***
Зимний был в холодной, огромной и тёмной комнате. Весь в фиксаторах, на нервах, прикованный к стулу. Его охраняли. Но командир приказал всем уйти, встал сзади стула, и Зимнего пробила дрожь. Он ожидал чего угодно. Больше всего — наказания. Не ждал, что его будут о чём-то спрашивать, обычно командир переходил сразу к делу. Он наказывал Зимнего лишь два раза, и после обоих ему было трудно существовать. Впервые он наказал его электрошокером так, что солдат чуть не выплюнул лёгкие, а во второй раз выпорол до посинения. В прямом смысле этого слова. Зимний весьма промахнулся во время миссии, после чего получил сто ударов мокрыми верёвками по спине, и несколько раз за это действо терял сознание. Поэтому сейчас он ожидал худшего. Уже вовсю дрожал, предвидя боль, поэтому почти вздрогнул, когда командир обратился к нему и стал ждать ответ: — Солдат, ты крупно облажался. Провалил миссию и подставил под пули несколько штурмовиков. — Готов понести наказание. Командир протянул что-то похожее на «мгм» и обратился к солдату вновь, в этот раз более серьёзно: — Как думаешь, какого наказания ты заслуживаешь? Зимний растерялся. У него ни разу не спрашивали, что он думает или хочет. Он желал промолчать, но злость командира сочилась из всех углов. Он просто решил вспомнить самое болезненное. Второе наказание командира. — Порки верёвками. Командир опять издал какой-то непонятный звук, после переспросив, сколько ударов, и, получив в ответ от солдата «сотню», знатно выпал. Брок тогда явно не контролировал себя, и солдат остался нетрудоспособным ещё на несколько дней, но сейчас это наказание приходилось кстати. После него Зимний был как привидение, не создавал никаких проблем. И, наверное, ненавидел его. — Почему? — Брок хотел узнать, чем порка выделялась среди остального. — Было очень больно. И унизительно. — Чем унизительно? Брок прекрасно помнил это наказание, и, к слову, оно и вправду было слегка унизительным. Но разве что тем, что солдат терял сознание от отсутствия кислорода или стресса, из-за чего чувствовал себя, наверное, беспомощным. Перед тем как ответить, Зимний потупил взгляд, как виноватый щенок, хотя наказание было довольно давно. — Я терял сознание и опускал голову. Да, голову солдат действительно опускал при первой же возможности, чего категорически нельзя было делать. Он должен оставаться в определённой позе на протяжении всего наказания, как бы ему ни было больно. Он должен был стоять на коленях и с головой в таком положении, чтобы она смотрела в одну точку, и держать бионикой живую руку. Голову опускать было нельзя. Но потери сознания были логичной вещью, ведь Броку снесло крышу так, что он выбивал из солдата дурь и внутренние органы. Зимний подрагивал, надеялся, что командир даст меньше ударов, но знал, что такого чуда не случится. Было поистине страшно, но сделать солдат с этим ничего не мог. Он в принципе ненавидел верёвки на своей спине, а в таких количествах они были невыносимы. Вначале обычно было унизительно, но потом комнату заполняли крики, и единственное, что чувствовалось, — это боль. Командир наконец ответил: — Да, солдат, ты заслужил. Душа Зимнего ушла в пятки.***
Командир снял фиксаторы. На каком-то столике рядом было несколько верёвок, вымоченных в растворе, и стеклянный стакан с водой. Очевидно, она понадобится солдату позже. Зимний встал на колени и вытянул руки, попутно отметив, что они дрожали от холода и страха, который распространялся по телу. Командир был сзади. Он провёл рукой по спине Зимнего и обратился к нему: — В этот раз я лояльнее. После каждых двадцати пяти ударов будет пауза. Не хотелось бы разломать тебя напополам. Зимний прикусил губу. Командир взял что-то со стола, наклонился к его лицу и воткнул ему в рот серый кляп. В прошлый раз его не было. Видимо, командиру не понравилось слушать крики. В воздухе витало напряжение. Или Зимний просто придумал это. В любом случае это станет неважно, когда его кожу обожжёт первый удар. Командир расхаживал по комнате с верёвкой, потом возвращался, бил с замаха. Зимний хрипел, зажмуривал глаза, не нарушая позы. На спину обрушился второй, третий, четвёртый удар. По разным местам. Это не настолько больно, как после того, когда на спине не осталось места. На пятом ударе Зимний дрогнул и захотел опустить голову, но оставил её на месте, зная, что это закончится не очень хорошо. Шестой, седьмой и восьмой удары не давали солдату вдохнуть, он жалобно взвыл и стал жадно глотать воздух, когда его спину обожгло болью. Девятый удар прошёлся по лопаткам, солдат резко втянул воздух и автоматически отвёл голову вниз, к рукам, за что командир оттянул его за волосы обратно и прошипел: — Ещё раз опустишь — двадцатку прибавлю. Ощущение унижения уходило на второй план, когда спина отзывалась болью. После десятого удара Зимнему поплохело, он жмурился и вдыхал, иногда болезненно стонал, но эти звуки заглушал кляп. Всё слилось в одну пелену боли, и, когда командир отошёл за водой, Зимнему казалось, что его всё ещё били. Он открыл глаза только тогда, когда из его рта вытащили кляп и начали поить водой. Он не мог сделать это сам, позу нельзя было нарушать. Первые двадцать пять ударов прошли. Но всё самое болезненное было впереди. Командир подождал минуты две, пока солдат выравнивал дыхание, запихнул кляп обратно и приступил к следующей партии ударов. Зимний хрипел, стонал, сжимал зубы и жмурил глаза. Когда на спине совсем не осталось живого места, где-то после тридцать восьмого удара, которые Зимний уже не считал, слёзы начали стекать по лицу. Он не кричал. Командир замахивался сильно, бил больно и точно в цель. На спине появилась парочка кровоподтёков, и, когда удар попал ровно в это место, солдат закричал.Больно.
Командир, довольный ударом, нанёс следующий почти сразу же, выбивая всякий воздух из лёгких Зимнего. Было очень больно. Солдат не успевал глотать воздух, глаза от напряжения стали ярко-красными, а в голове летали вертолёты. Ему было плохо. Удары не прекращались. Когда командир нанёс особо болезненный удар, Зимний почти упал в коленно-локтевую. Он выкашливал кляп, не мог вдохнуть, в глазах темнело. Он был на шаг от потери сознания, но командир потянул его за волосы вверх и, быстро вытащив кляп, насильно налил в его рот воды, которой солдат чуть не поперхнулся. Стало лучше. Он встал обратно в позу. Командир не сказал ни слова, но подождал, пока подчинённый немного оклемается, затем вставил кляп обратно и после этого нанёс ещё десяток ударов. Солдат дрожал как осиновый листик, вдыхал и срывал голос. Командир начал делать более длительные паузы между ударами. В этот раз он пытался быть хорошим мальчиком. Бионика въедалась в кожу другой руки, солдат то и дело жмурился и вскрикивал, но головы не опускал. Даже если очень хотелось. Зимний резко вдохнул, когда командир отошёл. Слёзы и дрожь не прекращались, кляп по-прежнему глушил вздохи и стоны. Командир освободил рот от него, но воды после этого не последовало. Почему-то стало ещё страшнее, чем во время порки. Солдат посмотрел на него. Командир отвернулся, положил кляп на стол и сказал: — Если будет плохо — говори. Зимний не увидел его лица, но ему стало легче. Хотя в то же время стыд накрыл его с головой. «Командир услышит крики», — пронеслось в его голове. Он и так слышал его вопли, но сейчас это казалось чем-то недопустимым. Зимний погрузился в эти мысли, поэтому дёрнулся, когда на его голову легла тёплая рука. Командир гладил его по голове. Солдат хотел поднять голову, посмотреть на него, но не желал зарабатывать лишние удары. Хотелось, чтобы командир был доволен им. Поглаживания сопровождались словами «молодец», от чего в груди отдавалось теплом, но они так же быстро закончились, как и начались. Зимний знал, что привыкать к нежности нельзя. Он вдохнул. Командир замахнулся. Через стиснутые зубы вырвался стон. Солдат не хотел кричать. Но уже после третьего удара подряд он еле сдерживался. Изо рта вырвался всхлип от подступающей истерики, удар по лопаткам вышиб весь воздух, солдат закричал.Больно.
Голова оказалась между сцепленными руками, командир почти схватил его за волосы, но подчинённый сам поднял её, всхлипнул и с несколькими запинками процедил: — Простите. Брок ударил сильнее и с меньшей паузой, оставляя солдата задыхаться в собственных слезах. Он уже не стыдился кричать, из-за сильно стиснутых зубов вырывались вопли и крики. До следующей паузы оставалась ещё куча ударов. Зимнему было очень больно. Он кричал, всхлипывал, стискивал зубы и сжимал кулаки. Но опустил голову лишь раз. Достаточно ли он хорошо держался? Остался ли доволен командир? Думать об этом времени не было. Солдат не говорил, что ему плохо, но командир остановился. Замахнулся, но не ударил. Зимний подумал, что сделал что-то не так, пока ему в глотку не налили воды. Солдат начал кашлять, ведь из-за наступившей истерики он не мог глотать и запинался. Он не стал спрашивать зачем, командир имел свои планы. Удары продолжились, солдат сопровождал их криками до хрипоты и слезами. Головы не опускал. Хороший мальчик. Но от последних ударов стало плохо. Командир бил со всей силы, спина начинала синеть, а солдат почти рухнул на пол. Но он заставил себя выровняться. Ждал, что последует за этим. Но командир ничего не сделал. Отошёл от всхлипывающего Зимнего, положил верёвку на стол. Тот даже подумал, что это был конец. А командир просто взял новую и вновь оказался возле спины солдата. Всхлипы участились от страха, боль выжигала кожу, солдат был как напуганный котёнок. Командир опять прикоснулся к голове, погладил. Солдат всхлипывал. Это было унизительно. Он думал, что нежность опять сразу закончится, но командир по-прежнему стоял и гладил его по макушке. Он задал вопрос: — За что я тебя наказываю? И удовлетворённо кивнул, когда получил ответ с запинками: — За проваленную миссию. Солдат начинал успокаиваться, нормально дышать. Но командир прекратил поблажку. Замахнулся и попал прямо по двум ранам, от чего Зимний зажмурился и чуть не сломал себе запястье, за которое держался бионикой. В этот раз командир считал удары вслух, поэтому солдат успокаивал себя тем, что осталось немного. Но удары обрушивались сильнее, постоянно попадали на первые раны, и пауз между ними почти не было. Разочаровывать командира не хотелось, Зимний ни разу не сказал, что ему плохо. Всхлипывал, задыхался, кричал, но не просил остановиться. Что ж, всё бывает впервые. Удар, который по счёту был девяностым, стал слишком болезненным. Солдат устал. Расцепил руки, упал на пол, вскрикнул от распространившейся по всему телу боли. Командир потянул его обратно, но Зимний начал сопротивляться. К горлу подкатывал ком, в глазах было темно, руки дрожали. Конечно, он знал, что сопротивление приведёт к более сильному наказанию, но его уже начинало лихорадить. Он тихо плакал в ладони, прижимался к полу и не мог вдохнуть. Командир опустился к нему, прикоснулся к ране, сказал: — Мы не закончили, солдат. Учти, я могу добавить тебе ещё двадцать ударов за непослушание. Зимний всхлипнул: — Может, не стоит? Он знал, что с командиром спорить нельзя. Зимний вдохнул и медленно поднялся с земли. Всё болело, хотелось упасть и кричать, но он вернулся в правильное положение. По щекам стекали слёзы. — Зависит от того, как ты будешь себя вести.Было страшно.
Солдат кричал очень громко, закусывал губы в кровь и мясо, но держался. Последний удар опустился на его спину, и командир что-то сказал, но из-за звона в ушах Зимний этого не услышал. К губам поднесли воды, солдата немного попустило. Кровь сочилась и пачкала одежду. Зимний хотел скрутиться на полу и кричать, но приказа о конце наказания не было. Командир ходил по комнате со сложенной вдвое верёвкой, и солдат только и делал, что не отводил взгляда от него. Было больно до невозможности, поэтому он после нескольких всхлипов спросил сам: — Можно встать? — Нет, солдат, нельзя. Тебе полагаются ещё удары за непослушание, но я уменьшу их вдвое. Ты был хорошим мальчиком, если не считать выходки с сопротивлением. Солдат всхлипнул и сжал кулаки. — Сколько? Кажется, эта пытка будет длиться вечно. — Двадцать пять. Значит, полных ударов было пятьдесят. Зимний знал, за что их заслужил, он знал, что должен быть наказан за это. А ещё он хотел стать самым лучшим мальчиком для своего командира. Он согласился бы на всё, но в глазах потемнело от ужаса, солдат не выдержит этого. Но ему очень хотелось так сделать. И он делал. — Я выдержу всё. В глазах у Брока что-то загорелось, он подошёл ближе, наклонился и ответил: — Я рад твоему повиновению, детка, но нет необходимости. Это будет лишним. — Я заслужил. Он улыбнулся, подходя к солдату, и остановился сзади. Последовал ответ: — Не спорь с командиром. Зимний понял, что заигрался. Кивнул и прошептал: — Простите. Он сделал вдох, ожидая первого удара. Но холодные пальцы легли на его подбородок, подняли его выше. Командир переспросил: — Понимаешь, за что бью? Солдат всхлипнул и ответил: — За проваленную миссию и сопротивление. Такой ответ удовлетворил командира, поэтому Зимний напрягся и стал ждать, говоря себе, что будет держаться хорошим мальчиком. Ему в рот вставили тот же серый кляп, командир замахнулся. Первые пять ударов упали на спину почти без пауз — солдат начал опускать голову, но поднял её к исходному положению. Он чувствовал, как на штаны капала кровь, но ничего не мог с этим сделать. Хотелось опять упасть на пол. Командир гладил его по плечам, отходил и бил. Удары приходились на лопатки, солдат жмурился, хрипел. Ещё десять или, может, пятнадцать ударов упали на не такие израненные зоны. Зимний лишь зажмурился, рыдая. Спина онемела, руки тряслись, зато в голове было отчётливое представление о том, чего делать нельзя. Следующий удар пришёлся по пояснице, дальше по лопаткам и спине. Солдат кричал, срывая голос, на пол начала капать кровь. Последний удар попал на то же место на лопатках. Зимний опустил голову, ему стало плохо, но пришлось поднять подбородок. Он пытался вдохнуть. Кляп пропал изо рта. Командир приказал: — Можешь двигаться. И солдат уткнулся носом в пол. Ему ещё не разрешали говорить, но он сделал это, всхлипывая и запинаясь: — Я больше не буду. Командир повернулся к нему. — Повтори. — Я больше не буду. Зимний не видел реакции командира, но слышал, как он опустился на колени рядом с его головой. Приподнял за волосы, дал выпить воды и отпустил лежать дальше. Ран он пока не трогал, но придёт время, когда их нужно будет промыть, и это произойдёт сегодня. Солдат дрожал, царапал пол бионикой, задыхался. Командир был рядом. Командир успокаивал.