мороженое со вкусом ванили

      аарон голоден.       голод пульсирует в животе, неприятно дёргая нервы, и хочется свернуться в крохотный комочек и исчезнуть. во рту сухо и горько, и если он разомкнёт губы, то появится кровь, солёная и мокрая, но невкусная — аарон хочет сладкого, холодного и успокаивающего.       аарон хочет мороженое.       но ещё не время, ещё рано, он покорно лежит на постели, таращась на железную дверь без намёков на ржавчину, и ждёт — может, остались считанные минуты, может, целые часы. он надеется на первое, с нетерпением ожидая, когда джордж придёт и принесёт мороженое, погладит по голове и расскажет что-то.       аарон скучает.       что-то внутри около больно скребётся от этой мысли, пытаясь разорвать его на части, распотрошить и вылезти наружу, но безуспешно. аарон душит это нечто, считая трещинки на стенах, не позволяя проклюнуться на поверхность, засорить мозг — он знает, чувствует, что тогда сломается, разлетится стеклянной вазой на тысячу осколков, и никто не сможет собрать обратно.       страшно.       аарон не хочет умирать.       но джордж не позволит ему умереть, джордж заботится о нём, любит его и всегда приносит мороженое, а от него требуется только быть послушным и не думать о ненужных вещах.       так просто, аарон не понимает, почему прежде сопротивлялся и боролся, ведь теперь он счастлив, теперь он не один, теперь джордж регулярно приходит к нему, не делает больно и не молчит, теперь всё хорошо, ему не о чём переживать.       разве это не идеально?       раньше он так много думал, так сильно уставал, так редко бывал дома, так часто был расстроен — но всё в порядке, джордж забрал его и обещал, что они всегда будут вместе.       что-то внутри вопит от ужаса.       но это неважно, совсем, важно лишь то, что ему жарко, плохо и одиноко, тишина давит на виски, угрожая расплющить кости, но сил кричать нет, даже шептать, и он продолжает лежать в коконе из тончайшего ультразвука, не двигаясь — может, получится уснуть, во сне время течёт незаметно и красочно, наполненное картинками, разнообразием и веером звуков, оставляя после тянущее ощущение, которому он не может дать название. раньше он знал, но теперь слово вертится между извилин, упрямо ускользая.       память та ещё дрянь.       аарон не хочет ничего вспоминать — когда он пытается, что-то дребезжит от напряжения под рёбрами, готовое разломаться и разломать его.       аарону хорошо и так, и здесь, с джорджем и в маленькой комнате, где всегда безопасно.       неправильно       так должно быть — он принадлежит джорджу.       в замочной скважине поворачивается ключ, и аарон вздрагивает, пытаясь сесть, но тошнота перекручивает желудок, а зрение теряет фокус. он сжимает челюсти и ложится обратно, шумно дыша и давя подступающую рвоту, а тихие шаги приближаются вместе с тонким ароматом ставшего родным одеколона, которым пропах и сам аарон.       приятно. — привет, ну как ты без меня, соскучился?       голос звучит чуть насмешливо, и аарон хочет ответить «да», но язык разбух и совершенно не слушается, он лишь открывает глаза и смотрит на джорджа, нависающего сверху, разглядывающего его удовлетворённо-нежно.       в руке у него стаканчик мороженого, и во рту собирается слюна.       скоро станет лучше.       джордж проводит костяшками по его лицу, ласково оглаживая контур, и касается губ, улыбаясь — аарон знает, что будет дальше, и покорно раскрывает рот, позволяя мозолистым пальцам скользнуть внутрь, ощупывая зубы, щекоча нёбо и толкаясь за щёку. выражение на чужом лице будто бы неправильное, но он, как и обычно, гонит такие мысли прочь, ведь иначе быть не может, ведь джорджу нравится его касаться, а ему нравится, когда джордж его касается — без этого ужасно холодно и тело кажется совсем ненастоящим. — я вот скучал.       он вынимает пальцы, вытирая об его рубашку, и усмехается, водя перед его носом мороженным. — пожалуйста.       джордж любит, когда он просит.       аарон любит всё, что любит джордж. — всё для моего мальчика.       наконец заветное мороженое оказывается в его трясущейся руке, и он садится, игнорируя болезненную вспышку и жадно кусая, тут же проглатывая и не чувствуя вкуса, только прохладу и сахар.       спустя секунды становится легче, мысли покрывает туманом, а печь где-то в кишках затухает — джордж всегда приносит облегчение.       потому что джордж любит его. — сегодня я принёс тебе славную историю об одном парне, которого звали спенсер.       имя карябает череп изнутри, но аарон ест мороженое с ванильным вкусом, ни о чём не думая, не желая думать — какое ему дело каких-то парней и их имён? джордж с ним, устраивается рядом, подгибая ногу и касаясь коленом его бедра, а мороженое потрясающе на вкус, расслабляет мышцы и с каждым укусом закидывает лёд в голову.       ему хорошо. — я навестил его недавно, забавный мальчишка с большим мозгом. правда, дерётся отвратительно и вечно витает в облаках. настоящий умник, с кучей книг повсюду и явным отсутствием женщины.       смешок гремит в абсолютной тишине громом, почти дискомфортно ударяя по перепонкам, и аарон едва заметно морщится, прислоняясь к чужому плечу. приятная слабость наполняет тело, размягчая кости, а мороженое чудесно ложится на язык, сладкое и мягкое.       как он раньше без этого жил?       аарон не помнит. — а кровь у гениев точно такая же, как у обычных людей. и его впечатляющие мозги ему не помогли, когда я потрошил его в его собственной гостиной.       джордж, кажется, ждёт от него чего-то, какой-то реакции, но аарон не знает никакого спенсера и ему, если честно, плевать, мысли расплывчатые и пушистые, череп набит пухом, пахнущим ванилью, и разве нужно что-то ещё? — любишь меня, аарон? — люблю тебя.       он смеётся, кладя ладонь ему на бедро, и аарон доволен. сегодня у джорджа отличное настроение, у аарона теперь тоже, может, они побудут вместе подольше, может, джордж будет касаться его без одежды.       аарон хочет, чтобы до него дотронулись — кожа к коже, тепло другого живого человека, биение сердца и калейдоскоп эмоций.       он с сожалением доедает последний кусочек и облизывается, накрывая руку джорджа своей. можно было бы поцеловаться, но после мороженого джордж запрещает поцелуи — белёсые шрамы на ключицах напоминают, что нарушать запреты нельзя. — в чём дело, аарон, соскучился по папочкиному члену?       что-то молчит, заглушённое ванильной сладостью, замороженное на следующие часы — или дни? — и аарон кивает, смотря расфокусированным взглядом на довольно скалящееся лицо напротив. он хочет, хочет ощутить, как горячие руки трогают его, грубо и властно, тискают и оставляют синяки, как зубы прихватывают кожу, как язык вырисовывает невнятные мокрые узоры, как член наполняет и распирает, одновременно больно и приятно.       аарон хочет ощутить.       джордж толкает его на кровать и садится верхом.       восхитительная тяжесть знакома, и на мгновение ему кажется, что он видит отблеск лезвия, но это просто иллюзия — сегодня никаких ножей.       аарон расстёгивает рубашку.