявить об убийстве. Я убил своего парня и собираюсь убить себя, я никто без него, — все, что доносится в трубке вместе с адресом. Женщина пытается завести диалог, узнать подробности, но трубку бросают. Через десять минут в квартиру уже вломилась полиция — поздно. Здесь должны работать только медики. Констатировать время двух смертей. В квартире было двое на кровати. Багровая роза из крови расплылась по кровати струйками стекая по руке из вспоротых вен, настежь открывая жировой слой и голое мясо, это кровь того самого Квак Джисока, что звонил в службу — он покончил с собой, вскрыв вены достаточно глубоко, чтобы умереть быстро. Из-за боли вскрыть настежь получилось лишь одну вену, вторая была изрезана более слабым давлением, что говорило о немалых потерях крови прежде. Все, что остается, это увезти тела на экспертизу. Они довели друг друга до самого пика, не выдерживая. Они стали монстрами друг для друга. Своим личным обстоятельством смерти.Часть 1
2 декабря 2023 г. в 01:12
Джисок сидел посреди комнаты на диване. Смеситель неприятно капал, давил на голову, как и стены это долбаной квартиры.
Он знает, что прошло три месяца, три месяца с того дня, как Хёнджун предложил ему съехаться. Все было хорошо по началу, они гуляли, смотрели фильмы — все, как в обычных отношениях.
Идиллия продлилась недолго, с начала Хёнджун в доброй форме говорил о том, что ему не нравятся некоторые друзья парня, потом о том, что родители не жалуют их отношений, родители Джисока. Даже забавно: те самые любящие мать и бабушка с дедом, которые приняли его ориентацию и парня.
Как же молодой человек был слеп, он был чертовски слеп и не осознавал, что происходит. Друзья, семья, учеба — все медленно ушло из его жизни благодаря Хан Хёнджуну. Центру его блядского мира.
— Откуда у тебя эти синяки? — заботливо спрашивал Джун, а в ответ только улыбались, говоря, что ударились.
— Все нормально, они быстро пройдут, — тихо отвечал Джисок и целовал чужие кисти, которыми касались синяков. Нет, они не были сделаны самим Хёнджуном, но он был их первопричиной.
Квак сам ставил себе эти синяки, сдирал пальцы в кровь попытками выбраться из запертой квартиры, из этой проклятой коробки, которую его парень называл их гнездышком.
Квак кричал, бился о железную дверь в надежде, что хоть кто-то услышит, хоть кто-то спасет его из клетки, в которую, отчасти, он сам себя запер.
Никто не будет искать его или встречи с ним, он сам бросился в омут, не думая, чем это обернется, и где он теперь?
Еженедельно молодого человека скручивало болью от того, как он сдерживал эмоции, как не давал слезам вырваться. Его ребра ломило от боли, как будто их ломают молотком, будто бьют по ним чем-то тяжелым раз за разом, суставы также подводили его на фоне этого, но Джисок продолжал держаться.
«Хёнджуну должно быть хорошо рядом со мной», — успокаивал себя он по началу, а потом стало попросту поздно.
Замок на двери издал характерный писк, его любимый вернулся, и Джисок поспешил к двери, натягивая улыбку на лицо, пришедший не должен знать о том, как плохо.
— Опять эта фальшивая улыбка… — с ходу отозвался Хёнджун разочарованно, резко берясь за чужое лицо и заставляя собеседника вздрогнуть. — Я чувствую себя отвратительно, когда ты притворяешься. Ты совсем некрасивый, когда так делаешь… Ты же не хочешь, чтобы у нас снова возникли проблемы из-за тебя? — поинтересовался тот.
Улыбка с лица тут же сползла, он хотел обнять пришедшего но ему не позволили, долго наблюдая.
— Господи… почему ты не можешь быть немного счастливее? — расстроенно поинтересовался Хан, отпуская партнера, даже грубо отталкивая. — Как будто тебе плевать на все, что я делаю… почему ты продолжаешь портить мне настроение? — он фыркнул, проходя мимо.
— Прости меня, Хёнджуни… я просто немного устал сидеть дома. Мне жаль, что я продолжаю расстраивать тебя… — поторопился оправдаться Джисок, идя за молодым человеком.
— Мне плевать. Просто улыбнись и сделай это красиво. Мы же любим друг друга, ты такой эгоистичный… — Хан закатил глаза, опираясь на руку и включая телевизор, вводя пароль. Джисоку даже все сети обрубили, сначала «случайно» разбили телефон, потом пароль поставили на телевизор. Но это все было неважно, ведь его парень делал все во благо.
— Как я могу сделать тебя счастливым еще? — спрашивает Сок, усаживаясь рядом. На него косятся, снова этот взгляд, которым он смотрел каждый раз. Джисок все понял, протягивая руки и присаживаясь ближе.
— Ты можешь наказать меня, если тебе будет лучше от этого, — отмечает пленник, видя, как Хёнджун потянулся к тумбе, в которой всегда лежала веревка. Почти каждый вечер одно и то же, каждый вечер его наказывают и делают это максимально грубо, пусть и всегда по-разному.
Джун плотно связал чужие руки, вынудил подняться и потащил в спальню. Сначала он выпорол партнера, потом грубо взял на той же кровати. Ему было плевать, хотел ли этого партнер, ему было плевать, что тот чувствовал и как ему хотелось.
Джисок вскрикнул, но совсем не от наслаждения, а от боли. Членом проникли довольно глубоко, не давая привыкнуть, чувствуя резкую острую боль изнутри. У них давно не было полноценного секса, потому зад отвык от чего-то более крупного чем просто пальцы, это тоже «наказание». В этом время Хёнджун встречался с кем-то на стороне и после возвращался домой, Джисок не раз чувствовал чужой запах на парне. Что он мог сделать, лишь терпеть, ведь Хан счастлив, и это замечательно.
Боль расползлась по низу живота, Сок мог только закусить костяшку лишь бы не издать крик боли, не умолять остановиться. Он должен был терпеть. А Хёнджун продолжал грубо истязать чужое анальное отверстие, грубо трахать горящий от порки зад.
Юноша продолжал делать вид что все в порядке, что ему все нравится, что он наслаждается жестким сексом, пусть Джисоку и хотелось нежности, ласки, простой любви.
— Хёнджун… — тихо постанывает молодой человек, вцепившись в подушку покрепче, — тебе нравится? Я сделал тебя счастливым…? — скулят из последних сил, не выдавая истинные чувства.
— Да, малыш. Ты делаешь меня самым счастливым… — прошипел Хёнджун, делая еще пару грубых движений, нещадно вдалбливая хрупкое тело в кровать. Еще сильнее истязая чужой зад короткими шлепками.
Вскоре Хёнджун кончил и выпустил, тем самым, пар. Он не спрашивал, как себя чувствует его любимый, но Джисоку и не важно. Главное, что Джун счастлив, ведь так?
Тело неприятно горело от ударов, зад неприятно пульсировал от того, что над ним издевались приличное количество времени и даже не удосужились подготовить как следует. Учитывая что до секса дело доходило уже достаточно давно.
Сок лежал на кровати около тридцати минут, его глаза неприятно щипало, дыхание вновь спирало, а ребра ломало по новой, ломило суставы. Ломало его. Сначала он был сломлен морально, а теперь его ломало и физически.
«Хёнджун не должен знать…» — эти мысли заставили Сока подняться, заставили дойти до ванны и включить душ. Парень сполз по стенке кабинки, он упал там и прижал ноги к себе.
— Все ради него… — прошептал под нос молодой человек, тупо уставившись на размытые струйки крови, стекающие к сливу из-под него, потом на стену по которой мирно ползли обильные капли воды. Он впервые сказал это вслух и только сейчас услышал, как звучит.
«Ради него… а как же мои желания и счастье…?» — подумалось ему, наконец-то он понял все. Понял, что он тут только раб, понял, как его загнали в угол, словно зверька.
Джисок всегда был активным, веселым и дружелюбным парнем. Он был рад помочь другим, не забывал про себя, много улыбался. А что стало сейчас, кем он был сейчас?
— А как же я… — отозвался он вслух, тут же берясь за голову. В ту закрадывались ужасные мысли, он хотел бы сопротивляться, но было слишком поздно. Поздно что-то делать, он понял себя, понял чего хочет и осознал что жизнь, на которую обрекла его собственная вселенная, вовсе не жизнь.
Джисок не стал сопротивляться, вернулся в спальню, укладываясь назад. Минуты шли, пять, десять, пятнадцать.
«Я не хочу терять его» — отчаянно подумал юноша, тут же опомнившись. — «А ему было плевать…», — перебил он сам себя и посмотрел на мирно спящего Хёнджуна. Тот выглядел таким красивым и безобидным сейчас, прекрасен.
— Я хочу запомнить тебя таким… — завороженно шепчет Джисок, целует гладкую щеку.
Парень аккуратно взялся за подушку, бросая последний взгляд на острое лицо, останавливаясь на красивых губах и переводя взгляд на такую любимую родинку над глазом.
— Я люблю тебя, — шепчет он, прежде чем уложить подушку на лицо, прежде чем заставить Хёнджуна застыть в этой безмолвной гримасе.
Юноша осторожно надавливает, он надавливает все сильнее, видит, как его партнер проснулся, почуяв нехватку воздуха.
Хан вздрагивает, он цепляется за руки оставляя на них царапины, соскабливая полоски кожи с чужих предплечий, но Джисок не дает ему и шанса, надавливает максимально сильно и держится, как бы его ни пытались скинуть. Сок всегда был сильнее, всегда мог постоять за себя, но как бы слепой не сопротивлялся, навряд ли его попытки будут успешными.
Через несколько минут жертва перестает подавать признаки жизни, он не отбивается и даже не дышит больше.
— Спи сладко, Хан Хёнджун — моя вселенная… — тихо прощается Сок, убирая подушку.
Молодой человек укладывается рядом, гладит кожу на лице и шепчет, как любит, как хочет, чтобы они всегда были вместе. Он рассказывает ему все, пока не засыпает сам.
На утро Джисок просыпается рано, тело неприятно болит, и он видит, что Хёнджун еще не ушел, хотя обычно в это время тот уже давно на работе. До него не сразу доходит, он пытается разбудить того, но не выходит.
Тело холодное, его парень, как дубовый, и губы отдавали синевой. Вспышки воспоминаний за вчерашнюю ночь, как сломанный калейдоскоп, начинают отрывками возвращаться к нему.
Сок вскрикивает, слетает с кровати, несмотря на боль. Он не может поверить, не может поверить, что сделал это вчера — убил своего парня. Заставил его мучиться от нехватки кислорода.
Примечания:
Простите за это хд"