Жди

Он никак не мог понять, что же все-таки с ним сегодня творится. Бесило все: безнадежная пробка на Щелчке, идиотские песнопения в приемнике, бодрые до неприличия голоса радиоведущих. Он помаялся с полчаса, потом выключил радио. «Гормоны, что ли? Старею, становлюсь истеричным, как перезрелая барышня? Или просто устал?» Пока рыхлый, обливающийся потом охранник, пыхтя открывал створки ворот, он злобно думал: «Надо же, денег дерут немерено, а автоматику на ворота поставить зажмотили. Куда как лучше — нанять дебила, чтобы суетился. Загородный клуб, мать их. Клуб… нет, ну надо же!». Места на стоянке за воротами было много, и он пару раз переезжал, выбирая парковку получше — чтобы солнце не накалило салон так, что сесть потом в машину, не обварив задницу, будет невозможно, и чтобы откормленные чайки не изгадили кузов, сделав его похожим на ягуарью шкуру. На ресепшене девица с глянцевой улыбкой нацепила ему на руку пластиковый браслетик с логотипом клуба, прострекотала что-то о правилах, он не слушал, стремясь поскорее отделаться от искусственной улыбки и назойливого гостеприимства. — …а в восемнадцать часов в холле состоится концерт солиста Большого театра. Приходите обязательно, Андрей Маратович! — Девица совала ему какую-то бумажку, он взял, не глядя — так хотелось прочь — в тень сумрачных елок, в заросли осоки на берегу озера, в тишину, где нет ни девиц, ни солистов Больших и Малых театров, черт бы их всех побрал! — Угу, — буркнул он, поворачиваясь, чтобы скорее уйти, но отделаться от девицы было не так-то просто: — Андрей Маратович, ваш столик в ресторане номер пять, как и номер коттеджа. У вас будут особые пожелания к меню? Я все запишу. — Она потянулась за блокнотом, блузка на роскошном бюсте натянулась. Андрей против воли уставился тяжелым взглядом на обозначившиеся прелести. Девушка выпрямилась, поймала его взгляд и улыбнулась хищной улыбкой сытой львицы, только что пообедавшей глупым буйволом: — Так какие у вас будут пожелания, Андрей Маратович? Я сделаю все, что в моих силах, и даже… Он не дал ей договорить, отлично зная, что будет дальше. В эти игры он играл много лет, и они ему порядком надоели: — Пожелания будут. Вернее, одно, — он прищурился, разбирая имя на крохотном серебряном бейджике, приколотом над вырезом блузки, — эээ, Алена, да? Оставьте меня в покое, договорились? Вот и славно. Он подхватил сумку и вышел из кондиционированной прохлады в слепящее июльское пекло. «Черт знает что. Средняя полоса, а жара как в Кемере каком-нибудь, прости господи. Нет, сейчас в душ, а потом… А хрен знает, что потом». Пойти купаться или лодку взять и забуриться со спиннингом в камыши, ловить ленивых толстых окуней, вяло шлепающих хвостами по дну лодки, разевающих беспомощные розовые рты. Выпустить их обратно в озеро, наблюдая, как они замрут на секунду, еще не веря в спасение, а потом шустро уйдут на глубину, в темно-зеленые заросли озерной травы. А потом жарить шашлык на мангале у домика, вдыхая упоительный мясной дух и косясь в сторону истекающей испариной бутылки пива. «И чтобы никаких девиц, упаси боже!» *** Двухэтажный коттедж стоял на отшибе, окруженный темными елями, точно такой, как обещал сайт клуба, пестревший ослепительной красоты фотографиями: «Сочетание великолепной природы и комфорта! К вашим услугам всегда…» — и длинный перечень того, что щедро предлагалось к услугам. Глянцевая девица в прейскуранте упомянута не была, но видимо, предполагалась, так сказать, по умолчанию. Андрей швырнул на широченную кровать сумку и ринулся в душ, на ходу срывая пропотевшую майку. Он плохо переносил жару — мгновенно начинал обливаться потом, презирая себя за скатывающиеся с кончика длинного носа едкие капли. Кое-как вытершись белоснежным полотенцем, он упал на кровать, спихнув на пол сумку, и полежал немного, ощущая разливающееся блаженство. В открытое окно тянуло дымком — кто-то из отдыхающих уже разжег мангал, готовясь отдыхать на полную катушку — с горой шашлыков, с пивом, с неизменной и вездесущей квакающей попсой — бессмысленный и беспощадный русский отдых. Андрей поморщился, понимая, что если от людей он еще сумеет избавиться, то от густого шашлычного духа и идиотской музыки — нет. Эти проникнут куда угодно, пропитают собой все — от одежды до мозгов, да так, что избавиться от них можно будет только надравшись до состояния комы и тяжелого, глухого сна после. Про свое намерение замутить шашлык он уже не вспоминал, размышляя, стоит ли встать и пойти к озеру, разыскать лодочника или же подремать до вечера в прохладе льняных простыней? Телефон приглушенно пискнул откуда-то из недр кровати. Андрей коротко выругался, проклиная свою забывчивость — ведь хотел же отключить аппарат нахрен, чтобы не доставали, чтобы эти два дня принадлежали только ему. — Марат, ты ли это? Какие люди, и без охраны! — Голос он узнал сразу же, даже не глядя на определитель. — А я гляжу, твоя машина на стоянке, я глазам не поверил, дай, думаю, позвоню, вдруг мне счастье привалило. Вечер перестает быть томным, а, Маратик? — Иди нахуй, Винни. К тому же еще не вечер и на твое счастье мне насрать, ясно? — Грубишь, Маратик? Это хорошо, таким ты мне больше нравишься. Злооой, да? — Я сказал, куда тебе пойти. Заблудился? Могу повторить маршрут. Иди нахуй. — На твооой? — игриво протянул Винни, явно забавляясь. — С удовольствием, как всегда! Ты в каком номере? Я мухой! — Отъебись. Сунешься — втащу в репу, не побрезгую. Все. Андрей выключил телефон, ощущая, как поднимает змеиную голову ледяное бешенство, оживающее в нем всякий раз, когда он вспоминал о Винни. В последнее время он почти успокоился, почти перестал думать и едкая бессильная ярость, как кислотой выжигающая все внутри, улеглась, уступив место безразличию. Безразличию ко всему — к людям, к собственной блестящей карьере, к жизни. Он многое мог простить, почти все, но то, что сделал этот мудак, Андрей простить не смог. Оставалось забыть, и ведь почти удалось, ну почти. Если бы он не польстился на соблазнительную картинку комфортабельной подмосковной пасторали, если бы… Но откуда здесь взялся Винни? Вот уж кто терпеть не мог пляжно-мангальный отдых с волейболом, визжащими красотками в бикини и культурной программой, пусть даже в исполнении лицедея из Большого театра. «Какого ему здесь понадобилось? — напряженно думал Андрей. — Не за мной же поперся? К тому же никто не знает, что я здесь. Следить за мной ему резона нет, хотел бы — нашел в Москве. Значит, по работе, а раз так — никакого вечера быть не может, пиздит сучонок, развлекается. Хотя, при его работе такие развлечения могут и боком выйти». Вениамин Виноградов, в тусовке именуемый Винни, официально занимал невзрачную должность заместителя директора в ничем не примечательном ООО, коих на просторах родины развелось как тараканов в коммунальной кухне. Только пара человек знали, что на самом деле Винни — в миру душа компании, недалекий, вечно озабоченный поиском наилучшего траха на одну ночь придурок, — выполняет особые поручения для особых людей. С разовым трахом никак не связанные. Винни безошибочно стрелял из всего, что стреляет, и Андрей подозревал, что из того, что в принципе стрелять не может, Винни тоже не промахнется. Виноградов никогда не трепался о своей работе, но пару раз пропадал на месяц-другой, а потом Андрей обнаруживал на смуглом, почти безволосом теле любовника новые, скверно заштопанные раны. Тогда они еще были любовниками, и вся репутация Винни как шлюхи в вечной погоне за новым членом, была не более чем камуфляж, дымовая завеса. Он старательно играл роль шлюхи на публике, но был ему верен. Или Андрею хотелось в это верить? А потом… Андрей решительно поднялся, нашарил в сумке чистые трусы, потянулся надеть, собираясь немедленно вернуться в Москву, и черт с ним, с уютным коттеджем из светлых бревен, за который заплачена сумасшедшая сумма, с елками, заглядывающими в окно, с сизой гладью озера, с коричневыми шишками камышей, дьявол их раздери! Он прыгал на одной ноге, натягивая джинсы, когда за спиной издевательски протянули: — Бляааать, Марааат! Ты мне всю работу похеришь, если будешь скакать в таком охуительном виде! Андрей повернулся так резко, что не удержался на ногах и рухнул в развал белоснежных простыней, попытался встать, но был немедленно придавлен тяжелым, тренированным телом. Винни выдохнул ему в губы, прижимая к кровати, удерживая за руки: — Брось, не ерзай. Хочу тебя, сука, аж зубы сводит! — Съебись немедленно, Винни! Ну же, кому сказал! — Вот и я думаю, кому ты это сказал? Неужели мне? Хорошо подумал? — Винни потерся шершавой твердой щекой о его плечо, ухмыльнулся мерзкой волчьей усмешкой, наблюдая как Андрей безуспешно пытается вывернуться из захвата. — Ты же хочешь, разве нет? Давай быстренько, по старой памяти? — Нет никакой памяти. Ни старой, ни новой. Съебись, понял? — Ты удручающе неоригинален, душа моя. Какой бедный словарный запас! Заладил — съебись да съебись! А это как понимать? — Винни потерся пахом, а Андрей выдохнул сквозь сцепленные зубы: — Никак. Ссать хочу. — Ссать или сосать? Определись уже. — Определился. Давно. Съебись. — Жаль, — Винни поднялся, предусмотрительно сделав шаг назад от кровати. Не то, чтобы он всерьез боялся Андреевых кулаков, просто потасовка никак не входила в его планы. Может, потом, когда дело, для которого он притащился в этот клятый пафосный клуб, будет сделано, вот тогда помахаться без риска для физиономии будет даже приятно, но не теперь. Дело есть дело, даже такое пустяковое, как сегодня. К вечеру он наверняка управится, доложит о выполнении, а потом вернется в этот дом, так же бесшумно поднимется в спальню, разденется, не зажигая света, точно зная, что Андрей не спит, ждет его. Захочет — могут и помахаться, пусть Маратик выпустит пар, он, в общем-то, имеет некоторое право. Не захочет — Винни сделает все, что так нравилось когда-то Марату. Все и даже больше. Жаль, что сейчас совершенно нет времени. Через полчаса объект будет здесь, и ему нужно быть готовым. А он торчит тут вместо того, чтобы неспешным шагом обойти территорию, прикинуть, сопоставить, подготовиться. Он был совершенно не готов увидеть Андрея, он старательно избегал встреч с ним там, в Москве, он оборвал все связи, все знакомства, чтобы никак, нигде не пересечься с Маратом. А тут увидел на стоянке знакомую машину и все, башку перемкнуло напрочь. Обаять дуреху на ресепшене было делом двух минут — и вот он уже поднимается по лестнице, слыша, как наверху возится и сопит Андрей. Черт его дернул приехать именно сюда, так некстати! Но, блин, как же он рад его видеть! — Марат, ты только не сорвись в Москву на волне праведного гнева. Я сейчас уйду, не дергайся. И ты меня не увидишь, я обещаю. Если захочешь — не запирай на ночь дверь, не усложняй мне задачу. Ты же знаешь, замки меня не остановят, но твое решение я уважаю. Андрей закрыл глаза и вслушивался в шаги на лестнице. Напрасно. Ступеньки не скрипнули, дверь не хлопнула, даже легкая светлая занавеска не шевельнулась от сквозняка. Был Винни да весь вышел. Профессионал, мать его. Андрей содрал незастегнутые джинсы и снова поплелся в душ. Винни, скотина, действовал на него как лошадиная доза виагры, и со стояком надо было срочно что-то делать. *** Лодку он арендовал на три часа, вдумчиво собирал спиннинг, цеплял крючок-воблер, стараясь думать только о том, чтобы не запутать леску, проверял надежность узлов, дергал крепления, тихо матерясь под нос. Никуда он, конечно, не уехал — еще чего! — деньги заплачены и немалые, в отпуск он так и не собрался, значит, будет отдыхать на полную катушку. А то, что где-то в сотне метров обретается сволочь Виноградов — так это ничего, это побочный эффект, допустимая погрешность. Нельзя получить все и сразу, не бывает абсолютного счастья, всегда найдется ложка дерьма в бочке сгущенки. То, что Винни был не ложкой, а полновесным ведром дерьма, ситуацию не меняло. Андрей решил, что проведет эти выходные так, как задумал — с удочкой, а после — на открытой веранде, с бутылкой виски, или на шатких мостках в плотной тьме, слушая, как плещет озерная волна, как шумят серые камыши, как по капле уходит усталость, стекает в черную холодную воду. Он не признавался себе, что был бы по-дурацки счастлив, если бы Винни неслышно присел рядом, молча потянул к себе ополовиненную бутылку, вытянул из пачки сигарету и разделил бы с ним эту ночь. Одну на двоих. Но только тот Винни, что был до, до того как… «Свадьбы — зло, рудимент и нелепость», — раздраженно думал Андрей, взмахивая веслами. Ну не может психически здоровый человек всерьез хотеть быть клоуном. Это же надо додуматься — исполнять дебильные ритуалы вроде кражи невесты, добровольно участвовать в конкурсах с размахиванием ползунками и плясать в потной толпе под завывания какого-то имбецила: «Маны-маны, утекла любовь из кармана!». «Любовь в кармане, это ж надо», — бубнил себе под нос Андрей, причаливая к противоположному берегу. Выбраться здесь из лодки, не увязнув в иле, было невозможно, и он решил подождать, пока беснующаяся на причале толпа не устанет и не вернется в банкетный зал к раскисшим салатам и нагревшейся водке. «Дебилы, или как вас теперь положено называть? «Альтернативно одаренные»? Всю рыбу распугали, уроды! Нет, ну надо же, все одно к одному — и Винни, и эти придурки, которым приспичило праздновать свадьбу именно в эти выходные и именно в этом клубе!» В кустах что-то хрустнуло, и он резко обернулся, рискуя свернуть себе шею. Качнулись жесткие лезвия камышей и все стихло, только бухала вдалеке музыка. «Птица, — решил Андрей, — утка или чайка. Нечего дергаться». Он подождал еще, поглядывая на стремительно темнеющее небо. С запада наползала толстобрюхая ворчащая туча, озерная вода морщилась мелкими, нестрашными волнами, но он понимал, через полчаса туча, как крокодил из сказки, приблизится, окончательно сожрет солнце, и на раскаленную землю обрушится ливень. Собственно, ливень ему нипочем, но, пожалуй, стоит вернуться. Лучше уж он посидит на веранде, глядя на тяжелые еловые лапы, вздрагивающие от дождя, прихлебывая виски и морщась, когда ветер кинет ему в лицо россыпь холодных капель. Андрей оттолкнулся веслом от берега, разворачивая лодку и тут же судорожно вцепился в борт, не успев подхватить выпавший спиннинг. Лодка стремительно накренилась, зачерпнула воды, и через борт перевалилось что-то тяжелое, скользкое, в черной блестящей шкуре. — Блять! — Тихо! Не ссы, Маша, это я, Дубровский. — Сука, Винни! Я из-за тебя спиннинг утопил! — Этот, что ли? Было бы из-за чего рыдать. На, — Винни перегнулся через борт, пошарил в воде и сунул Андрею его драгоценный спиннинг, — давай, греби мал-помалу вдоль берега. И не кипеши, я ненадолго, — Винни подмигнул ему, замяукал вкрадчиво: — Покатай меня, большая черепаха! Виноградов в черном глухом гидрокостюме скорчился на дне лодки, осторожно выглядывая за борт. — Что за хуйня, Винни? Развлекаешься? — Угадал. Почти. — Винни напряженно всматривался в противоположный берег. — Ага, все так, как я и думал. Ну спасибо, тебе, лодочник! И про замок не забудь. — Он так ловко скользнул за борт, что Андрей не услышал всплеска. Ветер шумел уже всерьез, трещал камышами, гнул к потемневшей воде ивовые кусты. Андрей замолотил веслами, искренне надеясь треснуть Винни по башке, если тот случайно окажется рядом. Зря надеялся. Виноградов снова исчез, будто его и не было. Андрей был уверен, что тот, кого высматривал Винни, тоже ничего не заметил. «Гребаный морской котик! И ведь не потонет, дерьмо плавучее! И все-таки, какого хрена ему тут надо?» *** Ливень рухнул на черепичные крыши, затопил вымощенные диким камнем дорожки, разогнал по домам любителей шашлыков и заглушил буханье музыки. Андрей сидел на веранде, задрав босые ноги на перила. Капли щекотали пятки, и он жмурился от удовольствия. Виски согревался в стакане, в пепельнице тлела сигарета, елки скребли мокрыми лапами по бревнам. Ночь наваливалась неотвратимо, и Андрей вдруг понял, что ждет. Ждет долбаного Винни, с его манерой неожиданно возникать в его жизни и так же внезапно исчезать. Редкую сволочь Виноградова, люто ненавидящего свое дурацкое имя — Вениамин. Ждет, чтобы все же втащить ему в ухмыляющуюся рожу, как и собирался. Ждет, чтобы знать — ничего с этой скотиной не случилось. Ждет, чтобы захлопнуть дверь коттеджа у него перед носом и демонстративно провернуть ключ в замке. О том, что это скорее пристало истеричной девице пубертатного периода, Андрей как-то не подумал, а когда сообразил, как далеко зашел в своих мстительных мыслях, сморщился от отвращения. «Ладно. Хуй бы с ним. Придет — поговорим. О погоде». Он почти задремал, привалившись к шершавым бревнам, когда в шум дождя ввинтился отчаянный женский визг. Андрей вскочил, вылетел на дорожку, угодил босыми ногами в лужу, заматерился, нашарил в темноте кроссовки и, не отдавая себе отчета — зачем, рванул туда, где, захлебываясь криком, рыдала женщина. «Ебаный Винни! Если это он — лично убью суку. Только бы не он…» На мостках топталась толпа нелепо одетых людей. «Это те, убогие, у которых свадьба», — догадался Андрей. Девушки в длинных платьях, в туфлях на шпильках вытягивали шеи, стремясь заглянуть через плечи мужчин, окруживших что-то отсвечивающее белым в неверном свете цветных фонариков, развешанных на пристани. Андрей растолкал всхлипывающих девиц, оттеснил пузатого, нервно расчесывающего лысину мужика, вякнувшего было: — Э, але! Ты чо? — Ничо. Захлопнись, бля! Мужик было ухватил его за плечо, намереваясь развернуть, но быстро увял, потому что Андрей сильно и точно ткнул ему напряженными пальцами в правое подреберье. Пузатый хрюкнул, скрючился и надолго задумался о тщете этого мира. Андрей глянул на доски причала и понял, что белое, лежащее в темной луже — невеста в нелепом, кукольном платье. Над ней, раскачиваясь, царапая скрюченными ведьмиными пальцами изодранные кружева корсажа, выла на одной ноте тетка. В волосах у тетки запуталась какая-то трава. «Водоросли? Но платье и волосы сухие, только немного мокрого на груди. Видно, обнимала утопленницу. Странно. Нахер было замуж идти, если сразу же бежать топиться? Или здесь не суицид?» Андрей опустился на колени, запоздало отмечая про себя, что никто из толпы, кроме тетки, не пытается помочь, только мнутся возле и охают. «Почему нет врача? Не поверю, чтобы в элитном клубе не было штатного врача. И где тогда этот Гиппократов выблядок?» — Я врач, — он оттолкнул теткины руки, профессионально прощупал пульс на сонной, танцующими пальцами пробежал по телу, пытаясь определить, нет ли ран, переломов, так, на всякий случай, хотя сразу было ясно — перед ним труп. А раз так — его помощь опоздала. — Сколько она пробыла в воде? Тетка, к которой он обращался, теперь прижимала руки ко рту и булькала сквозь них что-то нечленораздельное. Андрею отчаянно хотелось влепить ей оплеуху, чтобы перестала завывать и вякнула хоть что-то внятное, но он понимал, что толпа вряд ли оценит его душевный порыв. Да и толстяк, которому он слегка подправил карму, уже должен был очухаться. Возиться с поддатой толпой у него не было ни времени, ни желания. — Есть кто вменяемый? Сколько она пробыла в воде? — Он рванул тугую ткань платья, посыпались какие-то камушки, сзади кто-то взвизгнул. Платье, видно, было сшито на совесть, он едва не вывихнул кисть, сражаясь с произведением неизвестного умельца. — Ну? Минуту, час, два? — Не час, — пискнул кто-то сзади, — она покурить вышла, недавно. Андрей, не оборачиваясь, повернул утопленницу на бок, попытался разжать сведенные челюсти, потом с силой надавил на живот: — Сколько времени назад? — Полчаса где-то. Наверное… — пропищал тот же голос. — Хороши, блять! Невеста ушла, никто не чухнулся! Полчаса! — Он ритмично надавливал сцепленными руками, жалея, что не удалось стянуть жесткое платье. Из приоткрытого рта утопленницы выплескивалась вода, но неубедительно малыми порциями. — Дыши, дура! Ну же! — он понимал, что зря старается, что слишком поздно, что эта незнакомая девушка давно и необратимо мертва, но остановиться не мог. Что-то большее, чем просто врачебный долг, то самое, присущее только очень хорошим врачам заставляло его биться за чужую жизнь, отвоевывать ее у вечного врага — смерти. Тетка с водорослями в башке ему ничем не помогала, продолжала скулить, таращила бессмысленные глаза. «Что-то не так. Почему никто не помогает? И где убитый горем муж? Блять, реанимационный набор бы… Да где же местный Эскулап-то?» Девушка в его руках вдруг дернулась, изогнулась так, что треснуло проклятое платье, и он разжал руки. Она корчилась на мокрых досках, выкашливала потоки воды, и Андрей оскалился, задрав голову к ночному небу: «Что, выкусила, сука костлявая? Обойдешься. Не сегодня». Краем глаза он отметил какое-то шевеление, будто толпа расступалась, пропуская кого-то. Рядом с ним плюхнулся здоровенный мужик со знакомым оранжевым ящиком. — Ну, блять, наконец-то! Не прошло и года! — Иззвините, коллеггга, — от мужика спиртным разило так, что Андрей покачнулся. — Нихуя ж себе! Ты ебанулся?! Ты ж на работе! — Иззвини, друг… — врач стукнул ящиком о доски, и Андрей понял — все, приплыли. Помощи от этого урода он не дождется. — Скорую вызвали? — заорал он. — Ну? — Я вызвала, — отозвались из толпы. — Только они когда еще приедут! — Телефон мне, живо, — приказал Андрей. Его послушались, протянули сразу несколько смартфонов. Он схватил один, набрал номер и, когда ответили, рявкнул: — Бельковский говорит! Реанимацию на адрес… — он надиктовал адрес клуба, наблюдая за девушкой, корчащейся на досках. — КТ головы, долго была в воде, прогноз отрицательный. Первая помощь оказана, в сознание не приходит. — Он послушал еще, буркнул: — Да, быстрее. Жду. Кинул, не глядя, телефон на доски, перевернул девушку. «Зрачковые рефлексы отсутствуют, пульс нитевидный. Смерть мозга? Что же, все зря? Нет уж, нахуй, поборемся!» До приезда реанимобиля он делал все положенное, злясь на себя и понимая — он скорее всего, опоздал. Мозг поврежден необратимо, девчонка останется «овощем». Когда Скорая, полыхая мигалкой, вылетела за ворота, он повернулся к толпе: — Ну? Какого хрена? Где ее муж? Родители? Ответила та же девушка, что первой протянула телефон: — Илья перепил, спит в номере. Его еще раньше наверх увели, когда он падать начал. А родителей у Светки нет, только тетка, — она указала на бабу в водорослях, которую поддерживал под руки давешний толстяк, — мы же не думали, что… Она покурить пошла, нету и нету. А потом тетя Валя вышла, ну, поискать, и как закричит! Мы выбежали, а она лежит… — девушка всхлипнула, — зачем она это сделала? Она же любит его… любила… — Кто ее вытащил? — Андрей спросил просто так, он уже знал — кто. Никого в мокром костюме или платье на причале не было, значит, его догадка верна. «Сука ты, Винни! Зачем тебе она? Глупая девчонка, у которой даже матери нет. И кому она теперь будет нужна? Если даже выживет? ИВЛ и прочие радости стоят недешево. Ссссука…» — Он толком не знал, кого больше ненавидит сейчас — Винни или эту разряженную толпу уродов, даже не попытавшихся помочь девчонке. — Как ее фамилия? — «Зачем мне это знать? Почему я не могу повернуться и пойти в коттедж, завалиться спать и не думать о том, как корчится человеческое тело, хрипит, выблевывает вонючую воду, отчаянно пытаясь жить. Я вижу подобное каждый день, почему это не перестает быть просто работой? Я неплохой врач, но почему всегда я? И кстати, куда делся этот ублюдок со своим бесполезным ящиком?» — А где этот, который якобы доктор? И все же, фамилия ее как? — Натарова. Была Коваленко, а теперь Натарова, — вяло ответили из толпы. — А доктор вон, отдыхает. Андрей повернулся в ту сторону, куда указали и вытаращил глаза. Доктор сладко спал на шезлонге, подложив под голову оранжевый ящик. — Нихуя ж себе картина… — Андрей подошел к спящему, намереваясь хотя бы тут отвести душу, но насторожился. Что-то не складывалось. Ну не мог местный врач так нажраться. Не стали бы держать в элитном клубе алкаша, рискуя репутацией. Значит, кто-то очень постарался вывести из игры максимально большое число заинтересованных лиц. И он, Андрей, спутал игроку все карты. Если этим игроком был Винни, то… Нет. Зачем тогда он вытащил девчонку? И где сейчас эта скользкая сволочь? Кстати, фамилия невесты Натарова. Очень знакомая фамилия. И имя упившегося в дрова новоиспеченного муженька — Илья. Уж не отпрыск ли он известного владельца сети автосалонов? Тогда как папаша допустил, чтобы на свадьбе младшего сыночка беспрепятственно утопили невесту? И где он сам, кстати? — Тот самый Натаров? — спросил Андрей, ни к кому особенно не обращаясь. — «Автомир» и все такое? — Да, — девушка с телефоном в руке подошла ближе, тронула Андрея за локоть, — Илья его младший сын. А со Светкой мы учились вместе в колледже. Она из Костромы, сирота, у тетки в Москве живет… жила. Владлен Рафаилович не очень обрадовался, даже на свадьбу не приехал, только клуб оплатил. С их стороны тут почти и нет никого. Илюхины друзья в основном. И Светкины, то есть мы. — Понятно. Мезальянс во всем его великолепии. — Что? Меза — что? — девушка старательно морщила узкий лобик. — Ничего. Медицинский термин, не утруждайтесь особенно. — А Светка поправится? — Не знаю. Ее в триста одиннадцатую повезли, там сильная реанимация. Завтра можете позвонить. Номер в Гугле найдете. Андрей вдруг понял, что сильно устал. «Что я тут делаю? Какое мне дело до этих чужих людей, до их слез и страхов? Почему я не могу пойти к себе, завалиться на роскошную, королевских размеров кровать и дрыхнуть до полудня? Почему я задаю никому не нужные вопросы и получаю столь же ненужные ответы? Завтра прибудет наша бравая полиция, скандалы-интриги-расследования по их части, а я сделал все, что мог. Если бы немного раньше, и если бы у меня был реанимационный набор… Да ну нахуй! Домой и спать, раз уж выпить не удалось и Винни, тварь такая, все же испоганил мне выходные…» *** Он уже взялся за ручку двери своего коттеджа, когда в глубине темной веранды шевельнулась тень. Не глядя в сторону тени, Андрей пробормотал: — А что ж не вошел? Как вампир, приглашения ждешь? — Угадал, — хрипло отозвались из темноты и тут Андрей по-настоящему испугался. — Венька, что? — он кинулся на голос, животом налетел на угол стола, зашипел от боли. — Маратик, не кипешуй, — прошелестел Винни, пытаясь засмеяться, — ты хлопочешь, как настоящая еврейская мамаша. — Заткнись. — Андрей снова плюхнулся на колени и почувствовал знакомый запах крови. — Ножевое? Свет нужен. — Догадливый. Помоги встать. И замыть тут потом надо, наследил я. — Похуй. После. Вставай, — Андрей подхватил Винни подмышки, потянул на себя, — шевелись, ну же! Винни дышал с присвистом, трудно. Андрей, злобно шипя, резал кухонным ножом плотный неопрен гидрокостюма. Из дыры на левом боку обильно, толчками лилась кровь, и Андрей Бельковский, ведущий хирург триста одиннадцатой больницы, едва сдерживался, чтобы не завыть в голос. «Да что ж такое-то, а? Классический открытый пневмоторакс плюс внутриплевральное кровотечение, без операции не обойтись и счет опять идет на минуты. Окклюзионная тампонада решит проблему на время, но у меня даже стерильных салфеток нет. Я ж, сука, отдыхать ехал!» — Венька, надо в стационар. Немедленно. Я вызову бригаду. — Нет. Подштопай и я уйду. Никаких стациона… Аааа! — взвыл Виноградов, когда Андрей рванул края костюма, чтобы быстрей добраться до раны. — Вень, идти ты не сможешь. Надо шить. — Так шей, ты ж у нас гений! — Чем, блять? Крючком и леской? — Хотя бы… — Винни улыбался знакомой кривой улыбкой, но Андрей с холодной точностью профессионала отмечал симптоматику: «Цианоз, нарастающее угнетение дыхания. Кровопотеря около литра. Как еще держится, сволочь? Не успею. Опять не успею!». — Венька, родной, держись! Я подгоню машину. Я сам, все сам. Заштопаю в лучшем виде. Держись, а? — это уже прозвучало жалобно, но Андрею было плевать. — Роднооой… — прохрипел Виноградов, — да ради таких слов я сам за твоей машиной сбегаю! Хочешь? — Лежи, придурок! — Андрей рвал на полосы простыню, прикидывая, во что ему обойдется устроенный погром. — Я тебя сперва заштопаю, а уж после морду начищу. Чтобы жизнь медом не казалась. — Начисти, Андрюх. Без вопросов. Я понимаю. — Так, я скоро. Лежи смирно, чужим не открывай, баб не води, — Бельковский пытался шутить, но внутри у него все мелко тряслось от ужаса, — Венька, слышишь? — Слышу. Андрюх… Спасибо. И прости меня. — Блять, Винни. Не начинай, а? Все, я пошел. Пять минут, ровно. — Андрей вылетел за дверь, думая, что он станет делать, если в будочке у ворот не окажется охранника? Снести к херам ворота? А если они прочней, чем кажутся? И тогда Венька умрет у него на руках… Ну почему нельзя по-человечески вызвать еще один реанимобиль? Бельковский отлично понимал — почему. Но как все сделать так, чтобы никто не узнал, чья кровь на досках веранды и на полу в холле коттеджа номер пять? И как все устроить, чтобы в клинике тоже не узнали, кого привез ополоумевший от отчаяния доктор Бельковский? Без анестезиолога не обойтись… Хотя… сегодня дежурит Сорокин, он не трепло, а если еще и бабла ему подкинуть… Может и получиться… Андрей притер машину боком к самым ступенькам и замер: дверь коттеджа была приоткрыта. На гладкие доски веранды падал тонкий розовый луч света. Он отлично помнил, что закрывал за собой дверь, уходя. «Неужели…» — додумывать Андрей не стал, распахнул дверь и… Винни не было. Кровавая лужа на полу была, валялись куски разорванной простыни, а Винни исчез. «Сам ушел? Увел тот, другой? Следы! Должны быть следы!» Андрей бегал вокруг коттеджа, светил фарами и фонариком телефона, елозил коленями по мокрой траве, поднимал тяжелые, колючие еловые лапы и понимал — не найдет. Винни не оставил ему ни одной зацепки, кроме кровавой лужи, которую надо еще успеть затереть, пока не пришла горничная. И отогнать джип на стоянку. «Хорошо еще, охрану не взбаламутил, — мрачно думал Андрей. — Ну Винни, сука! Где ты, сволочь? Где? Выживи, прошу тебя. Дай мне знать, что жив, а потом пропади пропадом, чтобы духу твоего не осталось в моей жизни! Но сейчас, прошу, выживи!» К утру он справился. С досками на веранде пришлось повозиться. Кровь изрядно впиталась, и он усердно скоблил ножом доски, а потом, измучившись, бухнул пригоршню земли и художественно ее размазал. Получилось, конечно, не слишком убедительно, но он придвинул тяжелый стол и скамью так, что сразу и не разглядишь. «И потом, — утешал себя Андрей, — о том, что здесь был еще кто-то кроме меня, никто не знает. Ну скажу, что порезался или суициднуться решил от пережитого на озере, а после передумал. Не докажут». О Винни он старался не думать. Как только взошло солнце, он еще раз обошел коттедж по периметру, внимательно вглядываясь в траву. Следов не было. Все же Виноградов был гребаным профи. Бельковский не сомневался, что тот ушел сам. Если бы его нашел убийца, Винни не дался бы так легко, а значит, остались бы следы борьбы. Андрей вернулся в дом, подхватил так и не разобранную сумку, с тоской глянул на смятую кровать и вдруг заржал в голос: «Отдохнул, мать твою! Охуенно отдохнул за просто охуенные бабки!» *** Он передумал уезжать сразу — стоило дождаться полиции и попытаться осторожно выяснить, что им известно о произошедшем. Он позвонил в клинику, узнал, что Светлана Натарова жива, но находится в состоянии глубокой комы. — Ваш прогноз подтверждается, Андрей Маратович, — сухо рапортовал дежурный врач, — делаем все возможное. В крови у нее, кроме алкоголя, следы барбитуратов. Это теперь так принято, что ли на свадьбах — водку фенобарбиталом закусывать? И еще, надо с родственниками ее связаться, не поможете? — Постараюсь, — пообещал Андрей и сбросил звонок. Полиция прибыла только к полудню. «Еще одна странность. Почему не торопились? Должны бы были спозаранку перебаламутить это сонное царство. Ждали команды сверху? Скорее всего». Гости, у которых бронь номеров уже закончилась, топтались на ресепшене, вяло переговаривались между собой. Глядя на их помятые, одутловатые от перепоя и недосыпа лица, Бельковский втихомолку злорадствовал, что отдых не задался не только у него. Сам он был отвратительно свеж и бодр, чего с ним давно уже не случалось. Он внимательно прислушивался к разговорам, сопоставлял, делал выводы. По всему выходило, что Винни никто не видел. Андрей поискал среди гостей безутешного мужа, не нашел и окликнул смутно знакомую девицу: — Эй, как вас? Где Илья Натаров? — Ой, это вы! А Илья в номере еще. Позвать? Только сейчас его полиция допрашивает. — Ладно. А вас как зовут? — Диана, — кокетливо протянула девушка, для убедительности хлопнув неимоверной длины ресницами. Андрей поморщился и пробормотал, с тоской глядя на свои колени: — Диана — охотница. Кто бы сомневался. — Почему колхозница? — обиделась дуреха. — Меня в честь принцессы назвали! — Ну еще бы. Вот что, Дианочка, а поведайте-ка мне, как все случилось. С самого начала, как приехали, что делали. Почему юный муж так ужрался, что за супругой не уследил? — Ну каак? Как у всех, посидели, выпили, танцевали. Потом конкурсы разные, потом опять танцевали. Илья пил немного, он смешной такой, от пары стопок развезло. Жарко было, очень. А потом ему вдруг плохо стало, его друг наверх повел, полежать. А Светка говорит: «Я не пойду, я еще танцевать хочу». — Но у нее тоже ноги заплетались, она все время о платье спотыкалась, ржачно так! А потом говорит: «Чот мутит меня, пойду подышу через «палочку здоровья». — Ну, покурить в смысле. А я ей: «Куда тебе, дуре, ты ж беременная!» — Стоп. Она беременна? Какой срок? — Да небольшой, три месяца. Илья так-то не хотел жениться, Светка все боялась, что он ее бросит. А потом как-то быстро все — хоп и свадьба! Везет! — мечтательно вздохнула Диана. — Везет? Уверены? — Ой. Ну да. Но все равно, свадьба же… — Ладно, это неважно. Кто из друзей увел Илью в номер? — А я его не знаю, раньше не видела. Его и Светка, по-моему, не знает, хотя она и так тут почти половину впервые увидела. Все Илью спрашивала — кто этот, а кто вон тот. — Как друга зовут, вы, конечно, не знаете. Показать сможете? — А его здесь нет. Наверно, уже уехал, хотя всех предупредили, чтобы не разъезжались. А все равно многие с утра свалили. — И как он выглядел, этот неведомый друг? — Андрей задал вопрос максимально небрежным тоном. — Высокий такой, темненький. Волосы длинные, вьются немножко. Ващще симпатииичный, — пропела Диана. — Лет ему на вид сколько? — Ну, не знаааю… Двадцать пять примерно. Андрей постарался скрыть облегчение — Венька под это описание не подходил совершенно. Принять светлый Венькин «ежик» за темные кудри было невозможно даже в состоянии убойного алкогольного дурмана. — Ладно, Дианочка, — Андрей припомнил прием великого Штирлица, утверждавшего, что собеседнику в разговоре запоминается последняя фраза, — а не хотите ли выпить со мной кофе? С пирожными? — Хочу! — Диана так старательно хлопала ресницами, что Андрею почудился сквозняк. Он подхватил ее под остренький локоток и провел к бару мимо стайки подруг, издававших неодобрительное осиное жужжание. В жужжании явственно слышалось слово «ш-ш-шалава». Он заказал дурехе кофе, громадный кусок торта и ушел. Все, что ему было нужно, он уже выяснил. Андрей разыскал номер для новобрачных, стукнул в дверь и вошел, не дожидаясь разрешения. Илья Натаров сидел на огромной, купеческой пышности кровати и придерживал руками голову. Андрей отметил неестественную бледность, взмокший лоб, отчетливый тремор рук. Напротив, на тонконогом барном стуле, примостился капитан полиции. Капитан что-то быстро строчил на листке, пристроенном на объемистой кожаной папке. — Вы кто? За дверью ждите, — рявкнул замученный капитан, но Андрею было плевать на капитанов гнев. — Бельковский моя фамилия. Я врач. Это я проводил реанимационные мероприятия Светлане Натаровой. — И чего? Дойдет и до вас очередь, вызову. — А ничего. Кроме того, что в крови потерпевшей, — Андрей сходу взял начальственный тон, отлично зная, как вести себя с полицией в таких случаях, — обнаружены следы психотропных веществ. И как мне кажется, вам следует взять кровь на анализ у ее мужа. Андрей быстро подошел к кровати, запрокинул голову Ильи Натарова и уставился в неестественно расширенные зрачки. Перехватил тонкое запястье, проверил пульс: — Симптоматика сходная. Анализ сегодня же. У меня один вопрос, — он взял Илью Натарова за тощее плечико и тряхнул, пытаясь добиться концентрации внимания: — Кто провожал вас в номер вчера, помните? Ваш друг, да? Как его звали? — Аааа… Этот, как его… Не друг, я его вообще первый раз видел. Он со Светкиной подругой приехал, кажется. Имени не помню. — Какого хрена? — заорал капитан. — Что, в детектив играем? Делать нечего? — Все, капитан, все, — Андрей примирительно поднял раскрытую ладонь, — уже ухожу. Про анализ не забудьте. А вам, — он обратился к Илье, — стоит знать, что состояние вашей жены стабильно тяжелое. Мероприятия по выводу ее из комы проводятся, но каков будет результат — сказать сложно. Черт бы вас побрал всех! — Он повернулся и вышел, намеренно громко хлопнув дверью, не слушая, что там ему вслед бухтит капитан. Дело сделано, пора было уезжать. Андрей еще раз напоследок обошел коттедж, поднялся в спальню, проверяя — а вдруг? — с Винни станется вернуться. Прошел, вроде как гуляя, по упругой траве, кое-где украдкой затирая кроссовком следы колес, оставленные им ночью. Ничего, кроме темного пятна в углу веранды. Ничего, что могло бы навести на след засранца Винни, не осталось. «К дьяволу такой отдых, — злобно думал Андрей Бельковский, выруливая со стоянки, — в следующий раз поеду на заимку, километров за триста от цивилизации». *** Светлана Натарова скончалась на следующий день, так и не придя в сознание. Все случившееся забылось на удивление быстро, и Андрей не без оснований подозревал, что тут не обошлось без вмешательства папаши Натарова, не склонного выносить дурнопахнущий сор из избы. От Винни вестей не было, да Андрей не очень-то и ждал. На Москву надвигалась осень с ранними сумерками, с дрожащими в лужах огнями витрин, с простудами и интеллигентной, декадентской грустью. Как всегда, день не задался с самого утра. Сначала Андрея вызвал главврач и долго, со вкусом выносил ему мозг на предмет показателей смертности в отделении, которым заведовал Бельковский. Доводы бессмертного классика, что «человек смертен, а порой внезапно смертен», на главврача не производили никакого впечатления. Разъяренный выволочкой, Бельковский устроил разнос всему персоналу отделения второй хирургии, ощущая стойкое отвращение к себе. Вишенкой на торте, венчающей скверный день, стало пробитое колесо джипа. Руль внезапно и сильно повело, и он едва удержал тяжелую машину, норовившую пойти на таран ярко-алой Субару, тащившейся в соседнем ряду. Андрей кое-как приткнул машину к обочине и, пока менял колесо, вдоволь напрыгался, пытаясь спастись от веера грязных брызг, летевших из-под колес проезжающих машин. Он весь вымазался в липкой грязи, ободрал пальцы и окончательно расстроился. В таком виде заезжать в магазин нечего было и думать, а между тем — он знал точно — жрать дома было нечего. Прикидывая, остались ли еще полпачки макарон или он слопал их позавчера, Андрей тащился по лестнице, потому что лифт, в полном соответствии с законом подлости, снова не работал. Он толкнул дверь квартиры и замер на пороге, почуяв ошеломительный аромат плова. Густой, пряный запах специй, свежего, сочного мяса произвел на Андрея совсем не то впечатление, которое должен был произвести на голодного и смертельно усталого человека. Бельковский сделал шаг назад, на площадку, но потом, устыдившись собственной трусости, решительно вошел в квартиру. Винни стоял, привалившись плечом к косяку и с кривой усмешкой наблюдал за Андреевыми ужимками и прыжками. — Привет. Скучал? Бельковский молча стянул измазанную куртку, скинул ботинки, на которые налипла жирная грязь, будто он километр отшагал по раскисшему проселку, а не прошел всего-то сотню метров от машины до подъезда, повернулся к Винни и попытался ухватить его за ворот футболки. Винни хмыкнул, сделал неуловимое движение, и Андрей оказался в плотном захвате сильных, ненавистных, таких родных рук. — Андрюха… Маратка… Черт, как же я соскучился… — Где ты шлялся, тварь такая? — Андрей не поднимал головы, не пытался высвободиться. — Где ты был, сволочь? Как ты ушел тогда? Ты же крови больше литра потерял! — Так и ушел. Нафига тебе мои траблы, Маратка? Я лажанулся, а ты меня спас. Что мне, в благодарность тебя подставить надо было? Чтобы тебя потом менты мудохали? Я, конечно, тварь, но не настолько же! — Винни, — Андрей все же поднял голову, настраиваясь на решительный бой, — ты бы свалил из моей жизни раз и навсегда, а? К тому же в прошлый раз ты мне ясно дал понять, что я тебе никто и звать меня никак. Очень ясно, подробно и с комментариями поведал, на радость всем заинтересованным сторонам. — Андрюх… А давай мы поедим сперва? А потом подеремся? Я плов замутил, готово уже. И после ты мне расскажешь, какой я мудак. А я буду печалиться и поддакивать. Хочешь? — Не хочу. Ни тебя, ни плова твоего. Ничего не хочу, — он собирался продолжать обвинительную речь, но Винни, как всегда, все решил по-своему: ухватил Андрея за затылок и поцеловал яростно, с такой отчаянной злостью, будто собирался выбить Бельковскому зубы. Андрей замычал, вырываясь, но позорно быстро сдался, цепляясь руками за сильные плечи, прижимаясь к Винни так крепко, словно тот собирался сбежать. — Андрюха! — хрипел Винни. — Андрюхааа… *** Плов безнадежно подгорел, пока они выясняли, кто по кому соскучился больше. Андрей, кряхтя, поднялся с дивана, глянул на джинсы, по колено измазанные в глине, невесть откуда взявшейся на шоссе Энтузиастов, и капризно простонал: — Сука ты все же, Венька! Не накормил, не напоил, трахнул и доволен. — Андрюх, — не принял игривого тона Виноградов, — нам поговорить бы надо. Только ты оденься, что ли, а то я на тебя спокойно смотреть не могу. — Что случилось, Вень? — Много всего. Издалека начинать придется. Свали уже в душ, Маратка, а то я не посмотрю, что у тебя жопка болит, нападу! — Винни потянулся, цапнул Андрея за руку, уронил на себя. — Андрюх, я правда скучал. И я виноват, так виноват… Я не должен был приходить сегодня, вообще не должен был, никогда. Понимаешь? Андрей помотал головой, смутно догадываясь, к чему весь этот разговор. Винни молчал, подбирая слова. — Винни, ты мне вот что скажи — нафига ты девку утопил, а потом на причал вытащил? Что, внезапный приступ альтруизма? — Ты разве не понял? Ты ж умный, Бельковский! Это мне тогда в мозги вступило, что еще ничего у нас не потеряно и если я ночью к тебе заявлюсь, то ты меня примешь. Поорешь, но примешь. Не топил я дуру эту. Я уже на берег выполз, все, думаю, отработал, молодые в койку упали, там я им без надобности. А ее за каким-то хером на причал понесло. А я уже в кустах гидрокостюм стягивал, все думал, как бы мне к Андрюхе ловчее под бок устроиться. Я и не сразу заметил, та сволочь тоже не три копейки стоит, спихнул девчонку, она и мяукнуть не успела. Пока я с ним возился, девка под воду ушла, основательно так. Он мне все в ребра свинорезом своим тыкал, я уворачивался, да не увернулся. Ну, а пока я его угомонил, девка на дне лежала. Я ее на причал выволок, смотрю, тетка по берегу бегает, вякает жалобно. Я под мостки и тихонько стороной ушел. Дальше ты знаешь. Мне ее топить было незачем, меня старший братец жениха ангажировал, в противовес папашиному бойцу. Я лажанул тогда крепко, Андрюх. — А этот боец где? — Как где? Там, в озере, рыбок кормит. Я его качественно к корням пристегнул, до сих пор не нашли. Вот потому и время упустил. Если бы не ты, я бы сейчас тоже архангелам песни пел. — Ты? Песни? Матерные частушки, в лучшем случае. — Можно и их, я не против. Андрюх… — Винни пошевелился, перехватил Андрея поудобней и рывком перевернулся так, что Бельковский оказался под ним, прижатый горячим, сильным телом. — Не могу больше! Давай еще разок, а? Я осторожненько! Андрюха, ну же, — Винни целовал настойчиво, коленями раздвигал Андрею ноги, тискал ягодицы, гладил наливающийся кровью член, — ты же хочешь, я знаю! Да, вот так, родной, так… Люблю тебя, слышишь? Андрей рассматривал себя в зеркале, поворачиваясь то одним боком, то другим. Скотина Винни после очередного захода вдруг выдал: — Слушай, Маратыч, а с какого хера ты взялся этот козлиный атрибут растить? — и потянул Андрея за короткую острую бородку, которой Бельковский ужасно гордился, полагая, что с бородой он похож на доктора Боткина. — А что? — Да ты с ней вылитый Лева Бронштейн, он же пламень революции — Лев Троцкий! И не смотри на меня, у меня руки так и чешутся ледоруб покрепче ухватить! — Ты можешь, антисемит проклятый! — Я антисемит? Я? И не стыдно тебе, Маратыч, мне такие обидные слова говорить? Андрей повздыхал, еще немного порассматривал себя и решительно потянулся за станком. Когда он вышел из ванной, Винни уже не было. Андрей сунулся в прихожую, заглянул в кухню, где на огромном блюде золотой горой высился плов, а куча грязной посуды была свалена в раковине — Винни понимал уборку именно так. Андрей саданул кулаком по стене, костеря Виноградова всеми последними словами. Пискнул телефон, извещая о доставленном смс. Номер был незнакомым, и Андрей с удивлением прочитал сообщение, состоящее всего из трех букв: «Жди». Уж что-что, а ждать он умел.