Место встречи изменить нельзя

Арсений, вообще-то, любит учиться. И речь не только про школу и университет: он в принципе из «этих» - тех, кто сначала изучает теорию, потом пробует и в конце концов доводит приобретённые умения до совершенства. И, если подумать, подобная черта характера - всегда плюс: никакой импульсивности, лишь размеренность и неспешность на пути к достижению цели. Хотя хочется, конечно, всё и сразу. Чего Арсений не ожидал, так это что та же тактика не сработает с минетами. Потому вот что мы имеем в сухом остатке: Арсений - мастер-теоретик фелляции, специальный оральный тренажёр обсосан (в прямом смысле слова) со всех сторон, рвотный рефлекс побеждён, но… для чего? Он потратил на этот, несомненно, полезный и важный для любого гея навык почти три года, и вот, в свои тридцать лет, он обладает целым арсеналом техник, но не обладает тем, кого этими техниками мог бы поражать до глубины души (и собственного горла). Обидно. Досадно. Теория требовала наработки опыта, и только поэтому Арсений решился на совсем уж отчаянный для самого себя шаг. И ещё один. И ещё. В общем, сегодня идёт Арсений упрямо и уверенно в «Бусинку» - любимый гей-клуб, знаменитый своими «комнатами расслабления». Заправляет там его лучший друг, который, по иронии судьбы - натуральнее йогурта Теос, но в своё время просёк, какое состояние можно сколотить на подобном бизнесе. По этой же причине Арсений идёт туда без страха: Серёга тщательно следит за анонимностью, адекватностью, а, главное, здоровьем гостей и чистотой самих "комнат"; Арсению и самому пришлось сдать соответствующие анализы и прислать Серёге справки перед тем, как его анкету приняли. Анкета в принципе становится неожиданностью: проходясь к сексу строго по касательной и близко «общаясь» исключительно со своим членом, Арсений даже не догадывался, сколько критериев к нему можно применить. Да и помимо этого, Арсений натурально (ха!) запарился описывать внешность (зачем? Он же всё равно его не увидит) и поведение своего идеального партнёра. Но вот, спустя два месяца, Серёга обрадовал его, что «чуткий, уверенный и в меру ласковый, обрезанный, от 15 до 17 см и до 10 см в обхвате без явно выраженного наклона» предлагает встретиться сегодня вечером в «комнате» номер три. «Комнаты», конечно, не совсем подходящее слово. По факту, это классические декорации того жанра порно, который за долгие годы Арсению каким-то образом умудряется не надоесть: туалетные кабинки с круглыми отверстиями в стене недвусмысленно определённого назначения. Сами унитазы там используются скорее как стулья для тех, кого заботит состояние коленей, нежели по прямому назначению, но Серёга всё равно заставляет работников мыть всё вокруг после каждого клиента - брезгливого Арсения этот факт очень успокаивает, как и приятный свет вкупе с каким-то дорогим ароматом диффузора с палочками. Арсений тихо фыркает, толкнув турникет и привычным жестом спрятав «Подорожник» в боковой карман рюкзака: какая уж тут брезгливость - он буквально едет сосать в туалете член какого-то незнакомца, которого даже видеть не будет. Ну, по крайней мере, Арсений знает, что парень любит собак - Серёга с диким хохотом его об этом оповестил, пока Арсений краснел от всепоглощающего стыда и бубнил, что «ну ты же сам эти анкеты составлял, что ещё означает «желаемые качества»?». Справедливое замечание Серёги, что это Арсению не тиндер и баду - тут не романтического партнёра описывать надо, Арсений мужественно проигнорировал; какая-то часть его души позорно жаждет романтики и верит, что он вот-вот встретит своего первого и единственного. Первого так уж точно. Ехать всего пару станций, и старенький голубой, как сам Арсений, вагон встречает его практически абсолютной пустотой. Арсений всегда садится поближе к краю, стараясь привлекать как можно меньше внимания и не мешать остальным, поэтому буквально сразу цепляется взглядом за другого парня в ряду напротив. Тот улыбается открыто, даже, кажется, искренне каждому новому пассажиру, но изредка уголки его губ неминуемо дёргает прохладная, почти надменная усмешка. В любой другой ситуации Арсений бы брезгливо поморщился и полностью потерял бы к объекту наблюдений интерес, но в этот раз он со вздохом всё ему прощает: парень настолько хорош собой, что надменность вполне объяснима - высокий, явно выше отнюдь не маленького Арсения, стройный (именно что стройный - до худобы там далеко; и Арсению такой вариант нравится гораздо больше), с тёплыми то ли зелёными, то ли карими глазами - не понять из-за дурацкого освещения, с лёгкой небритостью и огромной шапкой самой матушкой-природой уложенных кудрей, которые парень с завидным постоянством небрежно откидывает с лица пальцами в полусотне колец. Он сидит, вальяжно раскинув ноги, перекрывая доступ минимум к одному сидению с каждой стороны, но зато предлагая прекрасный вид на плотно обтянутые джинсами мясистые бёдра - Арсений залипает настолько, что приходит в себя только когда на одном из бёдер появляется ладонь, жестом показывающая ему взгляд поднять. Арсений утыкается взглядом в смеющиеся глаза напротив, против воли отмечает ряд ровных по-кошачьи коротких зубов чужой улыбки и чувствует, как стремительно багровеет от стыда - какой же позор! Хочется трусливо спрятаться за собственным рюкзаком и сбежать из вагона на ближайшей остановке - и дело даже не в том, что Арсений гей и пялится на мужиков (с этим-то он как раз смирился очень быстро), но есть нечто неприятно-волнительное в том, чтобы чётко и ясно понимать: вот конкретно этот человек очень в его вкусе; Арсению он нравится; Арсений его, возможно, даже хочет - вот так просто и без раздумий. Опрометчиво и резко. Так, как Арсений не привык. Когда вагон на мгновение погружается в темноту, оповещающую об остановке, а незнакомец грациозно поднимается со своего места и делает шаг в сторону Арсения, тот сдаётся своим низменным желаниям - хватает рюкзак и в последнюю секунду вылетает из вагона, получив чувствительный удар дверью в плечо. Он замирает на платформе, обиженно потирая наверняка уже покрасневшую руку, и машинально бросает взгляд через стекло закрывшейся двери: парень глупо замер посреди пустого вагона и смотрит на него в ответ, удивлённо приоткрыв рот. Всего пара секунд, и благосклонное метро увозит прекрасного незнакомца дальше по необъятному Санкт-Петербургу; Арсений горестно вздыхает, закинув лямку на плечо, и с тоской пялит в циферблат, дожидаясь следующего состава. Возможно, будь он чуточку посмелее, ему и не пришлось бы сейчас ехать в секс-клуб. А возможно, ему бы уже выбили зубы. Арсений фыркает себе под нос, медленно качая головой: с выбитыми зубами в том клубе ему бы не было равных. «Бусинка» встречает его лаконичным и давно изученным фасадом, приветливо подмигивая неоновой вывеской. Подмигивает ему и охранник, Макар, который вроде на самом деле Илья, но Арсений особо не вдавался в подробности; знает только, что Макар, как и Серёга - натурал, и подмигивает исключительно из дружелюбия, в знак узнавания. – Выглядишь - отпад, – басит Макар, улыбаясь во все тридцать два и протягивая Арсению руку. Арсений улыбается в ответ, машинально одёрнув полы любимой фиолетовой рубашки. – Привет. Ты чего-то веселее обычного, повод есть? – широкая ладонь держит его пальцы аккуратно, почти невесомо, но Арсений знает, как обманчива эта обходительность - в Макаре силы, как в разбуженном среди зимы медведе. – Да дружбан в гости прикатил, лет пять не виделись, кажись, ну, сразу как после универа разбежались, – Макар хлопает его по плечу и услужливо открывает Арсению дверь, когда металлодетектор реагирует безразличным молчанием на содержимое его рюкзака. – Давай, хорошего тебе вечера. Арсений бурчит что-то вроде «и тебе», но Макар уже общается с парочкой девчонок на входе и не обращает на него внимания. Он топчется ещё несколько секунд в коридоре, ведущем к бару, нервно улыбается смутно знакомым людям, проходящим мимо, по меньшей мере пять раз поправляет отросшую чёлку... По-идиотски хочется перекреститься - настолько дрожат колени, и сразу опрокинуть в себя «отвёртку» - настолько ему волнительно и страшно. В этом состоянии его и встречает Серёга, в вечернюю запару помогающий бармену за стойкой. – «Радуга» для моего единорожка, – ржёт он вместо приветствия и суёт Арсению в руки знакомый дутый бокал. – Ну, как ты? Мандражируешь? – спрашивает уже шёпотом, перевесившись через стойку. – Почему меня настолько не беспокоит тот факт, что именно лучший друг нашёл мне член на пососать, – ворчит Арсений, прикусив трубочку зубами. Сердце по-прежнему колотится, но коктейль несколько успокаивает - взрывается на языке скорее не алкоголем, а любимым Блю Кюрасао, и щиплет нёбо апельсиновым соком. – Потому что знаешь, что если я найду, то самый лучший, – Серёга радостно хлопает его по обиженному в метро плечу, и Арсений шипит сквозь зубы, некрасиво булькнув коктейлем. – Кстати, виделись уже с твоим... коллегой на эту ночь, – он активно играет бровями, не сводя с Арсения взгляда бесконечно добрых глаз. – Полчаса уже тут валандается, со всеми перезнакомился. Даже Окс нашу умудрился рассмешить, прикинь? Короче, мне он норм, вроде. Тебе его показать? Арсений мотает головой так отчаянно, что коктейль чуть не идёт носом. – Не вздумай, – хрипит он, сжав предплечье Серёги похолодевшими пальцами. – Вообще, блядь, забудь. Из головы выброси. Сам же знаешь, я его увижу и струшу. Оно тебе надо, клиента оставлять неудовлетворённым? Серёга хмурится, но пальцы его накрывает осторожно, медленно разжимая один за другим. – Не называй их клиентами, пожалуйста, ты же не проститутка, в конце концов, – он вздыхает и кивает себе за спину, где что-то кричит сквозь музыку бармен. – Короче, у тебя ещё полчаса, – Серёга протягивает Арсению ключи от секции нужных ему кабинок. – Вы там в такую срань одни, самый трэш начнётся после полуночи, так что час у вас будет точно. Вряд ли вас хватит на два, - он снова хохочет, подмигивая кому-то из проходящих знакомых дам. – Если что, не стесняйся, я Дрона предупредил, что ты сегодня пьёшь за счёт заведения. На связи. – Спасибо, Серёж, – Арсению неловко, он снова краснеет скулами - знает, что Андрей не в курсе, почему именно Арсений сегодня нажрётся (а он это сделает, только позже) бесплатно, но уже представляет себе, какие мысли его будут посещать. Или не будут. Арсений правда старается не преувеличивать свою важность в жизни и мыслях совершенно незнакомых, чужих людей, но над этим ему ещё нужно будет поработать. Серёга подмигивает ему и отходит к толпе на другом конце барной стойки. Арсений опрокидывает в себя остатки коктейля, жестом просит Андрея повторить и уже с полным бокалом уверенно идёт в сторону кабинок: перед смертью не надышишься, как говорится, а тяжёлый бит танцпола слишком сильно бьёт по возбуждённым нервам. «Комнаты» встречают его почти тишиной, лишь стены будто вибрируют клубными басами. Арсений первый - он совершенно по-крысятнически заглядывает под каждую дверь на предмет чужих ног. Не найдя таковых, он судорожно выдыхает и устраивается в дальней от входа - как и предполагалось, кристально чистой, вкусно пахнущей и вообще напоминающей о том, что является туалетом, одним лишь закрытым "парящим" унитазом. Арсений устраивается прямо на крышке, давит в себе желание задрать ноги, чтобы его не нашёл его "коллега на ночь", и со вздохом откидывается на стену, закрывая глаза. Какой он? Арсений тут же фырчит и беззвучно смеётся: знает, какой будет этот Он, Серёжа же сказал, что партнёр нашёлся по всем фронтам идеальный, как будто именно с него анкету Арсения и писали. Да и Серёга этому парню голову открутит, если что-то пойдёт не так - есть всё же свои плюсы в дружбе с хозяином клуба. И всё же... какой он? Ровесник или помоложе? Лет за сорок, с женой и двумя детьми, которому опостылел рутинный быт? Студент или сидящий на чьей-то шее альфонс? А, может, бравый трудяга с завода - с грубыми руками, хрипами в лёгких и идеальным членом. Интересно, а Он хоть немного похож на того красавчика из метро?.. На этот раз коктейль обжигает горло - чётко чувствуется алкоголь: Дрон "горючего" никогда не жалеет. Арсений косит взгляд на отверстие в стене, пока ещё закрытое перегородкой, и меланхолично думает всё же смалодушничать и сбежать. Серёжа простит. Серёжа его любит, как родного. А Арсений любит члены. В теории. А если Ему не понравится? Ладно тренажёр - ему-то скорость не важна, глубина тоже, да и зубы по первой он стоически терпел - но человек? Вдруг Арсений не так хорош, как ему думается? Вдруг всё пойдёт не так из-за него, а не из-за незнакомца? Что, если Он не выдержит этой экзекуции и уйдёт прямо посреди их "встречи"? Арсений такого позора не переживёт. Арсений больше Серёже в глаза посмотреть не сможет. Неприятный холодок сбегает по спине, но Арсений упрямо мотает головой и делает ещё один глоток напитка. Нет, это всё ерунда; это в нём говорит страх и неуверенность в себе, а от них так просто не избавишься - придётся выбивать смелостью и решительностью. Как говорится, не попробуешь - не попробуешь. Как говорится, зубов бояться - в рот не давать. Арсений тихо хихикает, но резко давится воздухом, когда слышит звук открывающейся двери. Тело сковывает жгутами животного ужаса; Арсений дёргается к двери кабинки проверить, что закрылся - хотя явно видит, что дверь заперта. Воздуха становится слишком много, он не помещается в лёгких - невидящий взгляд Арсения мечется по стенам, панически отмечая, что те как будто бы сжимаются. Арсений, в принципе, за минуту успевает накрутить себя так, что готов разрыдаться, когда видит под дверью своей кабинки чужую тень. Замирает настороженно, стараясь не выплюнуть сердце, почти не дышит, вот-вот откинется и... – Привет. Это я, – тихий, спокойный голос. Вполне приятный тембр, но Арсений сейчас не в том состоянии, чтобы анализировать чужие голоса. Парень фыркает, и куда веселее добавляет: – Твой дружелюбный сосед, Человек-паук. ...что?.. Арсений скользит ладонью, которой успел уцепиться за унитаз, по керамике, противно скрипя кожей, и чувствует, как сердце пропускает удар. Незнакомец за стеной тихо смеётся, а затем тень исчезает из-за двери. Хлопает дверь соседней кабинки; хлопает крышка унитаза; хлопает заслонка отверстия и со смачным хлопком захлопывается ловушка за спиной Арсения - вот теперь бежать некуда. – Прости, это нервное, – как ни в чём не бывало продолжал незнакомец. – Меня вроде как бортанули сегодня, прямо по пути сюда, представляешь? Нет, я его не виню, конечно, но там такой мужик шикарный, ты бы его видел. Арсений, если честно, рад, что в отверстие видно разве что стандартного вида джинсы и пошло-золотистую ширинку. Прилично натянутую уже ширинку. Арсений тяжело сглатывает; буквально заставляет тело расслабиться, по очереди - ноги, бёдра, спину, плечи, шею. Он в безопасности: он заперт в кабинке изнутри, в каждой есть кнопка вызова охраны, а под рукой мобильный с номером Сергея на быстром наборе. Даже заслонку Арсений может задвинуть - и точно так же запереть. Всё в порядке. Всё будет хорошо. – И что заставил ждать тоже прошу прощения, – продолжает парень, ловко справившись с пуговицей джинсов. Вжикает молния; по спине Арсения снова бегут мурашки, но уже не совсем страха. – Пришлось, сам понимаешь, настраиваться на нужный лад, – джинсы ползут по бёдрам вниз; Арсений тяжело сглатывает вязкую слюну: у парня стоит, и стоит крепко. Стоит отдать Сергею должное: член и правда кажется идеальным, хотя по гладко выбритому лобку судить, конечно, глупо. – Тебя как зовут? От неожиданности Арсений фыркает, закатив глаза, и почему-то расслабляется, обмякая всем телом и опускаясь задом на пятки: он даже не может вспомнить, когда успел сползти с унитаза на колени. – Ах да, Серёга говорил, что у тебя особый пунктик на анонимность, – Арсений почти возмущён: это для него Серёга - Серёга, для всяких новеньких и мимо проходящих он Сергей Борисович. – А я Антон, – и прежде, чем Арсений успевает закатить глаза ещё раз, через отверстие в стене в его личное пространство врывается член, и - о, боже - да, Арсений определённо проставится Серёге коньяком. Независимо от того, как этот вечер закончится. Когда Арсений в анкете перечислял все детали, описывая чужой пенис как в самых дешёвых романах, он и подумать не мог, что всё это действительно может совмещаться в одном человеке. Оказывается, может: Арсений смотрит на произведение искусства в мире членов - рулетки он, конечно, в рюкзаке не держит, но на глаз это бледное великолепие сантиметров семнадцать в длину, с некрупной головкой и практически без узора вен, гордо устремлённое вперёд, словно указывая дорогу к наслаждению не хуже компаса капитана Джека Воробья. ...Откуда у Арсения такие странные метафоры? Не иначе, виноват этот придурок с его Человеком-пауком. – Эм, – придурок, видимо, несколько тушуется; по крайней мере, веселья в голосе больше не слышно. – Ты тут? Всё в порядке? Ты, ну, я не знаю... постучи хотя бы в стенку, что ли, что живой. Арсений и рад бы, но он не может; тело снова сводит, будто канатами связали, но на этот раз не от переживаний - возбуждение бьёт в голову сильнее, чем любой испробованный им алкоголь. Он видит чей-то член - прекрасный, стоящий член - вот так близко впервые в жизни; осознание, что ему дозволено делать с ним практически всё, что арсеньевой душеньке (и рту) угодно, кружит эту многострадальную голову батальоном вертолётов. Арсений хочет его коснуться. Хочет провести по стволу сначала пальцами вниз, до самого основания, а потом кулаком плотно вверх, сжать кольцом у головки, потереть большим пальцем уздечку; хочет слышать судорожный вздох, когда слижет пока что скудную смазку; хочет ощутить тяжесть на языке, жар чужой плоти против жара собственного рта; хочет выцеловывать каждую плоскую венку; хочет уткнуться носом в бледный безволосый лобок и глотать, глотать, глотать, пока обладатель этого чуда не взвоет от ощущений. Арсений всего этого хочет. Но всё, что он может - это тяжело дышать через открытый рот и гипнотизировать чужой член. Позорище. – Ну нет, так не пойдёт, – ворчит... кажется, Антон? – и нерукотворное чудо в виде члена исчезает из поля зрения Арсения так же стремительно, как с него спадает пелена: он недовольно мычит, почти хнычет, и барабанит в стенку кулаком чуть дольше приличного, но Антон на это лишь цыкает. – Да понял я, что ты живой, понял, успокойся. Слушай, ты в анкете вроде писал, что ты в первый раз подобным занимаешься? Да и Серёга за тебя, ну. Переживает, мягко говоря. Ты это... волнуешься так, да? Не во мне проблема? Арсений замирает, осоловело моргнув. Ему и в голову не приходило, что парень мог принять его ступор на свой счёт. Он слабо ударяет костяшками по стене, надеясь, что его поймут правильно. И, вроде, понимают: Антон бормочет что-то вроде «слава богу», а затем говорит уже громче и гораздо увереннее: – Ну это ничего, с волнением справиться легче, чем с отвращением, – а затем в проёме показывается правая ладонь: узкая, с мягкой на вид кожей и длинными музыкальными пальцами; ни браслетов, ни колец на руке нет, но на некоторых пальцах видны полоски более светлой кожи - значит, снял на время встречи. Предусмотрительно. Арсений машинально кидает взгляд на безымянный и с облегчением выдыхает - следа нет. – Ну, иди сюда. Арсений охуевает настолько, что глаза рискуют больше никогда не закрыться. – Руку лизать не буду, – вырывается машинально, неконтролируемо, и Арсений, не стесняясь, звонко бьёт себя ладонью по лбу: вот молодец, вот умница, анонимность зашкаливает, пять баллов за скрытность. Антон на это лишь смеётся заливисто и игриво (а игриво ли?) вращает запястьем. – И слава богу, а не то наше с тобой рандеву для меня закончилось бы слишком быстро, – он говорит не запнувшись, не акцентируя на подавшем голос Арсении ни толики внимания, и Арсений протяжно выдыхает, чувствуя, как расслабленно опускаются его плечи. – Я вообще так-то руку просил дать? Ну или щёку, волосы, может, ещё что. Арсений фыркает и тихо смеётся; нервы отпускает ударными толчками, заменяя шум колотящегося сердца в голове блаженной звенящей пустотой и чужим лёгким голосом. Антон, поняв двусмысленность своих слов, тоже смеётся - и в груди у Арсения разливается приятное тепло. – Нет, ну это тоже можешь дать, если настроение всё ещё при тебе, я не против, – он вертит сжатым кулаком в воздухе, имитируя то, против чего он не был. – Но, кажется, этого пока что не надо, ни тебе, ни мне, м? Арсений смотрит на доверчиво раскрытую ладонь. Он может её прокусить; может так сильно за неё дёрнуть, что Антон впечатается лбом в стенку-перегородку; может разбить бокал о стену и полоснуть ему по запястью; он много чего может - чёрт ногу сломит в том, что лежит у него в рюкзаке. Но от Антона не веет опасностью, ничего в нём не вызывает у Арсения тревоги и порыва защищаться; они тут, вроде как, ради единой цели - развлечения и удовольствия - и Арсений с лёгким предвкушением и почему-то возбуждением льнёт к ладони щекой, некрепко зажмурившись. – Привет, – уже тише, почти шёпотом, и Арсений слышит в этом голосе улыбку. Подушечки пальцев едва ощутимо задевают край уха, пока большой палец мягко скользит по острой скуле. – Всё точно в порядке? Ты точно этого хочешь? – Арсению от этих невесомых поглаживаний так хорошо и спокойно, что говорить уже тупо не хочется; он лениво бодается в ладонь, проводит кончиком носа по её середине и улыбается, вовремя отскочив и не дав чужим пальцам за этот самый нос ухватиться. – Правда тут впервые? – в голосе Антона искренний интерес, никакого нажима; Арсений тихо плавится, качаясь на облачке спокойствия. – В клубе? Не впервые, – отвечает он - а какой смысл теперь изображать немого? Уже проебался, дальше только пропасть. – Я про то, что опыт с глори-холом у тебя впервые? Арсений закусывает губу, моргает часто-часто, и снова ложится щекой на чужую ладонь. – У меня в принципе опыт впервые, – признаётся едва слышно, как будто это что-то постыдное, а не естественный ход его жизни - его психолог будет им крайне недовольна. – В смысле, ты никому не со... – Я раньше чужих членов вживую не видел даже, не говоря уже о минетах, – на одном дыхании, как пластырь оторвать. Интересно, люди на исповеди чувствуют себя так же? – Ух ты, – Антон на мгновение замирает, а затем решительно ныряет пальцами Арсению в волосы, успокаивающе перебирая пряди, – что ж ты тогда в таком месте-то забыл, маленький? Арсений жмурится крепко-крепко, чувствует, как от такого обращения скулы опаляет стыдливым румянцем, и судорожно облизывается. – А в других как-то не получается, – не то чтобы он пытался, конечно. Просто сама концепция отношений его настораживает, поиск идеального партнёра мог растянуться ещё лет на десять, а Арсений, как всегда, куда-то торопится. Жить торопится и чувствовать спешит; прямо сейчас - чувствовать то, как чужие короткие ногти приятно царапают скальп, а чуткие пальцы чуть сильнее оттягивают пряди, прощупывая почву на предмет арсеньевых стонов. – Дурак, – фыркает Антон, скользя ладонью по затылку вниз, к шее: ему наверняка неудобно стоять там, свернувшись в три погибели, но Арсения греет осознание того, что его границы - и жалкие попытки всё же сохранить анонимность - ценят и пытаются соблюсти всеми возможными способами. – Если захочешь, найди меня после - имя я сказал, Серёга, думаю, поймёт, о ком ты. – Хорошо, – Арсений, разумеется, искать не будет. Спрашивать тоже. Он утолит свой интерес, выпьет ещё несколько коктейлей, возможно, закроет вечер «Обоймой», о которой будет чертовски жалеть с утра, и выкинет этого Антона из головы, воспоминаний и жизни. – Тогда продолжаем? – Арсений слышит в голосе улыбку, чувствует, как его виска напоследок касаются тёплые костяшки чужих пальцев, и тоже улыбается, но горько - пускай; пусть себе живёт этот волшебный момент, пусть сердце бьётся гулко, пусть Антон верит в чудо, как в какую-то извращённую версию сказки о Золушке-минетчице. От неуместной печали отвлекает вид снова просунутого в дырку члена; эрекция заметно спала, и это иррационально успокаивает - у Арсения прилив отваги, готовность, а главное, желание настроить этого милого парня на былой воинствующий лад. – Ты не против, если я закурю? – неуверенно уточняет Антон, и Арсений давится вдохом: вот теперь он даже жалеет, что не видит своего «друга» - воображаемая картина того, как партнёр неспешно тянет горький дым, пока Арсений старательно обслуживает его ртом, тысячей чертят танцует на его оголённых нервах. – Кури, – выдыхает хрипло, растирая вечно холодные ладони, но под звук щелчка зажигалки вспоминает практически наизусть зачитанную чужую анкету предпочтений. – Без рук, да? Арсений интересуется исключительно по-деловому; этот момент его нисколько не смущает, как и тихий чужой смех за стеной. – Люблю без рук, да, но ты же в перв... блядь! Арсений берёт член в рот сразу целиком; мягкая плоть тяжело ложится на корень языка, едва задевая горло, и Арсений блаженно щурится. Как же хорошо, господи, блядь, почему он не додумался прийти сюда раньше?.. Он сглатывает на пробу, расслабляет и снова стягивает губы, слышит глухой скулёж за стеной и чувствует, как стремительно крепнет чужая плоть у него во рту - Арсению так банально и по-человечески охуенно, что глаза сами закатываются. – Ты уверен, что у тебя это в первый раз? – в голосе Антона столько неприкрытого восторга и искреннего удивления, что Арсений машинально открывает глаза. Перед ним гладкая серо-зелёная стена, но возбуждение услужливо рисует перед глазами отпечатавшийся на сетчатке образ кудрявого Аполлона из метро, дополняя зажатой в зубах сигаретой; Антон за стеной шумно выдыхает дым, запах которого совершенно не удаётся уловить за ароматизаторами кабинки, и Арсений неосознанно всхлипывает, ёрзая на разъезжающихся коленях. Моргает часто, представляя, как смотрит в искристые каре-зелёные глаза - и как они, смеясь, смотрят в ответ; он отчаянно хочет услышать Антона снова, хотя раньше за собой такой наклонности не наблюдал. Слюны слишком много, а рубашку всё же жалко, и Арсений с пошлым хлюпом скользит по члену губами, слегка сжимает под головкой, тычется кончиком языка в уретру и с громким хлопком выпускает плоть изо рта, тут же собирая губами сбегающую по члену слюну: после них, конечно, всё уберут, но Арсений сам по себе мальчик чистоплотный. Антон дышит шумно, тяжело, и не понятно - курит ли ещё или уже отбросил сигарету куда подальше. – Мой первый раз, – тянет он, делая глубокий вдох после каждого слова, – был совершенно другим, – Арсений улыбается, коротко потеревшись о ствол щекой, и снова вбирает член до середины, плавно покачивая головой. – Блядский боже, – Антон глухо ударяет о стенку - то ли лбом, то ли кулаком - и тихо, слегка истерично смеётся: – Ещё одной дырки очень не хватает. Для руки. Арсений на секунду задумывается, не попросить ли этого Антона быть чуть менее идеальным, но вовремя вспоминает, что сам же такого просил. Он быстро входит во вкус; новая цель - лишить Антона способности говорить в принципе, и Арсений знает, как, а простор для опытов ему любезно предоставили. Он то качает головой, прокатывая головку по ребристому нёбу, чередуя медленный и быстрый темп; то практически расслабляет рот, насаживаясь до самого основания и пропуская член в горло. Антон, к его сожалению (и тихому восторгу), говорить упрямо не перестаёт, как из автомата выстреливая чередой рваных комплиментов и похвал. Его колбасит так явно и сильно, что Арсений грозится растечься счастливой лужей прямо на этом кафеле. Даже когда он решает пойти ва-банк и прижаться лбом к стене, Антон продолжает ловить ртом воздух, шепча что-то вроде «охуеть, какой ты сладкий», и при этом, чёрт бы его побрал, не двигается. Собственные руки давно уже залезли в трусы, даже не пытаясь настроиться на один со ртом темп, и Арсений почти до боли пережимает основание, нехотя соскальзывая ртом с члена. – Давай сам, – выходит хрипло, сипло и горячо настолько, что сжать себя приходится ещё сильнее. Антон дёргается, как от удара током; член блестит от слюны, молча маня Арсения продолжить начатое, и он поддаётся - надевается ртом обратно, медленно, осторожно пропуская в горло и устраиваясь на коленях поудобнее, снова поднимает слезящиеся глаза на стену, к лицу его воображаемого мужчины. Почему-то вдруг хочется, чтобы Антон-его-мечты видел его слёзы, и Арсений моргает часто-часто, позволяя мелким каплям катиться по щекам. Антон двигается едва-едва, будто боится, будто не может поверить, что действительно можно, будто… Однажды Арсений научится не додумывать за других. Темп нарастает: Арсений покорно сидит, смакуя каждый момент непередаваемых ощущений, а Антон смелеет, качая бёдрами всё быстрее, стонет громче, протяжно шипит сквозь зубы, и если Арсения кто-нибудь когда-нибудь спросит про блаженство, он вспомнит этот момент. – Умница моя, как же хорошо, – загнанно давит Антон, мелко толкаясь в горло, и Арсений надломленно скулит в ответ, хаотично скользя по основанию кончиком языка и упиваясь громкими ответными стонами. Всё прекращается так резко и неожиданно, что у Арсения голова идёт кругом; челюсть устала настолько, что не понятно - хочется её закрыть или не закрывать больше никогда. Прекрасный член исчезает в проёме, но его тут же сменяет не менее прекрасная рука со слегка подрагивающими пальцами, пахнущими горьким яблоком. Арсений так крепко и прочно застрял в стране кайфа, что плюёт на собственный отказ и тут же проходится по подушечкам языком, чувственно втягивая губами сразу два пальца. – Блядь, что ж ты творишь, мой хороший, – сбито шепчет Антон, мягко касаясь большим пальцем уголка губ и послушно трахая его рот пальцами. – Я уже почти, а у тебя не было написано, куда, ну… – Арсений умилённо улыбается: после всего произошедшего Антон всё ещё может чего-то стесняться, ну что за золотце. Он отстраняется осторожно, коротко целует середину ладони, тут же прижавшись к ней щекой. – У тебя написано, – честно отвечает Арсений, довольно щурясь: Антон старался не задевать его лица влажными пальцами, но ему, как оказалось, такое даже нравится. – На заборе тоже написано, а там не хуй, а дрова, – бурчит в ответ Антон, и Арсений расслабленно смеётся, прикрыв глаза: золотце - несомненно, но какое-то больно глупенькое. – Это мои желания. Чего хочешь ТЫ? – Кончить, – Арсений отвечает искренне, а в ответ получает приглушённое шипение и отборный мат шёпотом, который, вопреки логике, возбуждает даже сильнее. – Просто продолжай, Антон. И не запачкай мне одежду. Антон неожиданно звонко смеётся, скользя ладонью по щеке ниже, поддевает подбородок и нежно касается подушечками послушно вытянутой шеи, очерчивая нервный кадык большим пальцем. Замирает, чуть нажав пальцам на артерию, хмыкает чему-то своему и - Арсений слышит - улыбается. – Как скажешь, малыш. Арсению бы возмутиться - ну какой же он малыш? То, что Антон его не видит, нисколько не умаляет недовольства - там и по голосу, и по речи понятно, что Арсений явно старше. Но в проёме снова появляется прекрасный член, и у Арсения появляются другие, гораздо более важные дела. Он работает с двойным усилием, вертя головой так, что шею неприятно покалывает, но когда слышит спешное «Стой-стой-стой» и короткий вскрик, он замирает, прибрав язык лодочкой: это тоже опыт неизведанный - до ужаса интересно, отличается ли на вкус чужая сперма от своей собственной. Оказывается, да. Арсений жмурится, чувствуя, как редкие густые капли скатываются прямиком в горло; чужой вкус напополам с уже знакомым потом взрывается фейерверком на измученном языке, и Арсений краем окончательно поплывшего сознания понимает, что кончает сам - содрогаясь мелко, ощущая, как бешено сокращаются мышцы бёдер и сводит лёгкой судорогой пресс. Где-то очень далеко пролетает мысль, что Стас Шеминов - начальник клининга, с которым у Серёги подписан договор, снова будет тому бубнеть и выговаривать своё «фе», но Антон за стеной шепчет почти благоговейно: «Лучший, просто лучший», – и Арсений с лёгким сердцем и чистой душой шлёт эту мысль на хуй. Арсений лениво вытирается влажной туалеткой и устало откидывается спиной на стену; даже близкое соседство унитаза его сейчас не беспокоит. Каждый, абсолютно каждый тяжёлый вдох кажется первым вдохом нового человека, словно сознание Арсения не может никак успокоиться и найти конечную точку этого… эмпирического исследования. – Эй, ты как? Порядок? – с трудом сглатывая, зовёт Антон. В проёме не появляется руки, и Арсений хмыкает про себя, понимая, что слегка этим разочарован. – Может, тебе… Арсений жмурится, до чёрных мушек перед глазами стукается затылком о стену и протяжно выдыхает. – Иди, Антон, – говорит тихо, спокойно. Удовлетворённо. В равной степени хочется спать и почему-то кричать. – Мне тут надо… в общем, надо мне. Иди. – Понял, – спустя пару секунд хмыкает Антон; Арсений слышит шелест бумаги, звук слива и хлопок соседней кабинки. – Ну… с дебютом, что ли? – они с Арсением фыркают одновременно. – И… спасибо? Арсений не отвечает; дожидается тихих чужих шагов, знакомого хлопка главной двери, ведущей в «комнаты», и звонкого поворота ключа в замочной скважине. – И тебе, – в пустоту шепчет Арсений и вымученно улыбается в дрожащую ладонь, прижатую к губам. – И тебе спасибо, Антон. Выходит он, только получив СМС от Сергея: «Путь свободен». Арсений даже жалеет, что придётся пить алкоголь - так чужой вкус на языке пропадёт слишком быстро. Но он же пообещал себе, а Арсений всегда держит обещания. Сергей, лично, находит его только через двадцать минут - незаметно забирает ключи и, скептически осмотрев батарею из нетронутых напитков на столе, сам отпивает принесённый коктейль. – Ну и как оно? – он садится рядом, каждые пять минут махая кому-то в толпе. Арсений, особо не приглядываясь, салютует кому-то бокалом тоже: в нём уже три "ягер бомбы", и он почти готов идти танцевать. – Спрашиваешь, каково оно, сосать члены? – фыркает Арсений, а затем громко смеётся от того, как забавно, всем своим существом, поморщился Серёжа. – Ну вот, а от своих девочек этого ждёшь. Задумайся! – Иди в жопу, – Сергей беззлобно тычет его в плечо. – Я исключительно в деловом ручье интересуюсь. Всё понравилось? Замечания, предложения будут? Арсений под тяжёлым взглядом Сергея ставит очередную "бомбу" на стол и вздыхает, припоминая детали вечера. – Поручни у дырок сделай, а не то руки девать некуда, – в конце концов говорит он и, пока Сергей думает, всё же опрокидывает в себя коктейль. – Дырка у тебя в жопе, а это - отверстие, – ворчит Сергей, но что-то быстро печатает в заметках на айфоне. Арсений мрачно ухмыляется: с "дыркой", по-хорошему, тоже надо что-то делать, но таких услуг клуб Сергея не оказывает. Он косит взгляд на призывно покрывшийся конденсатом "Камикадзе". Думает. Переходить на водку так скоро не хочется, да и поводов, вроде как, нет: в голове блаженно пусто, а тело расслабленно и невесомо после оргазма. А Сергей всё сидит рядом. – А ты чего здесь? – не выдерживает Арсений. Он, разумеется, не против компании друга, но обычно у того забот столько, что его за всю ночь не поймать. – У вас же самая запара, я думал, вы с Эдом из-за стойки не вылезете до закрытия. Серёга в миг светлеет. – А я не рассказывал? Да Макар как узнал, что Скруджи тут зашивается в петельку, так притащил друга своего, мол, толковый парень, все дела, теорию знает, – Серёга явно доволен: светится как лампочка. – Скру им вроде как доволен, они там сейчас вдвоём миксуют. Вон, – он салютует Арсению своим бокалом, – и тебе нёс пробовать, но тебе, пожалуй, хватит. Арсений краем глаза посматривает на "Обойму". Ещё пара шотов, и "Обойма" посмотрит на него в ответ. – Согласен, – вздыхает он, сладко потягиваясь: в клубе душно, но не жарко. Уютно. – А чего ты на открытии тогда там возился, раз подмога подоспела? – Да там, – уклончиво тянет Сергей, сощуренно глядя куда-то в толпу. – Пацан, ну. Занят был. Первый день в Петербурге, сам понимаешь - первым делом... досуг, – он будто бы смущённо кашляет в кулак. Арсений вопросительно выгибает бровь. – Хочешь, я вас познакомлю? Всё равно будете часто видеться, я серьёзно настроен его нанять. Ягермейстер в Арсении очень даже "за". Арсений не видит причин ему противиться. – А пошли, – и первым встаёт из-за стола. Серёга услужливо ловит его за локоть: Арсений не пьян, даже близко, но взлётно-вертолётной площадке имени Тридцати Лет на это глубоко начхать. Они пробираются сквозь толпу, лавируя между танцующими людьми; клубные басы давно перестали Арсения раздражать и теперь скорее расслабляют, заставляя покачиваться в такт. Но, когда впереди показывается длинная стойка, Арсений замирает как вкопанный прямо посреди соблазнительного движения бёдрами: за стойкой стоит то самое кудрявое чудо, ехавшее с ним в метро. Ну, как стоит: он энергично трясёт шейкер - дизайнерски рваные рукава футболки красиво струятся по сухим крепким мышцам плеч - и широко улыбается гостям, кому-то кивает, глупо пританцовывает (чем наверняка вызывает у Эдика желание закатывать глаза ежеминутно), подмигивает каждому и источает своим присутствием света больше, чем идиотский старомодный диско-шар над стойкой - но, в отличие от него, не стоит на месте ни секунды. У Арсения от него голова кругом идёт. Во всех смыслах. Парень его замечает тоже: на мгновение удивлённо открывает рот, а затем, кажется, улыбается по-настоящему широко; Арсению в этой улыбке хочется свернуться и мурчать, как большому коту. Новоявленный бармен как-то чересчур элегантно разливает напитки по бокалам, украшает их хитро срезанной цедрой и, скинув перчатки, жестами показывает Эду, что идёт курить. Эд складывает из пальцев то ли "ок", то ли "иди в очко" - по нему так сразу не понять, - и его пока что только будущий коллега, кивнув Арсению в сторону служебного выхода, скрывается из виду, скользнув между охранниками. В Арсении для всего этого дерьма слишком мало алкоголя. Арсений всё равно идёт за ним. Пока он пробирается мимо чересчур уж дружелюбных ЧОПовцев, парень успевает прикурить, и теперь блаженно жмурится, красиво выпуская дым через нос. Пахнет яблоком; Арсений где-то этот запах уже слышал. Он приваливается к противоположной стене, сложив руки на груди. Ночь по-питерски прохладная, но Арсению сейчас очень-очень жарко: в конце концов, сегодня не обязательно быть дню одного великого свершения, верно? Почему бы и не рискнуть - кажется, сама судьба ему благоволит. – Дашь прикурить? – просит смело, а затем глупо моргает, когда парень вдруг смешно округляет свои красивые глаза, а затем натурально давится дымом, сложившись как минимум пополам в попытке откашляться. – Эй, всё нормально? Позвать кого? Парень отрицательно мотает головой; мелкие кудряшки красиво пружинят вслед за этим движением. – Дам не только прикурить, – говорит он, отдышавшись наконец, и этот отвратительно задроченный подкат никогда бы не сработал с Арсением, если бы не этот голос. Ставший знакомым за сегодняшний вечер. Арсения ведёт так, что он на секунду теряет связь с реальностью. В себя приводят чужие пальцы, осторожно касающиеся предплечья, в то время как другая ладонь протягивает открытую пачку сигарет. Арсений глупо хлопает ртом, стараясь поймать весь воздух мира; скулы и уши горят так, что наверняка почти сливаются с фиолетовой рубашкой. Вот вам и судьба. Вот вам и Фатум. Антон просто смотрит на него в ответ и довольно улыбается, чуть щуря лучистые глаза. – Или, может, сигаретку в обмен на номер. Как тебе идея?