Завулону снится много чего, хотя, признаться честно, он думал, что его нервная система на такое уже не способна. Если от его нервной системы вообще осталось хоть что-то за тысячелетия жизни, не свелось к простейшим инстинктам и выработанному поведению.
Это было так странно, когда что-то приснилось впервые за долгое время. Завулону потребовалось две, а не одна кружка кофе как обычно, две ложки сахара, а не одна, как обычно, две минуты, а не одна, как обычно, чтобы собраться с мыслями, и главное, целых две минуты, что он уделил жалким чувствам, а не ноль, как обычно.
В рту странно горчило даже после ванны и душа, голова была по-странному ватной, хотя лишняя ложка сахара должна была помочь ему взбодриться.
Впрочем, момент удивления прошел, оставив после себя лишь нерастворившийся в кофе сахар на зубах и какой-то холодный осадок на постели.
Все странные мысли Темнейший гнал от себя прочь, как что-то неестественное.
***
— Завулон, — позвал Гесер резко.
Артуру стоило больших усилий не скривиться. Он только показательно свел брови, искренне желая лишь убраться отсюда подальше.
— Не стоит мне лишний раз напоминать о твоем здесь присутствии, я практически смог абстрагироваться от твоих пламенных речей, — выдохнул он, не открывая глаз. Почему-то смотреть на Гесера было не то, что больно…
Завулону не было больно несколько тысячелетий, едва ли он способен дать то определение «боли», которое дают Иные в двадцать первом веке. В его молодости отрезанная рука была недостаточной причиной для слез.
Просто было невозможно заставить себя открыть глаза, будто за веками его ждет какой-то выжигающий свет, который точно его ослепит, заставит глаза вытечь из глазниц из-за жара. Этого решительно не хотелось, поэтому он скрывался во тьме собственного тела.
— Тогда я жду твоей, — спокойно ответил ему Пресветлый, и звук этот показался похожим Завулону на то, если бы ножом провели по стеклу. Зашуршали бумажки.
— Моей не будет. Кажется, решение максимально простое: надо просто дать Инквизиции то, чего она хочет, — поморщился Артур. Его раздражало — удивительно — то, что они в принципе собираются обсуждать это с Гесером.
Какая вообще разница, зачем Модусные понадобились Инквизиции? Будет, как всегда: несколько месяцев они с ними помучаются, а потом вернут в родной Дозор, отложив эксперименты с Модусом ещё на десяток лет. Последние полвека так стабильно и происходило.
— У тебя много найдется ненужных Модусных, Артур? — вздохнул Гесер как-то грустно.
— Побольше, чем у Ночного Дозора, — отрезал Завулон глухо. — Надо будет — так и быть, сдам за тебя.
— Сдают мочу, а ты о Иных говоришь, — раздраженно сказал Гесер. Завулона как током ударило — совсем не из-за морали, конечно, и совсем не из-за резкого тона Пресветлого, совсем нет.
— Как будто ты о них как-то по-другому думаешь, — фыркнул Темнейший, откидывая непрошенные мысли так же, как и голову на сомнительного вида диван в кабинете Гесера. Голова была до крайней степени тяжелой и ватной, начинала болеть всё сильнее.
Завулону это не нравилось (Как и, в принципе, всё в последние дни), но никакие диагностические заклинания не давали результата. Единственное их заключение: лёгкая нехватка витамина С и белков. Но причину паршивого состояния оно объяснить было не в силах.
Над головой не висела воронка, в кофе ему ничего не подливали, Сумрак не трясло сильнее обычного, аномалий не наблюдалось. Оставшийся вариант возможного состояния он гнал от себя как можно дальше — вероятность его исполнения была ниже, чем он сам.
— Не делай вид, будто знаешь, как я думаю, — жестко осадил его Гесер. Завулон сглотнул — что-то внутри его начало ворочаться, а голова будто набухать сильнее. — У Инквизиторов планы серьезные. Более того, это дело курирует Максим.
Завулон хмыкнул так ехидно, как только смог:
— Ну так договорись со своим ручным Инквизитором, в чем проблема-то?
— Не мой он, — раздраженно выдохнул Гесер.
Завулон ответил быстрее, чем подумал:
— А про ручного ты не споришь. Так что утихомирь.
— Что ты привязался?
— А ты? — Завулон открыл глаза, наконец столкнулся взглядом со Светом. — Раньше ты не был обеспокоен Инквизиторскими планами на Модус. Что изменилось сейчас? Среди твоих Высших появился кто-то Модусный? Кого тебе жалко отдавать Инквизиторам — Антона или Назарову? — ехидно спросил он, надеясь, что злорадство избавит его от головной боли и в виде Гесера, и в виде реальной.
— Городецкую, — настоял Гесер.
Тёмный махнул рукой:
— Фамилии не более чем социальный конструкт для Иных, но если тебе так хочется обозначить её как собственность моего внука, то…
— Кто из Модусных у
тебя, Завулон?
Темнейший посмотрел на Гесера так, будто не понял вопроса. Ощущение, что он и правда его не понял.
Гесер терпеливо повторил:
— Кто из Модусных у тебя в верхушке?
— С чего ты взял что там кто-то есть? — удивленно спросил Артур.
Уверенность в этом Гесера напрягала настолько же, насколько удивляла. Уверенность Гесера Завулону в принципе никогда не нравилась. Вызывала она у Завулона… странные чувства.
— Ты всегда срываешься на мне, когда Инквизиторы портят твои планы, — любезно пояснил Гесер, кладя подбородок на сложенные руки и наверняка смотря так внимательно… — Так что я хочу знать, кто у тебя. В качестве моральной компенсации.
— А не много ли тебе будет? — засмеялся Завулон. — Я хотел бы поторговаться, но в этом совершенно нет смысла. У меня никого нет.
— Ложь. Не было бы — ты бы наоборот стал торговаться, — прищурился Гесер. И внимательный взгляд его пробрался непозволительно далеко, непозволительно близко, уже даже под кожу, а не под щиты. Что-то Завулон совсем сдал. Надо бы уехать из Москвы куда-нибудь… куда-нибудь подальше. Так, на всякий случай.
— Не думай, что так хорошо знаешь меня, — покачал головой Завулон, цитируя Гесера. Тот прищурился. — Заявления Инквизиторов не более, чем попытка вызвать у нас панику. Мы оба понимаем, что в Московских Дозорах нет Модусных Высокого уровня, тем более — Высших. Инквизиторы должны об этом знать тоже.
— Инквизиция так не считает, в том-то и дело, — пожал плечами хозяин кабинета.
— Пусть считать научится, — огрызнулся Темнейший. — Пугают просто. Санкций никаких не будет, можно успокоиться.
— Максим видит Модус через Сумрак, — а вот тут Завулон замер. Посмотрел на Гесера внимательно, но тот так же внимательно смотрел в ответ, и какая-то странная уверенность была в его глазах, будто Гесер что-то знает. — И он заявил, что точно уверен, что в Московских Дозорах есть Модусный Высокого уровня, — Гесер почему-то был по-странному довольным. Завулон и не знал, что у Дикаря имеются такие способности. — Инквизиция склонна верить своим сотрудникам. Так что теперь Инквизиция настроена очень серьезно. Разве к тебе не приходил кто-то из них?
— Не знаю, может, приходили, — пожал Завулон плечами. — Я отдыхал.
—Неудивительно, — фыркнул Гесер. — На самом деле, я очень удивлен твоему умению скрывать что-то у Инквизиторов перед самым носом. У тебя в верхушке не было новых кадров лет двадцать, и, как ты умудрялся скрывать там Модусного, я даже знать не хочу…
— Стоять, Гесер, — качнул головой Завулон, натянуто улыбаясь. — Не хочу тебя разочаровывать, но кажется, тот, кого ты ищешь, скорее у тебя перед носом. Проверь своих невероятных новых Высших — среди моих сотрудников нет Модусных, — Он фыркнул. Выпитый утром кофе неприятно давил изнутри, будто закручивая в узел желудок. Добавил, просто по инерции, чтобы отвлечься от этого странного ощущения тошноты: — Не удивлюсь, если Назарова окажется Домом.
— Не жалко внука?
«Нет.»
— А тебе? — вернул ему вопрос Завулон. Встал, хоть мир немного покачнулся: — В любом случае, кажется, это твои проблемы. Среди моих никого, кто мог бы быть интересен Инквизиторам, нет. А Инквизиторы тебе и так не слишком доверяют, особенно после того, как ты за десятилетие получил себе двоих Высших. Так что прячь их лучше, кажется, донимать тебя будут упорно. И если на Назарову мне плевать глубоко, то внука только попробуй мне извести. Удачи, Максиму привет передавать не буду.
И ушел. Хотя почему-то это произошло как в тумане.
Завулон едва ли понял как умудрился сохранить осанку и каменное лицо, даже не осознавая этого — наверное, инстинкты. Помнит только момент того, как закрыл дверь квартиры, где жил. Потому что практически сразу после этого, как по команде, стало невозможно жарко, как если бы он стоял под палящим солнцем. Немного затрясло. Мысль о ещё одной чашке кофе вызывала только новый приступ тошноты.
Голову ломило, как и тело, температура которого была под тридцать девять. Вызывать лекарей смысла не было — Завулон, к своему несчастью, знал и причину, и лекарство, и даже очень хорошо представлял себе последствия. Причина сидела в своем кабинете на Соколе и хмурилась на его слова, лекарство было не достать, а о последствиях было страшно думать.
Тело сводило судорогой, но Завулон скорее это видел, нежели ощущал, хотя пот застилал глаза, да и не видно было ничего из-за неприятного темного шума в глазах, будто кто-то наложил фильтр.
Он не чувствовал боли из-за того, что конечности онемели, а самого его периодически выключало в какое-то подобие бреда, но в данный момент это было благодатью.
Можно было найти Дома. Да не поможет. За две тысячи лет Модус стал чем-то вроде радикулита: иногда донимает, но в пучине дней Всесильного Иного его почти не замечаешь. Пока не приходит обострение.
Обострение пришло, когда начали тревожить материи Сумрака. Сначала воронка невероятных размеров, потом Гесер со своей Назаровой, чтоб ему икалось, да и ей тоже, в придачу, в результате — Зеркало, Абсолютная, Фуаран, Антон, умудрившийся прыгнуть выше собственной головы и тоже выбиться из категории (пусть этим фактом Завулон скорее гордился — его порода), теперь — Пророки и Тигры.
Ткань Сумрака трещит, приводя в беспокойство всех, кто тесно с ним связан. Оборотни с ума сходят, вампиры не лучше, Высшие на пределе, Антон, любимчик хтоней, тоже периодически выходит из строя на несколько дней. Только вот Завулону даже злорадство не помогает чувствовать себя лучше.
Вот и Модусных кроет, потому что Модус напрямую с Сумраком связан. Цитируя популярную фразу: сам он, тоже, в каком-то смысле, сумрачная хтонь… Только с радостью бы ею не был.
Лишняя ложка сахара ему таки аукнулась: приторность на языке стала невыносимой организму, и Завулона вывернуло тем, что недавно было кофе.
Ребра болели, голова раскалывалась, струйка слюны стекала по подбородку, пока Завулон без сил прижимался мокрым лбом к холодному бортику ванной.
Возникла предательская мысль в таком положении и остаться. Навсегда.
***
Максима Завулон избегал. Не из-за чего-то, а просто.
А Инквизиторы все бесились.
— Зачем им вообще Модусные? — устало спросил Завулон в трубку, ощущая, как холодная тряпка на его лбу не справляется, вроде даже шипя, как в мультиках, от соприкосновения с горящим телом. Хотя самого его буквально трясло от холода.
Скомканное одеяло валялось где-то в ногах, едва ли грея онемевшие конечности. Рядом валялись салфетки и бутылка воды, и ничего, кроме этих вещей и тазика, Завулон уже несколько дней не видел.
— Испугался все-таки? — ехидно спросил голос Гесера в трубке. Завулон не ответил, потому что знал: если откроет рот, его точно вырвет. Едва ли такой ответ Гесеру понравится, даже если тот объективно его заслужил. — Не знаю, но Максим настроен серьезно, чуть ли не до маниакального желания. Он не отступится от своего.
— Выразить ему вотум недоверия с нашей стороны и дело с концом. Инквизиция не может к нам не прислушаться, — голос Завулона дрогнул, но из последних сил он проговорил остаток фразы ровно. Поглядел грустно на бутылку воды.
— И слушать не пожелает, — сказал Гесер задумчиво. — Они подумают, что мы пытаемся кого-то выгородить, а значит, наши голоса не будут учитываться, как заинтересованные.
— Ты же обычно обходишь как-то это правило, — лениво со стороны, а на самом деле просто очень слабо заявил Завулон, поворачивая голову и мокрым лбом упираясь в подушку. Против воли закашлялся. — Обойди и в этот раз.
— Как ты себе это представляешь? Я не всесильный, — возмутился Гесер, не обращая внимания за задыхающийся кашель.
Обидно даже как-то.
— Тогда и говорить нечего. Прячь своих Модусных подальше и сиди ровно. Перебесятся и успокоятся, — буркнул Завулон, отключаясь. Его снова вывернуло. На этот раз прозрачной жидкостью — последние три дня он не мог пропихнуть в себя никакой еды.
***
— Уходи, — заявил Завулон твердо, не поднимая взгляда от документов. Со стороны нельзя было сказать, что он едва ли их видит.
— Выгоняешь? — не повел бровью Гесер, брезгливо оглядывая кабинет.
— Да. У меня дела, а ты мешаешь, — Завулон что-то подписал (надо будет потом, как все пройдет (если пройдет), все-таки проверить, что именно он там подписал), убрал подальше, взял следующую бумагу.
Несколько секунд была тишина — Завулон и не думал поднимать взгляд на Гесера, тщетно пытаясь понять, в какие слова и с каким лексическим значением складываются буквы перед ним. Не получалось, будто у него инсульт.
— Ты недельный отчет вверх ногами держишь, ты издеваешься? — заинтересовано спросил Пресветлый, присаживаясь на диван.
Завулон посмотрел перед собой — в бумагу, которую держал подрагивающими пальцами, и только после слов Пресветлого осознал, что буквы действительно были вверх ногами.
Тяжело вздохнув и сетуя на непрактичность бюрократического щита, Завулон уронил голову на руки, стараясь не поддаваться противному писку в ушах, который бывает, когда либо безумно сильно болит голова, либо когда контузило. К сожалению ни одно из этих состояний не являлось спасением от Гесера.
— Что тебе надо? — спросил Завулон устало. Он планировал появиться в офисе для вида и быстро его покинуть, вернувшись в постель. Там было полегче, по крайней мере, Завулон мог забыться там в бреду.
— Я не мог до тебя дозвониться.
— Гесер, если ты не знал, то когда люди не берут трубки, они, очевидно, просто не хотят тебя слышать, — раздражённо буркнул Тёмный, откидываясь в кресле — держать голову ровно стало трудно.
Свой телефон на самом деле Завулон просто оставил на работе, зная, что премерзкий Пресветлый будет его искать. Оставалось надеяться, что тот не придет в квартиру. Хотя это вряд ли. Гесер обычно до такого не опускался.
— Не знал. Хорошо, что у моих сотрудников нет возможности не взять трубку, когда я звоню, — ровно ответил Гесер. Спросил странно: — Что случилось? Выглядишь паршиво.
— Ты случился, — тихо рыкнул Завулон.
— Ну так я уже два тысячелетия как случился в твоей жизни. Какая-то запоздалая реакция, — хмыкнул Гесер подначивающе.
Завулон предпочел не ответить. Да. Действительно случился два тысячелетия назад и, видит Бог, не было события амбивалентнее в существовании Темнейшего.
— Что тебе надо? Опять поговорить о докучающих Инквизиторах? У меня нет времени на пустую болтовню, Гесер, — вздохнул Завулон, кидая взгляд в сторону визитера. Мутное пятно на диване, что было, вроде как, Гесером, его не очень радовало. В принципе.
— Вообще-то да, но теперь уже нет, — размыто ответил Пресветлый.
Завулон ждал, смотря, предположительно, Гесеру в глаза. Единственный плюс в этом состоянии — можно спокойно выдержать чужой взгляд. Ведь ты его не видишь.
— Что случилось, Артур? — спокойно, но серьезно спросил Гесер, без тени иронии. Практически заботливо. Как казалось.
— Ничего, Борис, — в тон ему ответил Завулон.
— Врешь, я же вижу,
ТВОЕ ТЕЛО ГОВОРИТ ИНАЧЕ — невозмутимо ответил Гесер. — Одна из твоих любовниц тебе что-то в кофе подсыпала или хитро прокляла?
— А ты думаешь, у меня все проблемы из-за постели? — хмыкнул Завулон. Это стоило ему больших усилий, но заявление и правда было забавное.
— Все проблемы у тебя из-за дурной головы, — серьезно отрезал Гесер. — Так что? Помочь снять?
Завулона практически видимо передернуло.
— Пошел прочь отсюда, Гесер, — тяжело заявил Завулон, чувствуя, как живот начинает крутить. — Все вопросы — в письменном виде на почту или через секретаря. Секретари это те, кто ведают делопроизводством и организационными моментами, если вдруг ты забыл их основную задачу.
Завулон встал и ровно вышел прочь в совмещенную с кабинетом комнату. Губа со внутренней стороны кровоточила — Завулон слишком сильно её закусил. Такая же кровь из губы сейчас застилала его взор — благо, диван был близко, схватить обморок он не успел бы. Точнее хотелось на это надеяться.
Пасом открыв окно настежь, вдыхая прохладный воздух, Артур надеялся лишь на то, что организм немного успокоится. Это всегда отвратительно, когда действия диктует тело, а не разум. А тут инстинкты будто с ума сошли, едва ли собираясь проигрывать разуму в схватке за право управления.
Завулон опустился на диван, шатаясь, и уперевшись руками о спинку, чтобы не покатиться кубарем, глубоко вздыхая и прикрывая глаза. Все равно что так, что так — темно. Голова кружилась — и вместе с ней кружилась комната, особенно, когда он без сил свалился. Светлые, кажется, называют это «Ловить вертолеты». Мало что было в этом приятного.
Когда сквозь крутящуюся тьму перед глазами, Завулон разобрал шаги, он кинул все свои силы на то, чтобы выглядеть не таким умирающим. Как только перестанет кружиться голова — он сразу же провестит портал в квартиру. А то с такой головой… она заведет его домой к Гесеру.
— Кажется я сказал тебе, чтобы ты сваливал отсюда, — прохрипел, к удивлению, он.
— Нет у тебя таких способностей — мне приказывать.
Пиздец. Других слов просто не было.
Завулон просто продолжил лежать, не шевелясь. Может быть, Гесер подумает, что он умер, и уйдет?
На лоб легла теплая рука, и Завулона будто током ударило, когда вместе с прикосновением он почувствовал какой-то пряный запах.
Темный дернул головой, пытаясь уйти от прикосновения, но ничего это не дало — чужая ладонь только надавила сильнее.
— У тебя жар, Завулон! — возмущенно сказал Пресветлый. Диван сбоку прогнулся и Завулон почувствовал, как враг присаживается рядом, вызывая дрожь по телу даже от прикосновения через одежду.
— Спасибо, я знаю, — буркнул Завулон, снова дергая головой. Он мог, и даже хотел, убрать руки Гесера от своего лица, но для этого пришлось бы к нему прикасаться. А это было невыносимо даже… в этой ситуации. — Свали, я сам справлюсь.
— Не сомневаюсь, — оценивающе сказал Гесер. — Но со мной ты справишься быстрее. Говори, что тебе нужно. Я уверен, такой перестраховщик, как ты, выяснил, как себе помочь.
Завулон упрямо молчал. Не потому что не хотел что-либо сказать (это неправда: хотелось послать Гесера далеко и надолго), а потому что он пытался справиться с воющим нутром и комком рвоты в горле. Потому что когда звучит что-то настолько близкое к настоящему приказу, его кидает в жар только больше.
— Завулон, ты недоросль безответственный! — раздраженно заявил Гесер на партизанское молчание.
Темный глубоко вздохнул, закусывая губу. Еще немного крови попало на язык. Лучше это, чем нутро, готовое либо наброситься на Гесера, чтобы разорвать его, либо что бы…
Ну да, он безответственная скотина, и что дальше! Нет у него опыта в пять тысяч лет, ну и зачем возиться тогда с ним? А, ну, конечно, чтобы в Москве жилось комфортнее без новых врагов. Едва ли для чего-то ещё. А Завулон, может, и рад бы был свое место отдать. Особенно сейчас.
— Это просто смешно. Ты ещё скажи «само пройдет».
— Тот, кто может мне помочь, будет только вечером. Так что уходи, — соврал Завулон. Он и правда мог нанять кого-нибудь, чтобы стало легче. Но он не мог. Не существовало того, кто смог бы с ним управиться, не существовало того, кто мог бы его удовлетворить. Почти не существовало. Но лучше бы и правда было без шансов, чем такой шанс.
Он планировал улететь отдыхать куда-нибудь, пока тряски Сумрака не закончатся. А там… как-нибудь справится. Бывали состояния и похуже.
— Что с тобой?
Завулон упрямо молчал, стискивая челюсть.
— Завулон, — прозвучало тяжело, как обухом, прорываясь в сознание сквозь писк в голове, резко и неприятно, до крови.
— Уходи, — через силу прохрипел он, причиняя себе безумную боль.
— Это уже даже не смешно. Поверь мне, последнее, что я хочу — твоя смерть.
Завулон засмеялся — надрывно, с хрипами, чуть ли не с булькающими звуками.
— Тогда уходи, милосердный, — Завулон через силу вздохнул. — Иначе ты мне её обеспечишь быстрее, чем Модус.
— Что?
— Что?
Почему-то сейчас это казалось таким забавным — раскрыть себя, обнажить нутро, самого себя — самое опасное для Темного и самое смертельное для Темнейшего. То, что он называл «Опасной беспечностью» и то, за что терпеть не мог Светлых. Сейчас это казалось ни чем-то правильным, нет, скорее фантасмагоричным и одуряющим, как когда ты под адреналином признаешься в любви, будто это акт величайшей насмешки под миром, лучше которой уже не будет в жизни.
Завулон засмеялся, едва ли понимая, что это истерика. Гул в голове заглушал даже собственные всхлипы через хрипящий смех. Руки дрожали вместе с изможденным телом, а все, чего желал Завулон сейчас по-настоящему — забыться. Чтобы Модуса никогда не существовало.
Впрочем, все это уже было похоже на сумасшедший сон. Этого просто не могло произойти в реальности — ну не мог спустя столько времени Модус взять над ним вверх. Это невозможно! Он тренировался, чтобы сдерживать его, сколько себя помнит, а сейчас он лежит перед Гесером в лихорадке, беспомощный и жалкий, нуждающийся в самом отвратительном на свете — в любви и ласке.
Разве это может быть правдой?
Когда чужие руки легли ему на плечи, тихонько встряхивая, Артур зашипел, попытался подобраться, будто прямо сейчас руки Пресветлого начнут его душить. Нет ни одной причины по которой Гесер не стал бы делать этого сейчас, когда Темный так ослаб и весь из себя представляет самое жалкое существо в мире. Убить его — не преступление, а акт милосердия к миру.
— Завулон, — позвал Гесер тихо, и Завулон зажмурился, будто его ударили.
— Уйди, — едва ворочая языком проскулил Темнейший, очень надеясь, что это прозвучало не как мольба.
— Ты Сабмиссив? — и прозвучало из чужих уст это так пошло, так неправильно, так грязно, официально,
безразлично. Не «Саб», не «Нижний» — «Сабмиссив».
Нет, нет,
нет.
Так хотелось отплевываться от этого, пока чужие руки крепко держали за плечи.
— А ты изверг, — заключил Завулон, оскаливаясь.
Завулон не хотел смотреть на Гесера, не хотел знать, какое выражение сейчас на его лице. С каждым судорожным вдохом, что он делал с помощью большого усилия и свистящего звука, он осознавал,
что именно сделал.
Что раскрыл. Осознавал, что после этого — только смерть.
Истерика накатывала с новой силой, постепенно к ней присоединилось маниакальное желание навсегда покинуть Москву.
Это не бегство, это здоровое опасение за свою безопасность.
Завулон затрясся в приступе неконтролируемого смеха, больше похожего на рыдания, прижимая ладони к лицу и кусая пальцы. Это было смешно — то, что происходило сейчас. Это было
слишком плохо, чтобы быть правдой.
Тело обожгло, когда чужие руки, которые почему-то на этот раз едва ли его касались
(наверняка потому что касаться его — отвратительно. Что же ещё?), подняли его в вертикальное положение.
— Почему у тебя нет Дома?
— Тебе не плевать? — выдохнул он, скалясь, шмыгая носом. Долго он так не просидел — безвольно опустил голову на свою грудь. Слишком энергозатратно было держать её прямо, её вес слишком сильно давил на шею громадой.
— Нет. Почему?
— Это не твое дело.
— Ты безответственный упрямец, — тяжело заявил Гесер, стаскивая Завулона на пол.
Темный зашипел, каждое из слов больно клеймило его где-то внутри сознания, заставляя рану кровоточить и болеть.
— Что ты делаешь? — Завулон вяло попытался сопротивляться, пытаясь проморгаться и избавиться от мокрой пелены перед глазами, но в текущем состоянии он едва ли мог что-то сделать. Про колдовство речи даже не шло.
— Пытаюсь тебе помочь, — ровно ответил Гесер, придерживая Темнейшего и помогая ему устроиться у дивана на…
Завулона пробило пониманием сквозь туман сознания, он судорожно отшатнулся в сторону, будто становился на эшафот, а не на колени.
— Мне не нужна твоя помощь, — рявкнул он, руками помогая себе не свалится.
Гесер проигнорировал. Светлые в принципе предпочитают игнорировать это, причиняя добро по своему собственному усмотрению.
Именно поэтому по-светлому крепко схватил Завулона за локти, так, что останутся видимые следы, дернул так, что чуть не вывернул суставы в руках, буквально рывком опрокидывая Завулона на колени перед диваном.
От дырок на коленях спасло только то, что ткань была дорогая и крепкая. А вот кожа падению была не рада — там точно останутся кровавые разводы. Завулон чувствовал их уже сейчас.
Из последних сил Темный дернулся, как зверь в клетке, но рука на плече не дала ему совершить такой маневр. Оставалось надеяться, она хотя бы заныла. Нутро зашевелилось, накрывая тьмой и громадой эмоций.
— Какие практики тебе помогают лучше всего? — спросил Гесер без эмоций.
Завулону хотелось кричать. Что угодно, лишь бы Пресветлый сменил свое равнодушие на что-то другое. Это было невыносимо видеть, невыносимо. Лучше бы Гесер в открытую показал свое отвращение, чем скрывал его за маской безразличия и
милосердия.
— Те, в которых ты не участвуешь, — Темный попытался встать, но не смог. Не из-за Гесера, чтоб он провалился со всеми его добрыми намерениями, а из-за чего-то, нечто более ужасного, чем Гесер,
внутри. Оно и не планировало подниматься, искренне убежденное, что на коленях ему самое место. И как укротить голодного, взбесившегося дикого зверя рядом с аппетитным, слабым и хромым кроликом, Завулон не знал.
Пульс застучал в ушах, такое предательство от собственного тела он
не ожидал. Он не чувствовал себя таким бессильным и отчаянным
никогда. Сердце ударялось о ребра так сильно, что могло бы оставить синяки. Впрочем, оно с каждым ударом в миллисекунду не позволяло дышать, сотрясая все тело в такт.
— Завулон, — рука резко схватила за подбородок, подняла голову вверх. Темный покачнулся, мир в его глазах вообще чуть не улетел от резкого движения, от которого свело челюсть. — Скажи мне.
Нутро свело тоже, комок подкатил к горлу, то ли со словами, то ли с желчью из желудка. Он застонал, пытаясь отстраниться, но Гесер сдавил челюсть до боли, до синяков, так, что из глаз брызнули слезы. Совершенно
точно из-за боли.
Не из-за чего-то ещё.
— Меня сейчас вырвет, — прошептал он тихо, пытаясь убрать голову. И дышать. Хоть через раз, но дышать.
— Перестань сопротивляться и станет легче, — прозвучало сверху. Ладонь перестала давить так сильно, пальцы прошлись в ласке по линии челюсти. Завулон поджал губы, со стоном поддаваясь вперед, склоняя голову. Потому его, черт возьми, вывернет прямо сейчас! Сидеть не получалось, все крутилось, он стекал на пол безвольной тушей.
— Расслабься и получай удовольствие? Ты насильник, — с надрывом произнес Завулон, пока рвотный позыв ослаб, чувствуя, как чужие руки подхватывают его и возвращают на прежнее место.
«Да дай ты мне полежать, урод», — хотелось крикнуть Завулону, но если бы он открыл рот то… ну, понятно.
Его заботливо прислонили к собственной ноге, позволяя опереться. Голова безвольно опустилась на чужое колено.
— Я помогаю тебе.
—
Ты насилуешь меня, — с тихой паникой в голосе прошептал Завулон, моргая чаще из-за подступающих слез. Мышцы каменели, он не мог заставить себя пошевелиться. А даже если бы смог — он был уверен, из этого ничего бы не вышло. Тело просто отказывалось слушаться.
Гесер не ответил, запустил пальцы в волосы. По телу прошлась вибрация, и Завулон только спустя несколько секунд понял, что это он сам издал гортанный стон, что прошелся по нутру волной. Ступор, и накатывающая волной паника захлестнули его с головой.
— Вот видишь. Это так плохо? — спросил Гесер тихо, практически ласково, интимно, продолжая поглаживать Темного по голове.
Это было… странно. По ощущению это было как инсульт или как укол адреналина связанному по рукам и ногам больному-инвалиду. Именно так ощущалась для Завулона Сабмиссивность.
Он
не хотел находиться тут. Ни с Гесером, ни с кем-либо ещё. Но так хотелось чтобы само это чувство чужой руки на макушке не пропадало… от него переставала болеть голова. А ещё переставало тошнить. До того момента, пока не вспомнишь, что это Гесер.
Он не мог пошевелиться так же, как не мог поверить в то, что это происходит.
— Да, — хрипло отозвался Завулон, чувствуя как на его ладони что-то капает. Позволить сейчас случиться… чему-то — значит предать себя.
Гесер неплохой вариант. Это было лучше, чем кто угодно, это был тот, кому Завулон мог доверить себя чуть больше, чем всем. То есть аж на два процента, вместо одного. Но проблема была в том, что Гесеру это не надо было. Более того — он наверняка бы воспользовался этим против Завулона. Может быть, не сейчас, когда Темный так слаб и это было бы слишком низко. А вот потом… это ему точно аукнется.
Все, что Завулон понял за две тысячи лет: от Модуса одни проблемы и вред. И нет ни одной ситуации, в которой он бы стал думать по-другому.
Кровь на коленях, слезы на лице и удушающая паника до потери сознания это только подтверждали.
— Какие практики тебе помогают? — повторил свой вопрос Гесер.
Завулон упрямо молчал, пряча глаза во тьме век, а голову — на чужом колене. Может, все-таки удастся притвориться мертвым?
Пожалуйста.
Пусть он прекратит.
Какая-то часть чужих мягких штанов под головой намокла.
— Завулон, — позвал Пресветлый мягко, поглаживая по шее. Завулон тихо зарычал, всхлипывая, не зная, как по-другому выразить полноту разрывающих его чувств. Это было ужасно. Вот он и рычал, пытаясь пропустить их как боль — через сжатые зубы.
Это было невыносимо. Уж лучше пусть презирает, чем будет обращаться
вот так.
— Скажи мне, я не причиню тебе вреда.
Клянусь, — Завулон сжался, пытаясь казаться еще меньше, спрятал лицо в подрагивающие руки. Через силу вздохнул, пытаясь не сорваться на судорожный плач.
Гесер дал ему несколько секунд, потом мягко подтолкнул:
— Давай.
— Просто секс, — прошептал, шмыгая носом, Темный куда-то в бедро, надеясь, что Гесер его не услышит.
У него не было других практик. Потому что он никогда не считал себя Сабом. Да, это конечно могло бы стать его оружием в кое-каких местах, но Древние Иные были немного другого мнения на этот счет. Так что Завулон как привык считать себя НеМодусным, так и продолжал. До этого тысячелетия.
Он не знал, какие практики в принципе существуют. Просто, может быть, если они потрахаются, Гесер наконец оставит его?! Уйдёт, перестанет издеваться над истерзанным сознанием?!
— Иди сюда, — Пресветлый мягко поманил его, и Завулона передернуло. Он правда согласился на это? Это
правда сейчас произойдет? Не в бою, не после поражения одного из них, не в результате, черт с ними, чувств, не в качестве унижения в большой выстроенной многоходовке, а вот так вот — грязно, чтобы утолить желания инстинктов одного и жалость другого?
Отвратительно.
Просто отвратительно.
Он не мог заставить себя подняться вверх, к Гесеру. Не мог. Поэтому ткнулся носом вперед — между чужих ног, чувствуя, как снова сворачивается комок внутри, как снова начинает тошнить. Дрожащими руками он оттянул резинку штанов, шмыгая носом.
— Ты уверен? — спросил Гесер сверху.
«
Нет!», кричал он внутри, желая убраться
подальше отсюда.
Но сам он только угукнул, взял в рот чужой полувставший член. Рука легла на макушку, направляя.
Спазмы, онемение… Завулон делал все замедленно, просто потому что по-другому не получалось, как бы он не старался — руки дрожали и не слушались, ему надо было время, чтобы привыкнуть к ощущениям, чтобы не задохнуться от слез и члена во рту. По лопаткам и позвоночнику проходила судорога напряжения, колени ныли и болели, истекая кровью, а сам он хотел только забыться.
Это было как во сне: Завулон перестал чувствовать ветер из открытого настежь окна, чувствовать запах пряностей, исходивший от Гесера, едва ли слышал тихие вздохи. Нет, слышал, но скорее понимал это по опыту, чем органами чувств.
Гесер видимо решил поиграть в Доминанта. Или ему надоело ждать и он решил получить выгоду и себе, в качестве моральной компенсации за то, что он вынужден возиться с таким жалким… Завулоном — рука на затылке собрала волосы, и, удерживая голову, Пресветлый стал с какой-то садистской жадностью насаживать Завулона на собственный член.
Чего он ждал ещё? Объятий?
Темный уже не пытался что-то сделать или помочь — расслабил горло, иногда лишь постанывая, чтобы выпустить воздух из легких, и беззвучно плакал, позволяя чужой руке двигать им, как куклой, отодвигая сознание куда-то назад, пытаясь думать о том, что все это происходит
не с ним.
Колени и спина затекли, челюсть сводило, а по подбородку неприятной массой стекали слюни и слезы. Едва ли это можно назвать сексуальным. Это было скорее унизительно и очень грязно — Завулона потряхивало от ощущения всего этого на своем лице. Но вытереть было нельзя — не было возможности. Хотя там не то, что вытереть, там сорвать кожу с лица хотелось — она зудела, была по-противному липкая и израненная. Он просто чувствовал, как это все стекает на его брюки, размазывается по лицу. А душащий член, что вбивался в горло так сильно, будто хотел оставить синяки ещё и там, был дополнением к грязи.
Несколько раз Гесер отстранялся, чтобы Завулон свистящим звуков судорожно вдохнул воздуха, закашливаясь, раскрывая рот, как рыба, чтобы слюна в большом количестве окропила пол.
Горло саднило, Завулон кашлял и задыхался, голова болела, воздуха не хватало. Член бил по нежным стенкам горла. А в квартире — тёплая постель и спасительное небытие…
Когда это закончилось, Завулон не понял — он едва ли был возбужден, дрожащими руками вытирая о пиджак слезы и другие жидкости, и пытаясь спрятать там лицо.
Что-то
белёсое смотрелось на дорогой ткани пиджака просто
отвратительно. И грязно. Про его лицо вообще смысла не было говорить.
Грязно, ужасно, и неправильно.
Когда его поднимают с колен, сажают рядом на диван и заботливо убирают следы с лица теплой мокрой тряпкой, заправляют нежным движением всклокоченные волосы за ухо и принимаются расстегивать его рубашку, Завулон хочет то ли кричать, то ли
рыдать, сотрясаясь телом в настоящей истерике.
Он прикрыл глаза, надеясь, что если не видеть — будет легче. Ожидания не оправдались, и ничего, кроме паршивого чувства удушения от каждого прикосновения широких ладоней, он не чувствовал.
Галстук с шеи удавкой обвил руки, фиксируя их вместе. Завулону было уже все равно, что будут делать с его телом — он позволил и это, растворяясь во тьме трепещущей внутри тревоги и непонимания, какой-то детской обиды…
Диван под лопатками стал таким жестким, будто он лежал на камне. На жертвенном алтаре. С занесенным над грудью кинжалом, который вот-вот опустится.
Завулон почувствовал сухие губы на ключице, все ждал, когда вонзятся вслед за ними зубы.
От чужих ладоней выкручивало, как будто в приступе, — лучше бы Гесер оставлял на нем синяки и раны, чем был таким
нежным сейчас. Почему-то эта напускная забота била сильнее, чем все самые жестокие физические наказания.
Даже когда Гесер вошел, заставляя Завулона изгибаться и царапать ногтями подлокотники, он не почувствовал
ничего кроме постыдного удовольствия, которое накрывало сознание вместе со стыдом и чем-то
темным, что расползалось по сознанию и выедало его, как кислота.
По лбу стекал пот, Завулон искусывал губы до глубоких ран, лишь бы не стонать перед
Ним. Да, удовольствие (вроде) было, он даже мог бы позволить себе испытывать его, как настоящий Темный, обманывая Гесера, единственное, что ему мешало — он никогда не любил обманывать
себя.
Завулон так и не смог посмотреть на Светлого, а тот не целовал в губы. Почему-то это было по-особому противно, потому что это подчеркивало их статус
временного перемирия, нарочито-официального, безразличного, без каких-либо чувств. Статус-кво, не больше.
Это временная мера ради стабильного завтра, и
ничего больше.
А слезы и желание сдохнуть — просто спутники помощи Светлых. Как и всегда.
Это было неправильно, очень ужасно и грязно: Завулон хотел оглохнуть, лишь бы не слышать чужое дыхание и пошлые влажные звуки ударов о кожу. Он старался сосредоточиться на своем члене, чтобы быстрее кончить — во всех смыслах, но почему-то это только больше погружало его в тревогу.
Израненные колени и горло болели, Завулон тихо хрипел в такт толчкам, чувствуя, как чужой член растягивает его, чувствуя малейшее движение внутри, чувствуя, как бьется головка о кожу с внутренней стороны. Темный рыдал от этих ощущений внутри себя, чувствуя себя бессильным ребенком.
Когда все закончится, придется как-то разбираться с этой ситуацией. Придется как-то жить. С Гесером бок о бок. А делать этого уже
ой как не хотелось. Более того — сама мысль об этом вызывала
панический страх.
Он хотел тишины и покоя. А там можно будет и подумать.
Завулон сглотнул, тяжело дыша, пытаясь найти в себе силы для слов.
— Руки освободи, — хрипло попросил он, выгибаясь. Добавил, отчаянно рыча, будто вырывая себе что-то из груди: -
Пожалуйста.
Он безумно хотел кончить, а с последовательным и определенно знающим Гесером на быструю разрядку можно было не надеяться.
Ну а ещё у него была бы возможность защититься. Может быть и тревога немного бы пропала.? Может быть, он смог бы
хотя бы немного контролировать то, что делает Гесер?
Пожалуйста.
— Нет, — шепнул Гесер, входя особенно глубоко, вызывая болезненный скулеж и мокрые искры из глаз. Совершенно
точно из-за боли, а не из-за чего-то ещё.
Завулон ненавидел себе лгать.
Темный сжал челюсти, задыхаясь в панике и судорожно дергая связанными руками. Ладно.
Ладно.
Если уж Гесер хочет, чтобы в его помощи все было по его правилам, пусть будет.
Только тревога почему-то так не считала, заставляя сердце панически биться от осознания если что невозможности остановить Пресветлого. Руки связаны, а сил едва ли хватит на то, чтобы порвать стягивающий до крови узел, не говоря уже об отпоре. Паника подобралась к горлу слишком близко, сжимая его, отключая сознание, не оставляя
ничего, кроме страха.
Завулон всхлипнул, надеясь протолкнуть внутрь себя воздух, сжал челюсти так сильно, что вот-вот начнут крошиться зубы.
Он ни в жизни не попросит больше Гесера о чем-либо. Остановиться сейчас — и подавно. Стерпит.
Сдохнет, но стерпит.
И все как в тумане, каждый сведенный напряжением мускул ушел куда-то на второй план, удовольствия уже не ощущалось вовсе, только какой-то зуд от грязи по всему телу и жуткий холод.
Завулон уткнулся головой в собственные локти, зажмурился до появления разноцветных кругов перед глазами. И постарался сделать все, лишь бы перестать чувствовать.
Пытался думать о документах, о работе, но все попытки отвлечься терпели крах одна за одной, доводя почти до отчаянья — Завулон не хотел возвращаться мыслями в реальность.
Не хотел. Но грубые толчки делали это за него, заставляя тихо плакать, скрывая лицо. Хорошо Гесер хоть не приказал в глаза смотреть.
Завулон даже не понял, кончил он или нет — просто в какой-то момент все завершилось. И то — понял он это не сразу, продолжая рыдать в собственные сжатые в напряжении до боли руки. Вдохнуть из-за сильной истерики было сложно.
Но и тут без Светлых никуда.
Гесер аккуратно прижал его к себе, позволяя безвольно опустить голову на свою грудь и разрыдаться. Руки с красными следами от галстука судорожно сжали ткань чужой футболки.
Его гладили по голове и говорили дышать в такт. Завулон пытался, искренне желая, чтобы Гесер поскорее
ушел. Находиться в его объятьях было подобно смерти, а жизнь Завулон любил.
В какой-то прострации Завулон отстранился, практически с каменным лицом. Мокрым и красным, но каменным.
И пустым.
— Иди, — прохрипел он.
— Ты уверен?
— Иди.
Они сидели несколько секунд (такое большое для из последних сил сдерживающего Завулона) в тишине.
— Я приходил сказать, что ты оказался прав.
Темный не ответил.
— Это у вас семейное.
—
Пошел прочь, — срывающимся голосом прошептал Завулон, падая обратно на диван и закрывая налитые свинцом и раскаленные железом веки. Щеки загорелись, а на глаза будто распылили перцовку.
Это было не с ним. Не могло быть с ним, пожалуйста.
Позволяя ощущению ничтожности ещё раз наполнить недвижимое тело, Завулон свернулся в клубок на диване, ощущая обнаженной кожей сковывающий холод и срываясь в неконтролируемые рыдания — панические и истерические, от боли, озноба и бессилия, в рыдания от ощущения себя настолько грязным, что хотелось ногтями содрать с себя кожу, лишь бы не чувствовать в себе чужой член, а на коже — чужие руки, которые будто пометили его везде, заклеймили.
Завулон задыхался в бьющей его лихорадкой истерике, даже не подозревая, что Гесер ещё не ушел.
***
С каждым днем становилось лучше. Не до прежнего уровня, конечно, но на этот раз Завулон пришел на работу даже с намерением поработать, а не только сделать вид.
Гесера и след простыл. По крайней мере, за неделю восстановления, он его ни разу не видел.
— Что там с Инквизиторами? — спросил Завулон, с наслаждением отпивая кофе с одной ложкой сахара. Его только перестало тошнить настолько, чтобы он наконец смог выпить кофе. Впервые за две недели.
И только ради этого он вполне был готов повоевать с Инквизицией на почве Модуса.
— А что с ними? — удивился Юрий.
— Они нашли Высшего Модусного в Ночном? — Завулон чуть не подавился своим кофе, откашлялся. Под ложечкой засосало при мысли об Антоне.
Разве Гесер его не выдал?
— Да какие у них там Модусные, — махнул рукою Юрий. — Хотя вполне может быть, — задумчиво добавил он. Наклонился в сторону Завулона, будто это было тайной, и многозначительно произнес: — Официально проект прикрыли из-за того, что у Максима не было фактических доказательств. А по факту — в офисе Ночного, предположу, в кабинете Гесера, было несколько Инквизиторов. А после того как они вышли, Пресветлый объявил о закрытии проекта. Так что может быть, — Юрий склонил голову. — Где-то под крылом у Гесера все-таки есть Высший Модусный. Не зря же он так подставился?
Завулон кивнул, кривясь. Выпитый кофе снова норовил выйти наружу.
