О шрамах и пластырях

      Кудрявые светлые волосы выбиваются из хвоста, который неумелые детские руки наспех заплели перед уроком физкультуры, чтобы не разгневать учителя. На неё не должны жаловаться и злиться, она — умница, отличница, старшая дочь. Ей всего 11, но она уже знает, как должны вести себя девочки — быть хрупкими, нежными, сдержанными и лёгкими, слабыми.       Ей всего 11, Боре — 8, и она уже давно знает, как должны вести себя старшие дети — заступаться, заботиться, слушать, иногда порицать, помогать, казаться сильными. У Оксаны голова кругом шла от вечных «должна», которые друг с другом не сходились. Как быть хрупкой и одновременно смочь заступиться за брата? Как быть сдержанной и проявлять сестринскую заботу? Как быть сильной, но казаться слабой? Как быть идеальной и быть собой? Она бежит прямо за Генкой Зуевым — задирой класса, который вечно шутить и совсем-совсем не учиться. У него даже по окружающему миру двойки! А ещё он всегда криво застёгивает свои рубашки. Оксана заметила, что у него их две: белая с каким-то пятном на рукаве и полосатая голубая, вся в ручке. Её бы мама за такую безалаберность отругала, а Генка мальчик — ему можно.       Жарко, на улице сентябрь, лето ещё не хочет покидать улицы курортного городка. Некоторые только приехали на отдых, загорают, плавают в море, а Оксанка здесь бегает на физкультуре, хотя тоже очень любит руками рассекать воду морскую. Мама отдала её на синхронное плавание в этом году в подготовительную группу, но Оксана ненавидит запах хлорки и силиконовую шапочку. Боря захотел на секцию футбола и папа сразу же отвёл его туда. Оксана промолчала, что тоже бы хотела заниматься каким-то спортом, ведь ей нужно быть сильной, чтобы защищать Борьку. Промолчала, потому что вспомнила, что она — девочка, а они должны быть грациозными и утончёнными.       Генка оборачивается и лыбится, замечая, как Оксана на ходу сдувает с округлого вспотевшего лба прилипшие волосы. Они у неё очень кудрявые, пушистые, прям как одуванчик. Ему нравятся её волосы. Только вот почему-то когда он хочет их потрогать, Оксанка лишь фыркает и идёт обратно к девчонкам, хвастаться новой куклой. Ему нравится Оксанка. Глаза у неё большие-большие, прямо как у тех самых кукол. Он звал её погулять по заброшенному парку или покататься на великах, но она всё время нос воротит и говорит, что это не девчачьи занятия. Гена считает, что говорит она глупости! Какая разница: девчачьи–не девчачьи, главное — весело! — Гена, отвернись! — голос у Хенкиной запыхавшийся и писклявый. — Не-а! — Гена улыбается, и Оксана видит щель у него между двумя передними зубами.        Она бежит в конце строя, еле успевает перебирать ногами. Оксана очень устала от Генки: от его вечных шуток, от его приставучей манеры общения и частых предложений выйти погулять. Ну куда ей — девочке-отличнице — ошиваться с ним по заброшкам. Маме такое точно не понравится. Гена видит, что учитель не смотрит за строем и поворачивается на Хенкину, бежит задом и наблюдает с усмешкой, как она пыхтит и двигает маленькими ручками. — Я сейчас учителю расскажу! — ворчит девчонка, но на Зуева такие угрозы не действуют. — О чём же, ябеда? — хмыкает он. — О том, что ты нарушаешь этот…как его… — она смешно хмурит светлые брови, отчего Гена не может сдержать улыбки, — строй! — вспоминает Оксана. — Расскажи, — спокойно отвечает мальчишка и пожимает плечами. — Потом всю жизнь буду называть тебя ябедой, Хенкина.       Она возмущённо приоткрывает рот и моргает, но ничего так и не говорит. Отворачивает голову в сторону, фыркает и больше не смотрит на Гену. Оксана старается обогнать несносного одноклассника, но тот ей не уступает, хоть и бежит спиной. Девочка шумно втягивает носом воздух, изо всех сил старается прибавить скорости, но внезапно спотыкается и летит коленями прямо на асфальт. Обжигающая боль тут же отпечатывается на её ногах и ладонях, которые она свезла об шероховатую поверхность. Оксана «айкает» и пытается сдержать слезы. Старается быть сильной, но острая боль не щадит. Девочка обхватывает руками ноги чуть ниже колен и закусывает до боли щеку. — Оксанка, эй! — рядом с ней опускается Зуев.       Встревоженно обхватывает плечи и бегает глазами по суровому лицу. Учителю, кажется, вовсе нет дела до травмированной Оксаны. Зато Генке есть. — Болит? — задает глупый, но пропитанный искренним волнением, вопрос Гена.       Девчонка нехотя кивает и позволяет себе слабость. По щеке ползёт слеза, и она смотрит прямо на него. Русые волосы колышет сентябрьский ветер. Его рука осторожно притрагивается к её ноге. — У меня есть пластырь, — говорит мальчишка и замечает, как к ним бежит учитель в синем спортивном костюме. — Хенкина, Зуев, — он обеспокоенно бегает взглядом по ребятам, — что произошло? — учитель склоняется над девчонкой и осматривает ушибы. — Он тебя толкнул? — злой взгляд опаляюще дотрагивается до его лица. Опять он виноват. — Нет, Игорь Константинович, — сквозь всхлипы слышится голос Оксаны.       Гена удивлённо смотрит на неё. Почему-то он был уверен, что девчонка его недолюбливает и при первой же возможности обвинит. Но Оксану учили быть честной и благодарной. — Я сама упала, — вытирая руками заплаканное лицо, продолжила она, — а Гена помочь хотел. — Так, ладно, — учитель помог Оксане встать и угрожающе посмотрел на мальчишку, что растерянно хлопал глазами. — Раз ты герой, Зуев, то отведи Оксану в медпункт, а я пока сообщу вашему классному руководителю, пусть свяжется с родителями. — Зачем с родителями? — оживилась Оксана.       Они не должны знать. Родители разочаруются в ней, если узнают, что девочка бежала последняя в строю, так ещё и упала. Им нельзя знать, иначе они подумают, что Оксана не сильная! — А с кем ещё? — удивлённо спросил мужчина. — Со мной всё хорошо, — замотала головой Хенкина. — Правда-правда!       Колени снова заныли, а ладони неприятно свело от того, что она сжала руки в кулаки. Оксана зашипела и зажмурилась. — Я вижу, — скептично хмыкнул учитель. — Идите, я сам разберусь.       Гена несмело подошёл к Оксане и закинул её худую ручку на свои плечи, чтобы она смогла на него опереться. Девочка недоверчиво посмотрела на одноклассника, но сделала первый шаг.       Они медленно и молча дошли до школы. Каждому было неловко и тревожно. Оксана боялась, что родители узнают о происшествии. Гена боялся того, как аномально быстро забилось его сердце. — Ты чего опять ревешь? — спросил Гена, замечая, как лицо Хенкиной снова покраснело от слёз. — Идти так больно? — Нет. — А чего тогда? — он ступил на первую ступеньку у входа, Оксана аккуратно повторила его движение. — Не важно, — угрюмо отозвалась она. — Раз так, — возмутился Гена, — то и иди дальше сама.       Детская манипуляция не сработала на взрослую не по годам Оксану. Девчонка фыркнула, сама скинула его руку с себя и продолжила карабкаться по ступенькам.       Она — сильная, даже когда ноги невозможно сгибать от боли в коленях.       Шаг, шаг, ещё шаг. Всего две ступеньки, зато с каким усердием и трудом. Ещё две ступеньки, она будто училась ходить заново. Оставалась ещё пара ступенек, но Оксана больше могла. Готова была рухнуть прямо здесь. Пусть родители узнают, что она не сильная.       Гена подхватил её, преодолев расстояние в несколько ступеней. Не мог смотреть, как она мучилась. Он трясся, колени его предательски дрожали, хотя Хенкина и была очень лёгкой. Она не сопротивлялась и не брыкалась, даже возмущений никаких не было.       Только тихие слёзы. — Ты говорил, что у тебя есть пластыри?

***

       Ей было 13. Начало переходного возраста протекало у Оксаны спокойно. На радость родителям. Всё в её жизни было на радость родителям. В седьмом классе у них появилась физика и химия, и это стало для Оксаны колоссальным бедствием. Она корпела над каждым уроком, в этом году ей наняли репетитора по английскому и геометрии, но вот физика и химия… Эти науки никак не поддавались. Хенкина никак не могла выучить эти формулы и выстроить в своей голове элементы из таблицы Менделеева в ряд. Родители всё наседали, мол с каждым годом поступление всё ближе, в этом году нельзя оплошать, особенно с появившимися новыми предметами. Оксана должна быть идеальной. Лучшей во всём.       Но лучшая — не значит идеальная.       Оба урока вела одна преподавательница — Дарья Фёдоровна. Женщина была преклонных лет, всё время носила на своих дряхлых плечах голубую шаль и любила лесть и похвалу. И отчего-то не любила Оксану: видела, как та старается, учит, но на встречу не шла. Посыпала строку с её фамилией тройками. Оксана завидовала Зуеву, который каждый урок садился за последнюю парту, кидал на стол единственную тетрадь и в течение урока отпускал учительнице комплименты. Это звучало смешно и нелепо из уст мальчишки, но самодурке было всё равно от кого получать оды о своём предмете и восхваление её способа преподавания.       Так он и получал четыре. ЧЕТЫРЕ!!!       Просто за то, что умел чесать языком. А Оксане приходилось пахать за тройку и ещё выслушивать о том, какая она бездарность. Вопиющая несправедливость.       Тройки, господи, тройки. Только бы родители не узнали до того момента, пока она их не исправит. А как?       И тут подвернулся случай. В один из декабрьских дней, все школьники уныло повесили головы и смотрели в окно. Там, в удивительном танце, медленно и, кружась, спускались с неба к земле снежинки. Грациозно и аккуратно опадали на город и быстро таяли. Зима в этом году удивительно снежная, хоть и белые покрывала надолго не задерживаются. Дети любили снег, ждали окончания ещё не начавшегося урока, в надежде скорее закидать друг друга тяжёлыми мокрыми комочками.        Оксана сидела за партой и отсчитывала секунды до звонка. Нервно накручивала на палец тугой вихрастый локон и озиралась по сторонам. Последним уроком была химия — полное издевательство. Она вчера весь вечер зубрила параграф, проснулась — в голове пусто. Только паника и тревога. За минуту до звонка в класс вальяжно, раскачивая рукой с тетрадью в воздухе, входит Гена Зуев. Все остальные уже сидят, знают, что если опоздают, то несдобровать. Генке всё равно. Идёт, жуёт жвачку, причмокивая. Останавливается возле парты Оксаны, девочка сразу вся съежилась.       Папа недавно рассказывал, что словил Гену за гаражами со старшеклассниками. Они там курили и пиво пили. Ему же 14 лет только! Мама запрещала с такими хулиганами водиться, вот Оксана и не водилась, потому что слушалась маму. Должна была.       Нахальный мальчишка с растрёпанной копной русых волос облокачивается на парту Оксаны и ухмыляется. Протягивает два пальца ко рту, достаёт изо рта слюнявую жвачку и, смотря прямо в глаза Оксане, лепит под стол. Вот же хам! — Зуев! — она подлетает с места, серые глаза возмущённо сверкают, а волосы, убранные в хвосты, подлетают над плечами. — Что, Хенкина? — он наклоняется чуть вперёд, чтобы их лица сравнялись.       Дышит прямо ей в лицо, и девочка улавливает аромат мяты. Хмурится, бегает глазами по лицу Гены и кривит губы. Достал, как же он достал! Эта самодовольная морда, этот хамский взгляд и полное отсутствие каких-то норм и принципов. — Ничего.        Звонок заставляет Оксану сесть за парту, проигнорировав какую-то сальную шутку от Зуева. Он усмехается, проходит вдоль класса и плюхается на заднюю парту. Весь урок Оксана будет чувствовать на своём затылке его бурящий взгляд.       Через полминуты после звонка в кабинет вихрем врывается Дарья Фёдоровна. В руках у неё стопка с тетрадями, на лице выражение абсолютной ненависти. С хлопком она закрывает дверь, окидывает испепеляющим взглядом всех присутствующих в классе. Дети, как один встают из-за своих парт в знак приветствия. Даже Гена встаёт, поправив выправленный край клетчатой зелёной рубашки. Женщина семенит к своему столу, яростно почти швыряет на гладкую деревянную поверхность тетради. Руки оставляет на столе, поднимает свой тяжёлый взор на класс. Все ученики тут же замолкают, практически не дышат. Особенно Оксана. — Так, — хрипловатый голос отталкивается от стен кабинета, — я бы могла сказать: «добрый день», но скажу, — она выпрямляется, одной рукой поправляет очки в толстой оправе, — 7-А, вы совсем обалдели? — и без того раскатистый голос повышается на несколько тонов. Оксана вжимается в спинку стула. Сердце начинает биться чаще, будто её одну сейчас отчитывают перед всем классом. — Я понимаю, что всем вам очень нужны хорошие оценки за семестровую контрольную работу, — женщина размеренно зашагала, вышла из-за стола, — но не таким же способом, — остановилась ровно по центру. — Вы должны учиться, уметь думать, а вместо этого вы воруете ответы!       Кабинет вмиг наполнился оживлёнными перешёптываниями. Кто осмелился на такой поступок? Лишь Гена и Оксана сидели молча. Первый — потому что ему было крайне всё равно, вторая — потому что знала, кто это мог быть. Сжала под партой кулачки, закусила внутреннюю сторону щеки. Перед глазами картина, которую она застала несколько уроков назад.       На литературе её отправили в учительскую за журналом. Войдя в пустующее помещение во время урока, она услышала шорохи за небольшой дверью — кладовая, где учителя хранили некоторую документацию. Она застыла прямо напротив, затаила дыхание. Дверь отворилась, сама по себе. Перед ней предстал Лёня Дубин — один из самых популярных ребят класса. Мальчишка согнулся над одним из отсеков стеллажа и яро копошился в бумагах. Оксана сразу поняла, что дело не чисто и собралась уйти. Сделала шаг и половица скрипнула. Лёня испуганно повернулся и увидел в образовавшейся дверной щели растерянную Хенкину. Сразу же нахмурился, стал серьёзным и прошипел: — Вали отсюда, кому расскажешь — тебе конец!       Оксана схватила журнал с полки, развернулась на маленьких каблучках и почти бегом покинула учительскую.       Она тогда не поняла, что произошло, но сейчас, когда Лёня обернулся на неё и провёл большим пальцем около шеи, ей стало понятно: ответы на контрольную украл он. Признаться учителю или кому-то, что она видела это — было страшно. Лёнька крутился в одной шайке с Геной Зуевым, был таким же разгильдяем и хулиганом. Только вот к учёбе относился более серьёзно, ибо отец у него был мичманом в отставке, и сына в будущем хотел также отдать в военно-морское училище. Для поступления там требовались высокие баллы за среднюю и старшую школу. Учиться Лёня не хотел, поэтому приходилось вот так выкручиваться. — В общем, — Дарья Фёдоровна сомкнула руки в замок, — раз вы хотите играть нечестно, то играть будем по моим правилам, — она усмехнулась. — Тоже нечестным. Я отменяю контрольную работу, — все в один голос вздохнули, лишь Оксана почувствовала неладное и сильнее напряглась. — Я рада, что вы рады, — женщина плутовато улыбнулась. — Только учтите: нет итоговой работы — нет шанса исправить свои тройки, — класс снова вскипел, только на этот раз были слышны возгласы недовольства. — Тихо! — все умолкли. — Вы сами виноваты, — стальным голосом огласила учительница. — Подумайте, как смягчить своё наказание.       Дальше урок пошёл своим чередом, но уже никто не вникал в материал. Особенно Оксана: всё думала и думала. Смотрела на тёмную макушку Лёни и понимала, что идея её очень дурная, но единственная. Она знает, как смягчить наказание, догадывается, по крайней мере — стоит оповестить учителя о виновнике. Возможно, тогда она переместит весь свой гнев на одного — на Лёню — и всему классу не придётся страдать. В её голове это казалось правильным.       Хотя, в этой ситуации, её не столько интересовал весь класс, как она сама. То, как на тройку — единственную тройку — отреагируют родители. Оксана должна быть идеальным ребёнком и примером, а с тройкой в журнале за полугодие — это будет нереальным. Папа отругает, мама разочаруется.       Разочаруются. В ней разочаруются. Нет.       Урок подошёл к концу, все дети вышли из класса в очень подавленном состоянии. Никому не хотелось получить выговор от родителей за плохую оценку, особенно Оксане Хенкиной. Белокурая девчонка не спешила идти к выходу: медлительно собирала с парты вещи, пока Зуев, виляя руками, задел её, пройдя мимо; семенила ножками к выходу, дожидаясь пока останется в кабинете одна. Как только Гена последний покинул помещение, она робко подошла к учительнице. Женщина, не подняла на неё глаз, внимательно рассматривая что-то в классном журнале. — Дарья Фёдоровна… — Что, Хенкина? — переворачивая страницу, учительница всё же посмотрела на неё. — С повинной пришла? — Нет, вы что! — испуганно выпалила Оксана. — Я просто кое-что видела, — женщина резко подняла голову, и сальной тёмный волос упал ей на лоб, — и хотела вам рассказать. — Хм… — указательный палец потянулся к оправе очков. — Интересно.       Оксана была полна решимости пока считала минуты до звонка, прокручивала в голове, что скажет Дарье Фёдоровне, но сейчас… Сейчас её ладошки потели, а коленки чуть трусились, все слова будто так и оставались лишь в мыслях, а в горло не лезли. Оксана посмотрела на учительницу, которая выжидающе таранила её взглядом и протяжно вздохнула. — Ну. — В общем, я… — Лёня Дубин с неё три шкуры спустит, если узнает, — я… — он просто убьёт её. — Хенкина, я могу и двойку поставить.       Мама и папа разочаруются. Боря не сможет ей гордиться. — Я видела, как Лёня Дубин рылся в каких-то документах в учительской.       Слова вылетели быстро, на одном дыхании она поведала тайну, и щёки её тут же вспыхнули. — Вот оно что… — учительница дёрнула бровью и задумчиво поднесла ко рту ручку. — А когда это было, Оксаночка? — неприятная, натянутая улыбка озарила морщинистое лицо. Она никогда прежде не называла девочку так и та почти вслух удивилась. — На третьем уроке. — А где именно он рылся? — В кладовой, на предпоследней полке первого стенда, — всё-всё рассказала, самой от себя противно стало. — Ясно, — ответила женщина и прокрутила ручку между пальцев. — Знаешь, Оксаночка, я всегда ценю честность и доверие со стороны учеников, — она чуть переклонилась через стол, дабы быть чуть ближе к Оксане. — И ты, сегодня доверилась мне и была честна, — она опять лестно улыбнулась и Хенкина попыталась натянуть уголки губ в ответ. Пожилая рука крепко ухватилась за ручку и занесла её над журналом. — Четвёрка тебя устроит? — Да, — недолго думая выпалила Оксана. На пятёрку она и не рассчитывала. — А с Дубиным я поговорю. — Хорошо, до свидания, — сказала Оксана, поспешив покинуть кабинет.       Теперь она почти идеальна. Только на душе неприятный осадок. Не сказать, что её сильно волновала дальнейшая судьба Лёни, просто она понимала, что поступила некрасиво — как самая настоящая ябеда.       Папа когда-то говорил: «на войне все средства хороши».       Но работает ли это, если вся жизнь Оксаны — вечна война с самой собой?       На следующий день Оксана пришла в школу в хорошем настроении. Вечером она рассказала родителям, что смогла исправить оценки и мама была безмерно рада. Папа молча погладил её по светлой макушке и улыбнулся. Она была счастлива, что родители ей гордились, что она смогла оправдать их ожидания, даже несмотря на то, что ей вновь пришлось сломать себя.       Она шла по коридору, периодически поправляя рюкзак на плече, чтобы он не свалился, и зачарованно рассматривала старшеклассников. Пару годков — и она сама будет стоять около окон с подружкой, обсуждая сплетни и поправляя короткую юбку-карандаш. Правда, подруг у неё пока нет, но это не беда. Отношения с классом у неё неплохие, со всеми общается, но по чуть-чуть. Вот сейчас она зайдёт в кабинет и все сразу обернутся, чтоб с ней поздороваться.       Ребята сидели в классе, скучковавшись по группкам, и совсем не обращали на неё внимания. Она даже специально громко хлопнула дверью, чтоб на неё обратили внимание, но все просто глянули в её сторону и снова принялись общаться между собой. Оксана нахмурила светлые брови и застыла на входе. Что-то было не так. Внезапно, ей в спину прилетело дверью. Она отшатнулась в сторону, не удержалась на ногах и упала на колени, распластавшись на, выкрашенном в терракотовый, полу. Старые шрамы заныли.       Оксана подняла голову, повернулась назад, продолжая стоять на четвереньках. Все в классе, затаив дыхание, смотрели на неё. Она смотрела на Дубина, который стоял прямо над ней. Поза расслабленная: руки в карманах, перекатывается с носка на пятку, но взгляд до ужаса тяжёлый и напряжённый. Злой. — Ой, Хенкина! — наигранно удивился он. — Чего это ты тут развалилась? — хмыкнул мальчишка. — Давай руку, помогу тебе подняться.       Оксане не нравилась вся эта ситуация, но прежде, чем всё обдумать она протянула Лёне руку. Он аккуратно взял её ладонь в свою и немного дёрнул на себя. Как только Оксана начала подниматься, он тут же отпустил руку и она, не успев найти точку опоры, опять рухнула на пол.       Все в классе засмеялись. Начали, как по команде, сворачивать бумажки и кидать их в девочку. — Хотя знаешь, я передумал, — вскинул бровь Лёня. — Таким как ты, там самое место! — зло выплюнул он и толпа школьников тут же закричали.       Среди всех негативных возгласов она слышала «Ябеда!», «Крыса!», «Хенкина — предатель!», «Иди отсюда!» и много других обзывательств и нелестных слов.       Она уклонялась от летящих в неё бумажных бомб, но несколько всё же сумели попасть. В голову, в руки, в ноги. Везде, везде Оксана была пропитана стыдом и позором. Сидела на полу, стараясь не заплакать. Сил и смелости не было даже подняться и уйти. Она молча принимала унижения, даже не возражая, ведь где-то на подкорке сознания понимала, что они правы. Сидела и ждала, пока войдёт учитель и всё закончится. Но вошёл Гена Зуев и последняя бумажка пролетела мимо него. — Что здесь происходит? — нахмурился он, заметив на полу Оксану и гордо стоящего над ней Лёню.        Темноволосый мальчишка ещё раз одарил Оксану снисходительным взглядом и, усмехнувшись, подошёл к Гене. — Хенкина сдала меня Фёдоровне, — сквозь зубы процедил Лёня и заглянул Гене прямо в глаза.       Зуев нехорошо сверкнул взглядом, осторожно заглянул за спину одноклассника и наткнулся на почти плачущую Оксану. Внутри что-то задрожало. Мальчик поджал губы и отвёл взгляд. Перед ним всё также стоял разъярённый, но довольный собой Дубин. Его друг. — Хенкина — крыса! — крикнул кто-то из одноклассников и снова поднялся гул.       Оксана заметила, что все снова начали комкать бумажки. Нет, нет, нет. Она поспешила подняться на ноги, хотела выбежать под очередной шквал унижений, но её перехватила чья-то рука. Белокурые кудри упали на лицо, скрывая пелену слёз. Гена посмотрел ей прямо в глаза. Оксана была уверена, что теперь ей точно конец. — С чего ты взял, что это она? — спокойно спросил у Лёни Зуев, окинув Оксану презрительным взглядом.       Девочка съёжилась и попыталась вырваться из его рук. — А кто ещё? — искренне удивился Лёня. — Она одна видела, значит и спалила меня тоже она.       Каждый раз, произнося слово «она» его губы кривились, а брови ехали к переносице. — Нет, — смотря другу прямо в глаза, заявил он. — Что нет? — Это была не Хенкина. — А кто, Гендос? — нахмурился Дубин.       Оксана не могла понять, что происходит. Почему Гена врёт другу, старается её… защитить? — Я.       Он отпустил Оксану, флегматично пожал плечами и наблюдал, как меняется выражение лица Лёни. Он не верил, не хотел верить. Гена его друг, он не мог так подставить его, зная, что с ним сделает отец. Но уверенный взгляд и спокойствие Зуева говорили об обратном. — Правда…? — всё, что смог выдавить из себя Лёня.       Нет, это была не правда. Правда была в том, что смотреть на коллективное унижение Оксаны Гене было физически тяжело. — Да.       В классе воцарилась тишина. Подставить кого-то другого Гена не мог, а подставить себя оказалось достаточно просто.       Оксана отошла к двери, ощущая на себе много пар глаз. Чувствовала себя просто отвратительно, ей стало так противно и мерзко от самой себя, хотелось смыть это всё. Неужели родительская похвала стоила этого? Неужели одобрительный взгляд отца стоил того, чтобы кулак Лёни Дубина впечатался в лицо Гены Зуева?       Цель не оправдала средства. Нет.       Она вовсе не идеальная. Нет. Получив одобрение от одних, её ждало двойное осуждение. Это всё далеко от идеала. А существует ли он вообще? Оксана впервые засомневалась.       Гена отшатнулся, схватился за нос и облокотился на стену. Лёня разочарованно посмотрел на бывшего друга, вздохнул и что-то сказал ему. В голове звенело так, что услышать он ничего не смог. Прозвенел звонок. Гена шустро вышел за дверь, чтобы не наткнуться на учителя. За ним вышла Оксана.       Гена быстрым шагом шёл вдоль коридора, пока Хенкина старалась его догнать. Девочка должна была отблагодарить его за такой поступок. И это «должна» кардинально отличались от навязанных стандартов родителями. Это было для себя, чтобы успокоить собственную душу, откликнуться своей совести. И для него. — Гена! — крикнула Оксана, переходя на бег.       Он обернулся, всё ещё держался за нос, и ускорил шаг. Видимо, ему не хотелось с ней говорить. — Постой, пожалуйста!       Он быстро спустился по ступенькам, Оксана побежала следом и чуть не поскользнулась. — Ой! — от неожиданности крикнула она. Гена обернулся.       Они встретились взглядами, и Оксана увидела в его глазах поволоку испуга. Он стоял на лестничном пролёте, в то время как она осталась в самом верху. — От тебя одни проблемы, Хенкина, — покачал головой Зуев и развернулся, чтобы пойти дальше. — Гена, стой.       Остановился.       Она подбежала к нему, игнорируя небольшую боль в районе лодыжки. — Сильно болит? — спросила девочка, обращая внимание на распухший нос Гены. — Терпимо, — пробубнил он и отвёл глаза в сторону.       Оксана терялась в словах благодарности и вопросах, которые хочет ему задать, всё не знала с чего бы ей начать и рассеяно бегала глазами по его лицу. Только сейчас она заметила, что на лице у мальчишки были веснушки. Их было не много, в основном на переносице. Глаза были карими и блестели, как шоколадная глазурь на праздничном торте. — И нафига ты сдала Дубина? — он задал вопрос первым. — Просто я… — Что? — иронично спросил мальчишка. — Ты и правда поступила как крыса.       Она тяжело вздохнула. Стало очень обидно, хоть она и была согласна — поступок не из лучших. — Я знаю, — она моргнула, дабы слёзы не пошли из глаз. — Просто мне очень сильно нужна была эта четвёрка, — на выдохе сказала Оксана.       Гена вскинул брови. Потом отрицательно покачал головой. Он был в ней разочарован. — Это всё из-за оценки? — Нет, — она запнулась. — Точнее, да. Понимаешь, я очень не хотела, чтобы во мне разочаровались мама с папой…       И зачем она перед ним оправдывается? — А заработанная такой ценой оценка их устроит? — хмыкнул мальчишка. — Это не честно, Хенкина. У тебя же батя — мент, а ты такие схемы проворачиваешь. — Они не знают, — Оксана опустила голову и начала рассматривать свои лаковые синие туфельки. Без единой царапины — идеальные.       Гена фыркнул и посмотрел на неё. Было видно, что девчонке стыдно… Неужели её родителям так важны оценки? Его папке без разницы, сколько троек он принесёт со школы. Ему, в общем-то, ни до чего не было дела. — Ген, — неуверенно, немного подняв глаза, начала Оксана. — А ты зачем это сделал? — Что? — Соврал Лёне, что это ты его спалил, — она покрутила носком туфельки об пол, отводя назад руки. — Ты заступился за меня…       Она не спрашивала. С полуулыбкой, облизав тонкие губы, утверждала. — Не неси чепухи, — дёрнул головой мальчик. — Я просто не люблю когда так… толпой на одного. Выкрутился Гена. Ему было бы всё равно, будь на месте Оксаны кто-то другой, он далеко не святоша и сам часто начинал школьную травлю, просто с ней… да ничего с ней не просто! Оксана — главная головная боль Генки Зуева. Школьного хулигана, прогульщика, курильщика, шутника, главного задиры класса. Оксана Хенкина не понимала этого, и жилось ей хорошо и свободно, а Генка понимал, что если бы она не училась с ним в классе, то в школу бы он вообще не ходил. Вот так. Он даже с лучшим другом поссорился, выставил себя крысой и подверг издёвкам, если кто-то, конечно, осмелится. — Слушай, Хенкина, — его до жути раздражал этот довольный взгляд одноклассницы, он не хотел, чтобы она догадалась. Не сейчас. — Считай это благодарностью за то, что твой папаша не сдал меня моему за курение.       Он старался говорить, как можно, холоднее, безэмоциональнее, чтоб она думала, что всё действительно так.       Но Оксана не глупая и, кажется, смогла разглядеть за этим напускным равнодушием что-то большее. Что-то бьющееся и живое.        У Гены Зуева большое и доброе сердце. — Спасибо! — она обняла мальчишку, застав его врасплох. Он аккуратно положил руки на её спину и почувствовал, как пушистые волосы защекотали лицо. Гена вдохнул распухшим носом, он засвербел и тут же в ноздрях защекотал запах чистоты и ландышей.       И всё оно принадлежит Оксане Хенкиной.        Пусть даже не идеальной.