Слабейший и сильнейший

Внимание привлекает очередной вырванный лист тетради. Записи неровным почерком бегают перед глазами, запинаясь, исчезая и появляясь прямо перед глазами. Информация заново, потоком льется на него словно вода из ведра. Но не действует отрезвляющим образом. Лишь сильнее прижимает его к стене, сжимая в тисках отчаяния. Он не видит перед собой слов, не понимает суть, что писал часами ранее. В глазах все плывет, мир словно в замедленной съёмке. Руки стараются ухватиться, роняют вещи, стаканы, чернила. Все летит на пол к чертям. Бумагу заливают крупные черные пятна, растекаясь быстрыми лужицами вокруг. Но он лишь замирает, а после падает на колени, утыкаясь лбом в одно из таких чернильных пятен. Руки грубо оттягивают волосы, пытаясь привести себя в чувства, но все напрасно. Тело сковывает новый порыв паники, он не может сдвинуться с места, пошевелить языком. Сухость во рту пугает ещё сильнее, в попытках произнести хоть слово, издать хоть один членораздельный звук, лишь вырывается тихий хрип, а после и громкий кашель, резко выливающийся в стоны и всхлипы, а дальше, как по плану, в полноценную истерику. Он слаб. Слаб, и все это понимают. Все это видят. Ему не скрыться за уверенной походкой, громкими шутками и словами, что он поможет. Ведь все понимают, что помощь требуется лишь ему. Пол трещит, когда кулак резко бьётся об него в порыве. Ещё один удар. И ещё один. В пальцы впиваются щепки и занозы, кровь тихой струйкой скатилась по пальцам, от задетой об гвоздь нежной кожей. Рука дрожит, и не ясно из-за чего, то ли бинт сильно перетянул сосуды, то ли состояние самого парня. Внутри словно очередной взрыв прогремел, перемешав органы друг с другом, выплеснув эмоции за берега кровавых рек и чувства разбросав по организму. Мысли мечутся вокруг, запинаясь о разбросанную мебель, о листы с информацией о заражённых, о недавно составленную доску наблюдений, куда он успел прикрепить лишь пару зацепок, а наутро обнаружил лист, с надписью: "Не дровосек" и не в силах убрать этот тетрадный лист, забросил. Остановившись на этой записи, парень прикусил губу, наконец сглатывая слезы, засовывая их поглубже в желании никогда не высовываться. "Не дровосек." Не дровосек. Не дровосек? А кто? Кто он тогда такой? Нет, глупо хвататься мыслями за очередную подколку со стороны Клэша. Но он не мог остановить себя. Мысли наконец замерли, так же быстро как и разбежались ураганом вокруг минутами ранее. Глаза прилипли к бумажке, словно надеясь увидеть что-то скрытое, спрятанное. Что-то, что могло бы опровергнуть эту фразу. Сердце стучало как бешеное, заглушая все посторонние звуки. В ушах лишь громкое рваное дыхание. Он не мог слышать, как его зовут снаружи. Он не мог слышать, как в дверь постучались, а потом мокрыми хлюпаньями прошли внутрь. Он не мог слышать, как обеспокоенный голос друга окликал его. Он мог лишь смотреть на это. Не дровосек. Слабак. Никчемный. Никому не нужный. Ненормальный. Неправильный. Секби. Он опустил взгляд, даже не чувствуя, как кровь стекает с губы по подбородку, капает на пол и смешивается с чернилами. Все записи были испорчены, все то, что он искал с таким трудом, упорством и интересом, было убито за считанные секунды. И убил все это он сам. Воспоминания резко обострились. В голове замелькали все события прошедшей недели. Все разговоры, все те подколы, что Секби предпочитал игнорировать и лишь усмехался, запихивая обиду глубже в себя, все резко нахлынуло на него, черной жижей окутывая изнутри. Зачем он это делает? Он обещал, что поможет всем, но так и не сделал ничего правильного. Лишь... потерял доверие Альцеста. Стал изгоем среди Дровосеков. Стал насмешкой Якудза. Предал Обсидиана. И все это ради того, чтобы помочь. Но разве нужна кому-то такая помощь? Разве нужен кому-то такой судья, что не может провести хоть один нормальный разговор. Он не спас Обси. Он всех подвёл. В глазах снова появились слезы. Он отвратительный. Перед глазами мелькнула тень, а после перед ним кто-то встал, но он не мог этого видеть, мысли заполняло лишь понимание, что он ужасен, а глаза сами собой закрывались. Тело устало выдавало последние признаки жизни, стараясь удержаться, но после непродолжительных попыток, парень рухнул на пол, утопая в собственных записях о спасении, крови и чернилах. Вокруг все затихло, и он наконец смог почувствовать облегчение. Как давно он нормально не спал? Пару дней, или может пол месяца. С того момента, как радиация начала распространяться по серверу, сон будто испарился из его жизни, заменяясь сидением за книгами, перебежками между чужих баз в поиске информации и мучительными диалогами ни о чем в попытках выцепить хоть долю чего-то нового и не замеченного. Он не мог заснуть. Попытки были, и неоднократно, но все заканчивалось одним и тем же. Размышления о прошедшем дне, переработка всех разговоров снова и снова, очередная неудачная и глупая мысль, одеяло, что путалось в ногах, падение на пол и летящие во все стороны предметы. А после долгое размышление за хлипким деревянным столом и стаканом чая. И один и тот же итог: "Не подходит". Тело болело, скрипело и стонало. Он всегда был неуклюж. Раны, мозоли, царапины были его уже неотъемлемой частью... Он привык к этому, как к Черту в виде друга или стакану холодной воды по утрам. Сломанная рука, переломы, ожоги от взрыва, разорванные куски тела, влились в его жизнь резко, и так же резко забылись. Он перестал замечать даже такие ранения, не чувствовал их, а боль запихивал поглубже в себя, отвлекаясь на более важные вещи. Но он совсем позабыл, каково это, чувствовать облегчение. Впервые за долгое время он выспался. И сейчас, при пробуждении, ничего не болело. Могло ли все то, что происходило, быть лишь глупым и бредовым сном под высокой температурой? Он бы очень хотел этого. Но увы, не чувствовал градусник подмышкой, холодную тряпку на лбу и запах чая с медом. В нос ударил грубый запах стали, болота, книг и всего того, что с течением времени он тихо возненавидел. Тело снова начало болеть, приводя в чувства и выбрасывая из потока мыслей о сне. Тишина в голове резко разорвалась, впуская в себя чьи-то перепалки и стук стаканов. — Я тебе ноги отрублю, если ещё раз что-то подобное выкинешь! — Это была банальная шутка, я уверен, что он просто заразился от этих чудиков и слетел с катушек... — Альцест! Издеваешься? Ты хоть понимаешь, что вы натворили? — Ну давай, начни опять затирать мне про то, что мы на него сильно давили и бла бла бла. Джаст, он Дровосек, и должен это понимать. — Он в первую очередь человек... — Ящерица. — Заткнись! Человек, который имеет право на свое мнение. А вы довели его своими упреками, мыслями о правильном и давлением до такого состояния! Давай, скажи мне, когда последний раз он спал? Или когда он искренне улыбался? Помогал тебе в чем-нибудь? Сам просил о помощи? Ммм? Не помнишь? Вот и я... Не помню. Больше он не хотел их слушать. Обсуждение самого Секби в его присутствии казалось настолько отвратительным будильником, что он взвыл, отворачиваясь и утыкаясь носом в одеяло. — Очнулся?... — Картавый голос резко раздался над ухом Секби, из-за чего тот вздрогнул, но лишь громче засопел и посильнее натянул тонкое одеяло по лоб, скрываясь от чужих взглядов и голосов. — Нет, ещё спит. Возможно пролежит ещё несколько дней. — Голос Джаста. Но не такой как обычно, а злой и взволнованный. — Как-то долго. — Послышались грубые шаги, и Альцест, кажется, почесал бороду. — Негоже дровосеку... — Я в тебя воткну карандаш. В таком состоянии я удивлен, что он вообще жив. — Джаст перебил его, и Секби смог прочитать в его голосе нотки отчаяния и настолько сильного раздражения, что казалось, Секби впервые слышит Джаста таким. — Тц. Думаю ты прав, стоит оставить его в покое. Пойдем Джаст, нам надо переговорить некоторые пункты с Якудза... А потом у нас планируется собрание Дровосеков. — Альцест хмыкнул и направился к предпологаемому выходу, отдаляясь от койки Секби. От слов о собрании в груди что-то заныло, и по ощущениям это была не очередная рана. Сердце упало вниз, когда Джаст лишь раздосадовано хмыкнул и согласился, тихими шагами следуя за Альцестом. Они хотят провести собрание без него. Собрание Дровосеков, которое проводится лишь при присутствии всех участников конторы. Кажется теплая слеза скатилась по щеке, иначе Секби не мог объяснить то, почему нос резко заложило, а горло пересохло. Ему было обидно. Обидно и больно. Они уже не считают его полноценным Дровосеком. Не считаются с его мнением. Им уже плевать на него? Им уже не нужен такой человек как Секби? Который за честность и правду? Мысли пчелиным роем налетели на него, больными укусами впиваясь в сознание. В плане появился пункт, перечеркивающий все остальные, добавленные до этого. "Забыться и исчезнуть." Глупо и безнадежно, точь в точь как сам Секби. Парень вздохнул, и перевернулся на бок, приоткрывая один глаз в поисках чего-то интересного. Слух в очередной раз зацепился за чей-то разговор. — Эм, тогда... Хорошо, хорошо. Я возьму и кружку, и тарелку... Все, все, иди уже Кактус, ты и так возишься с ним каждую минуту... Дверь в комнату отворилась, и на пороге появился Джаст. Он носком ноги прикрыл ее, разворачиваясь и медленным шагом шествуя к койке Секби, держа в руках стакан с, как можно понять по приятному аромату, ромашковым чаем и тарелкой чего-то съестного. Не в силах закрыть глаз, Секби следил за действиями Джаста, незаметно обводя его взглядом. Раньше это был его друг и товарищ. Теперь Секби вряд ли сможет назвать его таковым, если вообще сможет завести с ним разговор. Он не желал видеть никого из Дровосеков или Якудза, не хотел разговаривать или слушать их. В мыслях то и дело летали обрывки фраз. Ему было противно. Противно от них и в противовес противно от себя самого. Гадкая горечь расползлась по языку, заставляя Секби прикусить губу, а после слегка простонать, наткнувшись зубами на незаживщую рану. Джаст поставил тарелку и стакан на тумбу рядом с кроватью, с надеждой, что Секби не снесет это в очередном приступе. После чего, помедлив, он тихо опустился на кровать, не в силах поднять глаз на, предполагаемо, спящего. Воздух наполнился молчаливым отчаянием и страхом. В желании наконец избавиться от этого, Секби устало вздохнул, поднимаясь и усаживаясь на кровати, сминая под себя подушку. Джаст удивлённо вскинул брови, встречаясь взглядом с Ящером. — Проснулся? Как себя чувствуешь? — В надежде услышать фальшивую заботу, Секби обломался, понимая, что Джаст искренне беспокоится о нем. Он хотел ненавидеть их всех. Но из-за этого мог ненавидеть лишь себя. — Что ты хочешь?... — Секби лишь хмыкнул, замечая насколько охрип его голос. Джаст кивнул на чай, и, послушавшись, Ящер сделал глоток, чувствуя приятную горечь на языке. — Я... Эм... Просто хотел узнать твоё самочувствие... — Что со мной произошло? — Думаю, ты и сам в силах это понять, — Джаст устало опрокинул голову, зарываясь руками в волосы, после чего произнёс. — Нервный срыв. — Кх... Отвратительно. — Джаст лишь молча покачал головой. — Хотя бы это случилось сейчас, а не через неделю, когда ты бы успел накопить ещё больше усталости, лишних мыслей и тому подобного. Боюсь, твой мозг мог бы просто не выдержать это, и пришлось бы тебя хоронить прям там. — Джаст устало улыбнулся. — Хайди планировал похоронить тебя в аквариуме. — Спасибо. Похороните меня в другой день, а пока пусть поплачет, что я жив. — Он не смог сдержать гадкой едкости в своем голосе. — Остынь. Мы волновались за тебя. — Джаст поднял голову, и только сейчас Секби заметил, насколько грустные, были его глаза. — Альцест волновался лишь за наш авторитет. Или точнее сказать, авторитет Дровосеков? — Секби выдавил едкую усмешку, наблюдая за удивлённым Джастом. — Или вы убрали меня из Дровосеков лишь неофициально? — Хватит нести чушь... — Хватит притворяться. Джаст подавил в себе желание огрызнуться, после чего лишь придвинулся ближе к Секби, укладывая свою руку ему на лоб, проверяя на наличие температуры, и, удостоверившись что ее нет, провел пальцами по спутавшимся волосам Ящера. — Я не притворяюсь... Мы не собираемся изгонять тебя из Дровосеков, ты один из нас, ты нужен нам. — Он постарался улыбнулся, но что-то помешало ему, и он лишь опустил голову, касаясь кончиками рогов о плечо Секби. — Вам нужен не я, а верный человек, что готов следовать приказам, и который имеет лишь одно мнение, мнение Альцеста. — Кулаки нервно сжались, и Секби стиснул зубы. Его раздражало поведение Джаста, но он не мог оттолкнуть его от себя. Не хотел. — Ты... Ты можешь так думать. Может, в чем-то ты и прав. Но мы... — Джаст запнулся, теряя мысли на ходу. Секби плохо влиял на него, и он не мог нормально соображать. Они замолчали. Секби в надежде ожидал продолжение слов, но, глядя на замершего Джаста, понял, что его не будет. Он устало выдохнул, роняя голову на подушку и глядя на макушку Джаста. Тишина убивала, но никто не хотел ее нарушать. Оба понимали, что это будет больно. — Я сам уйду из Дровосеков. Официально. А после и с сервера. Джаст резко вздернул голову, с шоком глядя на Ящера. — Что за чушь ты несёшь!? Ты же не серьезно? — Он схватился за плечо Секби, будто это могло помочь ему его удержать. — Я все решил для себя. Не хочу больше быть судьей, который не может ничего нормального сделать. — В мыслях то и дело мелькал план. "Исчезнуть". — Секби... Это же полный бред! Ты вполне нормальный судья. Ты хоть вспомни, сколько ты вложил, чтобы все было честно. А теперь бросаешь это? Это глупо... — Джаст сжал плечо Секби, в надежде достучаться до него. — Я сам глупый. Ты, кажется, должен был понять это уже давно. — Секби лишь улыбнулся, и резко понял, что не чувствует больше злобы на Джаста. Пускай он один из Дровосеков, но сейчас, единственное, что испытывал Ящер по отношению к Черту, это было сожаление. Притянув к себе Джаста, Секби легонько обнял его, утыкаясь носом в чужую шею. — Хватит, меня не отговорить. И возможно, это пойдет на пользу всем. Может быть, вы наконец сможете справиться с заражёнными и радиацией, когда на должность встанет новый судья. — Парень тихо усмехнулся, чувствуя как крепко притянули его к себе за талию. Джаст громко сопел. — Ты идиот, Секби. — Черт заскрипел зубами, сжимая Секби как можно сильнее. — Раздражает, что я не могу никак тебя остановить... — Я знаю. Но, думаю, это не будет такой уж великой потерей. Ты справишься. Ты сильный. — Нет, Секби. Ты не прав. — Джаст грубо сжал Ящера в объятьях, прислушиваясь к его дыханию. Он уже все понял. Молчание опять затянулось, но на этот раз оно было не напряжённым. Оно было лишь потерянным, за столь длительное разговоры, и желанным. "Из нас двоих, ты был и будешь сильнейшим. Мне никогда не превзойти тебя. Ты был и останешься навсегда лучшим Дровосеком".

Котенок гоняется за своим хвостом, не в силах догнать. И лишь повзрослев понимает, что хвост всегда был его неотъемлемой частью.