alternative payments

***

      «Нет, блять, это же не ремикс на Меладзе, епт твою мать…» — думал Руслан, заказывая новую партию шотов, но, вопреки здравому смыслу, это именно он и был. Бочка отдавалась гулом в груди, била ровным тактом; диджей хотел сделать плавный переход, но что-то пошло совсем не так, настолько, что Тушенцов резко дернул головой в попытке рассмотреть, откуда руки растут у этого горе диск-жокея, и одним движением разлил чутка настойки на поднос. Но, настолько пьяным и безрассудным он сегодня был, что лишь скривился в неприязни, — по сути, это уже неважно. Ну, выпьют они меньше на миллилитр, разница сейчас совсем невелика. И без этих десяти шотов свет уже сверкал ярче, лился потоками, кружился на двоящихся силуэтах, заворачивался в замысловатые фигуры, которые тёмные, подёрнутые мутной дымкой, глаза не могли нормально распознать: на периферии сознания отражались лишь красивые, завораживающие своей непредсказуемостью, образы.       Еле рассмотрев нужный столик, Руслан с каким-то подобием на грацию проскользнул меж улыбающихся лиц, еле находя нужных, знакомых, хоть и поверхностно, людей. Стопки тряслись в руках, их перезвон терялся в шумах от сильного дропа, — у диджея, спустя три часа, всё же появился вкус, — заиграло что-то знакомое, близкое к предпочтениям Тушенцова. Пол трясся, пары ног оттаптывали рассинхронизированный перестук, поднимая остатки пыли с бетона, — всё же бар был совсем не из элитных. Простая, хоть и стильная, забегаловка.       — О-о, я думал ты курить там ушёл, ебать.       — Да не, куда я денусь, вы че.       Четыре человека сразу же ухватились за рюмки, вцепились в них почти одновременно. Кто-то предложил тост, кто-то слева подхватил, кто-то справа поддакнул, закивал головой, — на данной стадии опьянения уже было не важно, кто именно. Имя, примерный возраст, любовь к выпивке по выходным: это почти всё, что Руслан знал о людях, окружавших его. И таких крупиц было достаточно для того, чтобы изредка собираться вместе в сомнительных местах, где ценники не кусали и без того запустелые карманы подрабатывающих студентов.       Разговоры у них получались ниочёмные, пустые, нарочито развязные: преподы, пары, мелкие новости, но ничего слишком личного, только отрывки, проскальзывающие почти случайно, неаккуратные откровения, о которых тут же забывали, переводя тему назад, к тому, что ненапряжно. А Руслану это и нужно было. Ненапряжно. Думать не надо. Только затянуться кальяном посильнее, вдыхая до упора дым с привкусом чего-то хвойного, задержать воздух, а потом выдохнуть кольцами в кружащийся потолок. Голова стремительно пустела, а отголоски трудовой недели растворялись вместе с новой порцией чего-то неопознаваемого, но точно алкогольного. Смех — громче, слова — запутаннее, движения — расслабленнее, окружение — менее безразличное. Терапия, за эффективность которой Руслан был готов поручиться, ведь действительно работала. Жаль, что лишь на короткий срок и повторять эту вереницу желательно каждую субботу.       Время убивалось быстро, незаметно: они здесь уже не первый час, может, даже и не второй. Обстановка вокруг стала почти родной, привычной настолько, что Руслан вытянул ноги под столом и откинулся на спинку стула, прикрыв красноватые, уставшие глаза. Как он ещё не заснул прямо здесь — загадка. Организм требовал отдыха в горизонтальном положении, натруженные мышцы рук и поясничного отдела тянуло тупой, противной болью, и, наоборот, было бы странно, если бы они не болели ото всех перетасканных коробок с едой за плечами. Но волнообразное, накатывающее и отпускающее опьянение медленно, постепенно превращало эти ощущения в какое-то подобие приятного самоистязания, мол, посмотрим, насколько далеко это может зайти, Руслан, можно же ещё, немного, по чуть-чуть, самую малость и, смотри, градусы в напитках уже не чувствуются. Это, считай, просто вода, — пей, не задумываясь.       Поэтому он пил, заливаясь смехом. Качался на стуле, проверяя его на прочность. Жмурился от слишком ярких огней, запрокинув голову и сложив руки за спиной.       Сквозь неплотное скопление людей на импровизированном танцполе к ним кто-то подошёл: Тушенцов сначала не заметил, но, почувствовав мельтешение рядом с собой, открыл глаза и наткнулся на фигуру в фартуке. Чёрном таком, теряющемся в потемках, четко виднелся лишь металлический бейдж, поблескивающий в лучах светомузыки. Классический шрифт, все буквы заглавные, чтобы каждый, даже самый пьяный, заметил: «ДАНИЛА».       — Вам повторить? — спросил он, будничными движениями собирая пустые стопки со столешницы. В одной руке зажата тряпка, и это с его стороны очень предусмотрительно: немного, но разлить всё же умудрились, чокаясь в преувеличенно теплом порыве.       — Брат, налей, как себе! — проникновенно пробасил чей-то голос, перекрикивая потрескивающие на низах колонки.       — Понял. Будет, — бармен? Официант? даже не стушевался, ни одна яркая эмоция не проскользнула на лице: явно слышал и не такое. Он лишь кивнул и удалился, не с первой попытки балансируя поднос, и даже в этом жесте было видно больше, чем в его мимике — смена не из лёгких.       — А мы сколько уже?.. — Руслан правда хотел сформулировать вопрос до конца, ведь знать было важно. Они хоть и договорились просто разделить предстоящий чек поровну, но заказы всё не кончались, а деньги… деньги — больная тема. Та, о которой говорить и стыдно, и грустно, и смешно.       Но ему доверительно, увещевательно ответили сразу несколько чересчур расслабленных голосов, и каждый из них растягивал гласные звуки, как мягкую, не единожды пережёванную жвачку:       — Да не много, там больше трёшки за всех не выйдет.       — Руслан, забей хуй! Мы не виделись сколько? Дохуя? Неделя — это дохуя. Пьём, значится.       Контраргументов не нашлось, и уже через жалкие минуты Тушенцов шаркал подошвами кроссовок, подстраиваясь под движения незнакомой ему компании, которая крайне настойчиво звала его на танцпол. И вполне успешно зазвала, настолько, что он провёл с ними трека четыре, один попсовее другого, разомлев до степени ровного, отчётливого похуизма, — стеснение улетучилось бесследно, оставив вместо себя отчаянную бесконтрольность за главную. Безответственную, но такую приятную, умеющую вытеснять любые неудобные мысли, успокаивающую тревоги, убивающую скованность.       И настолько он забылся, что даже сначала не почувствовал, как врезался во что-то. Неловко пошатнувшись, Руслан начал терять равновесие, но — не что-то, а кто-то — аккуратно придержал его за талию. Видимо, шатало Тушенцова сильно: чужие руки скользнули чуть ниже, к тазовым косточкам, помогая устоять на ногах. Прикосновение, неожиданно участливое и, после бесчисленного количества алкоголя, тёплое, закончилось так же внезапно, как и началось.       — Всё хорошо? — звонкий голос почти в самое ухо. Дыхание — ровное, совсем не такое, как у запыхавшегося Руслана.       — Да… да. Спасибо, — справившись с мимолётным удивлением, Тушенцов, наконец, обернулся. Оказалось, это тот самый официант-бармен, с которым они уже сегодня встречались. Он улыбнулся, — и Руслан даже поверил, что улыбка эта была не дежурная, а искренняя. Что-то в ней промелькнуло. Крайне знакомое.       Заинтересованность? Сложно было разобрать точно, но смутно, на долю секунды, именно это Руслан и ощутил.       — Аккуратнее. Упадёшь же, а я второй раз не поймаю.       И пока Тушенцов соображал, что ответить, парень, быстро переглянувшись с ним, поспешил к барной стойке. Руслан проследил за его перемещением, — тот явно чувствовал себя среди людей, как рыба в воде, оставаясь при этом кристально трезвым. Это было даже красиво: его высокий силуэт будто не вписывался, выделялся среди расслабленных и плавно двигающихся в ритм теней своей целеустремлённой хаотичностью.       Действительно. Красиво.       Фантомное ощущение отпечатков чужих ладоней на теле продержалось ровно до тех пор, пока Руслан не пробрался назад, к своему столику, путаясь в ногах, ориентируясь только на примечательную картину на стене, — абстрактный бред, смысла в котором не прибавилось даже с расфокусом в глазах, — и не обнаружил его пустым. На столешнице покоилась последняя партия шотов, выпитая наполовину, осталось всего три нетронутых, насмешливо сверкающих своими гранями. Но как будто… что-то пропало. Будто чего-то не хватало.       Точно. Людей. Друзей.       Случиться могло всё, что угодно. Буквально. С ним такое уже бывало, вспомнить хотя бы, как его, полубессознательного, тащили под руки до такси, которое, в итоге, отказалось их везти. Домой он в ту ночь так и не попал, — оставили неподалёку, трезветь, спать на земле, под звуки таких же пьяных отщепенцев и изредка колесящих машин скорой помощи. Пробуждение тогда выдалось не из приятных: дежурные полицейские, с нежной заботой тормошащие его за плечи, не церемонились и, желая ему, конечно же, лишь самого хорошего, отвесили пару оплеух. Домой даже не отвезли, сразу в вытрезвитель.       И на следующее утро, когда Руслан наконец-таки преодолел порог своей съёмной однушки, в «Телеграм» пришла всего одна забавная строчка: «ну че, как вчера добрался?». Подавив первый позыв отписать «ахуенно, уёбки», Тушенцов, скрепя сердце, напечатал лаконичное «нормально, пацаны».       Их можно понять. Руслан бы тоже не захотел себя тащить: лишний груз, лишние проблемы. Одна головная боль.       Его кидают не в первый раз. Поэтому расстройства почти и нет, даже горечь и обида не желали показываться: только на осознание потребовалось немного времени. Руслан взял в руки стопку и, покачав её из стороны в сторону, выпил залпом; горло обожгло наливкой со вкусом абсента, ликёра и ещё раз абсента.       Конечно, расстройства нет. Ведь Руслану сегодня никто и не нужен. Ему некогда было хоть что-то приобретать, соответственно, и терять нечего — он будет пить один. Последствия и события теперь от него не зависели, пускай происходят, Тушенцов на них заочно согласился: драка в баре из-за пустяка, ночёвка в незнакомом подъезде, разряженный телефон и потерянный по дороге пауэрбанк. Сейчас, опираясь почти всем весом на поскрипывающий столик, он готов ко всему.       — Слушай, вы уже четвёртую партию подряд заказали. У нас правило такое с крепкими напитками: надо рассчитаться сейчас. Пока ещё в состоянии.       Ко всему, но не к терминалу с четырёхзначной цифрой, который ему бережно протянул уже знакомый — третий раз за вечер сталкивались всё-таки — официант, прямо под нос, чтобы уж точно разглядел. И Руслану даже проверять свою карточку не надо, он знает, слишком хорошо, что таких денег у него точно нет. Предвидится, в обозримом будущем, но конкретно сегодня сумма на его счету в два раза меньше, и увеличить её — просто невозможно. Разве что он колдовать научится.       — Бля-я… — единственное, что получилось сказать, не прекращая таращиться на хихикающие электронные циферки. Они же явно хихикали, точно издевались над ним, над таким «бесстрашным» и «готовым на всё», Русланом. Глумились так, что слышал только он, но не официант, которому, должно быть, всё равно, что там у Тушенцова с этими цифрами — лишь бы оплатил.       И тут, под чьё-то бездарное подвывание в недавно включившееся караоке, Руслану вдруг подумалось, что, возможно, вот оно. То самое, чего он ждал. То, что скрасит его бездарно потраченный, во всех отношениях, вечер. Шанс испытать ситуацию, и себя заодно, на прочность, — фатализм, улетучившийся от чрезмерно огромного чека, резко вернулся в виде хитрой полуулыбки. Рискованные слова, неосторожные, такие, каких он ещё никому не говорил и слышал только в дешёвых анекдотах, сложились в предложение.       — Ну короче… — начал Руслан неспешно, отодвигая терминал подальше от своего лица. Повернулся в сторону и понял, что имя, прочитанное с бейджика, успело выветриться из головы. В попытке познакомиться поближе, прежде чем хоть что-то говорить, Тушенцов указательным пальцем подцепил фартук и прочитал вслух: — Данила? Да, Данила. В общем, нет у меня денег, Данила. Давай натурой расплачусь?       На него посмотрели на удивление ясные, красивые глаза, — голубая радужка с вкраплениями зелёных бликов. Под ярким светом, промелькнувшим на долю секунды, в их глубине отчётливо стала заметна смертельная усталость, очень знакомая Руслану. Такая же была и у него.       — Что? — официант, видимо, решил, что он оговорился. Наверняка хотел избежать конфликта, надеялся, хотел даже, чтобы Тушенцов просто пошутил.       — У меня нет денег. Могу только натурой, — но Руслан был предельно серьёзен. Он облокотился на стол, подперев кулаком щёку и заискивающе склонив голову, всем видом пытаясь обозначить очевидность своих намерений.       Со стороны это смотрелось настолько глупо, что Данила не выдержал и прыснул, прикрыв лицо ладонью. Его смех утонул в шуме, и Тушенцов почему-то пожалел, что не расслышал. Наверняка он звучал в сто раз приятнее, чем этот дерьмовый плейлист, который диджей ставил уже по второму кругу.       — Ты серьёзно?       — Да. У меня реально нихуя нет, — и вывернул карманы джинсов в доказательство. — Можешь обыскать, конечно…       Данила на это только глаза закатил.       — Ты же не один был, ещё человека три с тобой стояли. У них тоже нихуя нет?       — Меня кинули.       — В смысле?       — Ну, они съебались и меня тут оставили. Не захотели нянчиться, наверное или хуй знает… Но денег у меня нет — вот, че главное.       Даня протяжно вздохнул и поставил терминал на стол, усиленно соображая. Скрестил руки на груди и снова оглядел незадачливого парня перед собой: миловидный, до смешного пьяный, с тёмными, внимательными глазами. Такого кинуть — тупость, которую Данила бы ни за что не совершил, будь они друзьями. И он бы соврал, если бы сказал, что тот ему не нравится, в поверхностном смысле, в таком, в каком нравится человек, с которым ты знаком от силы пять минут. К тому же, Дане ни разу, даже в самом сильном угаре, не предлагали рассчитаться натурой, — это что-то новое, неожиданный, почти сюрреалистичный сюжет из какого-то кино, который просто не мог происходить с ним.       А ещё у него впереди остаток смены в душном баре на окраине города, после которой намечалась лишь полуторачасовая дорога домой в такси эконом класса. И только поэтому:       — Ладно, похуй. Я за тебя заплачу. Но ты допиваешь свои шоты и идёшь отсюда, ясно?       На такой ответ Руслан не рассчитывал. Он, вообще-то, ни на что особенно не рассчитывал — сказал, и будь что будет, — но, иррационально, услышанное его расстроило. Не это Тушенцов предвкушал. Он хотел чего-то поинтереснее, чего-то более захватывающего.       Вера в людское благородство и бескорыстность в нём и так слаба, не нужно было Даниле её подпитывать.       — Что? Ну нет, так не пойдёт. Я не могу в долгу остаться. Это же типа… неправильно.       Даня вздёрнул брови, осмысливая сказанное. В его понимании «неправильно» — это водиться с людьми, готовыми оставить тебя одного, пьяного и безденежного, в баре. Но кто он такой, чтобы спорить. Всего лишь персонал, которого наутро даже и не вспомнят, — его мнение, по сути, ничего не значило.       Можно же было просто поблагодарить. Словами. Он за этого парня собрался отдать всю свою ставку за смену, считай, сегодняшний день отработал впустую. Разве что кто-нибудь из постоянных чаевые оставит, но это очень и очень навряд ли.       — Ты радоваться должен, вообще-то, — хотел сказать с очевидной укоризной. Не вышло: прозвучало скорее шутливо. Всё-таки такое внимание к себе льстило, слегка тешило чувство собственного достоинства. Хоть какой-то плюс от работы в общепите, надо же.       — Я и радуюсь, но, блять…       — Всё, окей. Я понял — натурой. Да. Смешно, — Данила оглянулся. Вторая официантка, Лера, махала ему рукой из-за стойки, стараясь привлечь внимание. Поймав данин взгляд, девушка выразительно вскинула брови, как бы спрашивая, всё ли у него хорошо. — Слушай, у меня смена. Допивай и домой — вот это будет самое правильное.       — Да понял-понял, — сказал Руслан уже в удаляющуюся спину. Стиснув стопку в руке покрепче, опрокинул содержимое залпом, — смесь из водки, вишнёвого сиропа и соуса табаско. В голову дало почти моментально, горло обожгло необычным миксом. Для закрепления эффекта второй шот был выпит без передышки, сразу же вслед за первым. Легкая тошнота скрутилась где-то в районе глотки, но быстро сошла на нет, — опыт, всё-таки.        Руслан это так не оставит. На пару мгновений, почти миллисекунд, он рассмотрел в тех глазах заинтересованность. Едва теплящуюся, почти призрачную, но она была. Может быть, ему показалось, да, — свет так мелькнул, музыка настроила на нужный лад, атмосфера заставила спроецировать свои домыслы на другого человека. Всё же, кое-что подсказывало, что он не ошибся.       Да и к тому же, Руслан уже всё решил. Просто так Тушенцов сегодня отсюда не уйдёт, — будоражащий адреналин ощутимо дребезжал в кончиках пальцев. Насколько далеко он сможет зайти — неизвестно.       И это надо проверить. Обязательно.       — Так почему нет? — Руслан вальяжно, с ощутимым звуком, развалился на красном барном стульчике, примостив один локоть на столешницу. Поза должна была быть заискивающей. Вышло, скорее, наоборот, — по-пьяному неуклюже.       Данила, протирающий стаканы, посмотрел на него исподлобья. И глубоко вздохнул.       — Господи, ты не ушёл ещё…       — Ну почему? Помимо того, что ты работаешь, — продолжал давить Руслан, безо всякого стеснения разглядывая официанта. Под изучающим взглядом слегка расфокусированных, почти чёрных глаз стало не по себе.       Даня поправил ворот футболки. Жарко тут всё-таки.       — Я не буду отвечать на этот вопрос.       — Дело во мне? Недостаточно симпатичный? — Тушенцов не без труда слез со стула, встал чуть поодаль и покрутился, предоставляя возможность рассмотреть себя со всех сторон. Непонятно, правда, на что надо было смотреть, потому что крутился он слишком быстро и карикатурно. — Ну? — приземлился обратно и уставился на Данилу выжидающе. Будто был уверен, что дело вовсе не в нём, ведь отказать такой красоте — просто немыслимо.       — Нет. Не в этом дело, — ответил Даня, старательно пряча кривую улыбку. Смеяться над пьяными клиентами, особенно им в лицо, всё же не дело — корпоративная политика. Да и просто невежливо. — Сам-то понимаешь, что несёшь? Я думал, ты рофлишь, а ты серьёзно…       — А в чём? Ты же не гетеро, — прервал его Руслан. — Должна быть причина.       — Что, прости? — вскинулся Данила. Даже полотенце отложил в сторону, уперев обе руки о барную стойку.       — А че? Я неправ? — Тушенцов скептически нахмурился. В таких вещах он почти никогда не ошибался, ведь «рыбак рыбака» — этот принцип очень редко выдавал осечки. И сейчас внутреннее чутьё отчётливо кричало, даже скандировало: «Это не учебная тревога! Внимание, код: красный!».       — Хорошо. Даже если и да. Как ты понял?       — Ну… — протянул Руслан таким тоном, будто собрался сейчас очевидную истину ребёнку разжёвывать. — Во-первых, у меня есть, э-э… глаза? Во-вторых: а давно у нас натуралы парней обещают… как ты сказал? «В следующий раз не поймаю»?       — Блять… — Данила прикрыл лицо ладонью. Шифровальщик из него, конечно, никакой. Неужели со стороны это настолько очевидно?.. Не то, чтобы он особо скрывался, среди его коллег, например, знали все. Но чтобы какой-то левый парень всего за пару разговоров раскрыл его с потрохами — такое с ним происходило впервые. — Ладно, признаю, — легко согласился Даня. Перепираться не было никакого смысла.       — Вот! Я знал, — победоносно провозгласил Руслан, широко и довольно скалясь. — Выёбываешься больше.       — Ой, завали, — отмахнулся Данила, но быстро поправил себя. — В смысле… не выёбываюсь. Просто интересно было, что ты скажешь.       — Ну-ну. Интересно ему. «Ой, аккуратнее, мальчик, не падай! Меня может не быть рядом, чтобы тебя, такого прекрасного и обворожительного, пойма-ать!» — пропищал Тушенцов преувеличенно мечтательным голосом, прижав сложенные в замок руки к груди.       — Бля, хватит. Я понял, — пробурчал Даня, возвращаясь к натиранию бокалов. Начал чистить их ещё тщательнее, пытаясь скрыть своё уязвлённое самолюбие. Ну не мог он прозвучать так кринжово. Хотелось так думать.       — Да ладно. Мне вот понравилось, — Руслан полностью облокотился о стойку, почти свешиваясь. Ещё чуть-чуть и он бы перевалился на другую сторону. — Иначе я бы тут не сидел.       — Хорошо, я польщён. Дальше что? Я на смене, никуда с тобой не пойду, как ты не понимаешь?       — А если мы что-нибудь типа… придумаем?       — Чего? — не было уже даже сил удивляться, вопрос прозвучал вымученно. Но в то же время азарт, почти позабывшийся в суматохе повседневной жизни, мелькнул на периферии сознания, мол, что ещё такого этот парень сможет выкинуть.       Интересно — хотя бы это Данила мог признать. Безусловно. Ему интересно.       — Смотри, — Руслан махнул ладонью, подзывая наклониться к нему. Даня приблизился, и Тушенцов торопливо, едва распознаваемо, изложил свой «план». — Щас я притворюсь, что у нас типа с тобой конфликт. Я такой: «Пошли выйдем!». И хватаю тебя за руку в туалет, да? Ты своим скажешь, что сам разберёшься. У вас же пьяные неадекваты бывают, которые подраться любят? По-любому бывают, я сам видел парочку, не первый раз здесь. Только с ними тогда кто-то другой из ваших разбирался, — сегодня его тут нет. Ну, не суть… И отмажешься, и я расплачусь. Как тебе?       Данила отстранился. Смерил парня придирчивым взглядом, недоверчиво щурясь. И как только до такого додумался после всего, что выпил? В голове не укладывалось — разве настолько сильно его корёжило от мысли, что кто-то за него в баре заплатил? Или тут было что-то другое, что-то серьёзнее, чем простая «благодарность», что-то большее, чем пранк, вышедший из-под контроля?       Он попытался вглядеться в чужое лицо повнимательнее, найти подоплёку или хотя бы что-то — наводку, подсказку. Но черты не выражали ничего, кроме заговорщической, хитрой улыбки. До тех пор, пока парень не облизнул свои тонкие, но выразительные губы. Медленно — нижнюю, небрежно — верхнюю. А потом утёр их большим пальцем, чуть оттягивая.       — Ну так что? Согласен?       Всё, что надо, Данила увидел.       Работа на плавающих выходных, на призрачном энтузиазме, запас которого был исчерпан уже очень давно, с таким графиком данина личная жизнь… С ней было сложно, — фактически, она отсутствовала. Иногда, запланированно заранее, изредка, единоразово, но не более. Печально, но Данила не особенно жаловался, элементарно не было времени. Таскание подносов, ведение кассы, закрытие смен, инвентаризации — всё это отнимало не только физические силы, но и моральные. Тратить то, что от них оставалось на кого-то другого было просто трудно: оставалось там действительно мало.       Более того, удивительное стечение обстоятельств — встретить парня нетрадиционной ориентации в такой глуши — казалось абсолютно невероятным. Даня, в принципе, редко встречал их в повседневной жизни. А способностью распознавать «своих» по двум-трём репликам он вообще не обладал: с ним надо было говорить прямо в лоб. Иначе и не догадается никогда.       И то, что именно такой парень сидел сейчас напротив, всем своим видом демонстрируя, насколько ему неймётся утащить Данилу ради «оплаты», подстёгивало. Не оставляло иного варианта, кроме как:       — Ладно. Но иначе сделаем: я тебя поведу к выходу, скажу, что охранникам сдам. Но мы, не дойдя до дверей, разворачиваемся и делаем крюк через толпу, около дальней стенки. Вон там, видишь? — Даня указал нужное направление, аккуратно, стараясь не слишком выделяться. Руслан проследил и уверенно кивнул, — ему вся эта игра в «шпионов», нелепая и абсурдная, нравилась всё больше и больше.       — Так точно. Начинаем?       Данила поколебался. В отличие от этого парня, он был трезвее некуда, — не приглушённое ничем чувство мандража ощущалось намного чётче, намного серьёзнее, чем невинная, простая игра. Потому что последствия, в случае провала, очень даже реальные, а не иллюзорные. Даня огляделся по сторонам, но все коллеги были заняты, — поток у них сегодня неплохой. Лера носилась между столиками, старший бармен безустанно наливал коктейли для большой группы громко болтающих девушек, а администратор, кажется, ушла курить через служебку. Никто, к счастью, не пересёкся с ним взглядом. Данила обтёр вспотевшие ладони о свой фартук. Ещё раз посмотрел на парня за барной стойкой. И, наклонившись ближе, чем в прошлый раз, слегка задевая носом мочку, прошептал в самое ухо:       — Давай. Вперёд.       Дважды повторять не пришлось: Руслан сел на стуле прямо. От горячего дыхания на коже выступили приятные, щекочущие предвкушением мурашки. Двоякие чувства — вроде и невовремя, сейчас нужно будет убедительно сыграть. А вроде захотелось больше, — маленький стимул, обещание, что настойчивость Тушенцова обязательно окупится. Возможно, даже в большем размере, чем он изначально предполагал. В попытке сосредоточиться, Руслан вслушался в музыку — очень кстати играл ремикс на олдскульный рэп — и, едва слышно прочистив горло, начал:       — Да я тебе ебало начищу за такое отношение! Клиент, бля, всегда прав — слыхал о таком, хуйлуша? — Тушенцов сцапал ворот даниной футболки, скрутил его так, что даже дышать стало тяжело.       — Вы по-человечески не понимаете? Больше вам сегодня не нальём — точка, — просипел Данила. Руслан тут же ослабил хватку — несильно. Перестарался, но, в данном случае это было кстати: зрелище получилось настолько натуральное, что парочка близсидящих посетителей оглянулись на них. Удивительно, разнимать никто не спешил. Очевидная истина — наблюдать за конфликтом куда приятнее, чем участвовать в нём.       — Ты выйти хочешь? Нет, ты реально выйти хочешь или чё? — Руслан потянул Данилу за ворот, приближая его лицо к своему, неосторожным, резким движением. Выглядел Тушенцов реально раздражённым, будто делал так и не на публику. А может, чрезмерная правдоподобность родилась из избытка адреналина вперемешку с алкоголем? Кто знает.       Одно Даня знал точно: раньше он за собой никаких кинков на удушение не замечал. Сейчас, вот, заметил.       Напряжение, хоть и частично отыгрываемое, ощутимо витало между ними — искрилось, отражалось в постепенно расширяющихся зрачках. На долю секунды Данила даже забыл, что они, вообще-то, притворяются. Чужая ладонь очень близко к шее. Большой палец коснулся ярёмной впадины, случайно, но даже такое прикосновение сейчас чувствовалось слишком четко, так, будто они уже там. Зажались в туалетной кабинке. «Расплачиваются».       В голове мелькнула яркая сцена, в которой Даня, наплевав на обстановку вокруг, прямо сейчас кладёт свою ладонь поверх чужой. И прижимает её сильнее, сдавливая дыхательные пути.       — Вы посетителям мешаете, — сглотнув вязкую слюну, ответил Данила. Интонация получилась неустойчивой, и со стороны её можно было списать на страх.       Но Тушенцов-то знал, что дело тут совсем не в этом. Взгляд напротив — бегающий, хаотичный, мечущийся — потихоньку терял изначальную серьёзность. Плавился под напором.       На кого же Руслану повезло сегодня наткнуться? «Находка», — иначе и не скажешь. Он улыбнулся, искренне, с вызовом провокатируя в пределах заданных ими же рамок, абсолютно безо всякого стеснения.       — Ну так пошли на воздух! За базар свой ответишь, — Руслан, наконец, отцепился от чужой футболки. Спрыгнул со стула, неожиданно ловко, и отошёл на пару шагов, разводя руки в стороны. Мол, давай.       «Пошли уже. Быстрее».       — Дань, че тут? — администратор подошла со спины. Вопрос прозвучал так буднично, что Тушенцов окончательно убедился в своём гениальном, во всех отношениях, плане. Сотрудников подобные сцены, казалось, больше вообще не удивляли.       — Да как обычно, — вздохнул Данила, скрещивая руки на груди. Его голос вновь обрёл твёрдую интонацию, а поволока испарилась из глаз, будто её там и не было. Привычка. Какое-никакое, но начальство всё-таки, — опасение быть пойманным на лжи моментально отрезвило. — Я сам.       — М-м. Давай-давай, — одобрительно покивала она. Абсолютная незаинтересованность, практически безразличие — ничто не указывало на то, что девушка сомневалась в происходящем. Махнула рукой, подгоняя к действию, и удалилась на помощь к старшему бармену. — Слышишь, иди к Игорьку сразу, а не к Паше. Он сегодня не с той ноги встал, — бросила она напоследок и, дождавшись уверенного «понял», принялась копаться в шкафчике под стойкой.       Всё же, им несказанно повезло.       Даня грубо схватил Руслана за плечо и потащил в сторону выхода. Тушенцов не забыл поупираться, на всякий случай: попытался вырваться, дёрнул рукой пару раз. И удивился, поняв, что держат его крепко, так, что даже если он начнёт отбиваться уже всерьёз, вряд ли у него что-то получится. От одного этого осознания всё тело как будто одномоментно расслабилось, вверило себя в управление «извне». Встретить противодействие, а не только подыгрывание — контраст, редкий, такой, что…        Ещё чуть-чуть и Руслан готов был плюнуть на эту их «операцию» и просто поцеловать Данилу прямо здесь.       Но Тушенцова настойчиво толкали в нужном направлении — сквозь толпу, распихивая безучастные танцующие фигуры. Большой крюк, чтобы убраться как можно дальше, ближе к стенке, — плечо начинало побаливать. Даня заметно нервничал, всё крутил головой туда-сюда, опасаясь пересечься с кем-нибудь взглядом. Но нет, никто из коллег за ними не наблюдал, и это должно было радовать. На деле же, ощущение неправильности происходящего оказалось сильнее. Шаг стал размашистее, движения — дёрганнее, окружение слилось в кадры с низкой выдержкой, полосившие длинными огнями. Единственное, что не позволило просто повернуть назад: скомканная ткань футболки под ладонью.       Настолько быстро они спустились вниз, в подвальное помещение, что хлопок двери с недвусмысленной табличкой Руслан почти пропустил. Очнулся уже перед крутой лестницей, держащейся на одном честном слове, которая вела в небольшой, общий туалет. Они приближались к самому главному, к финальной точке этой незамысловатой авантюры, и теперь, наконец-то, можно было позволить себе больше. Тушенцов мягко снял чужую руку со своего плеча и, чуть ли не подпрыгивая, спустился, сотрясая движением каждую ступеньку. Обернулся.       — У нас не так много времени. Или передумал? — удержаться от подначки было невозможно. Данила криво усмехнулся.       — Сука, какой же ты… — и спустился следом, заразившись поспешностью. Маленькое, душное помещение, музыка в котором грохотала почти так же сильно, как наверху, не было пустым, — в одной кабинке кто-то копошился. Руслан мысленно пожалел беднягу: хоть бы закончил поскорее. Голос Тушенцов сдерживать почти не умел, а такую акустику даже местным дерьмовым плейлистом не перекроешь.       — В дальнюю, — относительно тихо сказал Данила. Последняя предосторожность, которая, в общем, бесполезна. Обезопасить и без того шаткую ситуацию, сквозящую адреналином, — соломинка для утопающего. Для утопающих.       Несколько шагов, друг за другом, хлопок. Пространство резко срезалось, сузилось до интимных квадратных метров, в которых разойтись было, в принципе, невозможно. Да и не нужно.       В приглушённом свете, специфическом запахе и исписанных непечатными словами грязных стенах, в скрипе хлипкой задвижки на двери — во всём Руслан чувствовал ажиотаж. Но особенно во взволнованном, раскрасневшемся лице напротив: смесь растерянности с желанием. Одно из лучших сочетаний, по скромному мнению Тушенцова.       Проверив задвижку ещё раз, он подошёл ближе, заставляя Данилу отступить на полтора шага и опереться спиной о правую стенку. Протянул руки, устраивая их поудобнее на даниных плечах, и доверительно, практически в самые губы, сообщил:       — Руслан меня зовут, кстати. Ну, так, на всякий говорю, вдруг тебе интересно, — и поцеловал его. Глубоко, так, как не целуют незнакомцев; невысказанный ответ смешался в полувозмущённый выдох.       Даня потерялся на пару секунд — лишь потому, что не ожидал. Потому что знал, на что идёт, но не знал, на что идет. Руслан не торопился, будто растягивал мгновение, смаковал, как нечто особенное, — на его языке отчётливо чувствовалась сладость, даже приторность. С оттенками чего-то острого. Данила усмехнулся в поцелуй: этот их специальный набор шотов он, оказывается, способен распознать даже с чужого языка.       Усмехнулся и тут же заработал укус в нижнюю губу. Не сильный, но предупреждающий, — требовал, чтобы его воспринимали всерьёз. Казалось бы, куда серьёзнее: Даня и так с видимым усилием стоял на ногах, стенка сейчас — необходимость. Напор, который он счёл наигранным, деланным для пущей убедительности, оказался настоящим — глубинное чувство. Буквально: темп наращивался, поцелуй становился нетерпеливее, и Данила уже не был уверен, кто из них ведёт.       Хотя, с самого начала нужно было понять. Точно не он.       Руслан — тактильный, и касаться ему хотелось везде: контакт с кожей, такой же горячей, как и его собственная, ощущался сильнее и подробнее, чем обычно. Пальцами по коротко стриженому затылку, чуть задевая ногтями кожу, надавливая сильнее, вжимая. Дальше — ниже, отодвинув ворот футболки, вдоль позвоночника, настолько, насколько позволял рост. Под слегка влажными ладонями — тело, под закрытыми веками — красные всполохи света. В ушах — тяжёлое, прерывистое дыхание, изо всех сил сдерживаемое, но бьющее сильнее, чем музыка наверху.       Прелюдии, ближе и откровеннее, чем секс — это его, Руслана, специальность. Оторваться от губ и провести языком по открытой, слегка мокрой от жары шее: размашисто, снизу вверх. Прочувствовать, как мышцы напряглись, кадык нервно дёрнулся в глотающем движении. Оставить поцелуй, один, второй, третий по линии челюсти. Спуститься ниже, задеть зубами кожу, сдерживая желание укусить. Укусить так, чтобы остался неровный след, сначала незаметный, но расцветающий красками позже, в замедленном действии.       — Только без засосов, я тебя прошу. Я, блять, всё ещё на работе… — глухо предупредил Данила. И пожалел. Будь они не здесь — ни слова бы против не сказал, и замазывал бы шею тональником перед сменой. Лишь бы Руслан не останавливался.       — Хорошо. Ладно. Без засосов, — скомкано отозвался Тушенцов. Подумал секунду. И положил ладонь на Данину шею, обманчиво наивно заглядывая ему в глаза. — А так? Можно?       — Нужно, — Даня прижал его руку сильнее: их пальцы прикоснулись друг к другу в странном, иррационально красивом плетении. И поцеловал Руслана сам, цепляясь за тонкие, обветренные губы.       Где-то неподалёку спустили воду. Хлопнула дверь кабинки. Шаги, ещё раз шаги. Недовольное, мямлящее бурчание.       Но даже это было тише, чем данин задушенный стон, неудержанный, вырвавшийся случайно. Кислорода всё меньше, Руслан — ближе. Прижался всем телом, такой же возбуждённый, но, в отличие от Данилы, громкий. Не смущённый обстановкой: без единого стона, одним дыханием он умудрялся быть очевиднее.       Последний укус, — Даня не удержался, укусил в ответ, в верхнюю губу — и пришлось разжать импровизированный захват. Вдох полной грудью: воздух наполнил лёгкие, голова на пару мгновений закружилась. Тело, натруженное за тяжелые десять часов беспрерывного движения, расслабилось до степени, граничащей с недозволенностью, — и каждая мышца отозвалась благодарностью, сильной, практически аффективной. Даже сейчас казалось, что Даниле нельзя, просто невозможно отпустить себя настолько. Уступить контроль, добровольно передать рычаги управления. Эта мысль не задержалась надолго, ведь, отдышавшись, Даня увидел призрачные, мутные круги — они быстро растворились, — тёмный, расфокусированный взгляд напротив, и, в довершение, самого Руслана, утирающего губы кулаком. Снова улыбающегося. Самодовольного. Знающего, прекрасно знающего, что он делает.       У Дани вообще слабость такая. На людей, которые осознают, насколько они хороши.       Руки тряслись, и тут виновато было всё: нетерпёж, предвкушение, нервозность и, конечно же, мерцающие глаза, которые неотрывно следили за тем, как Данила пытался развязать тугой узел на своём фартуке. Но не вышло, пальцы упрямились и не слушались, соскальзывали, не могли зацепиться за нужную бретель.       — Развяжи, — прохрипел Даня. Руслан беспрекословно кивнул и отошёл на шаг, давая возможность развернуться к нему спиной. Начал развязывать, но, на удивление, не то, чтобы торопился — секунда, другая. Время вытянулось в продольную линию, и ожидание сейчас совсем не к месту. Чужие пальцы поступательно возились с бретелями, и Даня это отчетливо чувствовал. Хотел было поторопить, но слова застряли у него в глотке, не успев до конца сформироваться. Руслан, привстав на цыпочки, потянулся к его уху, не выпуская узел из рук, и прошептал:       — Я, кстати, люблю, когда мне кончают на лицо. В рот тоже можно — я всегда проглатываю. Но решать тебе, конечно. Оплата же твоя. Я просто так… Предупреждаю.       И развязал этот ёбаный узел одномоментно, резко потянув за бретель.       Данила медленно развернулся. Аккуратно снял фартук, пристроил его на крышку унитаза, — фаянс отозвался звонким гулом, об него стукнулась лежавшая в кармане ручка — и, пытаясь сохранить ровный тон, по буквам, чеканя каждую, произнёс:       — Я над этим подумаю.       Руслан издевался, в дозволяемых, тонких пределах, и определённо наслаждался процессом. Но принимать участие в этом могли и двое. Даня смерил его взглядом и кивнул. Намекающе. Призывая к действиям.       В конце концов, это же его оплата. Кто платит, тот заказывает музыку.       Но Тушенцов ничуть не смутился: достойно выдержал взгляд и послушно опустился на пол. Голыми коленями на грязный, затоптанный кафель.       — Может?.. — Данила указал на крышку унитаза. Было бы удобнее, да и гигиеничнее. Лучше по всем параметрам.       — Я туда не сяду. Уж извини, — упрямство без убедительной причины. Да, так, наверное, было бы правильнее: картиннее и эстетичнее. Но Руслан сегодня не хотел ничего чётко выверенного, — в голове крутилась одна грязь, неприкрытая и простая. Дрожь от холодного кафеля под коленями, неудобство — если он простоит так долго, то наверняка останутся красные следы, вызывающие и до смешного очевидные. Хотелось именно этого. Глупой спонтанности, без задней мысли о «потом».       Даня не нашёл в себе сил поспорить, только наблюдал, не отрываясь, как Руслан расстегнул пуговицу. Аккуратно справился с молнией. Безо всякой помощи стянул чужие джинсы, — не слишком церемонясь, приспустил их до середины бедра, — и сжал полувставший член через ткань белья, снова заглядывая в глаза. Хитро сощурился, наблюдая за тем, как Даня поджал губы, резко втягивая носом воздух. Кашин не был до конца уверен, чего ему хотелось больше: смотреть вниз, не отводя глаза или же зажмуриться от глупого и абсолютно сейчас неуместного смущения. Принимать взвешенные решения он сейчас был просто не способен, поэтому выбрал нечто среднее. Попытался зацепиться взглядом хоть за что-то, чтобы успокоиться, и наткнулся на приклеенный к кафельной стенке график уборки. Время последнего визита уборщицы, написанное размашистым почерком, казалось особенно ярким на фоне белой бумаги: два часа тридцать шесть минут. Даня подавил резко возникшее желание взглянуть на свои наручные часы, — это было бы слишком, — и понял, что смотреть по сторонам он больше не будет. Только вниз.       Данила не знал, чего ожидать: в его жизни случались как хорошие, так и откровенно неумелые, даже неприятные минеты. В глубине души он надеялся, что отсасывает Руслан так же хорошо, как целуется. Так же глубоко и с такой же самоотдачей. Интрига, казалось бы, исчезнувшая, вновь вернулась, поэтому Даня и не пытался управлять процессом. Ждал, упираясь кулаками о стену, старался держать их при себе, несмотря на сильное, плохо контролируемое желание протянуть ладонь и сжать её в чужих волосах. Идеально подходящей длины, чтоб ухватиться, — не слишком длинные, не слишком короткие. В текущей обстановке казалось, что такая длина была выбрана намеренно.       Но Кашин за эту мысль зацепился. Потому что, как он уже понял, с Русланом ни в чём нельзя было быть уверенным до конца.       Тушенцов наконец стянул его бельё, — не без затруднения, — и данины прямые мышцы бёдер рефлекторно напряглись; кожу обдал холодный воздух. Стянул и завис на пару секунд, рассматривая открывшуюся ему картину слишком уж пристально. Были ли у него какие-то ожидания — неизвестно, но буквально в следующее мгновение он улыбнулся и облизнул свои внезапно пересохшие губы.       Руслан обхватил уже полностью вставший член у основания, — пристроил вторую руку на даниной тазобедренной косточке, слегка надавливая, будто прощупывая её строение пальцами — и провёл языком по всей длине, смачивая слюной. Облизнул головку, слегка неаккуратно, будто торопился, но, почувствовав, как солоноватый вкус смазки смешивается с остаточным привкусом шотов у него во рту, замедлился. Захотел это странное ощущение запомнить подробнее, во всех деталях. Смешение вкусов отдалённо напоминало текилу, в самой классической её вариации: слизанная с тыльной стороны кисти соль и незамедлительно выпитая стопка, заполированная кусочком лайма.       Открыв рот пошире, опасно близко к тому, чтобы порвать уголки губ, Руслан провёл языком по уздечке. Тщательно, чтобы проверить, насколько эта зона чувствительна у Данилы, и как только услышал над собой сбитые, рваные выдохи, заглотил член до середины. Поднял раскрытые ладони вверх в показательном, «сдающемся» жесте, и нарочито неспешно сложил их за спину в замок, насаживаясь ртом глубже.       Даня чуть не поперхнулся стоном. Шумно сглотнул, старательно контролируя голос, теряясь в ощущениях, — именно таких, как он и представлял. Руслан задал ритмичный темп, не помогая себе держать равновесие, — удивительно, как он держался на одних лишь коленках. Будто демонстрировал, что умеет. Хотел, чтобы его оценили по достоинству: на каждом толчке Данила чувствовал, как язык задевал уздечку. Руслан, казалось, даже дышал через раз, и смотрел, смотрел пристально; в тусклом свете единственной лампочки глаза казались почти полностью чёрными, будто зрачки заполнили склеры полностью. Отслеживал каждое изменение: то, как Даня закусил щёку изнутри, когда головка достала до мягкого нёба. Судорожный выдох, когда она скользнула чуть дальше, в горло. Руслан опустил взгляд вниз, — случайно, всего на миг, — и заметил, как напряглись ахилловы сухожилия на даниных ногах, видимые из-под коротких белых носок. Как они двигались под кожей. Будто в лёгком спазме, еле удерживая тело в вертикальном положении.       Где-то совсем близко послышались громкие шаги. Дверь соседней кабинки хлопнула, и по стенке, на которую опирался Данила, прошла легкая вибрация. Мышцы спины рефлекторно напряглись. Страх быть замеченным усиливался с каждым звуком, — шорканье чьей-то обуви по кафелю, шуршание рулона туалетной бумаги, — и неприятно сдавливал живот. Даня замер, прислушиваясь. Отвлёкся настолько, что даже перестал смотреть вниз.       Зря. Потому что, когда он отвернулся, Руслан заглотил глубоко, максимально глубоко. Настолько, насколько вообще был способен. И издал невнятный звук, плохо различимый на слух. Но ощутимый на члене, — дрожь голосовых связок, сокращение мягких, горячих тканей почти по всей длине, лишь чуть-чуть не достающее до основания.       Даня резко втянул воздух сквозь плотно сжатые зубы. Почти разозлённо промычал что-то нечленораздельное и сжал кулаки до бела, зажмуриваясь. Тонкая грань между относительно «безопасным» адреналином и реальными последствиями, на которой его раскачивал Руслан, возбуждала до предела. До того, что сдерживать себя становилось всё сложнее, несмотря на продолжающуюся возню за стенкой. Ещё чуть-чуть, и Данила был готов кончить просто от того, насколько эта ситуация довлела над ним, расшатывала из крайности в крайность.       Но Руслан не дал ему этого сделать. Вытащил член изо рта, — тонкая нить слюны протянулась от головки к нижней губе, и почти сразу же разорвалась, оседая на пол, — и замер. Даня распахнул глаза. В них застыл немой вопрос: ему ведь оставалось совсем немного, самая малость, и останавливаться сейчас просто до боли обидно.       Тушенцов не сказал ни слова. Вместо этого поднёс указательный палец к своим губам. И сложил их в беззвучное «ш».       Мягко взял данину ладонь, запуская её в свои волосы, сжимая его пальцы покрепче в коротких прядях чёлки. Передавая инициативу — позволил Кашину толкнуться себе в рот самостоятельно, вцепившись в оголённые данины бёдра для удобства. Напоследок царапнул их короткими ногтями, будто поторапливая, и расслабил горло окончательно.       Даниле не нужно было намекать дважды. Как и не нужно было многого для разрядки: несколько резких, размашистых толчков, смазанных, поспешных. Перед тем, как вновь вытащить член изо рта, кончая Руслану на лицо, как тот и просил. Белые капли окропили щёку, чуть подрагивающие, влажные ресницы и совсем немного прямую чёлку. Даня заворожённо наблюдал, как сперма стекала с блестящей от пота смуглой кожи, пока сам Руслан как-то неловко согнулся, опустил голову, размазывая пару капель по рукаву футболки, и окончательно осел на пятки своих кроссовок.       В прохладном подвальном помещении больше не слышались шаги. Только приглушенные басы и два судорожных дыхания, постепенно выравнивающихся, — с каждым вздохом они становились всё тише, спокойнее.       — Блять… как я домой теперь поеду? — отдышавшись, просипел Руслан. Осмотрел свою одежду, чуть оттягивая ткань: уже впитавшиеся, довольно красноречивые мелкие капли на чёрной футболке. Липкость в нижнем белье сейчас ощущалась как нечто приятное, но Тушенцов знал, что это в нём говорили отголоски от оргазма, — когда он встанет на ноги и, наконец, отправится домой, влажное трение станет совсем уж невыносимым.       — Да не видно, — заверил его Данила, застёгивая ширинку. — А поедешь обычно. На такси.       — Ты вызовешь? Серьёзно?       — Серьёзно-серьёзно, — усмехнулся Даня. Подхватил свой фартук и завязал его посильнее. — Давай, садись.       Он протянул Руслану руку и помог ему усесться на закрытую крышку унитаза: Тушенцов почти грохнулся на неё, с удовольствием вытягивая затёкшие ноги. Взглянул на свои коленки и, — как он и предполагал, — увидел на них красные, почти симметричные круги. Почему-то от этой мысли по грудной клетке разлилось приятное самодовольство.       Руслан лениво продиктовал адрес, наблюдая, как данины пальцы поспешно стучат по экрану. Голова кружилась, усталость волнами приливала к телу — на свое законное место, весь небольшой запас энергии был вычерпан до талого.       — Через пять минут будет, — Кашин убрал телефон в нагрудный карман фартука, присаживаясь перед Тушенцовым на одно колено. Отмотал немного туалетной бумаги, — самой дешёвой, серой, — и аккуратно обтёр русланово лицо. Старался быть как можно осторожнее, но не вышло: кожу как будто обожгло наждачкой, и Руслан сморщился.       — Извини. Тут на всём экономят, — прошептал Даня, внимательно вглядываясь в черты лица напротив — не пропустил ли чего?       Их взгляды пересеклись. Прежде чем Кашин вновь потянулся за своим смартфоном в карман, Руслан заговорил. Тихо, но очень внушительно:       — Слушай… Мне же не показалось? Было же что-то, да?       Хоть он и выразился довольно пространно, Данила сразу же понял, о чём тот говорил. Действительно. Было даже больше, чем «что-то». То, что он сейчас затруднялся описать словами, но был твёрдо уверен, что у этого «чего-то» есть определённое название.       — Я же не идиот, Дань, — несмело продолжил Тушенцов, будто бы ещё тише, почти неслышно. — Номер мне хотя бы оставь или телегу, если ты… если тебе интересно. Или…       — Руслан. Послушай меня щас, хорошо? — прервал его Данила, касаясь чужих щёк ладонями. — Ты пьяный. Прям очень. Поезжай домой. Отоспишься, поболеешь от похмелья. А потом подумаешь ещё раз. Может быть, ты на утро проснёшься и пожалеешь. Вообще обо всём.       — Да нет…       — Руслан, — Даня попросил ещё раз, уже настойчивее. Тот заметно расстроился: отвёл взгляд, нахмурился и начал сосредоточенно изучать надписи на стенке.       Телефон провибрировал новым уведомлением — такси уже ожидало у входа. Кашин поднялся с пола.       — Синяя мазда, двести шестой номер. Стоит прям рядом со шлагбаумом, не пропустишь. Слышишь меня? Руслан?       Тушенцов лишь безмолвно покивал головой в ответ. Даня вздохнул, — тяжело и протяжно, — наклоняясь к нему. Прошептал на самое ухо:       — Было что-то. У меня тоже. И я… заинтересован, как ты сказал. Даже очень. Только протрезвей. Ты меня на утро, может, возненавидишь. Я этого не хочу. И ты, наверное, тоже.       — …ладно, — не сразу ответил Руслан. Склонил голову в каком-то сентиментальном порыве, чуть не положил её на чужое плечо. Но вовремя сдержался. И сказал глухо: — Обещай, что если я не передумаю и приду ещё раз, то мы поговорим.       — Хорошо, — Даня потихоньку отстранился, выпрямляясь. Оглянулся по сторонам, прислушиваясь. — Мне идти надо. Не то чтобы я хочу, знаешь, — усмехнулся он. — Но меня потеряли уже, наверное. Машину запомнил?       — Да… да. Синяя, двести семь.       — Двести шесть.       — Точно. Двести шесть, — исправился Руслан. Мысленно он уже готовился к получасовой поездке на такси — слишком долгой, укачивающей и муторной. Только вот если они выйдут отсюда вдвоём, будет подозрительно.       Данила должен был уйти ещё минуту назад, может, даже и две. Но он стоял на месте, не решаясь сделать и шага.       — Увидимся? — спросил Тушенцов, облокотившись спиной на бачок унитаза.       — Увидимся, — ответил Даня, открывая замок.       Дверь за ним захлопнулась чересчур громко.