Босфор

Окрестности города Стамбула были украшены на праздник рамадан. Дворцовые стены издавали чарующее звучание музыкальных инструментов, на которых играли наложницы султана. Воды Босфора сияли лазурно-белым цветом и притягивали к берегу празднующих людей. В один из торжественных дней Киера Хатун, помощница одного из Пашей, прогуливалась по побережью вод. Она была родом из Греции, где осталась ее семья: маленькую девчушку увезли и продали в дворец султана. Так, Киера и стала служить верой и правдой султану и его семье. Молодая девушка неторопливо прохаживалась вдоль реки, слегка приподняв подол жилетки, струящейся вдоль ноги, как среди прочего празднества она заметила одинокую фигуру, сидящую на оголенном песке и рисующую на пожелтевшем листке. Пара несмелых шагов, и она загородила темноволосой незнакомке пролив, встав напротив и пялясь янтарным отблеском очей прямо в глаза одинокой фигуры. — Хатун, чего сидишь здесь одна? Все празднуют вокруг, — начала разговор Киера. — А чего тебе до меня? Ступай, с другими празднуй, а ко мне не лезь, — хмуря бровки домиком, произнесла в ответ нагловатая девица. — И что же ты там такого рисуешь? Покажи! — не отступала от своего Киера Хатун. Девушка привыкла, что ее слушались, а приказы выполняли, и столь нахального поведения понять она не могла, поэтому выдернула рисунок из рук хамки. На холсте был изображен берег красивого песочного цвета и, к удивлению девушки, она сама. — Значит, рисуешь меня и разрешения не спрашиваешь? — хитро прищуриваясь и растягивая губы в улыбке, проговорила блондинка. — Отдай, сейчас же! И то, что я нарисовала тебя, ничего еще не значит! Профиль у тебя красивый, вот и все, — упрямо заявила незнакомка, вырвав из рук рисунок. Темноволосая стремительно поднялась, взяв свои немногочисленные вещи, будто собираясь, что-то еще сказать своей «музе», но не смогла — не нашла слов. Покраснев, девушка ушла. А Киера лишь вслед крикнула: — Имя то свое скажи хотя бы! Она так и не услышала ответ среди отголосков людей, празднующих на фоне. Спустя пару дней Паша отправил свою подчиненную на рынок для встречи с человеком по имени Ферхат Эфенди. Переговорив с мужчиной и обсудив дела государственной важности, она вновь заметила знакомую фигуру, попивающую кофе в одной из палаток рынка и вновь черкающую что-то на листке. Киера, улыбнувшись своим мыслям от неожиданности встречи с той незнакомкой, что запала в мысли, без оглядки зашагала к ларьку. — Снова одна рисуешь? — подкравшись сзади, Киера положила ладонь на плечо пленительной незнакомки. — О боже! Зачем же так пугать, — как и при первой встрече у девушки были нахмурены брови, а руки сложены на груди в вопросительном жесте. — Боже? Значит, ты не мусульманка. Как твое имя? — прищуривая взгляд и обводя им же фигуру напротив, проговорила блондинка. — Тебя это не касается! И девчушка вновь быстро собралась и второпях убежала прочь. — Я добьюсь от тебя ответа, чего бы мне это не стоило! — прокричала убегающей девушке Киера Хатун. Все мысли и разум Киеры заполонила загадочная незнакомка. То, что ей нравятся девушки, нисколько не пугало ее, ведь приняла она это в себе еще, когда была ребенком. Про таких обычно говорят: «Греховная душа, отравленная порочным влечением». Однако таковой себя она не считала, ведь со своими чувствами поделать ничего не могла. Девушка раздумывала, кто бы помог ей найти ее предмет воздыхания. Правда, возникал еще один вопрос: как ее разговорить, чтобы узнать ее имя. Выходя из своего дома что, был расположен близ леса кипарисов, отделяющего от поселения, блондинка побрела на рынок в надежде встретить темно-зеленые глаза вновь. И встретила. Киера заметила ту самую незнакомку, выбирающую лукум, и, боясь вновь упустить ее, поспешила к своей возлюбленной — так она называла девчушку в своих мыслях, так ей кажется правильным. Приближаясь, она заметила, как два подозрительных мужчины начинают преследовать незнакомку. Темноволосая девушка, прибавила шагу, оглядываясь на парней, преследовавших ее, но все равно они надвигались на нее. Через минуту она сорвалась на бег, поворачивая в закоулки домов вдоль узких улочек. Киера же немедленно бросилась на помощь, догоняя их, но тут же столкнулась с одним из разбойников. — Что вам нужно от Хатун? — злостно прошипела блондинка, прижимая мужчину к стене одного из домов. — Она должна нам денег! Хатун не отдает часть выручки, как обещала. Киера закатила глаза и полезла в карман своей хлопковой рубашки, протянув мешочек с золотом. — Столько хватит? — Вполне,— ухмыляясь, произнесли мужчины, отступая и скрываясь в темноте улиц. А девушка, почти потеряв из виду незнакомку, заметила удаляющийся силуэт и в попытках догнать ее сорвалась на бег. — Хатун! Я же спасла тебя. Почему же ты вечно убегаешь? — запыхаясь, обиженно произнесла Киера. — Спасибо, что спасла! Но я не просила тебя мне помогать, — процедила незнакомка, пытаясь поскорее уйти от надоедливой блондинки. — Стоять! — громогласно прозвучал голос Киеры, и, прижав темноволосую к стене дома, она лбом уткнулась в лоб девчушки, — какая же ты несносная. — А ты… — начала в ответ девчушка, но наглые губы блондинки впились страстным и настойчивым поцелуем, не давая возможности и вдохнуть. Их первый поцелуй приобрел опасный оборот, когда обе девушки начали бороться языками за главенство. Напоследок блондинка провела языком по нижней губе темноволосой, оттягивая ниточку слюны, и в ту же секунду незнакомка, будто опомнившись, оттолкнула от себя настырную особу. — Ты совсем с ума сошла? Мы две девушки! —ошеломленно отбарабанила она. — Какая разница, если это любовь? — произнесла в ответ Киера, сладко улыбнувшись от удовлетворения. — Какая любовь, Хатун! Тебя явно бес попутал! Господь с тобой, прекрати! И перестань меня преследовать, — еще больше запаляясь, прошипела в недовольстве девушка. — Скажи хотя бы свое имя. Одного лишь прошу, — умоляющим взглядом, проговорила блондинка. — Елизавета. Надеюсь, ты больше не доставишь мне неудобств, — выпутываясь из кольца рук, бросила Лизавета. Киера смотрела в удаляющуюся спину, понимая, что влипла. Влюбилась.Она уже знала, что сделает все, чтобы заполучить эту несносную девчонку. В один из прекрасных дней Киера неспешно прогуливалась под палящим солнцем с ее подругой со дворца — Назенин. Девушки шли вдоль берега, обсуждая новый закон их повелителя и новую влюбленность блондинки. Назенин знала об увлечениях своей подруги и совсем не хотела влезать в ее жизнь, поэтому понимающе молчала. — Назенин, я знаю лишь ее имя. Где же мне ее искать? — Сердце обязательно укажет путь, — в ответ пролепетала Хатун. — Вновь ты со своими любовными речами, — проговорила блондинка, как на том же месте, что и в первую встречу, увидела свою любовь. Глаза Киеры загорелись, а внутри у девушки словно вспыхнул маленький огонек, заставляющий сердце трепетать. Ее Лизавета вновь сидит на песке и рисует на листке, проходясь фарфоровыми пальчиками по бумаге. — Это она! Пойдем к ней. И Назенин не осталось ничего кроме, как последовать за подругой. — Елизавета, здравствуй! Это моя подруга Назенин Хатун, она заведует гаремом во дворце нашего повелителя, а ты что вновь рисуешь? — вдохновленно прощебетала блондинка. — Я рисую, и, да, я вижу твою подругу. Ты преследуешь меня? Шепотом Назенин спросила у Киеры: — Она всегда столь дружелюбна? Или это из-за меня? Все тем же шепотом блондинка ответила ей: — Не волнуйся, она всегда такая. — Если вы хотите пошептаться, можете уходить, — высокомерно огласила свое мнение темноволосая. — Прости, Лизавета! И нет, я не преследую тебя. Мы совершенно случайно видимся из раза в раз. Думаю, что это судьба. — В такую судьбу я не верю. А теперь, простите, но вы загораживаете мне пейзаж. — Мы уже уходим, — мило пролепетала Назенин. — Нет, это Назенин уже уходит во дворец, а я остаюсь здесь, — хитро заявляет блондинка. — Ты что делаешь? Девушка совершенно не расположена к тебе, — вновь раздался шепот подруги. Игнорируя намеки и тычки девушки, Киера расположилась рядом с Лизаветой, а Назенин не осталось ничего больше, кроме как уйти. Как только девушки остались вдвоем, блондинка тут же приступила к расспросам в попытках узнать, как можно больше о своей возлюбленной: — Откуда ты родом, Лизавета? Послышался раздраженный вздох и столь же раздраженный ответ: — Я из Болгарии, а если быть точнее из Софии. Мой отец моряк, и мы перебрались сюда со всей семьей. — Ты живешь с родителями? — поинтересовалась блондинка. — Нет, они умерли. Чума. Когда до Болгарии добралась эпидемия, мы вынуждены были бежать, но мои родители все же заразились и, приехав сюда, умерли у меня на руках. Я чудом осталась жива. Теперь же я вынуждена выживать, — безэмоционально произнесла темноволосая девчушка, комкая в руках подол платья. И в тот момент Киера осознала, какое горе пережила на вид хрупкая малышка и почему же она обросла шипами, словно роза, пытающаяся выжить в столь жестоком мире. Также девушка поняла, что Лизавета начала ей открываться, может быть, из-за своего природного очарования. — Мне очень жаль твоих родителей. Они в лучшем мире. А почему же ты не приняла ислам? В основном каждого из нас по приезде в Стамбул обязали этому… — Как твое настоящее имя? То, что было дано при рождении, — перебила Елизавета, хватая фарфоровой ручкой девушку напротив. — Кира. При рождении мне было дано это имя, но после того, как я попала во дворец, я стала Киерой. Более привычное имя для мусульман. — Пойдем прогуляемся? — произнесла Лизавета, ставя в замешательство Киеру. — Пошли, конечно. Я бы хотела все разузнать о тебе. Ответом послужил лишь тихий смешок и саркастичное: «Ничего другого от тебя и не ожидала». Девушки проболтали вплоть до вечера. Следом последовало предложение о кофе. — Хочешь сходим на рынок к Явузу Эфенди за кофе? Я за тебя заплачу. — Если ты не против, — смущенно протянула Елизавета, и взяв за руку блондинку, она начала поглаживать костяшку большим пальчиком. Подходя к палатке, блондинка спросила Явуза о кофе, попросив добавить к нему лукум, ибо обычный кофе слишком горький, а в Стамбуле его вкус обычно перебивали лукумом. Лизавета заняла столик для них. После недолгого молчания, она начала разговор с Киерой, позволив своей улыбке появиться на лице. Выпив кофе и обсудив все на свете, девушки направились домой. Блондинка предложила проводить Елизавету, и та охотно согласилась. Оказалось, девушка живет в двухэтажном доме в центре города, из которого виден сам Босфор и центральная площадь. Прощаясь, Лизавета прошептала: — Надеюсь, мы еще встретимся, — потянувшись к чуть розоватым устам напротив, и, смазано чмокнув, девушка тут же убежала. Киера осталась одна, но, коснувшись губ, которые еще помнили тот поцелуй, поняла, что счастлива — она по уши влюблена. Спустя две недели Назенин Хатун и Синан паша, по совместительству хорошие друзья Киеры Хатун, затащили ту в бордель. Девушка отпиралась, не понимая, что ей там делать, но ее друзья были неугомонны, мол «развеешься да и отвлечешься от своей любви»: девушки гуляли каждый вечер после службы Киеры у своего Паши. Сев за столик в публичном доме, друзья заказали напитки и закуски, рассматривая девушек, что кружились рядом. В одной из них Киера узнала знакомую фигуру, вьющуюся возле какого-то Эфенди. Злость подкатила к горлу. Блондинка подорвалась, норовя разобраться в ситуации. Семимильными шагами она преодолела расстояние и, схватив девушку за локоть, увела на второй этаж борделя, закрываясь с ней в комнате. — Что здесь происходит? Получается, ты обманывала меня? Как ты могла все это время работать в борделе? — совсем уже растерянно проговорила блондинка, опустив голову от нахлынувших эмоций. — Прости меня, я должна была рассказать. После смерти моих родителей мне пришлось выживать, и я оказалась здесь, но после того, как мы познакомились, все мои мысли были заняты тобой. Я не могла работать с клиентами, поэтому пыталась отгородиться от тебя любыми способами, но не смогла, — расстроенно пролепетала темноволосая, пытаясь зеленью глаз всмотреться в глаза напротив и передать ими всю искренность чувств. Она протянула руки к Киере, нежно касаясь щеки. Блондинка же, чуть отстранившись от ласкающих ее рук, произнесла: — Роза моя, неужели я бы не помогла тебе? У меня есть средства, и все для твоей защиты. Уходи с этой работы. Сегодняшнюю ночь я оплачу, и ты сможешь остаться здесь и просто выспаться. Киера резко встала и поплелась к выходу, потирая уставшие глаза, но ее остановил голос. — Куда ты? Не оставляй меня, прошу, — роняя тихие слезы и поднимая заплаканные глазки на блондинку, взмолилась девчушка. — Я не оставляю тебя. Мне нужно подумать, иначе я наговорю тебе много лишнего. Неужели ты могла раздвигать ноги и также быть влюбленной в меня? Теперь я понимаю, почему ты не обратилась в мусульманку, ведь у нас считают страшным грехом блуд, и тебе бы просто не дали работать. — Прошу тебя, хватит. Я пыталась выжить… — девушка, цепляясь руками за свои длинные волосы, надрывно плакала, пока Киера смотрела, поднимая глаза, наполненные болью в потолок, сдерживая порывы слез. Она ушла, оставив девчушку одну. Блондинка пыталась обдумать данную ситуацию, но все мысли занимала лишь одна особа. Она, словно роза, проросла внутри организма, и каждый раз при виде девушки цветок рос и укреплялся, но вместе с тем росли и шипы, которые ранили Киеру в самое сердце. Елизавета пыталась уйти из борделя: ей оставалось отработать в нем последнюю неделю, после которой она бы ушла в свободное плавание. Но, к несчастью Лизаветы, о борделе узнал Дервиш Паша, который занимал пост великого визиря государства. Он приказал всех девушек доставить к нему и лично заклеймить, наказывая их. Елизавета отпиралась и кричала, но никто не слушал, и ее клеймили. Как собаку. Даже хуже. Чувство стыда и позора заполонило разум темноволосой. Девушка закрылась в себе и не выходила из дома, не открывая никому дверь. Но через пару дней, полных терзаний, ее разбудил настойчивый стук. В дверях стояла ее любовь, и темноволосой не оставалось ничего, кроме как впустить и рассказать обо всем. — Роза моя, не плачь! Я обязательно постараюсь разобраться с этим, — шептала успокаивающие слова блондинка. Затем взяв девушку на руки, она отнесла ее обратно в постель. Уложив возлюбленную, она принялась обрабатывать клеймо, нежно поглаживая грубую кожу шрама и покрывая ее поцелуями. Аккуратно, пальчиками, Киера смахнула бриллиантовые слезы своей любимой. Едва касаясь, Киера провела языком по шее темноволосой. — Ты ведь больше не будешь там работать? Я полностью обеспечу тебя. Паша платит мне довольно большое жалованье, поэтому нам не о чем беспокоиться. Также я хочу, чтобы ты переехала ко мне. Мой дом находится около леса — там редко ходят люди, и нашему спокойствию никто не помешает. — Хорошо, ты права… — заикаясь и пытаясь усмирить свою истерику, тихо промямлила Лизавета. Киера переселила девушку к себе. Блондинка старалась каждое утро ухаживать за ее раной, а вечерами выводить Елизавету на прогулку, силясь избавить ее от печали. — Дорогая, хочешь сегодня сходим на рынок. Я приготовлю твой любимый щербет, а затем покатаемся на лошадях. Они уже давно не выезжали за приделы моей конюшни. — Сегодня не хочется. Я бы хотела посвятить день тебе, — прошептала темноволосая, и, хныча, потянулась за поцелуем. — Ты уверена? Твоя рана еще не до конца зажила. Я не хочу доставлять тебе дискомфорт, — уверенно произнесла блондинка и, поглаживая большим пальцем щеку возлюбленной, внимательно смотрела в глаза напротив. — Моя рана не помешает мне получать удовольствие и подарить его тебе. Можно? — спросила Лизавета, и, увидев кивок со стороны, прошлась пальчиками по домашнему подъюбнику Киеры, а затем легко забралась под него, развязывая. Сняв с блондинки мешающее платье, темноволосая спустилась пальчиками к нижнему белью, а губами смазано прошлась по шее, целуя впадинки и полюбившиеся ей родинки. Ведя языком по возбужденному соску, она прикусила и оттянула его. Рукой Лизавета огладила груди, несильно сжимая их, а устами начала ласкать выпирающие ребра, слушая томные вздохи Киеры. Удобно располагая девушку посередине кровати, темноволосая опустилась к самому сокровенному месту и, разведя сильнее ноги, поцеловала внутреннюю часть бедра. Блондинка задыхалась от нахлынувших ее чувств: она стала неконтролируемо ерзать бедрами, поддаваясь ярким ощущениям. — Прошу тебя, не дергайся, милая. Я сейчас прикоснусь к тебе. Языком Лизавета исписывала узоры на тазовой косточке девушки, подбираясь к истекающему смазкой лону. Прикоснувшись языком, она размашисто мазнула, пробуя на вкус свою возлюбленную. Руками удерживая тело под собой, она почувствовала, как блондинка подскочила, выдавая неподдельное удовольствие, которое та испытывала. Проведя пальчиками по бедрам, притронулась к малым половым губам, а языком протолкнулась к входу и стала судорожно вбиваться, имитируя толчки. Блондинка изгибалась от ласк так, что больше не могла сдерживать стоны, рвущиеся наружу. Елизавета же продолжала лизать языком, а второй рукой спускалась к своему подъюбнику, чувствуя невероятное возбуждение, и, пробираясь через нижнее белье, начала стимулировать клитор. Девушки кончили одновременно и, накрывшись простынями, пытались отдышаться. Киера, целуя возлюбленную в лоб и поправляя ее длинные волосы, вновь начала расспрос про самочувствие и рану, удостоверившись в здравии Лизаветы, обняла девушку, чувствуя, что погружается в сон. По важному поручению Киера Хатун находилась в гареме. Вдруг одна из девушек упала в обморок. Тут же подлетая к ней, блондинка распорядилась о лекаре и, не дожидаясь его, стала пытаться привести девушку в чувства. Перенеся ее в лазарет, Киера услышала страшный диагноз, пророчащий эпидемию в стране, — в Стамбул добралась чума. Истощенные болезнью и невозможностью вылечиться, люди стали умирать прямо на улицах. Киера же пыталась уговорить возлюбленную оставаться в доме, но та была непреклонна, ведь нужны были продукты с рынка, а берег Босфора был самым излюбленным местом, где любила гулять девушка: именно там были самые живописные пейзажи, которые должны быть воплощены на бумаге. — Как ты не понимаешь, ты заболеешь! Болезнь заразна, от нее толпы умирают! — судорожно лепетала блондинка от страха за свою любимую. — Ты думаешь, я не знаю?! Мои родители умерли от чумы! Мы бежали из Болгарии в попытке уйти от болезни, но она настигла нас. Так, что если на то воля Божья, то так оно и будет. В ответ Киера лишь беспрерывно качала головой. Она отчаянно пыталась облагоразумить свою розу. Спустя месяц чумы в городе Елизавета слегла от болезни. Девушка мучалась от повышенной температуры и болей в теле, тогда-то блондинка приказала привести ей самого лучшего лекаря дворца. Осмотрев тело девушки, тот увидел ужасающие язвы, из которых сочился гной, и, расспросив об остальных симптомах, выдал душераздирающий вердикт: — Срочно, нужно девушку отгородить от всех и не подходить к ней! Это чума, — как гром среди ясного неба прозвучал чудовищный диагноз, от которого у Киеры глаза тут же наполнились слезами. — Вылечи ее! Если нужно будет, вырежи и пересади ей мое сердце, только спаси ее! — отчаянно хрипела девушка, утирая кружевным рукавом слезы — Боюсь, что лечение не принесет результатов. Нам остается лишь ждать и молится. Прошу вас, не подходите к больной: вы можете заразиться, — проговорил лекарь. — Мне все равно на болезнь. Я собираюсь быть рядом и держать ее за руку, а ты можешь ступать. После того, как лекарь оставил девушек, Елизавета отчаянно просила покинуть ее и спокойно дать умереть. — Прошу тебя, уходи! Ты можешь заразиться. Эта болезнь не щадит никого, — закашливаясь и пытаясь прогнать девушку, просипела темноволосая. — Если это высшая воля, то я заражусь. Пока моя рука держит твою, я дышу, — клятвенно произнесла блондинка, проведя рукой по горячему лбу и убирая шелковой тряпочкой пот. Спустя неделю смерть пожалела девушку и забрала ее в свои руки: тело издало слабый последний вдох, а глаза закрылись навсегда. Проснувшись утром и обнаружив в своей постели мертвую возлюбленную, Киера закричала. В голове всплыли последние слова ее розы: — Ты даже не представляешь, как я люблю тебя и благодарна за все, — приподнимаясь, тяжело промычала темноволосая, дотронувшись холодной рукой до щеки своей возлюбленной. — Завтра обговорим, милая. Сейчас у тебя вновь поднялась температура, тебе нужно поспать. И завтра не наступило. Кажется, что Елизавета предчувствовала свою скорую смерть и попыталась сказать о своих чувствах в двух словах. Если бы были силы, она бы нарисовала портрет своей возлюбленной, написала бы ей стихотворение и тысячу раз на дню говорила о своей любви: просыпаясь, она бы хотела целовать ее хмурящееся лицо от солнечных лучей и готовить завтрак, затем она бы распутывала длинные волосы цвета золота и нежно целовала ее в лоб, шепча, как та ей дорога; вечером она бы обязательно вытащила бы блондинку на кофе и пригласила на прогулку к Босфору. Но они не успели. Она не успела. Дни блондинки тащились в агонии и боли, в безмерной печали и наступили похороны. По закону тела людей, погибших от чумы, сжигались в лесу, лишь прах подлежал захоронению. Киера плакала навзрыд, когда сжигали тело ее нежной розы, а ее верные друзья Назенин Хатун и Синан Паша старались сдержать подругу, чтобы она не прыгнула в огонь вслед за своей любимой. После того, как Лизавета, ее любовь, была захоронена вместе с ее сердцем, блондинка осталась на кладбище, ибо дойти до дома у нее буквально не было уже сил. Она попросила своих близких оставить ее, и те послушали, лишь надеясь, что та не наложит на себя руки в тяжком горе. Киера побрела по лесу. Пелена слез каждый раз застилала глаза, когда губы предательски произносили: «За что ты ушла от меня?». Неожиданно девушка почувствовала прикосновение к плечу и, обернувшись, замерла в шоке, увидев перед собой свою возлюбленную. Такую же, как до болезни, в красивом платье и с милым румянцем на щеках, с глазами, которые сверкали зеленью в ночной атмосфере леса. — Мне не снится это? Действительно ты ли это? — смахивая непрошеные слезы, в надежде протянула блондинка. — Милая моя, это я. Прошу тебя, не печалься о моей смерти, я всегда буду жить в твоем сердце. — Ты единственная, любовь моя. Неужели наша судьба должна была сложится именно так? — горько пролепетала блондинка, уткнувшись в последние объятия своей любимой. — Послушай меня, я люблю тебя. Ты должна стараться жить дальше, слышишь? — Не бросай меня, прошу тебя, или же, если уходишь, то забери с собой, — борясь с комом в горле и с трудом сдерживая слезы, катившиеся по исхудавшему личику, проговорила девушка. — Куда бы ты ни пошла, мои молитвы будут с тобой. С тобой я была очень счастлива, — с теплотой в голосе произнесла темноволосая, взяв руку Киеры и поцеловав каждую костяшку любимых пальчиков. — Я тоже тебя люблю. Очень, — заливаясь слезами, прохныкала блондинка, и, прикрыв глаза на секунду и распахнув их, она стала озираться по сторонам, понимая, что Лизаветы больше нет. Киера так и не поняла, была ли это галлюцинация или же видение в бреду, но одно она знала точно: ее роза пришла попрощаться. Сидя на берегу Босфора и рисуя пейзаж, девушка думала лишь о своей любимой, рукой расчесывая надоедливую язву на руке. Тот, кто любит, должен разделять участь того, кого он любит. М.А.Булгаков «Мастер и Маргарита»