***
Случаев, когда бы Кофа проклинал самого себя и свой не в меру болтливый язык, было столь исчезающе мало, что таковые не составляло труда пересчитать по пальцам – и это за его-то достаточно долгую по столичным меркам жизнь. В основном потому, что беспечностью в разговорах Кофа не отличался, однако никогда не угадаешь, в ответ на какую случайно брошенную фразу судьба скажет тебе: ага, сейчас, разбежался. Конкретно в этот раз её не устроила уверенность Кофы в своих способностях – впору обидеться, если честно, ведь преувеличивать Кофа не был склонен никогда и ничего. Но как бы то ни было, а в ту ночь они с Кеттарийцем остались с носом, и единственное, что хоть немного примиряло Кофу с судьбой, так это то, что, во-первых, с носом он остался не один, а, во-вторых, даже непрошибаемый Кеттариец оказался не на шутку раздосадован. На словах-то, конечно, держался: вот, мол, как интересно даже будучи могущественным злым колдуном иногда не понимать абсолютно ни хрена. Но Кофа-то знал, что неудачная охота никого не радует, а уж таких, как Кеттариец, которые охотой живут, особенно. Неприятным следствием из вышеописанного стало то, что их временный союз закономерно растянулся – после того, как в лужу сели оба, прекращать сотрудничество было бы совсем уж нелепо. Вернее, это имело бы смысл в одном случае: если бы они друг другу больше мешали, чем помогали, но для магов их уровня, допустим, большая редкость с кем-то настолько не сработаться. И будь твой напарник хоть трижды заклятый враг, намеренно запарывать совместное дело никто не станет хотя бы из профессиональной гордости. Положа руку на сердце, это, впрочем, было меньшим из зол. Ну, в смысле, продолжение перемирия. Ничего личного у Кофы к самому опасному человеку в Соединенном Королевстве не было, и настолько преданным слугой короны, чтобы возненавидеть его только по факту несоблюдения действующих законов, он не был тоже. Вот если бы Кеттариец активно топтал ногами именно его, Кофы, личные взгляды на то, как должен выглядеть мировой порядок, тогда ещё был бы шанс ощутить на себе вполне искренний гнев, а так ничего серьёзнее сурового взгляда садовода, в чьей клумбе вырос симпатичный, но не вписывающийся в композицию сорняк, ему не светило. Однако до победного носиться по всему Ехо за одним-единственным не в меру гениальным сорванцом было непозволительной роскошью как минимум для самого Кофы, а в итоге оказалось таковой и для Кеттарийца. Хотя в сравнении с плотным графиком начальника Правобережной полиции любое расписание кажется совершенно щадящим (даже не приходится лишние часы засовывать в сутки, чтобы всё успеть, было бы, о чём говорить!), всё же у Кеттарийца хватало дел помимо этого. Так что было решено разойтись до того чудесного момента, пока кто-то из них снова не нападёт на след Кибы и охоту можно будет продолжить.***
– Вы знаете, а я отчего-то не сомневался, что наша следующая встреча состоится очень скоро. В этот раз Кофе не приходится скрывать удивление по той простой причине, что он его не испытывает. Напротив, осознав, что судьба милосердно привела Кибу практически ему в руки, в тот же момент задался вопросом, куда запропастился Кеттариец – как и многие могущественные колдуны тот наверняка обладал способностью совершенно случайно оказываться там, где нужно, даже зов слать нет смысла. – Тут и великим пророком быть не надо, – пожимает плечами Кофа. – Мальчика можно похвалить за то, что обвёл нас вокруг пальца, но чтобы ему так повезло дважды – маловероятно. – Ваша правда, – щурится Кеттариец. Вернее, щурится его фальшивая, как и у самого Кофы, физиономия – их обоих знают в лицо слишком хорошо, чтобы вот так просто появляться в своём обличье посреди людного трактира. Вместе они сейчас, должно быть, выглядят как пожилая пара горожан достаточно отважных, чтобы в разгар гражданской войны позволить себе свидание в общественном месте, а не дома под десятком защитных амулетов. Хотя, вероятно, отважной эта несуществующая пара Кофе кажется в силу того, что он точно знает, кто вот-вот посетит это заведение. Ему-то ничего, а вот гипотетическим обывателям с такими людьми, как Киба, лучше всё-таки не пересекаться. В скором появлении Кеттарийца Кофа был уверен настолько, что, поддавшись порыву, ужин заказал сразу на двоих. Без задней мысли, сделал – и всё, но тот, конечно, смотрит до омерзения умиленно, когда трактирщик ставит перед ним исходящую ароматным паром тарелку. – Сэр Кофа, – растроганно тянет он, еле сдерживая смех, – я даже не знаю, какой вариант меня радует больше: пожрать за счёт казённых денег полиции или за ваши личные деньги? – Или за счёт старой леди, которая прямо сейчас сидит перед вами, тоже вполне ничего, – подхватывает Кофа. – Владелец трактира, чтобы вы знали, счета делит просто филигранно, и секунды на вычисления не уходит. – Ценю вашу попытку пристыдить меня своей личностью, которую вы выбрали для прикрытия, – улыбается Кеттариец, и то ли с нынешним лицом из его черт исчезает присущая им острота и лукавство, то ли ему искренне нравится происходящее, да настолько, что его улыбка выглядит на порядок мягче обычного. Но длится это впечатление не дольше секунды – морщинки вокруг глаз Кеттарийца становятся глубже, и он говорит снисходительно: – Ничего, я наслышан о тяжелой судьбе нашей бравой полиции, могу и угостить вас ужином, мне абсолютно не жалко. – Уж будьте так любезны. Хотя бы в рамках выбранного прикрытия, – невозмутимо отвечает Кофа. Кеттариец может зубоскалить, сколько хочет, а всё же не столь мизерно жалование полиции, как принято считать. Впрочем, переубеждать своего оппонента сейчас было бы слегка невыгодно – хоть и мелочь, но не упускать же теперь шанс облегчить кошелёк Кеттарийца. На этой ноте разговор как-то сам собой стихает: Кофа принимается за еду и вместе с тем следит за обстановкой в трактире. Он знает, что Киба должен здесь появиться, чтобы расправиться с одним из многочисленных врагов своего ордена, но даже наведение справок не сильно помогло узнать, когда и кого. Кандидатов было несколько, причём все они также посещали трактир инкогнито: уж больно хорошее место, стоит того. Забавно даже, ведь получается, не только они с Кеттарийцем пошли на мировую, но и магистры враждующих орденов регулярно закрывают глаза на присутствие здесь своих неприятелей. Символично, можно сказать. – Что видите, сэр Кофа? – вполголоса интересуется Кеттариец. Кофа не может не заметить, что всё то время, пока он вычислял в толпе потенциальных клиентов Кибы, Кеттариец если и отвлекался от тарелки, то лишь для того, чтобы жадно вцепиться взглядом в самого Кофу. – Вижу двух Старших магистров Ордена Лающей Рыбы, – в тон ему откликается Кофа, – трех Младших магистров Ордена Стола на Пустоши, Старшего магистра Ордена Колючих Ягод и даже Старшего магистра Ордена Потаённой Травы, кто бы мог подумать… В смысле, я был осведомлён почти о каждом из них, но чтобы они все находились сейчас в одном помещении… – И правда, публика-то какая, – с нотками уважения цокает языком Кеттариец. – Сплошь Старшие магистры, ничего так наш пострел замахнулся… – Да, вряд ли по мелочам разменивается, – соглашается Кофа, отметая возможность того, что Киба покусится на Младших магистров. – Не думаю, кстати, что наше с вами здесь присутствие остаётся большой тайной, однако всё по-прежнему спокойно. Видно, и правда место такое… – В смысле, что будь оно любым другим, все эти достопочтенные господа уже глотки бы друг другу перегрызли за эксклюзивное право протирать здешние табуреты? Пожалуй. Кстати, могу похвалить вашу наблюдательность: сэра Тойхи даже я не сразу узнал. – О том, что он любит сюда заглядывать, мне заранее не было известно, – признаётся Кофа. – Так что комплимент приму… И это как будто намекает на то, что за сэра Тойхи можно не беспокоиться, но всё же… – Но всё же мы пока не знаем источников информации нашего подопечного, поэтому лучше перестраховаться, – заканчивает Кеттариец. – Грешные магистры, если и в этот раз мальчик не явится, заподозрив неладное, то хоть в ученики его бери. Может, не в свои, но пристроить в добрые руки точно надо… Кофа награждает Кеттарийца слегка укоризненным, но всё же понимающим взглядом: у самого руки чешутся со всем этим покончить, а главный герой сегодняшнего вечера всё никак не изволит явиться. Форменное безобразие. Ужаснее только то, что они, в некотором роде, ему шкуру спасают – превентивно, пока он не набедокурил на вечное изгнание или вовсе на смерть от лишённого избыточного великодушия Старшего магистра какого-нибудь воинствующего ордена, да разве ему объяснишь. – Никуда он от нас не денется, – уверенно говорит Кофа. – Зато прямо сейчас у нас есть шанс оценить старания здешнего повара – надо отдать ему должное, своё жалование он получает заслуженно. – Да, я уже понемногу начинаю жалеть, что до сих пор обделял это место своим вниманием. Вы очень правильно делаете, что даже из сидения в засаде извлекаете выгоду – благо, обстановка позволяет… – А как без этого? Мало того, что за долгое время это – мой первый ужин не на бегу, так ещё и об основной головной боли переживать не надо – передо мной сидит, разве что на стуле не подпрыгивает и, что самое главное, не пакостит. Чего ещё желать. Кеттариец заливается таким искренним смехом, что у стороннего наблюдателя должно сложиться очень стойкое ощущение, что пара, сидящая за столом, состоит не только в долгом, но и счастливом браке. По крайней мере, так Кофа думает, усмехаясь в свою кружку с фирменной пряной камрой – интересное сочетание, кстати, надо взять на заметку. – Сразу видно человека, который приличное количество времени провёл при дворе Его Величества: у вас сформировался недурной навык по части необоснованно лестных отзывов! Приятно знать, что из всего многообразия ежедневно сваливающихся на вашу голову забот моя скромная персона является наибольшей. – В некотором смысле – да. Вы, во всяком случае, самая долгоиграющая.***
Ужин в ту ночь в конечном итоге насчитал три смены блюд. Не уровень званых приёмов, конечно, но всё-таки достижение заметное. К чести заведения, ни одна позиция меню Кофу не разочаровала, а с учётом местного контингента трактир напрашивался на регулярное посещение. Кольнула даже совесть: почему раньше о таком полезном для дела месте не знал? Но как оказалось, повар ещё не проработал здесь и года, так что опоздал Кофа не сильно, жить можно. Единственное, чего этот ужин оказался лишён – главного блюда в лице Кибы. После нового провала роли Кеттарийца и Кофы поменялись: первый отнёсся к ситуации на удивление философски, а вот второго происходящее начинало раздражать. Во-первых, хоть он и отдавал себе отчёт о том, что никак нельзя сбрасывать со счетов какие-нибудь нелепейшие случайности, вопросы к информаторам у него всё же имелись, во-вторых, ему хватало и одного кадра, вечно ускользающего у него из-под носа, а тут нате, подрастающее поколение подоспело. Единственным положительным моментом в сложившейся ситуации было то, что полюбовно расходиться с Кеттарийцем оказалось куда приятнее, чем носиться за ним по всему Ехо с неизменно печальным исходом. Было ли это обусловлено кровью шимарских оборотней, или Кеттариец был в своём роде единственным и неповторимым, но проваливаться сквозь землю у него выходило настолько качественно, что зубы скрипели от досады каждый раз, Кибе такое мастерство и не снилось.***
– Дырку в небе над моей головой, ещё одна неудача – и я разозлюсь достаточно, чтобы за шкирку притащить этого засранца Заклинанием Призыва, – бурчит Кофа, набивая трубку. За те несколько дюжин дней, что прошли с заключения перемирия, уже не осталось мест в Ехо, где они ещё не отметились, пытаясь подстеречь Кибу: даже в оперу разок занесло, хоть просидел там Кофа от силы полчаса – в итоге махнул рукой и оставил Джуффина страдать в одиночестве. Оставил нехотя, потому что и так непозволительно много времени убивал на приятное, но не приносящее результата безделье, однако и не без доли удовлетворения – как истинный провинциал, Джуффин оперу не оценил, но был вынужден остаться для дела. – Могу только восхититься вашей уравновешенности, – сочувственно улыбается Джуффин и придвигает к подоконнику, на котором устроился Кофа, старинное кресло – сегодня общее дело свело их в заброшенном доме на окраине Старого Города. – Если вас останавливало только это, конечно… – Не только, – вздыхает Кофа. – На себе я силу этого заклинания не испытывал никогда, но, слышал, то ещё удовольствие. – Ну, вообще, ущерб наносится разве что гордости, – оживляется Джуффин. – Что, впрочем, для таких юных, много о себе возомнивших магов равносильно удару ножом в сердце. Иногда полезно, конечно, но в данном случае я бы предпочёл такого избежать. – Стесняюсь спросить, а в каких ситуациях может быть полезен удар ножом в сердце? – Ну, в присутствии такого знахаря, как я, можно считать полезным и вполне безопасным опытом практически всё, – усмехается Джуффин. – Только зубы советую беречь, а вот сердце залатать или голову на место поставить – это пожалуйста. Кофа недоверчиво смотрит на Джуффина – ладно то, что он, будучи наёмным убийцей, из кожи вон лезет, чтобы спасти жизнь своей же цели, но если он при этом ещё и знахарь, то это уже попросту нелепо. Как минимум потому, что знахарское призвание скорее позволит на себя наложить руки, чем, имея недоброе намерение, прикоснуться к другому человеку хоть пальцем. Вернее даже будет сказать, что знахарь попросту не может этого самого дурного намерения иметь. – У меня нет призвания, – словно прочитав его мысли, успокаивающе говорит Джуффин. – Просто я умею лечить людей. Но большой радости я от этого, увы, не испытываю. – Вот как… – роняет Кофа и замолкает, не зная, что ещё сказать в ответ на такое заявление. – Ну, что вы так поникли? Как видите, я не настолько кровожаден, чтобы мои таланты на этом поприще были совсем зарыты в землю – уже неплохо. – Да, и правда, – соглашается Кофа и после паузы добавляет внезапно для самого себя: – На самом деле, наш разговор тут не при чём – наверное, я просто немного устал. Не из-за Кибы, конечно… В целом. На бегу это заметить трудно, а сейчас… Кофа не заканчивает фразу. Не говорит о том, что эта их «охота» давно стала приятным дополнением к рабочей рутине, даже более того, она превратилась в редкие и бесценные моменты спокойствия. Хоть поиски Кибы всё никак не оканчивались успехом, встречи с Кеттарийцем проходили столь же парадоксально, сколь парадоксальна была сама его персона – за эти часы Кофа успевал не только отдохнуть, но и, что сильно успокаивало его совесть, походя решить пару-тройку других текущих дел. Логических объяснений тому было много: во-первых, Джуффин всё-таки был действительно могущественным магом, и само его присутствие могло влиять на окружающих благотворно, во-вторых, он обладал живым умом и поразительной наблюдательностью и не раз помогал Кофе своевременным советом, в-третьих… В-третьих, кажется, общество друг друга вполне устраивало их обоих. Кофа не слишком сильно переживал по поводу их сотрудничества, его не уязвляло ни то, насколько неприкрыто Джуффин щеголял своими талантами, ни то, насколько легко с ним даже при этом было иметь дело, но вот признать, что перед Кеттарийцем Кофа едва не разоткровенничался, наверное, впервые с начала гражданской войны... – Как знахарь, – нарушает затянувшуюся тишину Джуффин, – я бы, конечно, мог предложить свои услуги – знаю парочку малоизвестных, но очень действенных трюков против усталости. Но вы же всё равно откажетесь. – Откажусь, – кивает Кофа и, глубоко затянувшись, выпускает в окно облако цветного дыма. – Но только потому, что мне уже как будто бы и не нужно. Джуффин улыбается, подперев подбородок кулаком. Глядя на то, как он довольно щурится, Кофа избавляется от последних сомнений – очевидно, что в этом пустом доме он не единственный человек, получающий неподдельное удовольствие от происходящего. И если для самого Кофы эти встречи по крайней мере официально являются поводом взять перерыв от работы и хоть немного выдохнуть, то Кеттариец даже такого хлипкого и не выдерживающего никакой критики оправдания лишён. Справившись с приливом сентиментальности, Кофа всё же переводит взгляд с притихшего Кеттарийца на улицу: мостовая пуста, свет в доме напротив погас ещё около часа назад – абсолютно ничего примечательного. Ну, ничего примечательного для дела, а так и небо над городом чистое, ещё отдающее в зелень после дневного насыщенно-изумрудного цвета, и полная луна задевает верхушку смешной башенки того самого дома, за которым они наблюдают, и из-за близости пригорода даже перекликаются в темноте какие-то ночные птицы. Благодать, одним словом. Может, и неплохо было бы жить где-то подальше от центра… Кому-нибудь другому, конечно. Не с его, Кофы, образом жизни. – Полночь, – зачем-то вслух оповещает он спустя некоторое время. – Она самая, – Джуффин зевает притворно широко. – Уже как-то даже и не разочаровывает особо. Может, парень просто залёг на дно, а никто из его коллег по ордену об этом не знает? Сидит где-нибудь у своей мамаши в подвале, в ус не дует, пока все, включая нас с вами, чего-то от него ждут… – Ага, или в ссылку сам отправился, добровольно, не дожидаясь знака свыше, – подхватывает Кофа. Но вдруг хмурится: – Впрочем… – М? Что, внезапно вспомнили, что он и правда отправился в путешествие на Уандук? – Нет, конечно. Но разве не странно, сколько раз мы не то чтобы его упускали, а вовсе не видели там, где он должен был появиться с огромной вероятностью? И за всё это время о нём не было слышно вообще ничего – парочка сплетен Младших магистров не в счёт, они в этом плане ничем не лучше досужих кумушек на рынке – будто он действительно в воду канул. Джуффин сжимает пальцами подлокотники и медленно выпрямляется в кресле, впившись в Кофу пытливым взглядом: – То есть, вы намекаете… – Я намекаю на то, что мы с вами – уже давно не самая серьёзная его беда. А ещё я намекаю, что имеет смысл всё же воспользоваться Заклинанием Призыва: если прибежит – то и хрен бы с ней, с его гордостью, а вот если нет… – А вот если нет, значит, парень мог и влипнуть. Кофа кивает. Задним числом он жалеет, что так расслабился и даже не думал в эту сторону. Ничего удивительного, что в такие времена и при такой репутации молодому магу может понадобиться реальная помощь, а не дружеский совет от двух взрослых дядь. С другой стороны, сложно отрицать тот факт, что всё это время в первую очередь Кофа думал о нём как о преступнике, а не как о возможной жертве. Дрянь, дрянь, дрянь. – В таком случае, предлагаю больше с этим не тянуть, – так и не дождавшись никаких комментариев или возражений со стороны Кофы, Джуффин пружинисто встаёт на ноги и делает несколько широких шагов к центру комнаты. – Ох, мальчик, лучше бы на этот раз тебе явиться, – вздыхает Кофа, наблюдая за тем, как Джуффин, замерев, читает заклинание. – Да, в его же интересах, – отвечает Джуффин через пару минут, отряхивая руки, будто не колдовал, а без помощи магии тряпкой протирал пыль. – Если он сейчас где-то в Ехо, то едва ли дорога из какого угодно конца города займёт больше часа. Но я, пожалуй, останусь здесь, если в эти сроки он не уложится. Кофа кивает снова – нет нужды объяснять, почему он не сможет прождать всю ночь, и по истечении часа они распрощаются. – Не корите себя, – вдруг говорит Джуффин. – Я-то тоже хорош. – Оба хороши…На месте не умру, конечно, если под конец этой истории окажется, что спасать было давно некого, но… – Откуда такой пессимизм? – Предчувствие. Нет, я не берусь утверждать, что мальчик мёртв, но не думаю, что мы его дождёмся. – Я тоже не думаю, – признаётся Джуффин. Кофа разводит руками, мол, ну и о чём тут говорить, если даже предчувствия совпадают. – На самом деле, – помолчав, говорит он, – только сейчас меня начал смущать тот факт, у нас не получилось его достать, проложив к нему Тёмный путь. – Этому можно воспрепятствовать, причём необязательно самыми радикальными мерами – ну, вроде смерти или каникул в Холоми. В смысле, мало кто знает, конечно, что Тёмный путь можно проложить к конкретному человеку, ещё меньше тех, кто умеет ограждать себя от непрошенного вторжения самостоятельно, но технически… Однако теперь остаётся открытым вопрос, была ли на то воля самого Кибы. – Вот и я об этом. Но по идее, если мы считаем, что в деле замешан некто третий, это должно значительно сузить круг подозреваемых? – Особенно если из количества людей, способных на это, вычеркнуть тех, кому нахрен не сдался этот Киба – просто потому что им в целом мало чего в этом грешном мире сдалось. Да, от этого можно отталкиваться, – Кофа видит, как Джуффин еле держится, чтобы не начать мерить комнату шагами. – Не дозваться ни Безмолвной речью, ни Заклинанием Призыва, не дойти Тёмным путём… И на след не встать, слишком много времени прошло. Здорово! В смысле, очень, очень плохо. Только в этот момент Кофа понимает, что Джуффин чуть ли не пританцовывает на месте не столько от волнения, сколько от восторга. Может, Кофа бы даже разделил это чувство, если бы речь не шла о жизни – чего уж преуменьшать трагедию – практически ребёнка. – Простите, Кофа! Полностью понимаю ваше осуждение, но я ничего не могу с собой поделать. Да к тому же, подумайте сами: новое обстоятельство дало и больше возможностей найти ответ, или я не прав? Пока мы думали, что Киба просто удачливый пройдоха, у нас не было ни достаточной мотивации срочно достать его хоть из-под земли, ни зацепок в виде конкретного могущественного недоброжелателя. А теперь – есть! И если Киба всё ещё не мёртв, то и время у нас тоже есть. Так что единственное, чего у нас нет – причин унывать! Может, последняя фраза и была лишней, но с ехидной рожей Кеттарийца всерьёз её воспринимать Кофа не в состоянии, а потому прощает даже это. Что касается остального, так там и возразить нечего – нет смысла сокрушаться над тем, чего они не сделали, а вот сосредоточиться на том, что сделать предстоит, явно будет легче, если взять и засунуть чувство вины куда подальше. – Кто бы знал, что когда-нибудь мой разум заговорит голосом Кеттарийского Охотника, – ворчит Кофа. – Тогда, чтобы не терять время зря, предлагаю составить список подозреваемых. – Вот так бы сразу, – расплывается в широкой улыбке самый страшный злодей, которого Кофе доводилось встречать в своей жизни.***
Конечно, Киба не явился. В этом Кофа не сомневался, и всё же это был поистине редкий случай, когда его собственное ошибочное суждение искренне его бы обрадовало. Не явился он и к утру, о чём Кеттариец бодро отрапортовал посредством Безмолвной речи, как раз когда Кофа за шкирку тащил в камеру предварительного заключения пару в край обнаглевших карманников. Может, поодиночке такие как они и рядом не валялись даже с послушниками какого-нибудь самого задрипанного ордена, но их число с начала войны подскочило так, что Кофе иногда казалось, будто весь Ехо населён исключительно мелкими преступниками разной степени докучливости. И если так посмотреть, была ли вина Кофы в том, что его голова, вечно занятая десятками дел, решить которые нужно сейчас, срочно, а лучше ещё вчера, не вместила в себя ещё одно, не казавшееся ему приоритетным? Ну, что ж, теперь, когда оно дошло до состояния «нужно было решить ещё вчера», его приоритет прямо-таки взлетел до небес. Но, конечно, долго развивать эту тему Кофе было некогда. Тем более что Джуффин великодушно взял на себя проверку того круга лиц, который они вместе составили ночью. Большое облегчение, на самом деле – кадров для такой проверки Кофе не хватало катастрофически, а руки Джуффина ещё и никакие законы не связывали. Сам же Кофа взял на себя более легальную сторону вопроса и начал с родственников и друзей Кибы, которые не стали бы его и слушать, приди он к ним с просьбой сдать сына или товарища, но теперь, когда Кофа доходчиво объяснил, что разговор шёл о его пропаже, сотрудничали весьма охотно. Однако в полицию, как выяснилось, никто из них не обращался, а что на зов он не отвечал с начала осени – ну так карьеру делает в ордене, что с него взять? Допросы оставили Кофу в смешанных чувствах: то ли отстать уже от себя, раз даже родственники дурного не заподозрили, то ли посочувствовать Кибе с такой семейкой. Так или иначе, полезного он узнал мало, потому что свои дела Киба, естественно, держал в секрете от всех близких. Между тем Джуффин, закономерно начавший с повторной проверки Магистров, состоявших в Ордене Решёток и Зеркал (в котором и делал карьеру Киба), тоже не мог похвастаться выдающимися результатами. Ничем хорошим они там, конечно, не промышляли, но к Кибе это отношения не имело. В этом плане за орден можно было слегка порадоваться: рабочей версией Кофы было предположение, что от своих же Кибе и прилетело, но нет, хоть в этом они себя хорошо показали. Наверное, только в этом… Значит, кто-то из врагов ордена успел добраться до Кибы до того, как заказ на его голову попал в загребущие лапы Кеттарийца. Оставалось только этого «кого-то» вычислить и положить конец этой истории.***
«Я был бы очень рад, сэр Кофа, видеть вас в этой очаровательной пригородной глухомани милях в двадцати от северной черты города – одному мне здесь скучновато». Зов Джуффина настигает Кофу как раз вовремя: на удивление, закончив один ворох дел, Кофа до сих пор не натолкнулся на новый. Вернее, тот пока не свалился на него, как следует огрев по голове. «Всегда полагал, что взрослые люди в состоянии устроить свой досуг самостоятельно, не прибегая к чужой помощи. С другой стороны, профессия у меня такая – решать тяжёлые жизненные ситуации. Скоро буду», – отвечает Кофа. Последнюю фразу он договаривает, уже встав на Тёмный путь. Первое, что видит Кофа перед собой, оказавшись на месте – лучезарную улыбку, разгоняющую ночную темень, и только потом обладателя улыбки. И насколько Кофа успел изучить Джуффина, это означало, что Кеттариец не то что напал на след – уже наступает виновнику всех проблем на пятки. – Какое же удовольствие вас видеть, сэр Кофа, – разве что не мурлычет Джуффин. – Прогуляемся? Здесь недалеко, но времени как раз хватит на приятную беседу. – Я уже примерно представляю её содержание. Ну, и в какой же момент в деле случился прорыв? – Во сне. Кофа смотрит на своего сияющего собеседника как на тяжелобольного. «Почему тогда сразу не за тарелкой Супа Отдохновения или не в куманском притоне, скажите на милость?» – этот немой вопрос должен сейчас отчётливо читаться на его лице. – Ладно, ладно, давайте по порядку… Вы ведь спите совсем мало, не так ли? И снов никогда не видите? – хоть Джуффин и подаёт это с вопросительной интонацией, очевидно, что он даже не рассматривает вероятность отрицательного ответа. – У вас интересные понятия о порядке, но да, всё так, – суховато говорит Кофа. – Извините, обещаю, сейчас всё станет понятнее… Вы ведь наверняка знаете, что некоторые магические школы основаны на искусстве видеть и создавать сновидения? – Да, но мне всегда казалось, что это не более чем развлечение, лишённое практической пользы. – Вы и правы, и нет. Манипуляции со сновидениями, доступные обычным людям – это и правда не более чем безобидные наваждения. Но ведь странно было бы, если бы вся польза Очевидной магии заканчивалась на содержании дома в чистоте, не так ли? Так и со сновидениями – общедоступная информация об этом древнем искусстве лишь затрагивает поверхность, но не раскрывает весь потенциал. Настоящая его суть заключается в том, что через сновидения маг способен влиять на реальность. – Впервые о таком слышу, – хмурится Кофа. – Неудивительно! Вы, пожалуй, один из самых талантливых магов поколения на поприще Очевидной магии, но нет ничего постыдного в том, что вы так мало знаете о сновидениях – к этому виду магии вы, увы, не предрасположены. Впрочем, таким образом наш мир снабдил вас и очень мощной защитой... В любом случае, именно поэтому до сего момента я не грузил вас нудной теорией, но сейчас придётся немного потерпеть – без этого не объяснить, как я всё же напал на след Кибы и его страстного недоброжелателя. Кофа кивает нехотя: мало того, что речь зашла о сфере, в которой он не разбирается, так ещё сходу оказывается, что путь туда ему вовсе заказан. Даже звание одного из самых талантливых магов поколения на этом фоне звучит как издёвка. Но Джуффин верно понимает, что полное отсутствие объяснений Кофу оскорбит куда больше, чем если они будут непонятными. – На самом деле через сновидения я охотился за Кибой ещё до того, как мы взялись за это дело вместе. И даже говорил с ним, потому и думал, что с мальчиком всё в порядке. Ну а что он сбегал регулярно – вполне понятное стремление, да и за то, что сил хватало от меня улизнуть, можно было только порадоваться. Однако в тот день, когда играть в кошки-мышки мне надоело, достучаться до Кибы я уже не смог. Поэтому и решил подобраться к нему из реальности, но, как видите... – И всё же если бы вы не дотянулись до него через эти ваши сновидения, мы бы сейчас об этом не разговаривали, – нетерпеливо подгоняет его Кофа. – Совершенно верно! – восклицает Джуффин с таким восторгом, будто Кофа не просто озвучил очевидное, а сразу выдал разгадку. – Когда вы предположили, что Киба пропал не по своей воле, я тут же связал это с его исчезновением из мира сновидений – дело хорошее, но вопросов всё равно оставалось больше, чем ответов. Поэтому, пока я шёл по нашему с вами списку, попутно я пытался вновь выйти с Кибой на связь – всё также безуспешно, но и цель у меня была уже другая. Спустя несколько попыток я всё же смог уловить чужое присутствие, что полностью подтверждало вашу версию о вмешательстве третьей стороны. Парадоксально, не правда ли? Пытаясь спрятать Кибу, наш злодей умудрился оставить на нём след своей магии, что в итоге и позволило мне его отыскать. И, я хочу сказать, если бы мы спохватились несколькими днями позже, то искать было бы уже и правда некого. – Так кому же в итоге не угодил Киба? – Скорее, наоборот, очень угодил, – мрачновато усмехается Джуффин. – Дело это давнее, но вы, Кофа, наверное, должны помнить историю сэра Кхатты Джаха? – Естественно, – тут же отзывается Кофа, уцепившись за что-то знакомое. – Сэр Кхатта Джах был Старшим магистром Ордена Стола на Пустоши, пока не покинул его лет двести назад... Но что его связывает с Кибой? Мальчик ещё на свет не родился, когда сэр Джах покинул Орден, а в отставку он уходил глубоким стари... Ох. Цепочка воспоминаний наконец приводит Кофу к ответу. Конечно, это были лишь слухи, но если верить им, Джах был одержим идеей бессмертия, и хотя Орден и личное могущество помогли ему дожить до впечатляющего возраста, видно, старику этого было мало. Кофа не имеет понятия, чем конкретно бывший Магистр занимался все эти годы, но теперь видит, к чему привела эта погоня за вечной жизнью. – Всё это время Джах пытался завладеть его телом? – медленно проговаривает Кофа, как будто давая Джуффину шанс прервать себя на полуслове чем-то вроде "чепуха, откуда такие страсти в вашей голове, сэр Кофа?". Но этого, конечно, не происходит. – Более того, он и сейчас продолжает пытаться. Но Киба тоже не промах, всё же смекнул, что к чему. Правда, его бы это не спасло, если бы нам не приспичило его найти... Но сейчас парень в относительной безопасности: при самом оптимистичном прогнозе план Джаха осуществится через полдюжины дней, не раньше. Кофа качает головой. Конечно, он слышал о подобных случаях, но все они были историей настолько давно минувших дней, что казались сродни страшным байкам о магах древности – верилось во всё это с трудом и виделось ему скорее поучительной сказкой для слегка подросших детей. – Надо полагать, сейчас мы собираемся наведаться к старику с дружеским визитом? – до того увлечённый разговором, только сейчас Кофа обращает внимание, что с просёлочной дороги они давно свернули на петляющую между деревьев тропинку, и теперь Джуффин уверенно ведёт их в глубь леса. – Чтобы вежливо попросить его отказаться от своих злодейских планов, да, – хмыкает Джуффин. – Собственно, осталось самое скучное: разбудить Джаха. Его тело – ну, то, что от него осталось – всё ещё находится в нашей реальности, но немощно настолько, что, проснувшись, он будет не опаснее младенца. – Хоть я и не эксперт в этой области, но подойти и потрясти его за плечо явно будет недостаточно? – уточняет Кофа. – Само собой. Поэтому на вас лежит ответственная задача: уложить меня спать и проследить, чтобы с моими драгоценными потрохами ничего не случилось... Хоть Джуффин явно паясничает, Кофа всё же предупреждает ворчливо: – Колыбельную петь не стану, и не просите. – На какие только жертвы не пойдёшь, – сокрушëнно вздыхает Джуффин. – Ладно уж, перетопчусь... О! А вот мы и пришли. "Куда пришли?" – уже хочется спросить Кофе, но, приглядевшись, он всё же видит небольшую поляну, подгнившие доски стен и хлипкую дверь, на которой не то что защитных амулетов не наблюдается, а даже простейшего замка. – Тяжела и неказиста жизнь Старшего Магистра, – иронично фыркает Кофа. – Впрочем, судя по тому, что я не чувствую ни одного защитного заклинания, он, наверное, просто понадеялся, что мы поленимся переться в такую дыру. – У него уже не было сил на защитные заклинания, но и совсем покидать Сердце Мира Джах не хотел – оно хоть как-то поддерживает жизнь в его дряхлом теле. Так что вы, вероятно, правы. Ну, как минимум, это бы точно уберегло его от случайного вторжения – кому придёт в голову по колено в грязи чащу штурмовать-то... Насчёт последнего Джуффин, конечно, преувеличивает: у Кофы даже полы лоохи не особо пострадали, да и сапоги пережили этот забег без потерь. Правда, остаются вопросы относительно того, откуда вообще взялось посреди леса сооружение, похожее скорее на деревенский сортир, чем на чьё-то жилище, но, наверное, ответы на них подождут ещё немного, потому что сейчас Кофа заинтересован только в том, чтобы предположительно спящий здесь магистр прекратил делать то, что делает, и как можно скорее. Дверь, как Кофа и ожидал, оказывается не заперта совсем и охотно открывает вид на ещё более плачевный интерьер. Однако приглядевшись, Кофа с удивлением отмечает, что когда-то здесь даже могло быть более-менее уютно по меркам глухой глубинки, но... – Кажется, Джах спит уже куда дольше, чем я предполагал, – Джуффин оглядывается по сторонам, вполне искренне разделяя чувства Кофы. – Потому что этот сарайчик явно видал и лучшие времена. Сколько же он тут провалялся... Вопрос так и повисает в воздухе, потому что Джуффин, пригнувшись словно ищейка, быстро исчезает в тёмном дверном проёме, ведущем в дальнюю комнату, и тут же одобрительно восклицает: – Наш голубчик на месте! Идите сюда, Кофа. На словах "идите сюда" Кофа уже выглядывает из-за спины своего долговязого напарника – будет он ещё приглашения дожидаться, как же. Кхатту Джаха в своей жизни Кофа видел раза два от силы, но что-то ему подсказывает, что, даже будь они закадычными друзьями, сейчас узнать конкретного человека в том, что лежит перед ним на кушетке, было бы очень сложно. Зато в своей жизни Кофа, так уж вышло, видел ещё и немало мумифицированных трупов – ну, немало относительно среднего показателя, колеблющегося где-то в районе нуля – и вот как раз на это в своём нынешнем состоянии бывший магистр походил больше всего. Кожа, одновременно испещрённая морщинами и сухая как пергамент, тонкие пальцы сложенных на груди рук, проступающие даже через ткань скабы, едва заметно вздымающиеся и опускающиеся рёбра... Наверное, последнее и выглядит наиболее неестественно: не должно такое дышать и быть живым. – Как он вообще ещё не умер? – оторопело спрашивает Кофа. Джуффин неопределённо пожимает плечами: – Человеческое упрямство не знает границ. Особенно если этот человек разбирается в магии... Пока Кофа с брезгливым любопытством продолжает разглядывать бывшего магистра, Джуффин придирчиво выбирает лучшее из худшего, а именно наименее грязный и пыльный угол, чтобы усесться там, откинувшись к стене. Налюбовавшись, Кофа отходит от тела и встаёт над Джуффином, ожидая дальнейших объяснений, на что тот приоткрывает один глаз и смешливо щурится: – Сморило кошмарно, а тут и место такое располагающее. – А что ж, вдали от городской суеты, – соглашается Кофа. Но всё же добавляет сочувственно: – Прямо так, сидя на полу? – А куда деваться. Нет, конечно, вытаскивать-то я его мог откуда угодно, но его тело всё равно здесь. А транспортировать его мне что-то не хочется. – Н-да, – морщится Кофа. – А что будет, когда он проснётся? – Я проснусь следом и, надеюсь, к тому моменту уже буду обладать информацией, куда этот злой колдун дел нашего мальчика. Потому что меня гложут сомнения, что вне пространства снов Кхатта вообще будет в состоянии что-то сказать... – Не хочу показаться грубым, но, думаю, единственное, что он будет в состоянии сделать, так это скоропостижно скончаться от старости и от обиды, – говорит Кофа без тени улыбки. – Он окажет нам большую услугу, если так и сделает. Да и себе тоже, – добавляет Джуффин, видимо, чтобы совсем бессердечной скотиной не показаться. Но Кофа и не намерен его в этом упрекать: если такой взрослый дядька не то, что не может смириться с фактом собственной смертности, а ещё и чуть не загубил при этом чужую жизнь, то сам дурак. Вдвойне, причём. – Насчёт колыбельных я слово сдержу, но вот усыпляющее заклинание прочитать могу, если нужно, – предлагает Кофа, поняв, что продолжать разговор Джуффин уже не собирается. – Спасибо, но я справлюсь сам, – улыбается тот, не открывая глаз. – До встречи в этой реальности, сэр Кофа. Ещё немного Кофа наблюдает за тем, как лицо Джуффина постепенно расслабляется, а дыхание замедляется – он действительно погружается в глубокий сон менее, чем за минуту. Впрочем, сам Кофа последние несколько лет заснуть готов чуть ли не стоя – была бы возможность, поэтому большого шока по этому поводу не испытывает. В общем-то, он спокоен настолько, что достаёт из кармана трубку и не спеша принимается её набивать. К моменту, когда Кофа делает первую затяжку, вся полученная за вечер информация уже оказывается упорядочена и разложена по полочкам – много времени у него на это никогда не уходило, и даже лёгкое раздражение от всей этой темы со сновидениями при ближайшем рассмотрении было классифицировано как мимолётное и не стоящее пристального внимания. Потому, облюбовав единственный на весь дом целый табурет, он уже размышляет о том, куда можно было бы пристроить сорванца Кибу, когда всё закончится, что делать с Джахом, если он не погибнет, проснувшись, и ещё о куче других вещей, которыми неплохо бы заняться завтра, когда это дело будет закрыто раз и навсегда. Спустя минут пятнадцать ожидания запоздало приходит осознание, что уже этой ночью их с Джуффином мирное соглашение будет, наконец, расторгнуто, но особой радости от этого Кофа не испытывает. Напротив, даже как-то не хочется снова менять плодотворное сотрудничество на утомительное противостояние, но слишком уж велика вероятность возникновения очередного конфликта интересов, в котором уже никто из них на уступки не пойдёт. Кофа ловит себя на том, что из всего, что сейчас занимает его разум, именно от этих мыслей становится как-то действительно досадно. Да и, чего уж греха таить, их не связанных с работой бесед Кофе тоже будет не хватать. Только и остаётся надеяться на окончание войны и заслуженную пенсию – там уже мнение Его Величества не будет влиять на его, Кофы, выбор приятелей, будь они хоть трижды преступники. Кофа сам усмехается такой идиллической картинке, но развеивать её не торопится. Имеет он тоже право помечтать, в конце концов. Час спустя Кофа понимает, что его спокойствие понемногу улетучивается, зато предчувствие прямо-таки подбрасывает на ноги – сейчас что-то произойдёт. Ровно в этот же момент он слышит сиплый, переходящий в хрип вздох со стороны кушетки, будто Джах не проснулся, а вынырнул со дна реки и теперь жадно наполняет лёгкие воздухом. Боковым зрением Кофа успевает заметить, как сверкают светлые, кажущиеся во мраке почти белыми глаза Джуффина, а потом всё происходит так быстро, что времени осмыслить ситуацию совсем не остаётся. Киба возникает посреди лачуги одновременно со вспышкой заклинания – Джуффин парирует его взмахом руки, и, судя по тому, как задрожал не просто воздух, не лачуга, в которой они находились, а вся ткань реальности, в заклятье было вложено даже не желание убить, а стереть с лица земли само воспоминание о том, что Джуффин когда-то существовал. Впрочем, Кофа даже не успевает додумать эту мысль – сам он отвечает заклинанием не меньшей силы, но чуть более миролюбивым: Киба застывает в сияющей, будто состоящей из молний клетке, так и не успев больше ничего предпринять. – Ух, какие мы злые! – смеётся Джуффин так, будто это не его только что чуть не испепелили на месте. – У меня есть ощущение, что за этот час что-то кардинально поменялось, а я не в курсе, – укоризненно говорит Кофа, сложив руки на груди. – Да, есть такое, – отвечает Джуффин уже в движении, только, к изумлению Кофы, так торопится он не к Кибе, а к тихо всхлипывающему Джаху. – Я правда-правда всё расскажу по порядку, только дайте мне минуту… Ждать Кофе приходится целых три минуты, и всё же он тактично молчит и даже не сверлит затылок Джуффина возмущённым взглядом – пусть призвания у него и нет, а всё же отвлекать знахаря во время работы Кофа считает недопустимым. От прикосновений Джуффина Кхатта понемногу успокаивается и перестаёт хныкать и дрожать, после чего, кажется, вовсе засыпает, чем только увеличивает количество вопросов, которые уже вертятся у Кофы на языке. – Пока этого хватит, – удовлетворённо заключает Джуффин, поднимаясь на ноги. – Я весь ваш! – Я даже не знаю, с чего начать, – вздыхает Кофа. – Почему Киба пытался вас убить? И что за трепетное отношение к сэру Джаху? – А вы не догадываетесь? – улыбается Джуффин немного устало. – Я просчитался, Кофа. Секунду Кофа непонимающе смотрит на Джуффина, затем интуитивно переводит взгляд сначала на кушетку и в последнюю очередь – на созданную им самим клетку. Ему кажется, что смысл сказанного доходит до него просто мучительно медленно, но на самом деле он даёт ответ почти сразу: – Джах добился своего, да? – Да. Так что вы поймали того, кого нужно… И поступили очень правильно, не навредив ему. – Всё ведь ещё можно исправить?.. – Именно этим я и займусь, пока тело Джаха ещё держится. По моему сигналу вам нужно будет снять своё заклятье с тела Кибы – вряд ли оно помешает, но, учитывая состояние второго участника обмена, лучше перестраховаться. Кофа кивает и слегка похлопывает Джуффина по плечу – времени на долгие разговоры нет. Джуффин это тоже понимает, но всё же он, видимо, не ожидал такого дружеского жеста со стороны Кофы: в его глазах мелькает удивление, прежде чем он приступает к делу. На этот раз ожидание не длится долго, но Кофа видит, что борьба за жизнь Кибы ведётся интенсивная: на лбу Джуффина выступает испарина, а на напряжённых жилистых руках вздуваются вены. Совсем скоро Джуффин цедит, едва размыкая губы: – Сейчас. Кофа взмахивает рукой, будто хватает что-то в воздухе, и с силой тянет на себя, развеивая заклинание. Он успевает увидеть исполненное ярости выражение на лице Кибы, однако оно тут же пропадает, и Киба падает на пол, словно марионетка, которой обрубили ниточки. Кофа бросает взгляд на мумифицированное тело Джаха – его подбрасывает на тонком матрасе, глаза магистра широко распахиваются, и он обмякает тоже, вот только на его лице так и застывает посмертная гримаса. – Вот и всё, – выдыхает Джуффин облегчённо, освобождая Кофу от необходимости спрашивать, получилось ли у него. Но всё же он подходит к Кибе и бегло его осматривает, после чего заключает: – Обморок. Отлежится и будет как новенький. Сказав это, Джуффин опускается на пол возле Кибы. Недолго думая, Кофа усаживается рядом – теперь торопиться уже некуда. Некоторое время они сидят в тишине, пока Джуффин не изрекает громко и пафосно: – Как же хочется жрать. Кофа фыркает. Нет, желание после такого колдовства вполне понятное, но до чего смешно это звучит. – Думаю, будет честно с моей стороны угостить вас завтраком, – отзывается он. – Если вы дождётесь приезда моих ребят. Нет у меня абсолютно никакого желания самому возиться с официальным освидетельствованием смерти и задержанием. Зов я уже послал. – Тогда советую ещё воспользоваться-таки усыпляющим заклинанием – думаю, будет не очень, если Киба очнётся в камере предварительного заключения в ваше отсутствие, – запрокинув голову к потолку, ровным голосом советует Джуффин. – Дельная мысль. Немного поразмыслив, Кофа всё же накладывает и новое связывающее заклинание – не такое мощное, каким он запечатывал Джаха, но Кибе должно хватить. Закончив с этим, он снова обращается к Джуффину: – Где предпочитаете завтракать? – На ваше усмотрение. В последнее время в незнакомых местах самым вкусным вечно оказывается то, что заказали вы, так что я полностью вверяю свою судьбу в ваши руки, – мечтательно жмурится Джуффин. – Рад, что в по-настоящему важных вопросах вы считаете моё мнение авторитетным, – добродушно усмехается Кофа и добавляет снисходительно: – Не сочтите за грубость, но в вопросах высокой кухни вы остаётесь дремучим провинциалом. К счастью, начать тянуться к прекрасному никогда не поздно.***
К моменту, когда подчинённые Кофы добрались до лачуги Джаха, зверски оголодал уже не только Джуффин, поэтому в выбранный Кофой трактир они отправились Тёмным путём, предварительно разбудив трактирщика. Тот, так уж вышло, был старым знакомым Кофы, а потому, конечно, не смог отказать ему в небольшой услуге и открыл своё заведение чуть раньше обычного. К тому же вдвоём они в итоге за один присест сожрали еды чуть ли не на целую дюжину человек, так что даже с учётом сделанной скидки он остался в хорошем плюсе. За завтраком Джуффин в деталях расписал всё то, чего не успел рассказать на месте: и о том, как покойный сэр Джах умудрился прикинуться более слабым, чем был на самом деле, введя Джуффина в заблуждение, и о том, как Джуффин всё же приволок его с собой прямо из сновидения, чем и заслужил прилетевшее ему смертельное заклинание, и о том, как Джах не знал, что Джуффин заявился по его душу не один, а потому просто не успел среагировать на заклинание Кофы. Под конец ещё поделился, как провернуть обратный обмен телами: вдруг пригодится. Кофа, пусть и рассказчиком был куда лучшим, чем слушателем, всё же открыл в себе скрытые резервы и показал себя весьма благодарной публикой, тем более что Джуффин был одним из немногих знакомых ему людей, кто любую историю мог подать увлекательно. Впрочем, тут и стараться особо было не нужно: хоть сразу роман пиши, даже приукрашивать много не придётся. Вслух говорить об окончании сотрудничества не стали: и так всё было ясно. Однако момент прощания оттягивали долго, словно дети, которым пора расходиться по домам, и это неизбежно, но вот так просто взять и расстаться с товарищем по играм тоже невозможно. Выглядело это особенно комично при том, что Кофа пообещал рассказать, чем кончится дело с Кибой, что само по себе подразумевало, что этот фуршет не является логическим завершением истории, но ничего с собой поделать они не могли, да и не особо хотели, поэтому «завтрак» тянулся до самого обеда, после чего долг всё же вынудил Кофу уйти и наметить точку в их партнёрстве – пока бледную, но уже видимую.***
– Сэр Йох, я принёс отчёт знахаря, как вы и просили! – Спасибо, Киба. И шёл бы ты уже домой – и так задержался сегодня, – Кофа принимает из рук молодого полицейского самопишущую табличку. – Давай-давай, кыш! – Есть, сэр! Удивительная штука – судьба, думает Кофа, когда за Кибой закрывается дверь. После того случая мальчик так вдохновился работой полиции, что сам попросился к Кофе в штат. И всё это было, конечно, очень мило, да вот только магические ордена не имели тенденции так просто отпускать любого, кто оказывался погружён в их тайны, но Кибе несказанно повезло: за время общения с Джахом он успел не только побыть жертвой обстоятельств, но и вызнать у старика парочку тайн из его личного опыта. И орденское начальство довольно шустро сочло их достаточным вкладом для того, чтобы отпустить Кибу на все четыре стороны, взяв с него клятву о неразглашении, так что парень действительно легко отделался. Кофа, впрочем, не жаловался тогда и не жалуется по сей день: о таком смышлёном протеже, вставшем на путь исправления, можно было только мечтать. Кофа не склонен ни преуменьшать, ни преувеличивать ничьих заслуг, но нельзя не отметить крайне удачное сочетание аналитического склада ума и способностей к магии, которыми, к сожалению, очень редко могут похвастать даже лучшие его сотрудники. Конечно, Киба всё ещё находится на особом "испытательном сроке", и без поручительства Кофы не видать бы ему государственной службы, но Кофа уже почти уверен, что всё у него будет в порядке. Редкую для полицейского участка тишину нарушает стук в дверь. Уверенный, что ночь выдастся спокойная, Кофа разогнал почти всех своих сотрудников: пусть отдыхают, пока есть возможность. Но всё же совсем пустовать участок не мог, и странно, что ночного посетителя никто не встретил. – Войдите, – чуть повысив голос, приглашает Кофа, – что у вас слу... В едва приоткрытую дверь, щурясь и чуть ли не облизываясь, как лис, пробравшийся в индюшатник, с нагловатой ухмылкой на своей шимарской роже, просачивается Джуффин Халли, более известный как Кеттарийский Охотник или Кеттариец, и беспардонно усаживается в кресло для посетителей. Насладившись образовавшейся немой сценой, он театрально заламывает руки: – Господин Йох, сэр, кажется, мне нужна помощь полиции... У Кофы уходит ровно три секунды, чтобы окончательно взять себя в руки и смириться с происходящим. Смириться настолько, что он ставит на жаровню кувшин с камрой и спрашивает заботливо, будто имеет дело с тяжело больным пациентом, сбежавшим из Приюта Безумных: – Рассказывайте, голубчик, я весь внимание.