Горелка

      Хочу рассказать вам свой рассказ, пока моя воля позволяет мне это и я не скатился в бесконечное безумие. Знали ли бы вы, тяжесть испытаний выпавших по мою душу. Начинаю этот рассказ я, сидя в окопе и смотря на осточертевшую горелку, что тускло излучал холодный синий, равнодушный свет, мертвый свет. Взгляд то и дело опускался на случайных фигуры, которые были скрыты в песчаного цвета плащи, лица их были скрыты одинаковыми защитными экранами. Они и были своего рода лицами, в этой всепожирающей пустыне. Вся наша реальность уже бесчисленное количество времени заключается в бесконечной битве, что не кончается уже… А не знаю я, давно сбился со счета, ведь зачастую день здесь не отличается от ночи. Пылевые бури скрывают солнце, лишь графический интерфейс шлема позволяет хотя бы примерно определить, что и где находится. Эта битва не оставляет иного выбора, иного смысла, кроме как сражаться будучи по локоть в крови, словно обезумевший зверь.       Давно уже стало не интересно пытаться узнать имена других, слушать их истории, хотя какие там истории. Подобное случалось настолько редко, что и не знаешь было ли это на самом деле. Никто не хочет делится ничем, что осталось за границами этой войны. Да и если честно я сам не помню, что же существует кроме нее. Это явление, впившееся в суть человека словно паразит, высасывает из нас все соки, воспоминания, эмоции. Безразличие перестало угнетать. А безразличие других давно стало нормой, хотя раз за разом встречаются те, кто пытаются повторить то, что ранее делал я, признаться, даже меня они расспрашивали, но что я мог ответить, так и смотрел озадаченным взглядом, от чего новичок смущался. Когда мы получили пополнение?       И снова душераздирающий звук свистка сержанта и команда. Мы встаем со своих мест, поднимаем измученное нашими руками оружие. Какой-то особо заботливый солдат забирает горелку и вновь мы все идем в бой сплошным живым потоком на такой же встречный поток. Видя при этом перед собой только потоки, живые реки песка и пыли и изредка пролетающие в разных направлениях сгустки высоко нагретой плазмы. Убийства даются легко, даже слишком. Уже в который раз мне не везет не пасть от шального, но избавляющего от мучений попадания. Наконец две волны сталкиваются друг с другом и кровь вновь льется потоком, чтобы в следующий миг быть поглощенным пустыней. Праздник освобождения длиться недолго, буквально через пять минут все заканчивается, заканчивается и буря. Ночь освещает серебряным светом звезд множество тел, что покрывают песчаные сугробы, так нежно принявшие в свои объятия тела.       Слышу вой. Песок под ногами обваливается, скрипит и засасывает, будто предостерегая. То и дело нога цепляет чье-то тело или оружие. Так и получилось, что в следующий миг нога потеряла опору судорожное движение ногой на этот раз не помогло. Я рухнул в песок, впрочем, аккуратно встал вновь. Сердце набирает обороты, рука погружается в песок и достает оттуда горелку. Коротким движением горелка включается и вновь раздается вой, звериный рык, наконец бархан преодолен и вид открывается на белую, укутанную в плащ фигуру, что осколком шлема уже далеко не в первый раз пробивает чью-то грудь. Его голова поднимается на меня. Лицо смутно знакомое, но его глаза кровоточат от песка, а лицо покрыто множеством порезов. Пустыня не щадит.       Тяжелый вздох вырывается из груди. Обезумевший. Время от времени кто-то срывается и их приходится успокаивать, но единственное средство от этого… Выстрел винтовки прерывает существование еще одной жертвы этой бессмысленной войны, война, которая каким то образом, стала единственной реальностью.       Настало время копать окопы, из-за спины я достал короткую лопатку и начал свое дело. Через неопределенное время, мои боевые братья присоединились ко мне, а в полдень, подъехала перерабатывающая Машина. Ключевая часть нашей жизни здесь, Сеть окопов была достроена, она существует лишь краткий миг, до вечера, уже ночью, она перестает существовать под диким натиском мертвой природы. Закончив свою часть работы, я пошел получать паек. К Машине. Получить паек здесь крайне просто, достаточно всего лишь притащить любое павшее здесь тело и запихнуть в техническое отверстие машины, чтобы получить на руки боеприпасы и вязкую словно сметану жидкость, служившая здесь едой. Она выдавалась в специальных контейнерах, что вставлялась в броню, и позволяла питаться даже в вакууме.       Вечерело. Скоро время очередной резни. Вы можете спросить меня, а почему мы не атакуем днем? Не знаю я, возможно видимость слишком хорошая, и мы сразу поляжем, возможно так эффективнее, все решают сержанты, правда никто их не видел, но приказ же приходит откуда-то. Тем временем ветер начал все сильнее поднимать песок в воздух. Пора включать горелки, достав ту, что нашел в песке, я протер ее и включил. Огонек поколеблясь чуть не потух, но набрал свою силу и загорелся уверенно. На свет горелки собрались воины. Минуты тянулись вечностью, ветер все усилился. Мы смотрели на горелку и не думали ни о чем. Свисток. Мы поднялись все одним живым организмом и пошли вперед, все разгоняясь. Горелки вновь потухли и спрятались в рюкзаках, изолированных доспехов. На этот раз бой был яростнее в десятки раз. Не повезло. Попал в самый эпицентр битвы. Обычно тут выживает не более 5% бойцов. Замах. Удар. Выстрел. Уворот. Вдруг выстрел прошел слишком близком к маске Врага. Плазменный шар буквально вскипятил материал от чего шлем треснул. Лицо, то самое лицо, что преследует его днем в кошмарах, но времени думать нет, рука спускает курок в очередной раз и убивает его. Битва длилась еще долго. Все чаще, глаза начинают искать то лицо. Искать везде, в противнике в союзнике, даже в песке. И самое страшное, что глаза находят, от чего внутри все кипит, словно волна непонимания поднимает первородную ярость.       В какой то момент, яростная стрельба прекращается, кончился боезапас. Я снимаю штык нож и бегу на тех редких врагов, что тут остались. Мы повалились и словно бешеные собаки начали драть друг друга. Наконец нож опускается, забирая еще одну жизнь. Дрожащими руками я снимаю шлем противника и рассматриваю лицо. Снова это лицо, опять и опять. Шлем в руке отражает мой собственный шлем, такой похожий, такой знакомый. Я снимаю свой шлем и в отражении защитного стекла вижу все то же лицо. Ярость, кровь, и острый песок исказили его. Нож вновь поднялся и начал опускаться в точно такое же мертвое лицо, раз за разом разрывая то глаз, то рот, то скоблясь о кость черепа. В какой-то момент я остановился, сверху надо мной послышался вздох. Я устало повернулся. Солдат стоял на бархане, на поясе у него светит синим горелка. Его руки поднимают ружье. Выстрел.       Хочу рассказать вам свой рассказ, пока моя воля позволяет мне это и я не скатился в бесконечное безумие. Знали ли бы вы…