Об удаче и её недостаче

Неудачи преследовали Валена Дрета одна за другой. Началось всё с того, что он загремел в имперскую тюрьму и, хотя сразу выложил всё, что знал, его приговорили к долгим одиннадцати годам. Вален коротал время, злясь, проклиная стражников и насмехаясь над ними, но срок уже подходил к концу, и вскоре его ждала свобода. Потом ему опять не повезло. В камере напротив появилась узница — лакомый кусочек, как сразу решил Вален, но она быстро осадила его парой слов и надменным взглядом. Да он всего-навсего предложил девчонке покувыркаться в постели перед тем, как её вздёрнут, и что получил в ответ? Одно лишь презрение. Пуд соли на свежую рану высыпало и то, что соплячка сбежала. Ну почему бы императору не уйти через его камеру? Да судьба попросту потешалась над Валеном! Дразнила свободой, до которой оставалось лишь несколько месяцев. Он уже наяву представлял, как, освободившись, накачается выпивкой, вдоволь наестся самых лучших блюд и поделится всем этим с парой шлюшек. Да, вкус свободы воистину сладок. Очередное злоключение не заставило себя ждать. Вален сразу почуял неладное. Посетитель выглядел слишком уж шикарно и был из тех, кого гуляющим по тюрьме и вообразить невозможно — высокомерный альтмер с идиотски гордой осанкой и в идиотской дворянской одежде. Он неторопливо прохаживался вдоль камер, беседуя с тюремщиком о том, о сём, и, слушая их, Вален сжимал кулаки. Да эти зажравшиеся тупицы понятия не имеют, как им повезло, что они могут вот так беззаботно прогуливаться. Им дела нет до таких обычных вещей как чистая вода, свежий воздух и тёплая одежда — они-то этого не лишены! Сетуют, что лето выдалось жарким, а Вален торчит в холодной сырой камере, куда не проникает ни единого лучика солнца, день за днём пялится на серую стену и пытается вспомнить, как выглядит еда без червей. — О, — голос посетителя прервал его горькие размышления, и Вален увидел, что альтмер стоит к нему спиной и смотрит на ныне пустующую камеру напротив. — Разве здесь не должна сидеть узница? — Она… гм, её освободили, сэр. — Чушь собачья, — выпалил Вален, не успев совладать с собой. Лучше бы не ссориться со стражей, но пошло оно всё — скоро его тут не будет. — Она сбежала. А всё потому, что за мелкой хитрюгой надо было следить в оба. Хороша же имперская стража, ничего не скажешь. — Дрет, заткнись! — гаркнул тюремщик, но он только ухмыльнулся. Однако ухмылка поблекла, стоило заметить, как глядит на него альтмер. Задумчиво… и не только. Нечто лукавое и смутно зловещее было в его глазах — и Валену это не очень-то понравилось. От альтмера у него мурашки бежали по коже, но Вален был не из тех, кто уклоняется от вызова. Поэтому он улыбнулся поглумливее и сказал: — На что уставился, высокий эльф? Не нашлось зрелища поблагороднее? — Дрет!.. — Ничего страшного, — спокойно вмешался альтмер. — Если на то пошло… Могу я остаться с узником наедине? Никакого подвоха, разумеется, — поспешил он добавить в ответ на настороженные взгляды и тюремщика, и заключённого. — Просто хочу побеседовать. Понимаете, я провожу исследование. Пытаюсь понять, как мыслит преступник. Стражник покачал головой: — Простите, мне нельзя оставлять посетителей наедине с заключёнными. Ради вашей и их же безопасности. — Не волнуйтесь за меня, мы с ним просто поговорим. Ведь узнав мотив, движущий преступником, можно вовремя вмешаться и не доводить дело до тюрьмы. Лучше предотвращать, чем лечить, как вы думаете? — Он одарил их обоих тёплой улыбкой, но было в ней что-то странное, и Вален неосознанно отступил на шаг. — Вы окажете миру огромную услугу. Вот дерьмо! Насколько Вален мог судить, в ход пошла магия очарования. Хотя зеленоватое свечение вокруг околдованного стражника было едва заметным, тот расслабился и заулыбался — похоже, альтмер теперь казался ему старым другом. Валену явно пришёл пиздец — иначе и не скажешь. — Договорились. Вернусь через часок-другой, — сказал стражник, направляясь к выходу. — Зовите, если что понадобится. Нет, нет, нет! Они оба смотрели тюремщику вслед: Вален — побледнев, с нарастающим страхом, альтмер — со спокойным, равнодушным выражением. По крайней мере, лицо его оставалось таким, пока дверь не закрылась и они не остались наедине. Тогда он повернулся и одарил Валена улыбкой, которая не оставляла сомнений в том, что он не болтать явился. Вален отступил ещё на шаг. — Знать не знаю, чего тебе надо, но держись от меня подальше, проходимец. — Ну, ну, не надо оскорблений, — мягко пожурил альтмер, приближаясь к нему всё с той же странной расчётливой улыбкой. — Я просто хочу побеседовать. — Так я, нахрен, и поверил. Шёл бы ты, кем бы ты ни… — Я Серидур, — тихо произнёс альтмер, обхватив длинными изящными пальцами грязные прутья дверной решётки. — Праздный прожигатель жизни. В обществе меня уважают, — «и я не привлекаю внимания стражи», вот что он, скорее всего, имел в виду. — А ты?.. — Ничего я тебе не скажу, мразь. Убирайся, пока я не свернул тебе челюсть набок. — Тюремщик сказал, тебя зовут Дрет, — задумчиво продолжал Серидур. — Извини, твоим полным именем я не поинтересовался — видишь ли, изначально я направлялся сюда ради девушки, но теперь, полагаю, тебе придётся занять её место. — Что-что сделать? — Теперь Вален запаниковал, дыхание участилось, сердце забилось быстрее, и он поклясться мог, что глаза Серидура блеснули. — Занять её место для чего? А ну убирайся! Я позову стражу! — И она, конечно, явится… Может быть. Если кто-нибудь другой позовёт, — заметил Серидур с тихим зловещим смешком. — Ты не только преступник, тебя ещё и тюремщики терпеть не могут. Кричи, не кричи — никто внимания не обратит, поспорить могу. — Ты… ты… — бессвязно забормотал Вален, пытаясь успокоиться. Он за решёткой ради чужой безопасности, но сейчас-то камера защитит его самого. — Ты не сможешь войти. Охранник не оставил тебе ключа — ты не войдёшь. — Да ну, неужели? — И даже в неверном дрожащем свете факелов он разглядел отмычку, поблескивающую между большим и указательным пальцами Серидура. У Валена перехватило дыхание, он лихорадочно заозирался в поисках оружия, а Серидур меж тем неторопливо взламывал дверь его камеры. Много лет Вален мечтал, чтобы она отворилась, но сейчас хотел лишь одного — чтобы она осталась закрытой, потому что всеми фибрами души чувствовал, что ему не поздоровится. Дверь распахнулась. И он в отчаянии попытался выскочить — лучше получить ещё срок за побег, или пусть на него нападёт стража, только бы не остаться рядом с этим незнакомцем, чьи глаза обведены тенью, в чьей улыбке — неуловимая странность, и от кого точно добра не жди. Естественно, ничего не вышло — проём был слишком узким, сам Вален за одиннадцать лет в тюрьме ослабел и стал неловким, а удача никогда не была на его стороне. Тысяча причин — и единственное важное следствие: сейчас Серидур перехватил его и швырнул на пол с такой силой, какой альтмер обладать не должен. Он торопливо попытался подняться, хотя бежать было некуда, но противник в три стремительных шага пересёк камеру, схватил его за плечи и крепко прижал к полу. Бороться было бесполезно — сила Валена заключалась в языке, не в мышцах, а слова мало чем могли сейчас помочь. И всё же он вырывался, наносил удары и осыпал Серидура потоком данмерских ругательств — потому что не собирался смиряться и покорно ложиться под него, как тюремная шлюшка. Лишь одна мысль билась в голове — сейчас его изнасилуют, как вдруг Вален сообразил, что Серидур не пытается раздвинуть его плотно сжатые ноги или разорвать ветхую ткань штанов. Казалось, альтмер желает только одного — повернуть голову Валена в сторону и обнажить его… горло? — Не дёргайся… — бормотал Серидур сквозь стиснутые зубы. Его прежнее спокойствие сменилось отчаянным исступлением, страстным желанием — но не плотского удовлетворения, а чего-то ещё. — Да когда… ты… замрёшь! Тогда-то всё и стало очевидно: странная бледность его кожи, впалые щёки, неприкрытый голод в глазах, которые, Вален поклясться мог, слабо светились в полумраке… А потом он увидел клыки, и сомнений в том, чего Серидур жаждет на самом деле, не осталось. — Вампир! — заорал Вален со всей силы своего охрипшего, больше привычного к долгому молчанию голоса. — Стража! Помогите! Здесь вампир! — Тише! — И рука зажала ему рот — рука насмешливого хищника, а не невозмутимого сдержанного господина, каким Серидур казался прежде. — Если хочешь, пожалуешься им, когда я уйду. Уверяю, тебе всё равно никто не поверит. «Когда я уйду…» Так значит, он оставит Валена в живых? Это обнадёживало, но Вален не собирался взять и просто так сдаться. Он бывший ассасин, законченный негодяй, убийца. Охотник, а не жертва — не жратва для твари, которая спит в гробу и ненавидит солнечный свет. Он вырывался, как спелёнатый безумец, кричал, хотя никто не отзывался, и, пожалуй, застал Серидура врасплох своей решимостью. Пусть Вален уже не был тем наёмным убийцей, что прежде, он ещё мог драться и… нет, он передумал — лучше сбежать, сразу надо было драпать — как только увидел те острые зубы. Мысли у Валена не разошлись с делом — он оттолкнул Серидура с силой, порождённой, наверное, чистым ужасом, вскочил на ноги и бешено рванулся к открытой двери. …Но Серидур вновь поймал его: руки обхватили тощую талию Валена, одна из них — слишком близко к паху, что даже понравилось бы Валену, будь её владелец женщиной и не пытайся его сожрать. Он задёргался — последние десять минут он только этим и занимался, — но рука Серидура метнулась вверх, как тиски сжала челюсть и с силой повернула голову набок. Укол боли пронзил шею, и… Бля. Не то ужас был тому виной, не то некий сверхъестественный вампирский паралич, но Вален замер, не в силах двинуться, а Серидур вжимался ему в спину, погрузив клыки в горло. Вскоре у Валена перед глазами всё поплыло из-за потери крови, ноги подкашивались, но рука вокруг талии не дала упасть вперёд, и он откинулся назад и всем своим худым телом навалился на Серидура. Через ткань роскошных одежд Серидура он ощущал твёрдость его мышц, рука больше не стискивала челюсть, а лишь придерживала, другая же опустилась на бедро. В сочетании с тем, что меж их телами вспыхнуло тепло, к шее прижимались губы и зубы, а вампир постанывал от наслаждения, они больше походили на любовников — и Валена это совсем не устраивало. Когда закружилась голова, как обычно бывает перед потерей сознания, Вален решил, что не выживет. Борьба лишь раздразнила аппетит Серидура, и, утоляя свой бешеный голод, вампир позабыл, что у Валена не так уж и много крови в венах. Но стоило увериться, что так и будет, и предаться невесёлым размышлениям о том, почему он такой невезучий, Серидур отстранился со стоном удовлетворения. Вален ощутил, как остатки крови влажными тёплыми ручейками стекают по шее — и как тёплый влажный язык их слизывает. Он вздрогнул от отвращения в сочетании с удовольствием, ибо даже благочестие всех храмов мира не смогло бы заглушить грешную и сладострастную суть того, что с ним сейчас сделали. — Ну вот, — мурлыкнул — мурлыкнул, чтоб его! — над ухом Серидур. — Не так уж и плохо, да? Вален стиснул зубы и рявкнул — гораздо слабее, чем хотел: — Убери от меня свои грязные лапы, кровосос! Может, это и сошло бы за угрозу, если бы Валену не приходилось опираться на Серидура, чтобы не упасть. — Грязные? Вообще-то грязью покрыт ты, — ошеломлённо ответил Серидур. — Ну, раз ты так просишь, чтобы я тебя отпустил… Может, оставить тебя прямо на полу, крысам на корм? Вален закрыл глаза, ожидая, что вампир так и поступит. Подобное не было в новинку — стражники часто толкали его на пол и говорили, что там ему самое место. Однако той рукой, которой придерживал его за лицо, Серидур подхватил его под коленями, наклонился и поднял на руки. Вален боролся изо всех сил — он не только решил, что Серидур его сейчас отшвырнёт, но и не смог стерпеть унижения от того, что другой мужчина держит его на руках, да ещё и с такой лёгкостью. — Отвали! Отвали от меня, тухлый червивый с`вит! — Следи за языком, — во второй раз за ночь пожурил Серидур. — Невежливо оскорблять того, кто хочет тебе помочь. — Невежливо обжираться кем-то, кто этого не хочет, но тебе же на это плевать. Свали, убирайся от меня! Как ни странно, желание Валена исполнилось — его опустили на одеяло. Жалкая вшивая тряпка, но всё лучше, чем валяться на полу лицом вниз. Серидур склонился над ним, и теперь, когда Вален видел его спереди, стало ясно, что питание пошло ему на пользу. Лицо уже не выглядело измождённым, глаза больше не светились в темноте, прежде бледная кожа сияла жизнью. Сейчас никто бы не догадался, что он вампир. А ещё он ухмылялся, но Вален понятия не имел, по какому поводу. — Ты не хотел, не спорю. Но в целом-то ты остался доволен. Кое-что ясно говорит о том, что тебе всё понравилось. — Что ты несё… — Вален перевёл взгляд ниже, понял, что Серидур имеет в виду, и задохнулся не то от злости, не то от унижения. — Ах ты… проходимец! Убирайся! Стража! — Тебе и впрямь хочется, чтобы стражники застукали тебя в таком виде? — вкрадчиво спросил Серидур и усмехнулся, когда Вален заткнулся на полуслове. — Охотно верю, что тюремщик поможет тебе справиться с этой маленькой проблемкой. Кажется, это по его части. Но учитывая, что я… Вален замер: ему вовсе не понравилось, что Серидур не договорил. — Что — ты? — Я сегодня добрый. Во многом благодаря тебе, так что справедливо будет вернуть должок. — Его ловкие длинные пальцы намеренно скользнули к паху Валена — предложение яснее некуда. — Нет, — предостерегающе начал Вален, — убери… м-м-м! — Без спроса, как и всё, что до этого делал, Серидур прижался губами к его рту. Серидур был не из тех, кто склонен просить, и даже простой поцелуй взял силой — и тот получился властным и похотливым, и пошло оно всё — Валену понравилось. Вален не желал наслаждаться — он упорно и яростно отрицал удовольствие, и всё же возбуждение росло, хотя Серидур к нему даже не прикасался. Не то чтобы Серидур был уродом, да и вампиризм его не портил, просто мужчины друг с другом такого вытворять не должны. Вален попытался его оттолкнуть, чтобы хоть как-то убедить себя, что вовсе не получает удовольствия. Но он ослаб от потери крови, а Серидур на удары не обращал никакого внимания, и Валену только и удалось, что ухватить его за рубашку. Её мягкий бархат под пальцами, тесьма и узорное кружево напомнили ему о роскошной жизни там, за тюремными стенами. Серидур был самим воплощением роскоши, к которой прилагалась и свобода, — волосы причёсаны по последней моде, и запах дорогих духов чувствовался даже сквозь наполнявшую камеру вонь плесени и грязи. Судьба вновь дразнила Валена, показывая лучшее, что только есть на воле. Увы, он о таком достатке мог лишь мечтать — столько денег он заработает, только если вновь встанет на преступную дорожку, но тогда, несомненно, вновь угодит за решётку. Что ж, Вален хоть через Серидура мог ощутить праздную богатую жизнь. И вот он водил руками по тонкому голубому шёлку и бархату, вдыхал аромат роскоши и лишь смутно помнил, что совсем недавно дрался с этим альтмером ради спасения собственной жизни. Часть его ещё не привыкла к тому, что вместо женственных изгибов он ощущал крепкие мышцы, но другой части целоваться с мужчиной пришлось весьма по вкусу, и ведь обычно за подобное приходилось чем-то расплачиваться. Вален никогда не испытывал такого жаркого возбуждения, сердце бешено колотилось в груди, кожа горела, и оно всё нарастало, нарастало… Он громко застонал, и густой румянец залил всё лицо, когда он в ужасе понял, что кончил. Взглянув вниз, он увидел, что штаны по-прежнему топорщатся в паху. Серидур даже не дотронулся до его члена. — Ну и ну. — И Вален тотчас возненавидел его сочащийся самодовольством тон. — Последствия длительного воздержания? М-да, с учётом того, сколько лет ты здесь сидишь… — Взглядом Вален ясно велел ему заткнуться, и Серидур решил сменить тему: — Так мы теперь квиты? — Ты… — Вален поморщился — так слабо и жалко прозвучал голос, — ты меня вот так бросишь? — Разумеется. Я ведь оказал тебе ответную услугу, как и обещал. — Серидур поднялся и как ни в чём не бывало прошёл к двери камеры. — Может, в другой раз принесу тебе какой-нибудь настоящий подарок. — В другой раз?! — Приятно было с вами побеседовать, господин Дрет. — Серидур прикрыл дверь снаружи и принялся возиться с замком. Снова запирал камеру, понял Вален, услышав звон, с каким стопоры замка один за другим падали обратно. — Я вас оставлю. Знаете, вам бы не помешало поспать — вы какой-то… выжатый. Волна данмерских проклятий понёслась ему вслед — какие-то из них никто давно уже не употреблял, а какие-то родились только что. Серидур ничего не отвечал, но всё время, что он шёл по коридору, Вален слышал его смех. Да уж, Валену Дрету никогда не везло.